Спросить
Войти
УДК 069.06.091 Вопросы музеологии. 2019. Т. 10. Вып. 1
«Время собирать камни» (к истории Еврейского историко-этнографического музея и его коллекций)
В. Е. Кельнер
Европейский университет в Санкт-Петербурге,
Российская Федерация, 191187, Санкт-Петербург, Гагаринская ул., ЗА
Для цитирования: Кельнер В. Е. 2019. «Время собирать камни» (к истории Еврейского истори-ко-этнографического музея и его коллекций). 2019. Вопросы музеологии, 10 (1), 43-55. https://doi.org/10.21638/11701/spbu27.2019.104
Статья посвящена истории создания в Санкт-Петербурге в начале XX в. Еврейского музея. Сам процесс этого сложного и трудоемкого дела начался еще в 1860-е гг. Он был тесно связан с появлением в стране еврейской интеллигенции и осознанием ею своих исторических задач в деле национального воспитания народа. В первую очередь в статье выделяются следующие аспекты этого дела: его общенародный характер, народническая и либеральная направленность, роль меценатства. Несмотря на то что фактическим идеологом всего процесса создания музея был участник русского народнического движения, член партии социалистов-революционеров, писатель, драматург и поэт С. (Ш.) Ан-ский (Ш. Раппопорт), это дело превратилось в общенародное, общенациональное. В нем приняли участие не только революционно настроенные люди, но и представитель русского либерального движения, видный участник русского политического процесса М. М. Ви-навер, сионисты, идишисты и представители практически всех многочисленных еврейских партий и общественных организаций. В статье подчеркивается, что музей, согласно идее его создателей, был частью единой научной и культурной системы, призванной объединить в единое целое все национальные институты под эгидой официально созданного в 1908 г. Еврейского историко-этнографического общества. Много места в работе уделено истории руководимых С. Ан-ским экспедиций, работавших на территориях еврейской оседлости, по сбору материалов, документов и предметов; ликвидации музея в 1929 г. и дальнейшей судьбе его коллекций, влиянию музеологических идей создателей этого музея на дальнейшее развитие национального музейного дела в стране. Ключевые слова: музей, этнография, Ан-ский, экспедиции, евреи, быт, культура.
Еврейский музей — одна из особенностей нынешнего века, нынешнего взгляда, нынешнего интеллектуального уровня.
В. Стасов, 1878 г.1
Я хотел бы пожелать, чтобы каждый еврей посетил этот музей, когда для евреев в этой стране настанут лучшие, более радостные времена, когда этот музей разрастется и превратится в настоящий богатый еврейский музей. Из выступления Шолом-Алейхема 14 (27) мая 1914 г.2
Зимой 2002/2003 г. аспирант Университета Южной Калифорнии Алиса Орлова, работавшая в Петербурге над диссертацией по истории создания и деятельности Еврейского общества поощрения художеств, обратилась ко мне, в то время сотруд1 Стасов, 1879. С. 259.
© Санкт-Петербургский государственный университет, 2019
нику недавно созданного объединения «Петербургская Иудаика», с просьбой посетить мастерскую художника и преподавателя Санкт-Петербургского государственного университета культуры (СПбГУКИ) А. С. Пастернака и дать ему консультацию по поводу находящихся в его мастерской фотографий. Дело было в том, что Пастернак, въехав в это помещение, через какое-то время обратил внимание на хранящуюся в старом диване, оставшемся от прежних хозяев, коробку с фотографиями. На обороте этих фотографий были карандашные надписи на непонятном для него языке. Однако само содержание фотографий говорило о том, что они посвящены жизни, быту и культуре еврейского населения Российской империи. Даже после первоначального беглого просмотра фотографий В. А. Дымшицу и автору этой статьи, сотрудникам «Петербургской Иудаики», приехавшим в мастерскую, стало понятно, что перед ними пропавшая часть знаменитой коллекции этнографической экспедиции С. Ан-ского (Ш. Раппопорта) — до конца 1920-х гг. часть фондов Еврейского историко-этнографического музея (ЕИЭМа) в Петербурге.
