МУЛЬТЕПАЛЬ: О СУЩНОСТИ И ИДЕОЛОГИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ МАЙЯ ПОСТКЛАССИЧЕСКОГО ПЕРИОДА

ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2018. № 4

В.В. Федюшин*

мультЕпАль: О сущности И ИДЕОЛОГИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ МАЙЯ ПОСТКЛАССИЧЕСКОГО ПЕРИОДА

V.V. Fedyushin

MULTEPAL: ON THE NATURE AND IDEOLOGY OF A POSTCLASSIC MAYA POLITICAL SYSTEM

Аннотация. В статье рассматривается надлокальная политическая организация майя в поздний постклассический период (XII — первая половина XVI в.), а именно — ее форма, на примере Майяпанской державы известная как мультепаль. Автор отмечает отсутствие в историографии единого представления об особенностях данной системы. Целью исследования является выделение ее признаков и сущностная характеристика как в политическом, так и в социально-экономическом смысле. По мнению автора, мультепаль следует считать не единичным примером, но вариантом надлокальной политической организации майя постклассического периода. данная форма правления была тесно связана с общинными институтами власти и черпала свою легитимность из этих низовых форм организации. В политическом плане мультепаль предполагал наличие верховного совета локальной и/ или региональной знати, однако наиболее характерной его чертой следует считать не это обстоятельство (так как фактически власть всё же находилась в руках глав наиболее сильных родов), но концентрацию удельной знати в столице государства. Эта концентрация позволяла добиться максимально возможной экономической (в силу сосредоточения значительной части прибавочного продукта в одном центре) и политической централизации: необходимость длительного или постоянного пребывания в столичном центре заставляла локальные династии выстраивать более сложный административный аппарат, перепоручая управление своими уделами должностным лицам или младшим членам своих родов. научная новизна статьи состоит в разработке соответствующего понятия и подтверждении данных письменных источников археологическим материалом. Автор полагает, что категорию мультепаль можно применить не только к Майяпанской дерФедюшин Владислав Валерьевич, аспирант кафедры истории древнего мира исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова

Fedyushin Vladislav Valeryevich, PhD Candidate, Section of History of the Ancient World, History Department, Lomonosov Moscow State University +7-985-316-04-36; vladfedyushin@gmail.com

жаве, но и к ряду региональных образований Горной Гватемалы, северного и центрального Юкатана, а также Центрального Петена (Тулум-Танках, Косумель, Сакпетен, Топоште, Хакавиц, Утатлан, Кавиналь). Кроме того, исследование делает шаг в сторону отхода от устоявшегося в майянистике жесткого разделения общественной реальности на обособленные «сферы», одной из которых предстает политическая организация.

Abstract. The subject of this study is the supralocal political organization of the Maya in the Postclassical period (12th to the second half of the 16th centuries), more precisely, its form known as multepal, based on the example of the Mayapán state. The author states that there is no common notion of the distinctive features of this system in historiography. The aim of this study is to highlight these features and to characterize in detail both its political and socioeconomic dimensions. According to the author, multepal should be viewed not as a unique example, but as a variant of the Postclassical Maya supralocal political organization. This form of government was closely linked to the communal institutions of power and drew its legitimacy from these grass-root forms of organization. In its political dimension, multepal implied the presence of a supreme council of local and/or regional nobility. However, we should consider as its most distinctive characteristic not this feature (for, in fact, power was held by the most powerful family lineages) but the concentration of local nobility in the state&s capital. This concentration allowed to achieve the greatest possible centralization, not only economically (due to the concentration of a significant part of additional goods in one center) but also politically: the necessity of a long-term or permanent presence in the capital, obliged local ruling dynasties to create a more complex administrative apparatus, authorizing officials or junior members of their lineages to manage their domains. The scientific novelty of this article lies in the author&s elaboration of the above-named concept, using the combined data from written sources with that of archaeological excavations. The author considers that the concept of multepal could be applied not only to the Mayapán state, but also to a number of regional political entities of the Guatemalan highlands, Northern and Central Yucatán, as well as Central Petén (Tulum-Tancah, Cozumel, Zacpetén, Topoxté, Hakawitz, Utatlán, and Kawinal). Additionally, the author makes a step towards the refusal of the rigid fragmentation of social reality into separate "spheres", one of which represents the political organization, that has been well-established in the Maya studies.

