Спросить
Войти
УДК 719:72
СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ПРАВОВОГО РЕЖИМА ОХРАНЫ КУЛЬТУРНОГО СЛОЯ
ВЕЛИКОГО НОВГОРОДА (XVIII-XX ВВ.)
А.Ю.Прокофьев
Гуманитарный институт НовГУ, novsu@novsu.ru
Статья посвящена обзору истории становления законодательства об охране археологических объектов в России на примере Великого Новгорода. Автор анализирует функцию государства по охране памятников в Российской империи, в СССР и в Российской Федерации.
The а!^^ reviews the history of the development of legislation on the protection of archaeological sites in Russia by the example of Veliky Novgorod. The author analyzes the function of the state for the protection of historical heritage in the Russian Empire, the Soviet Union and the Russian Federation.
Культурный слой Великого Новгорода являет собой археологический памятник мирового значения. Но этот факт не отменяет сложности определения его правового режима. Такое положение является наследием сложного исторического пути формирования нормативной базы охраны археологических объектов. Правовое упорядочение их учета на территории России начинается с момента преобразований Петра I, создания имперской системы управления и контроля. И это было весьма актуальным моментом в государственном строительстве, поскольку, как точно замечает В.Л. Янин, начиная с XVII в., и особенно - с XVIII в., в русских городах началось массовое каменное строительство, которое потребовало сооружения глубоких фундаментов зданий. Как следствие при устройстве котлованов выбрасывались массы земли, что грозило разрушением и утратой археологических объектов [1].
Некоторым образом ситуацию спасло то, что многие губернские и уездные города получили генеральные планы, ориентирующие архитекторов на регулярную застройку, позволявшую сохранить неповрежденным культурный слой старых городских кварталов [2]. Однако одними лишь строительными планами ограничить охрану археологического наследия не представлялось возможным и в то время. Требовалось последовательное административное регулирование.
Работа началась с создания Императорского Археологического общества, которое призвано было стать главным источником законодательной инициативы в области охраны исторических памятников.
В 1851 г. в предисловии к «Записке об обозрении русских древностей» Императорское Археологическое общество обращается к просвещенным соотечественникам с инструкцией по поводу сбора информации о русских древностях. На тот момент крайним пределом для исследований русских древностей был определен 1700 г. На основе собранных сведений общество надеялось издать археологический атлас по губерниям [3].
В 1852 г. последовал Указ императора Николая I по поводу постановки на государственный контроль и подчинения ведению Министерства уделов всех археологических изысканий в России. В том же году новгородскому военному и гражданскому губернатору поступило предписание от министра уделов графа Л. А. Перовского доставлять найденные древности для представления Государю Императору. В свою очередь циркулярные распоряжения новгородского губернатора были направлены уездным исправникам, руководителю губернских топографических работ, губернскому землемеру, уездным предводителям дворянства, чиновникам особых поручений, дежурному офицеру при начальнике нкругов пехотных солдат [4]. Для Новгорода этот документ оказался весьма кстати. С.В. Моисеев обращает внимание на то, что культурный слой Новгорода к тому времени уже привлек внимание исследователей. Епископ Евгений первым указал на него как на исторический источник. В 1807 г. он провел археологические раскопки в Новгороде вокруг стен Георгиевского собора Юрьева монастыря [5].
Интерес к новгородским древностям со стороны научной общественности также был очевиден. С 1828 г. в Новгороде по указу Св. Синода в рамках проекта «Археологическое путешествие по России» работал историк П.М. Строев, представлявший к тому же Академию наук. Сотрудничество Св. Синода и Академии наук в деле охраны памятников дало реальные результаты. Значительное количество памятников получило документальное освидетельствование и благодаря этому не кануло в Лету в ходе бурных событий XX в. Данную работу можно считать прообразом будущей паспортизации археологических и исторических памятников.
В дальнейшем административное регулирование было направлено на максимальную детализацию правил обращения с древностями, представляющими собой национальное достояние. В «Положении об императорской Археологической комиссии» 1859 г. четко прописано, что таковая состоит отдельным учреждением в Министерстве императорского двора. Это выводило работу по охране памятников истории на совершенно новый уровень, теперь она составляла официальную функцию государства. Комиссия получала право «...следить за всеми делающимися в государстве открытиями предметов древности, о которых извещают её также и местные начальства», а также заботиться, «.чтобы в том случае, когда настоит надобность уничтожить какой-либо остаток древности, как-то: памятник зодчества, курган и проч., или произвести большие земляные работы на месте древнего города или замечательного урочища, которые находятся на землях казенных или общественных, приняты были, по возможности, нужные археологические меры, и если при работах этих ожидаются важные археологические открытия, то чтобы к ним мог быть допущен её чиновник» [6].