Идея создания такого музея впервые была публично высказана известным русским художественным критиком В. Стасовым в 1879 г. под впечатлением от знакомства с коллекцией еврейских ритуальных предметов, представленных на Всемирной выставке в Париже в 1878 г. Нельзя сказать, что эта идея была тут же подхвачена еврейской общественностью. В принципе стремление к познанию собственной истории на территории Российской империи, в разных концах которой евреи жили уже на протяжении многих веков, было обозначено еще в первые годы деятельности созданного в 1863 г. Общества для распространения просвещения среди евреев в России (ОПЕ). Идея создания национального музея начала свое хождение среди еврейской интеллигенции, видимо, с 1870-х гг. Пока не очень многочисленные представители только формирующейся группы евреев, получивших высшее образование и вовлеченных в изучение истории своего народа, воспринимали азы музейного дела, только посещая подобные выставки и учреждения во Франции и Германии. Однако слишком много насущных проблем стояло перед малочисленной еврейской интеллигенцией в тот период, чтобы начать подобное трудоемкое дело.
Естественно, создание подобного музея, как непременной части всего исторического научного комплекса, только позднее стало составным элементом всех усилий по организации в России еврейского исторического общества. В начале 1880-х гг. эта идея, как говорится, «уже носилась в воздухе». Видимо, первым на страницах русско-еврейской печати ее высказал живший в Вильно Я. Гиршовский. В 1886 г. в журнале «Восход», основном тогда еврейском периодическом издании, выходившем на русском языке, он сетовал: «Мы, русские евреи, до сих пор почти совершенно не разрабатываем еврейской истории, то есть почти ни разу не заявляли себя каким-нибудь серьезным оригинальным исследованием ее...»3 Далее он предлагал развернутую программу по организации целого комплекса исследований. Среди его предложений было и создание Исторического общества4, ведь исторические общества в той или иной форме уже существовали в ряде стран Западной Европы.
Но в тот момент призыв мало кому известного человека не был встречен с должным вниманием. Однако спустя несколько лет, в 1891 г., подобный призыв
возымел самый живой отклик среди еврейской интеллигенции. Молодой, но уже известный тогда публицист, литературный критик и историк С. М. Дубнов все в том же журнале «Восход» опубликовал специальную работу «Об изучении истории русских евреев и об учреждении русско-еврейского исторического общества»5. Нельзя не сказать о том, что свою концепцию С. М. Дубнов обсуждал на заседаниях существовавшего в Одессе общества «Беседа», объединявшего таких крупнейших в те годы еврейских публицистов, литераторов, философов, историков, писателей и общественных деятелей, как М. Г. Маргулис, М. Рабинович (Бен-Ами), Менделе Мойхер-Сфорим, И.-Х. Равницкий, Х.-Н. Бялик6. В названной работе Дубнов, среди прочего, обосновывал необходимость создания Еврейского исторического общества, ссылаясь на опыт создания подобных учреждений в первую очередь во Франции.
Фактически вслед за этим очерком С. М. Дубнов опубликовал и воззвание, а скорее инструкцию к действию — «О совокупной работе по собиранию материалов для истории русских евреев»7. Последовавшие за ним работы послужили толчком не только к основанию Исторического общества, но и конкретно к созданию его архива и музея8. Уже при самом основании этого общества, при первой проработке концепции, идея о создании музея как неотъемлемой части всего комплекса стояла на одном из первых мест.
Практически в то же время в Санкт-Петербурге те же идеи обсуждались в Обществе для распространения просвещения между евреями в России. В структуру этого общества входила Историческая комиссия. До середины 1880-х гг. вся ее деятельность замыкалась на фигуре сотрудника Императорской Публичной библиотеки А. Я. Гаркави9. Но выдающийся ученый, востоковед и специалист в области иудаики по свойствам своего характера менее всего подходил для роли организатора и вдохновителя комплексных исследований и руководителя специальных научных структур. Наиболее профессионально подготовленным к этой миссии был профессиональный архивист, выпускник и сотрудник Археологического института С. М. Гольдштейн. В конце 1880-х гг. активистами Историческй комиссии стали представители молодой еврейской интеллигенции, среди которых выделялся начинающий адвокат, а затем и крупный политический деятель общероссийского масштаба М. М. Винавер10.
Одновременно с петербургскими энтузиастами определенные усилия по созданию собственных музеев предпринимались и в таких еврейских центрах, как Вильно и Одесса11. В Вильно, древнейшем центре еврейской исторической жизни на территории тогдашней Российской империи, уже существовало «Общество любителей еврейской старины» во главе с известным общественным деятелем Я. Вы-годским12. Здесь, в этом старом центре ашкиназийского еврейства, на родине пер5 Дубнов, 1891. С. 1-91.