Наиболее плодотворным направлением изучения общества майя позднего постклассического периода (XIII — первая половина XVI в.) в настоящее время является исследование его политической

структуры1. В этом направлении сделано уже немало, однако ряд вопросов первостепенной важности до сих пор не получили достаточного теоретического объяснения. К их числу принадлежит и вопрос о сущности той политической организации, которая (не будучи до конца определена) в историографии известна как муль-тепаль (multepal).

Сам термин происходит из двух мест книг Чилам-Балам. Одно содержится в книгах из Мани и Тисимина2, а второе — в этих же текстах и в книге из Чумайеля3. Открыт для широкой публики он был американским путешественником Джоном Ллойд-Стивенсом, опубликовавшим часть хроники с переводом во 2-м томе своих записок о Юкатане. Интересующее нас выражение "multepal ich cah Mayapan" он перевел как «совместное правление людей Майяпана (англ. the people of Mayapan)»4. С лексической точки зрения такой перевод верен лишь отчасти. действительно, согласно раннеколониальному «Словарю из Мотуля» Антонио де Сьюдад-Реаля, центральное значение корня mul — «делать что-либо сообща или в объединении, среди многих»; как фразеологический элемент он весьма плодотворен: mulcahtal — «жить вместе» (от cahtal — «жить, обитать»), mulcol — «общинное поле» (от col — «поле, мильпа»), mulmenyah — «работать сообща» (от menyah — «работать») и т.д.5 Заимствованный из науа термин tepal в XVI в. означал «царствовать, управлять как король, быть сеньором»6. Однако ни о каких «людях Майяпана» источник не говорит; "ich cah Mayapan" можно перевести лишь как «в кахе (городе) Майяпане».

Немного позднее выдающийся французский майянист Шарль-Этьен Брассёр де Бурбур принял достаточно вольную и искажающую смысл интерпретацию дж. Ллойд-Стивенса, расширив ее

до отождествления с республиканским строем7. Однако, хотя выражение был известно и в какой-то степени проблематизировано еще в середине XIX в., ни тогда, ни столетие спустя интереса у исследователей оно не вызывало. Всё изменилось с публикацией в 1957 г. монографии американского антрополога Ральфа Ройса о политической географии постклассических майя8. На долгие годы после нее общепринятым стало толкование мультепаля как «объединенного правления» (англ. joint government) нескольких главенствующих линиджей (в самом существовании которого к тому времени сомнений не оставалось).

Однако по мере накопления материала разные исследователи наделяли понятие собственным смыслом. Майянисты, оказавшиеся под влиянием идей Р. Ройса, определяют мультепаль лишь как конфе-дерацию9; исследователи, сформировавшиеся под воздействием неоэволюционистской школы, склонны отождествлять его с моделью сегментарного государства10; одни концепции относят к мультепалю любую политическую организацию майя, при которой власть верховного правителя дополняется советом знати11, другие допускают «полноценную» его реализацию лишь при полном отсутствии какой-либо царской власти12. Наконец, немецкая исследовательница Антье Гунсенхеймер вовсе считает термин, неправильно истолкованным топонимом, относящимся к центру Майяпана, и предлагает его отбросить13 (что, по нашему мнению не имеет смысла).

На данном этапе, безусловно, мультепаль нельзя считать научным термином — он не имеет точно определенного содержания. Но даже и в настоящем виде он схватывает важный тип политического строя постклассических майя, который, как представляется, не был уникальной особенностью одной лишь Майяпанской державы.