С.В. Моисеев считает, что систематическое изучение новгородских древностей начинается с середины XIX в., когда по распоряжению Св. Синода в Новгороде начинает работу комиссия для создания подробного историко-археологического описания церквей, монастырей и «уцелевших в них примечательностей». Работавший в составе комиссии архи-мандрид Макарий (Миролюбов) исследовал древний архив, обнаруженный в тайниках Софийского собора. Изучение архива и вещественных памятников позволило ему создать 2-томный труд «Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и окрестностях», вышедший в свет в 1860 г. [7]
Оценивая активную деятельность Синода в формировании коллекций христианских древностей, И.А. Шалина справедливо замечает, что внимание этого имперского органа было направлено главным образом на «освидетельствование» церковного имущества, но при этом многие акты были продиктованы заботой о сохранении памятников [8].
Безусловно, работа проведенная духовенством по распоряжению Св. Синода, имела неоценимое значение для сохранения исторических памятников, но не предполагала применения методики и технологий профессиональной археологии и не отменяла необходимости последовательного налаживания системы государственного контроля.
В 1877 г. был разработан «Проект правил о сохранении археологических памятников», подготовленный комиссией А.Б. Лобанова-Ростовского. В отличие от аналогичного документа 1869 г., где задача сохранения исторического наследия возлагалась на научные общества, в данном проекте четко утверждался принцип государственного контроля при делегировании некоторых полномочий научным кругам. Как считает М.А. Полякова, этот вариант означал более продуманную систему охраны [9]. Для наблюдения за сохранением памятников предполагалось учредить императорскую Комиссию о сохранении исторических памятников при Министерстве народного просвещения. Кроме того, выделялись археологические округа, включавшие в себя по нескольку губерний. Новгородская губерния была отнесена к С.-Петербургскому округу [10]. Однако Министерство финансов отказалось ассигновать средства на нужды комиссии, предложив отложить её учреждение до более благоприятного времени [11].
Тем не менее правительство не оставляло попыток наладить контроль над археологическими памятниками, правда, по привычке делая упор на администрирование, не требующее серьезных финансовых расходов. Так, в 1884 г. гражданским губернаторам был направлен циркуляр Министерства внутренних дел с подтверждением распоряжений о запрещении кладоискательства и о порядке сдачи археологических находок. Аналогичный циркуляр был разослан и в 1886 г. [12]
Серьезным преимуществом даже по сравнению с современным состоянием правового регулирования гражданского оборота исторических ценностей было предусмотренное ст. 539, ч. 1, т. Х Свода законов Российской Империи назначение компенсации за передачу в государственную собственность исторических ценностей. Так, за передачу государству клада старинных монет или других древностей предусматривалась компенсация добросовестному лицу всей «настоящей» цены драгоценного металла [13]. Лучшего способа стимулировать «открытый диалог» государства с кладоискателями придумать невозможно.
А в 1889 г. Александр III издал указ о предоставлении Археологической комиссии исключительного права выдавать разрешения на проведение археологических раскопок на государственных и общественных землях без согласования с комиссией и Академией художеств [14].
Подобная настойчивость свидетельствовала о выявленных негативных тенденциях в охране археологических объектов, а именно - о недостатке внимания местных властей к данной проблеме. В начале XX в. велась активная работа по обновлению всего законодательства об охране исторических памятников. Однако Первая мировая война и революционные события внесли на повестку дня сугубо политические вопросы. Именно политическая целесообразность доминировала в планах большевиков по культурному преобразованию России. Поэтому, несмотря на обилие правовых актов, изданных в первые годы Советской власти с целью установления учета и контроля культурных и исторических ценностей, огромное количество таковых погибло в горниле революции или было превращено в товар с целью получения средств на мировую революцию.
И все же необходимость установления централизованного контроля над национальным достоянием была очевидна и для победившего пролетариата. Инструкцией, утвержденной Президиумом Всероссийского Центрального Исполнительного комитета, от 7 января 1924 г. «Об учете и охране памятников искусства, старины и природы» (СУ, 1924, № 18, ст. 179) обязанность фактической охраны памятников зодчества возлагалась на губернские и областные исполнительные комитеты при непосредственном участии губернских подотделов по делам музеев или заменяющих их органов. В частности, должны были быть предприняты меры к охране археологических памятников (курганов, городищ, стоянок и т.п.) с тем, чтобы не производились действия, разрушающие целость означенных памятников. Раскопки таковых следовало теперь производить исключительно на основании открытых листов, выдаваемых отделом по делам музеев Главного управления научных учреждений Академического центра Народного Комиссариата Просвещения [15].