вого в России скульптора еврейского происхождения М. Антокольского, еврейский музей открыли в январе 1914 г.13
Дело было за тем, чтобы организовать поиск и приобретение всего того, что составляет суть историко-этнографического музея — предметов еврейской культуры, в том числе и изобразительных материалов. По мнению израильского исследователя В. Лукина, первым в этом направлении начал работать этнограф, историк, поэт и драматург С. (Ш.) Ан-ский (Ш. Раппопорт)14. В отличие от многих других участников процесса создания Музея Ан-ский был участником русского революционного движения, народником и, более того, членом партии социалистов-революционеров. Воспринятая еще в юности идеология народничества трансформировалась у него в увлечение еврейской этнографией, в изучение всех видов еврейского народного искусства и фольклора. Свои искания он первым стал проводить и пропагандировать «среди народа»15. Согласно воспоминаниям М. М. Винавера, «Ан-ский читал доклады, показывал световые картины своих путешествий, но главная его забота была направлена на создание Музея»16. Он сосредоточился на сборе предметов народного быта и фольклора. А для этого требовалось организовать специальные экспедиции в черту оседлости, туда, где уже на протяжении нескольких веков проживала основная масса российского еврейства. Как считает украинский исследователь И. Сергеева, «этнографический проект Ан-ского — это продолжение историографического (и политического — "диаспорного") проекта С. Дубнова»17.
В силу исторических обстоятельств первыми еврейскими историками, этнологами и музейщиками были носители совершенно иных специальностей. Практически никто из них не имел специального образования и музейных навыков. Первый еврейский музей в России создавался врачами, юристами, инженерами и коммерсантами, людьми, не только влюбленными в свой народ и его народную культуру, но и делающими все для ее сохранения. В то же время следует учитывать, что у истоков этого дела стояли люди, представлявшие все сегменты тогдашнего еврейского общества в России. Это были как еврейские, так и русско-еврейские интеллигенты: левые народники-идишисты, социал-демократы, либералы, члены различных как еврейских национальных, так и общероссийских партий и движений. Если в создании Исторической комиссии при ОПЕ на рубеже 1880-1890-х гг. первоначально участвовали палестинофил В. (З.) Берман, либерал М. М. Винавер, национально-народнически настроенный автономист С. М. Дубнов, то уже на следующем этапе, в период первоначальной деятельности по созданию собственно музея, это дело взял в свои руки именно С. (Ш.) Ан-ский18, что не могло не придать всему процессу организации музея особый идеологический характер. «Верный ученик и последователь» русской народнической школы, Ан-ский приступил к исследованию народной культуры. Если многие русские народники, находясь в ссылке (а среди них были и революционеры еврейского происхождения: В. Иохельсон, Л. Штейнберг, В. Тан-Богораз, М. Кроль), стремились воплотить свои идеологические устремле13 Лукин, 2004. С. 82.
ния в изучение народов Севера и Сибири, то Ан-ский сосредоточил все усилия исключительно на исследовании жизни и быта своего народа19.
Первоначально и в концепции С. Дубнова, и в работе Исторической комиссии при ОПЕ термин «музей» не имел активного хождения. Согласно Дубнову, сначала следовало создать значительную коллекцию исторических источников и издать их, познакомив, таким образом, с национальной историей как можно большее количество евреев. До начала XX в. в стране еще не сложилась «критическая масса» тех, кто мог бы стать потребителем такого музея. Ведь после реформ 1860-х гг. в крупных городах, вне черты оседлости, а тем более в Санкт-Петербурге проживало еще весьма незначительное количество евреев. Официально их численность к 1910 г. немногим превышала 35 тыс. человек20. Естественно, полноценный еврейский музей мог быть основан только в столице империи, в Санкт-Петербурге. И дело тут было не в численности в столице еврейского населения, а в его социальном положении и образовательном уровне. Сплотившись еще с 1860-х гг. вокруг ОПЕ и возглавлявшей его семьи Гинцбургов, петербургские евреи обладали хотя и довольно скромными, но все же действенными связями и контактами с представителями высшей бюрократии21. Но, главное, только коренные изменения в национальном самосознании евреев позволили им приступить к практическим шагам по формированию собственных институтов, таким как Еврейское историко-этно-графическое общество (ЕИЭО) и музей. То, что музей должен был находиться под эгидой и контролем официально существующего с 1908 г. в Петербурге Еврейского историко-этнографического общества, предложил главный спонсор экспедиции Ан-ского В. Гинцбург22. Дело об определении официального статуса музея являлось некой проблемой в противостоянии между различными еврейскими структурами Петербурга и Москвы. В итоге документально он был утвержден лишь в 1915 г.23 При этом все сходились на том, что учреждение музея — это определенный этап в деле исторического воспитания масс в момент общественного и национального подъема национальных чувств российского еврейства.