Основываясь на имеющихся источниках, майяпанскую политическую организацию мы не можем свести ни к конфедерации, ни к модели сегментарного государства; нельзя даже считать ее децентрализованной. обратимся к важнейшим ее чертам.

Верхушки правящих линиджей проживали в одном центре — собственно Майяпане. Францисканец Диего де Ланда, в XVI в. зафиксировавший многие утраченные позднее предания и сюжеты династических историй, передает в их числе и легенду об основании города, упоминающую поселение всех местных правителей внутри оборонительной ограды14. о проживании на территории Майяпана «сеньоров, имевших в старину власть над этой землей», свидетельствуют и информаторы «Сообщения из Мотуля» Хуан Печ и Хуан Кумки15. О том же говорят и данные археологических раскопок. Еще Татьяна Проскурякова, в середине XX в. бывшая одним из руководителей масштабной экспедиции института Карнеги, обратила внимание на постройки определенного и крайне характерного типа — «колонные залы» (англ. colonnaded halls), 13 из которых были зафиксированы археологами в монументальном центре городища, еще по меньшей мере 4 — вне его. Исследовательница считала их либо упоминаемыми Д. де Ландой юношескими домами, либо административными сооружениями, связанными с подчиненными провинци-ями16. С развитием археологии постклассического периода сходные сооружения были обнаружены в ряде поселений Горной Гватемалы, прежде всего — в столице царства майя-киче Утатлане. Опираясь на свидетельства испанских конкистадоров, заставших функционирование этого центра, археолог Ричард Кармак показал, что «длинные постройки» (англ. long structures) Утатлана, аналогичные «колонным залам» Майяпана17, выполняли роль ритуальных, политических и

Dissertation zur Erlangung der Doktorwürde der Philosophischen Fakultät. Rheinischen Friedrich-Wilhelms-Universität zu Bonn, 2002. P. 37-38, 43, 67, 99, 371.

даже оборонительных центров отдельных правящих линиджей18. Наличие в Майяпане немалого числа жилых групп дворцового типа (англ. elite residences), содержащих храмовые постройки с родовыми захоронениями19, также говорит в пользу той версии, что локальные правящие династии проживали в городе на постоянной основе. Такой же вывод можно сделать и из рассказа Д. де Ланды о восстании 1441 г., покончившем с гегемонией рода Кокомов: согласно записанной им традиции (не доверять которой у нас нет оснований, т.к. одним из главных информаторов францисканца был Хуан Коком20), мятежники сумели сразу же истребить всю династию, кроме одного наследника, отбывшего в торговую экспедицию в Гондурас21. Еще в конце XVI в. представители юкатанской знати могли указать на территории Май-япана расположение своих покинутых дворцов22 — это лишний раз подтверждает ритуальное значение данных построек, связанное, прежде всего, с существованием в них родовых захоронений. Участие в политической жизни Майяпана как центра крупной державы было для представителей знати важнее управления собственными уделами. Об этом говорит наличие института кальваков — должностных лиц, ответственных за связь глав династий с их землями и за сбор дани с подчиненного населения23. В изложении Д. де Ланды суверенитет майяпанских линиджей над правителями подчиненных им селений выглядит весьма слабым: «Сеньоры назначали правителей (gobernadores) и, если были согласны, утверждали в [тех же] должностях их сыновей; они поручали им хорошо обращаться с простыми людьми, поддерживать мир в селении и заботиться о работах, которые бы обеспечили их и сеньоров»24. Другими словами, вмешательство их ограничивалось номинальной инвеститурой глав отдельных селений.