Изданная во исполнение декрета «Инструкция об учете и охране памятников искусства, старины, быта и природы» (СУ, 1924, № 66, ст. 654) разъясняет, что в отношении археологических памятников исполнительные комитеты обязаны:
- следить, чтобы городища, курганы, могильники и проч., не распахивались, не раскапывались в каких-либо хозяйственных целях, а в окружности памятников оставалась бы неприкосновенной охранная полоса шириною от одной сажени и более в зависимости от размера и значения памятника;
- вменять в обязанности руководителям земляных и строительных работ иметь наблюдение за тем, чтобы при производстве этих работ случайно обнаруженные археологические памятники не подверглись разрушению;
- следить, чтобы археологические разведки и раскопки производились на основании разрешений (открытых листов), выданных отделом по делам музеев.
Среди перечисляемых далее должностных обязанностей исполнительных комитетов называется функция контроля за тем, чтобы все случайно обнаруженные находки, клады и отдельные предметы археологического значения обязательно сдавались в ближайшие государственные музеи. В случае укрывательства находок и кладов, исполнительные комитеты должны были изымать таковые у «находчиков» и привлекать последних к ответственности в установленном порядке [16].
В связи с участившимся на местах самоуправством властей в вопросах решения судьбы исторического наследия Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом и Советом Народных Комиса-ров 10 февраля 1934 г. было принято постановление «Об охране археологических памятников» (СУ, 1934, № 9, ст. 52). В документе помимо общих положений, предусматривающих ужесточение контроля за охраной археологических объектов, намечалась работа по созданию списков комплексных памятников, имеющих крупное научное значение, для признания таковых археологическими заповедниками. Однако при этом, в лучших традициях отечественного администрирования, расходы по изучению и фиксации памятников относились на счет учреждений, их использующих. Данная формулировка в силу расплывчатости априори делала поставленные цели невыполнимыми. И, тем не менее, бурная правотворческая деятельность, свидетельствовавшая о намерении государства взять под контроль любые исследования археологических памятников, послужила базой для развития академической археологии, накопления научных знаний, расширения научного поиска.
Относительно благоприятные условия, гарантированные государственным надзором в сфере охраны исторического наследия, позволили перейти к планомерному научному исследованию археологических памятников. Видимо, поэтому системное археологическое исследование культурного слоя Новгорода, как замечает В.Л. Янин, начинается с 1932 г. [17]
После Великой Отечественной войны, когда историческое наследие Новгорода понесло невосполнимые утраты, значение сохранившихся в древнем культурном слое археологических артефактов возросло еще больше. Теперь воссоздание объективной картины повседневной жизни средневековой Новгородской республики напрямую зависело от государственной политики в сфере охраны археологических памятников.
Историческое наследие Новгорода получило мощный импульс для интенсивного научного исследования в 1951 г. благодаря находке первой берестяной грамоты на мостовой XIV в. Как известно, артефакты, содержащие фрагменты письменности, любые письменные источники являются наиболее ценными и важными находками в истории мировой археологии. Таким образом, Новгород приобрел статус хранилища древнейших письменных источников Руси. Данный факт не мог остаться без внимания со стороны государства.
В немалой степени сохранению исторического наследия способствовало постановление городского Совета депутатов трудящихся 1969 г. «Об охране культурного слоя». По мнению В.Л. Янина, этот правотворческий опыт новгородцев был в дальнейшем учтен при создании закона 1976 г. (Закон СССР «Об охране и использовании памятников истории и культуры») [19].
Главное преимущество этого нормативного акта, как отмечает В.Л. Янин, как раз и состоит в том, что впервые в мировой практике были введены в число безусловно охраняемых объектов «участки исторического культурного слоя древних населенных пунктов» (статья 5). Это значит, что государственной и общественной охране теперь подлежали древности,
ожидающие исследователя в недрах существующих, активно живущих и развивающихся древних городов [20].
Однако отраслевое законодательство и тогда, и вплоть до последнего времени грешит формальным подходом к охране культурных ценностей. В.В. Кулыгин справедливо отмечает отсутствие законодательной фиксации видового объекта преступлений против культурного достояния в уголовном праве, а также несоответствие уровня наказуемости отдельных видов деяний [21]. Это в равной степени касается и исторических памятников, в том числе культурного слоя как археологического объекта. Чем это грозит на практике? За хищение экспоната из музея виновное лицо несет наказание куда более значительное, чем за разрушение исторического, в том числе и археологического, памятника. Серьезную проблему представляло и представляет отсутствие системности в регулирования археологических изысканий. Нормы, определяющие правовой режим культурного слоя как археологического памятника, буквально разбросаны в массивах гражданского, административного, уголовного законодательства, а также законодательства о культуре. Такое положение, сохраняющееся и на данный момент, следует признать результатом непоследовательности развития нормативной базы на протяжении всей истории формирования правового режима археологических памятников, а также частыми изменениями целевой направленности правового регулирования. Однако уроки исторического развития такового позволяют современному законодателю наметить пути преодоления накопившихся проблем, что, в свою очередь, вселяет оптимизм относительно судьбы национального достояния.
Bibliography (Transliterated)