Вместе с тем нельзя не отметить и то, что не менее толерантно относились к этому делу, считая его общенародным, представители всех политических взглядов: либералы, сионисты, бундисты. Такой подход позволил Ан-скому с помощью М. Винавера искать средства на организацию экспедиций в черту оседлости для поиска и приобретения для музея предметов материального быта и фиксации объектов народного творчества у представителей еврейской экономической элиты — «гвиров». К таким людям, бесспорно, относились члены клана Гинцбургов, на протяжении более 50 лет руководившие ОПЕ и субсидировавшие ее24. Первая
«пробная» экспозиция стараниями членов Исторической комиссии ОПЕ появилась еще 1903 г. в помещении Петербургской главной (хоральной) синагоги25. Более чем весомый вклад в это дело внес известный предприниматель и меценат М. Гинзбург, который в здании построенной на его средства Еврейской богадельни выделил музею специальное помещение (Васильевский остров, 5-я линия, д. 50)26.
Непосредственно «под знамена» Ан-ского встали такие энтузиасты, как А. Рейхтман, И. Фикангур, И. Лурье, Б. Рубштейн, С. (Ш.) Юдовин, Л.-И. Вайн-штейн27. Следует отметить, что среди первых создателей музея было немало слушателей так называемых Высших курсов востоковедения и непосредственно учеников С. М. Дубнова. К этому времени некие музейные структуры начали появляться не только в признанных еврейских центрах, таких как Вильно и Одесса, но и в других городах. Так, в «новом» еврейском городе Екатеринославле в составе Областного музея им. А. Н. Поля был создан специальный Еврейский отдел28.
Большую консультативную и организационную помощь в создании Еврейского музея оказывал Л. Я. Штернберг, уже тогда сотрудник Музея антропологии и этнографии. Хотя он, как и некоторые другие евреи-народники, находясь в ссылке, увлекся исследованиями этнографии народов Сибири, все же не забывал он и того, что родился и вырос в сердце еврейской черты оседлости — Житомире29. Штернберг не раз присутствовал на заседаниях правления ЕИЭО и выступал с докладами30.
Для создания еврейского музея решающими стали те изменения, которые произошли в российском обществе в результате общественных потрясений 19051907 гг. Новая политическая реальность привела к тому, что в стране легально начали создаваться и национальные, в том числе историко-культурные объединения. В 1908 г. было официально утверждено создание Еврейского историко-этнографи-ческого общества. В системе историко-этнографического общества этот музей, наравне с журналом «Еврейская Старина», архивом, библиотекой, стал его важнейшей составной частью.
Но если архив и библиотека создавались на основе уже имеющихся коллекций, собиравшихся в рамках деятельности ОПЕ и частными лицами, то для музея требовалось выявить в первую очередь исторические и бытовые артефакты, которые должны были составить основу экспозиций. По существу, главным, а подчас и единственным источником могли стать территории в черте оседлости, с их синагогами, местными собраниями, коллекциями, библиотеками, а главное, энтузиастами дела исторического воссоздания еврейской жизни на этих территориях.
Главной движущей силой процесса сбора артефактов и теоретиком «еврейского» музейного дела стал Ан-ский. В 1909 г. он писал:
Ввиду интенсивного проникновения в еврейскую массу новых культурных веяний, грозящих уничтожить множество остатков еврейской старины и народного творчества, крайне необходимо приступить по возможности скорее к собиранию:
Для проведения столь масштабных работ требовались немалые средства и поддержка руководства ОПЕ, как в столице, так и в провинции. В данном случае народники, представленные Ан-ским, не могли не «пойти на поклон» к представителям еврейской финансово-промышленной элиты и еврейской либеральной интеллигенции. Одним из первых крупных спонсоров готовящейся экспедиции стал В. Г. Гинцбург. В 1911 г. он предоставил руководителям экспедиции 10 тыс. руб.32 В создании концепции работы экспедиции, задачей которой было собрать все необходимое для формирования музея, приняли участие практически все руководители Еврейского историко-этнографического общества. В июле 1912 г. в черту оседлости выехали первые участники экспедиции. Среди них был и молодой фотограф, впоследствии известный художник С. (Ш.) Юдовин33.