Следует иметь в виду и то обстоятельство, что политическая жизнь Майяпанской державы строилась вокруг противостояния двух или трех важнейших династий (Шивов, Кокомов и, возможно, Печей), вокруг которых группировались более слабые линиджи. Неудивительно, что майяпанское прошлое этих более слабых династий не отражено в письменных источниках так же полно, как прошлое родов-гегемонов. Однако определенные намеки на их положение имеются. Так, автор «Сообщения из Тиаба и Тиэка», несомненно, с опорой на местную традицию, утверждает, что это селение было основано неким Коком-Катом (Cacom Cat), вышедшим из Майяпана «с некоторыми своими друзьями». «Сообщение» называет этих «друзей»: Наваты, Цулимы25, Эваны, Чунабы «и прочие», ведущие свою родословную от «древних сеньоров этой земли»26. В искаженном, безусловно, виде традиция сохранила воспоминание о том, что местные правящие роды получили свои уделы из рук Кокомов. При этом селение Тиаб ко времени Конкисты принадлежало кучкабалю Мани, т.е. контролировалось главными противниками Кокомов — Шивами27. В местной традиции этот род, что неудивительно, занял центральное место: Тутуль-Шивы считались правителями всего Майяпана28. Тем значительнее тот факт, что память о Кокомах сохранялась. Этот отдаленный во времени и отсылающий ко враждебному линиджу эпизод, тем не менее, легитимировал положение локальной знати, подобно тому как для подкрепления своих прав на соляные копи правители Кавкеля ссылались на пожалование им соответствующих привилегий в эпоху майяпанского владычества29.

Очевидно, что перечисленные роды по отношению к Кокомам могли находиться лишь в зависимом положении. Наваты упоминаются в книге Чилам-Балам из Чумайеля в качестве защитников южных ворот Майяпана, т.е. военных наемников; Цулимы помещены на западе города; хотя выполняемые ими функции и не указаны, контекст недвусмысленно говорит о такой же роли30. Есть все основания полагать, что эти два линиджа были связаны с Кокомами отношениями

вассалитета или клиентелы, точно так же, как с ними же был связан другой конгломерат наемников-чонталей — Канули31, и так же, как с Шивами связаны были Ковохи32.

Вообще, стоит отметить, что письменные источники раннеко-лониального периода, хотя и крайне скупо, сообщают о вассальной зависимости от сильнейших линиджей других родовых коллективов, пусть не всегда удается установить, о каких именно группах идет речь. Так, Д. де Ланда пишет, что после восстания 1441 г. выживший наследник-Коком собрал «своих родственников и вассалов», силами которых и образовал кучкабаль Сотуты33. История бегства из Майяпана жреца Мо-Ч&еля и создания им собственного кучкабаля, рассказанная в «Сообщении из Кансахкаба», также содержит упоминания достаточно многочисленных зависимых лиц34. Логично предположить, что суверенитет таких линиджей, вынужденных следовать за патроном даже в момент его сокрушительного поражения, зависел, в первую очередь, от самого этого патрона; и еще более он сужался в результате проживания верхушек этих линиджей в Майяпане, под присмотром реально правящих родов.

При этом, вполне возможно, какие-то знатные роды Майяпан-ской державы могли не иметь даже номинальной власти над субполи-тиями второго уровня. Так, упомянутый Мо-Ч&ель, взявший в жены дочь майяпанского жреца и главы дома Шивов Ах-Шупан-Шива35, судя по всему, не имел собственного удела. Во всяком случае, записанные и Ландой, и составителями «Сообщения из Мотуля» версии сходятся в том, что подчинение им земель, ставших впоследствии кучкабалем Ч&елей, происходило незадолго до восстания 1441 г. или одновременно с ним. Судя по всему, оно носило насильственный характер. д. де Ланда не пишет об этом напрямую, ограничиваясь упоминанием переноса столицы Мо-Ч&еля с первоначального выбранного места на побережье в Текох в глубине полуострова36. Более подробное «Сообщение из Кансахкаба» рассказывает о том, что после основания Текоха Мо-Ч&ель вынужден был бежать в земли мощного

рода Купулей, лишь в союзе с которыми он смог отвоевать свои владения у неназванного врага37. Восстановление этого важного эпизода политической истории позднего периода Mайяпанской державы, в который, помимо Ч&елей, оказались вовлечены ключевые династии Юкатана — Кокомы, Шивы, Печи и Купули, — не входит в задачи данной работы; достаточно констатировать вероятность того, что знатные линиджи (сложно предположить, что глава рода Шивов согласился на заключение династической связи с представителем незнатного рода) майяпанской эпохи могли не иметь собственных уделов.

