Спросить
Войти
ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РОССИИ ВО ВЗГЛЯДАХ ГЕРМАНСКИХ СОЦИАЛИСТОВ ПЕРИОДА ПОДГОТОВКИ И РАЗВЯЗЫВАНИЯ
ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Кулешова Наталья Юрьевна
Канд. ист. наук, доцент кафедры истории и культурологии Московский автомобильно-дорожный государственный
технический университет (МАДИ), г. Москва
В настоящее время в условиях решительного продвижения НАТО на Восток многие зарубежные средства массовой информации развернули против России ожесточенную информационную войну. В этой войне активно задействован образ государства-агрессора, который наделен огромными имперскими амбициями и серьезно угрожает независимости других стран. Насаждение данного образа усилиями антироссийской пропаганды направлено на утверждение в западном общественном сознании стереотипов о постоянно вынашиваемых российской державой захватнических замыслах. Причем такого рода усилия отнюдь не являются отличительной особенностью сегодняшнего дня, напротив, они были характерным явлением последних десятилетий и даже веков.
Особое значение имели попытки доказать якобы исторически сложившийся исключительно агрессивный характер внешней политики России, предпринимавшиеся в период подготовки и развязывания Первой мировой войны 1914-1918 годов, столетняя годовщина начала которой отмечается в этом году. Прежде всего, это относилось к Германии, где существенную роль в формировании крайне негативного восприятия внешнеполитических действий Российской империи сыграли не только представители власти, но и оппозиция в лице социал-демократов. В обстановке создания двух военно-политических блоков -Тройственного союза (Германия, Австро-Венгрия, Италия, 1882 г.) и русско-французского союза (1891 г.) огромное значение в деле демонизации образа России имели переведенные на многие европейские языки труды Ф. Энгельса. В начале 1890-х годов, придя к выводу о том, что мировая война «не сегодня-завтра может вспыхнуть» [4, с. 255], он обвинил Россию в нагнетании международной напряженности, приковав внимание к ее внешней политике.
В статьях «Внешняя политика русского царизма» (1890 г.) и «Социализм в Германии» (1891 г.) автор всячески стремился доказать, что действия России на международной арене на протяжении нескольких столетий были направлены на подчинение ей различных государств, и пытался обосновать невозможность каких-либо освободительных действий со стороны российского государства в отношении других народов. Свою мысль он подтверждал историческими фактами, трактуя их, при крайне тенденциозном освещении, в уже заранее заданном ключе. При этом Ф. Энгельс опирался на представления о том, что, в отличие от других великих держав, преследовавших «непрерывно меняющиеся цели» [4, с. 22], внешняя политика царизма была направлена на достижение «никогда не меняющейся, никогда не упускаемой из виду цели - мирового господства России» [4, с. 22].
Так, касаясь темы войны Шестой антинаполеоновской коалиции (1813-1814 гг.), Ф. Энгельс не высказал даже намека на освобождение Россией европейских народов, прежде всего Германии, от иноземного гнета. Напротив, автор дал понять, что российская держава сполна воспользовалась результатом боевых действий союзников для утверждения своего господства на континенте. Российский император, писал он, «вошел в Париж как властелин и повелитель Европы» [4, с. 30], но вовсе не как освободитель (!). К тому же, игнорируя освободительный характер борьбы России, Ф. Энгельс всячески стремился принизить ударную мощь ее армии в общих действиях союзных войск. Русской армии была отведена какая-то малоприглядная и сомнительная роль военного наблюдателя, который оказывал помощь союзникам лишь в благоприятной для него обстановке. А решающее значение в разгроме Наполеона он придал войскам Пруссии и Австрии. По мнению автора, именно они несли основное бремя, подвергали свою территорию, превращенную в театр военных действий, опустошениям и выставляли наибольшую массу бойцов. В то же время русские войска якобы выполняли роль резервов, которые щадили в большинстве боев, но на долю которых во всех крупных сражениях выпадала «связанная со сравнительно небольшими жертвами честь решать окончательный исход дела» [4, с. 17]. Тем самым Ф. Энгельс полностью проигнорировал то ядрообразующее, центральное положение, которое занимали в союзной армии русские войска, объединившие вокруг себя войска Австрии, Швеции, Пруссии и других германских государств. Он также «не заметил», что русская армия являлась главной ударной и ведущей силой, возглавившей поход против общего врага и сыгравшей решающую роль в окончательном разгроме французских захватчиков. Видимо, для Ф. Энгельса не имело значения, что в начале 1813 г. Россия вообще в одиночку сражалась против грозного соперника, а германские государства, невзирая на ее успешное продвижение, отнюдь не сразу пошли на союз с ней: Пруссия в марте, Австрия в августе, Вюртемберг и Бавария - лишь в октябре 1813 г. Причем потери русской армии были огромны, составив в общей сложности более 120 тысяч человек.