Другой отличный, но тоже характерный пример — Канули. Вряд ли эта группа, происходящая, очевидно, от наемников-иностранцев, приглашенных кем-то из Кокомов в конце существования Mайяпан-ской державы38, изначально обладала родовой структурой. Однако, по всей видимости, таковая была придана ей искусственно. По крайней мере, уже в описании бегства из Mайяпана и создания собственного кучкабаля Канули выступают в роли линиджа: заключают брачные союзы с местной знатью39, имеют собственный миф о происхожде-нии40 и т.д. Ко времени конкисты ч&ибаль (патрилинейный род) уже, несомненно, сложился41. Канули, безусловно, не владели землей до крушения господства Кокомов и проживали в качестве наемников в столице, получая какое-то содержание от рода-патрона. Об этом прямо пишет Д. де Ланда42; это следует и из тщательно проанализированной японским историком Ц. Окоши Харадой экпансионистской политики Канулей43.

И Канули, и Ч&ели испытывали определенные трудности с легитимизацией своего господства. Первые никогда не признавались «естественными сеньорами» (señores naturales), как называли наследственных местных правителей испанские колонисты44. Появление «Кодекса из Калькини» — одного из важнейших письменных памятников майя раннеколониального периода — стало следствием как раз-таки их стремления доказать права на свои владения45. Вторые,

безусловно, были более родовиты, но характер их спора о знатности с Шивами и Кокомами, описанного Д. де Ландой, показывает, что Ч&ели, не имевшие удела в майяпанскую эпоху, по этой причине не обладали авторитетом крупной политической знати: «Чель говорил, что он столь же благороден, как и они [Шивы и Кокомы], по происхождению, будучи внуком наиболее почитаемого жреца Майяпана, и что он лично был лучше их, так как сумел сделаться таким же сеньором, как они»46. Сам факт спора говорит уже о слабости позиции Мо-Ч&еля: его аппеляции к жреческой родословной и к собственной удачливости в роли правителя (что, несомненно, должно было свидетельствовать не о его личных качествах, как посчитал Д. де Ланда, а о благоволении к нему богов) — крайне весомые аргументы, которые при всей своей силе могли лишь уравнять его (с точки зрения самих Ч&елей) с представителями реально правившей родовой знати, еще в майяпанскую эпоху обладавшими крупными уделами.

Итак, удельная знать (по крайней мере, большинство ее представителей) номинально сохраняла контроль над своими субполи-тиями, однако как политический субъект была от них отчуждена. Ее власть опосредовалась кальваками и локальными правителями. По-видимому, существовали знатные роды, подобно Ч&елям, не имевшие в своей власти селений. Помимо них в Майяпане проживали родовые группы (или искусственно сведенные к ним коллективы, изначально не связанные родством), находившиеся в зависимости от сильнейших линиджей (Наваты, Цулимы, Канули, Ковохи). Они могли либо получать уделы от патронов, либо содержаться ими напрямую. И даже если придерживаться мнения (которое сложно признать убедительным) об относительном равновесии сил в высших органах управления47, такую систему следует считать централизованной, причем не только с политической, но и с экономической точки зрения.

Локальная знать, проживающая в одном центре и лишенная постоянного контакта с подвластным населением, превращалась в крепко спаянную, закрытую социальную группу. Именно во время майяпанского господства завершается выработка общих этоса, культурных и религиозных практик юкатекской знати — иными словами, формирование единого сословного сознания, зафиксированного как текстами XVI в., так и археологическими данными. Именно через эту оптику следует рассматривать упомянутые общие представления о знатности и легитимности правящих родов, распространение

единообразной ритуальной архитектуры48 и керамики49, образование общеюкатанских паломнических центров, играющих важнейшую роль в функционировании механизмов дальнего обмена50. Одним из ярчайших выражений этого единого сословного сознания стал ритуально-политический язык суйва, превращавший юкатекскую знать в закрытую группу практически кастового, по мнению А.А. Бо-родатовой, характера51.

Концентрация знати, потреблявшей дань с подчиненных территорий, приводила к экономической централизации. Майяпан, несмотря на удаленность от побережья, играл в системе дальнего обмена своего времени центральную роль. Красноречивее всего демонстрируют это результаты недавней работы проекта «Экономические основы Майяпана» (PEMY), зафиксировавшие чрезвычайную концентрацию обсидиана в данном центре по сравнению как с одновременными ему селениями, находящимися гораздо ближе к месторождениям материала, так и с Тикалем — крупнейшим городом классического периода52. Было обнаружено большое количество различных средств обмена (в Мезоамерике их роль выполнял целый ряд товаров); из них, к примеру, раковины принадлежат различным видам моллюсков со всех участков юкатанского побережья53, а жа48 Masson M.A. In the realm of Nachan Kan: Postclassic Maya archaeology at Laguna de On, Belize. Boulder, 2015. P. 19; Boone E.H., Smith M.E. Postclassic international styles and symbol sets // The Postclassic Mesoamerican world / Ed. by M.E. Smith and F.F. Ber-dan. Salt Lake City, 2003. P. 186-193; Kepecs S. Ek Chuah Encounters the Holy Ghost in the Colonial Labyrinth: Ideology and Commerce on Both Sides of the Spanish Invasion // Archaeology of Culture Contact and Colonialism in Spanish and Portuguese America / Ed. by P.P. A. Funari and M. Ximena Senatore. New York, 2015. P. 105-115.

деитовые топорики происходят из Чьяпаса или Гватемалы54. Май-япанские ремесленники работали с привозным сырьем, зачастую в виде полуоформленных заготовок55, а домохозяйства общинников, вовлеченные в ремесленное производство, были более зажиточны, чем те, что не имели ремесленной компоненты56. Данную ситуацию можно описать и в терминах мир-системной теории (беря во внимание контроверзы относительно ее применимости к докапиталистическим обществам57): в Майяпане осуществлялись последние этапы производства престижных товаров, которые в теории гарантируют наиболее высокую добавочную стоимость — другими словами, город можно назвать центром данного сегмента мезоамериканской мир-системы. В Майяпане прибавочный продукт концентрировался не только в виде дани со значительной части полуострова (что следует из факта проживания там глав субполитий), но и в результате торгового обмена, осуществляемого как знатью, в том числе высшей (хорошо известно, насколько большое значение придавалось ею торговле58), так и, очевидно, незнатными торговцами59.

Если верно, что любой социальный феномен следует изучать, основываясь на его сущностной природе, а не внешних отличиях, то майяпанскую политическую организацию — мультепаль — следует определять, исходя из концентрации и сплавления воедино верхушки, по крайней мере нескольких, локальных политий; и из вытекающих отсюда отрыва этой знати от эксплуатируемого ею населения, из экономической централизации и интенсификации обмена. Внешние же черты, которые выделяются обыкновенно в первую очередь (участие в управлении совета, который может состоять то из общинных лидеров или представителей знати, то из подчиненных правителю должностных лиц), являются лишь средством легитимизации данного строя, адекватным современной ему ситуации.

Стоит подчеркнуть, что такое определение мультепаля не делает данный тип организации особенностью одной лишь Майяпанской державы. Безусловно, в поздний постклассический период наиболее ярко данный строй проявился именно в этом государстве; однако его можно наблюдать и в региональных центрах меньшего масшта54 Masson M.A., Peraza Lope C. Op. cit. P. 366.