Любопытно, однако, что за сорок лет до написания статьи «Внешняя политика русского царизма» автор совершенно иначе оценивал место и роль России в боевых действиях указанного периода. «Русские войска, - писал он в статье «Возможности и перспективы войны Священного союза против Франции в 1852 г.» (1851 г.), - составляли основное ядро, вокруг которого лишь позднее сгруппировались пруссаки, австрийцы и остальные. Они оставались основной массой вплоть до вступления в Париж. Александр был фактически главнокомандующим всех армий (вернее, русский генеральный штаб, стоявший за спиной Александра)» [3, с. 502]. Ф. Энгельс не поскупился тогда даже на похвалу в адрес России, констатировав, что роль «ядра», «главной опоры» и «станового хребта» коалиционной армии «русские великолепно выполнили в 1813 и 1814 гг.» [3, с. 504].
Между тем уже в конце 1840-х годов основоположники марксизма ясно выразили свое отношение к характеру военных действий русской армии в ходе ее заграничного похода. Помощь, которую Россия оказала Германии в борьбе за национальную независимость, писали они в статье «Русская нота» (1848 г.), была предоставлена не народу, а объединившимся с царизмом государям. К тому же Россия, по их словам, «в достаточной степени вознаградила себя позже грабежом и мародерством» [2, с. 310]. Поэтому, оценивая события тридцатилетней давности, К. Маркс и Ф. Энгельс открыто заявляли: «Что же касается русской помощи в 1814 и 1815 гг., то нам доступны скорее всякие другие чувства, чем признательность за эту субсидированную Англией помощь» [2, с. 310].
Примечательно, что в статье «Внешняя политика русского царизма», умалчивая об освободительных действиях и роли России в 1813-1814 годах, Ф. Энгельс все лавры «освободителей» от ига Наполеона отдал самим порабощенным народам Европы, прежде всего, - Пруссии. «Уничтожение огромной наполеоновской армии при отступлении из Москвы, - писал он, - послужило сигналом к всеобщему восстанию против французского владычества на Западе. В Пруссии поднялся весь народ, принудивший трусливого короля Фридриха-Вильгельма III к войне против Наполеона» [4, с. 30]. При этом автор стремился подчеркнуть агрессивную сущность российского государства, как якобы озабоченного лишь достижением мирового господства. Он прямо заявил, что в победе над Наполеоном только одно имело для России значение: «использовать достигнутую в Европе гегемонию с целью дальнейшего продвижения к Царьграду» [4, с. 32].
Ф. Энгельс доказывал, что царская Россия несла попавшим в зависимость от чужеземцев народам только новое порабощение, а используемая ею освободительная фразеология, являясь сплошным лицемерием, помогала осуществлять новое угнетение, новое насилие и захват чужих территорий. Поэтому даже восстания балканских народов, находившихся под покровительством России, он не удостоил чести упомянуть как борьбу под знаменем освобождения. Автор оценивал эти восстания не с точки зрения национально-освободительного движения угнетенных народов, а с точки зрения создаваемых ими условий для реализации «завоевательных» целей Российской империи. Чтобы достичь их, подчеркивал он, эта империя стремилась на Балканском полуострове «пустить в ход три рычага: румын, сербов, греков» [4, с. 32] и поэтому подстрекала их к восстаниям против турок. Используя «мнимое освобождение этих народов для маскировки своих планов мирового господства» [4, с. 50], заявлял он, царская Россия на самом деле являлась «главным препятствием к автономии и свободному объединению народов и обломков различных народностей на территории между Карпатами и Эгейским морем» [4, с. 49-50]. Не случайно он утверждал, что царь Александр I «под предлогом освобождения греческих христиан от мусульманского гнета стремился сам занять место мусульман» [4, с. 34], а овладение Россией Константинополем означало бы не что иное, как установление ее «духовного господства» [4, с. 18] над восточнохристианским миром.