ба. Организация большинства из них, к сожалению, совершенно не освещена в письменных источниках. Исключение составляет Тулум (о возможности существования там мультепаля я писал в другой статье60). В остальном же приходится довольствоваться наличием в одном поселении двух или более упомянутых выше колонных залов или длинных построек: одновременное их наличие, по приведенным выше соображениям, должно служить маркером объединения знатных линиджей в одном центре. Помимо Майяпана и Тулума такая ситуация наблюдается в городищах Горной Гватемалы (Хакавиц61, Утатлан62, Кавиналь63) и Петена (Сакпетен64, Топоште65), а также, возможно, в Сан-Хервасио (о. Косумель)66. Небольшое количество известных на настоящий момент поселений такого типа следует объяснять прежде всего слабой археологической изученностью второстепенных центров постклассики.

Речь идет, конечно, о столицах надлокальных политий. К локальным политическим единицам, кахам, насчитывавшим до нескольких тысяч жителей, понятие мультепаль применять бессмысленно. Если принципом его выделения считать концентрацию правящих династий в одном центре, то дисперсное существование таковых следует принять за альтернативу мультепалю, даже если в каких-то случаях организация надлокальных политий формально могла его напоминать. Так, к примеру, в кучкабале Канулей важнейшие вопросы решались советом батабов (правителей кахов), которые для этого даже имели резиденции в столице — Калькини. Однако они не жили в этом центре на постоянной основе67. Безусловно, Калькини как столица политии концентрировала какую-то часть прибавочного продукта, производимого в подчиненных кахах; однако рассеянное существование местной знати мешало максими60 Федюшин В.В. Политическая организация Тулума-Танкаха в поздний постклассический период // Латинская Америка. 2017. № 7. С. 69-83.

зировать эту концентрацию. Эти соображения относятся и к прочим постмайяпанским кучкабалям Северного Юкатана, по крайней мере в свете нынешних наших знаний о них. Хотя во многих из них верховная власть принадлежала одному человеку — халач-винику, бывшему главой господствовавшего линиджа68, структура их была менее централизованной.

Однако нельзя оставить без внимания сходство между формами осуществления власти на надлокальном (мультепаль) и локальном уровнях. В обоих случаях имелся совет родовых (или территориальных) лидеров, над которым более или менее явственно возвышался правитель как первый среди равных. Родство здесь следует искать в той сфере, которая и порождает формы — в идеологии власти, господствующих представлениях о ее легитимности. Это идеология и легитимность, вырастающие из общинных и родовых связей. В раннюю и позднюю классическую эпоху ее влияние представляется не столь сильным. Фигура царя имела сакральное значение, он контролировал ритуальную и военную деятельность раннего государства, считался высшим носителем власти и господином всех подчиненных должностных лиц69. Власть находилась в руках одного линиджа, сама легитимность которого базировалась на ритуале поклонения предкам правящих царей70. Лишь в терминальную классику (и не во всех центрах) появляются сооружения типа попольна, служившие, по предположению ряда археологов, для заседаний неких совещательных органов71. Роль этих советов, однако, пока окончательно не установлена, и считать их признаками сколь-нибудь серьезных изменений еще рано.

В постклассический же период ситуация разительно отличается. Можно видеть отдельные номовые образования (кахи), в которых

существуют сильные советы знати, где-то даже назначающие местных правителей (хольпопов)72, а где-то подчиняющиеся наследственным правителям (батабам)73. Известные нам региональные политии, вне зависимости от концентрации или рассеянности локальной знати, принадлежности власти над отдельными кахами одному или нескольким линиджам и т.д., демонстрируют более или менее регулярную практику проведения съездов или совещаний местных правителей74, которые хотя бы внешне копировали устоявшиеся низовые (общинные) модели. Экстраполяция их на государственный уровень стала повсеместной, достигнув высшей степени в наиболее централизованных, корпоративно-сословных по своей сути политиях. Это замечание позволяет еще раз подчеркнуть зависимое положение идеологии власти, как, очевидно, и идеологии в самом широком значении, от объективных социальных условий. В рассмотренном случае повсеместно распространенные общинные модели организации активно приспосабливались под нужды правящего класса — для построения крупных надлокальных политий; на их основе была создана наиболее эффективная форма надлокальной организации — майяпанский мультепаль, — позволявший добиться наибольшей политической и экономической централизации.