Характерно, что, даже признавая национальное угнетение и духовное притеснение украинцев и белорусов со стороны Польши, Ф. Энгельс оспаривал необходимость изменения их положения посредством воссоединения с Россией. Он отрицал близость этих народов к русской
нации и считал надуманными все предлоги для вмешательства в их дела России. Автор доказывал это тем, что малороссы, «говорят не просто на одном из русских диалектов, а на вполне самостоятельном языке» [4, с. 19], и что православные униаты «давно уже примирились со своим положением по отношению к римско-католической церкви» [4, с. 19].
Учитывая указанное восприятие Ф. Энгельсом внешнеполитических действий России в течение двух столетий, не удивительно, что он заранее отказал ей в каких-либо освободительных действиях в ходе неизбежной, по его мнению, в самом ближайшем будущем мировой войны. Тем более, что речь у него шла о предполагаемом нападении России на Германию. «Если бы царские орды, - убеждал автор, - вторглись в Германию, они принесли бы не свободу, а рабство, не развитие, а опустошение, не прогресс, а одичание» [4, с. 256]. Примечательно, что такое обоснование «русской опасности» стало своеобразным клише антироссийской пропаганды Запада и было активно задействовано в период Первой мировой войны в стане военных противников России. Ее победа во всеобщем столкновении, считал Ф. Энгельс, «была бы равносильна порабощению Европы» [4, с. 259], ибо целый континент был бы отдан «под власть царского кнута» [4, с. 257].
Следуя указанной логике рассуждений, Ф. Энгельс предложил самое радикальное средство борьбы с «русской опасностью» в случае развязывания всеобщего кровопролития и вторжения русских войск в Германию. Он призвал германскую Социал-демократическую партию к ведению не только национально-освободительной войны в защиту Германии, но и революционной, «освободительной» войны против царской России. Он даже ссылался на пример Франции 1793 года, который, на его взгляд, означал, наряду с внутренней мобилизацией всех сил народа для отпора вторгшемуся в страну противнику, необходимость перехода к «революционной пропаганде во вражеской стране» [4, с. 50].
Важно отметить, что идея борьбы против России являлась той неизменной составляющей взглядов основоположников марксизма, которую они демонстрировали с самого начала их совместной общественно-политической и научной деятельности. Так, в период революционных событий 1848 года, выступая за объединение Германии на основе свершения демократической революции, К. Маркс и Ф. Энгельс особо подчеркивали, что результаты революции могут быть закреплены только посредством войны с Россией. «Германское единство, как и германская конституция, - заявляли они, - могут быть осуществлены лишь в результате движения, в котором решающими факторами будут как внутренние конфликты, так и война с Востоком» [4, с. 256]. Поэтому закономерно, что обращение Ф. Энгельса к немецким социалистам в 1891 году отстаивать свои позиции в случае начала мировой войны «лишь в непримиримой борьбе с Россией и всеми ее союзниками» [4, с. 258] имело далеко идущие последствия, став руководством к действию в момент возгорания всемирного пожара 1914 года.
Действительно, с самого начала Первой мировой войны германские социалисты продемонстрировали солидарность с высказываниями Ф. Энгельса начала 1890-х годов относительно России и борьбы с ней. 19 июля (1 августа) 1914 г., то есть в первый же день объявленной их правительством войны России редакция партийной газеты
«Vorwärts» прямо заявила о необходимости защищать страну от «русской опасности». «Немецкие жены и дети, - утверждали социал-демократы, - не должны стать жертвами русских жестокостей... в настоящий момент мы защищаем все, что дано германской культурой и германской свободой, против ничем не стесняющегося и варварского врага» [1, с. 70-71].
Что же касается ведения «освободительной» войны против царской России, за свободу «порабощенных» ею народов, то и здесь, после некоторого раздумья первых дней войны, германские социалисты склонились в пользу требований Ф. Энгельса. Если 3 августа «Vorwärts» расценивал официальное утверждение об освободительном характере войны как лицемерие правящей Германии, прикрывавшей свои империалистические интересы ложью освободительной фразеологии, то спустя три недели он кардинально изменил свою позицию. «Освобождение от московщины, - утверждалось в печатном органе партии, - свобода и независимость Польши и Финляндии, свободное развитие для самого великого русского народа, расторжение неестественного союза двух культурных наций с царским варварством - такова цель, вдохновившая немецкий народ, исполнившая его готовностью на все жертвы» [5, с. 100]. Так роль борцов с «русской опасностью» немецкие социалисты в полном единении с правящими кругами стали возлагать на германские вооруженные силы, окружив войну своего государства ореолом освободительного похода.
Как видно, стереотипы восприятия России в качестве государства-агрессора, насаждаемые в германской социал-демократии в течение всего периода подготовки Первой мировой войны, оказались настолько сильны, что с началом вооруженных столкновений взяли верх над осмыслением реальных процессов и событий. Огромная «заслуга» в формировании позиции партии принадлежала Ф. Энгельсу. Уже с момента создания в Европе двух военно-политических блоков он акцентировал внимание на главной, по его убеждению, - «русской опасности», против которой направил острие борьбы всего международного социалистического и рабочего движения Запада. В результате, германская социал-демократия внесла значительный вклад в развитие антироссийской пропаганды Запада, что непосредственно сказалось на послевоенных событиях, приведших к развязыванию уже Второй мировой войны.
Список литературы:
НОВЫЕ АСПЕКТЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ С СОВЕТСКИМ ГОСУДАРСТВОМ В ПЕРИОД ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Макарова Дарья Юрьевна
Соискатель кафедры теологии и религиоведения, Курский государственный университет, г. Курск
Во Вторую мировую войну СССР вошел атеистическим государством, где всего несколько лет назад прокатились массовые жестокие репрессии против священнослужителей. Однако иерархи Русской православной церкви, и прежде всего Патриарший Местоблюститель митрополит Московский и Коломенский Сергий (Страго-родский), вполне четко различали понятия «государство» и «страна». Не желая бросать родной народ в годы страшных испытаний, церковь сразу поставила себя по одну сторону баррикад с советским правительством. В первый же день войны, 22 июня 1941 года, митрополит Сергий (Стра-городский) обратился к «пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви» с посланием:
«... Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. ... Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени пред неправдой...
Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. ... Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может. Тут есть дело рабочим, крестьянам, ученым, женщинам и мужчинам, юношам и старикам. ...
Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг» [10, с. 451].
Это послание было поворотным моментом в судьбе церкви. Митрополит Сергий сделал выбор, определив, на чьей стороне фронта выступит Московская Патриархия. В отличие от митрополита, Сталину потребовалось 10 дней, чтобы собраться с мыслями и выступить перед народом. Даже первый приказ «атаковать и уничтожить врага» власти издали лишь в 7:15, спустя несколько часов после объявления войны со стороны Германии, нападения авиации и перехода немецкими войсками границы СССР.
Таким образом, в самом начале войны Церковь сразу же встала бок о бок с атеистическим правительством, еще за 3-4 года до этого обрушившим огромные по силе и размаху репрессии на священнослужителей и верующих людей. В 1914 г. в стране насчитывалось 67 108 церквей и часовен, 64 правящих архиерея и 66 140 человек приходского духовенства. К 1941 г. на территории СССР действующими оставались около 350 часовен и храмов, осуществляли свое служение 4 архиерея и не более 500