References

Ambrosino J.N. The function of a Maya palace at Yaxuna: A contextual approach // Maya palaces and elite residences: An interdisciplinary approach / Ed. by J. Joyce Christie. Austin: University of Texas Press, 2003, pp. 253-273.

Andres C.R. Architecture and sociopolitical transformation at Chau Hiix, Belize // Journal of Field Archaeology. 2009. Vol. 1. N 1, pp. 1-24.

Arnaud M.C. La "casa grande": evolución de la arquitectura del poder del clásico al posclásico // Reconstruyendo la ciudad maya: El urbanismo en las sociedades antiguas / Ed. por A. Ciudad Ruiz et al. Madrid: Sociedad Española de Estudios Mayas, 2001, pp. 363-401.

Belyaev D.D., Pakin A.V. Pravitel i ego poddannye v gosudarstvah drevnih majya [The Ruler and His Subjects in the Ancient Mayan States] // Pravitel& i ego poddannye: Sociokul&turnaya norma i ogranicheniya edinolichnoj vlasti [The Ruler and His Subjects: Sociocultural Norms and the Limitation of Individual Power] /

Ed. by D.M. Bondarenko and A.A. Nemirovsky. 2nd ed. Moscow: Institut Afriki RAN, 2009, pp. 123-151.

Belyaev D.D., Tokovinin A.A. Sakral&naya vlast& majyaskih carej (III-IX vv. n. e.) [The Sacred Power of the Mayan Kings (3rd-9th Century C.E.] // Sakralizaciya vlasti v istorii civilizacij [The Sacralization of Power in the History of Civilizations] / Ed. by D.M. Bondarenko et al. Part 1. Moscow: Institut Afriki RAN, 2005, pp. 127-140.

Boone E.H., Smith M.E. Postclassic international styles and symbol sets // The Postclassic Mesoamerican world / Ed. by M.E. Smith and F.F. Berdan. Salt Lake City: The University of Utah Press, 2003, pp. 186-193.

Borodatova A.A. "Yazyk Sujva": Arhaicheskaya zagadka v ritualepodtverzh-deniya vlasti u majya XVI veka ["The Language of Sujva": The Archaic Riddle in the Mayan Ritual of Conferring Power in the 16th Century] // Vlast& v aborigennoj Amerike [Power in Aboriginal America] / Ed. by A.A. Borodatova, V.A. Tishkov. Moscow: Nauka, 2006, pp. 202-307.

Carmack R.M. The Quiché Mayas of Utatlán: the evolution of a highland Guatemala kingdom. Norman: University of Oklahoma Press, 1981. 435 p.

Carmack R.M., Weeks J.M. The archaeology and ethnohistory of Utatlan: A conjunctive approach // American Antiquity. 1981. Vol. 46. N 2, pp. 323-341.

Ciudad Real de A. Calepino de Motul. T. 1 / Ed. por R. Arzápalo Marín. México: UNAM, 1995. 788 p.

Coe M.D. A model of ancient community structure in the Maya Lowlands // Southwestern Journal of Anthropology. 1965. Vol. 21. N 2, pp. 97-114.

Edmonson M.S. Heaven born Merida and its destiny: The Book of Chilam Balam of Chumayel. Austin: University of Texas Press, 1986. 309 p.

Edmonson M.S. The ancient future of the Itza: The Book of Chilam Balam of Tizimin. Austin: University of Texas Pr