Но, признавая тот огромный вклад, который внесли в дело формирования фондов Еврейского историко-этнографического музея участники экспедиций, нельзя не сказать и о том, что немало экспонатов было доставлено другими лицами — любителями и собирателями старины, проживавшими в разных концах страны. Примечателен тот факт, что один из самых видных участников деятельности ЕИЭО, секретарь редакции «Еврейской Старины», сотрудник его архива И. Лурье привез в музей несколько экспонатов даже из Палестины, куда ездил в 1913 г.34
Экспедиция работала несколько лет, и ее деятельность была прервана только с началом Первой мировой войны. Активный участник этого грандиозного по тем временам дела, композитор и музыковед Ю. Энгель, позднее вспоминал: «.. .собранного только за два года материала оказалось так много, что он послужит богатейшим фундаментом для проектируемого еврейского музея»35. Согласно воспоминаниям одного из участников экспедиций, А. Рейхтмана, в распоряжении которого в начале войны оказалось значительное количество собранных материалов, он, отправляясь в эмиграцию в США, «не успел взять с собой огромную коллекцию
(около 1500) этнографических снимков, а также две сотни тетрадей с заметками об Экспедиции». Он оставил все это в своем родном городе Проскурове, где, по его сведениям, это собрание погибло в период Гражданской войны и еврейских по-громов36.
Военные действия, в 1915 г. стремительно приближавшиеся к районам работы экспедиции, привели к тому, что ее деятельность столкнулась с почти непреодолимыми препятствиями. Встал вопрос уже не о собирании материалов, а о спасении национальных реликвий. Огромную роль в этом деле сыграл специально уполномоченный руководством ЕИЭО историк и искусствовед Б. Рубштейн. Он выехал в зону военных действий, которая проходила уже непосредственно в районах черты оседлости. По данным петербургского историка А. И. Хаеша, им были отправлены в Петроград «сотни свитков Торы, пинкосы, синагогальная утварь, библиотеки иешив»37. Собранные материалы разместили в помещении будущего музея и тут же приступили к их обработке. В 1915 г. М. А. Гинзбург, меценат и общественный деятель, еще совсем недавно предоставивший ЕИЭО помещение для устройства музея, финансировал доставку в Петроград еврейских религиозных книг и прочих артефактов, собранных евреями-солдатами в зоне боевых действий, проходивших в черте еврейской оседлости.
Война значительно замедлила ход создания Еврейского историко-этнографиче-ского музея, но полностью не остановила процесс. Часть сотрудников ЕИЭО была призвана в армию, другие задействованы на срочных работах по приему и обустройству беженцев. И все же работа продолжалась. К этому времени в фондах находилось уже «700 с лишним предметов старины, имеющих музейную, художественную и реликвийную ценность.»38 Среди доставленных в Петроград музейных предметов были, по словам Ан-ского, «коллекция старинных оригинальных рисунков, заглавных листов пикасов, мизрахов, кеттуб и др., около 1500 фотографических снимков со старинных синагог, внутреннего их украшения, кивотов, амвонов, художественных предметов культа, надгробных памятников, типов, сцен и т. п.»39 Не содействовало быстрой организации всего музейного дела и то, что сам Ан-ский не имел права постоянного проживания в столице империи. Поэтому обязанности по окончательному оформлению и официальной регистрации музея, даже в качестве подразделения уже существующего ЕИЭО, взяли на себя заведующий архивом этого общества С. Гольдштейн и сотрудник его архива, секретарь редакции «Еврейской Старины» и один из самых активных «строителей» музея И. Лурье40.
Официальное открытие Музея состоялось19 апреля 1914 г.
На протяжении осуществления работ весь процесс по устройству музея находился под контролем ЕИЭО. С 1909 г. в «Еврейской Старине» публиковались сведения о поступлении экспонатов в фонды будущего музея41. Душой этого дела,
его основной идейной и организационной силой являлся С. Ан-ский42. Выступая в апреле 1914 г. перед руководством ЕИЭО, как бы подводя некоторые итоги работы, он сказал: «Перед каждым народом, живущим исторической жизнью, стоит на первом плане задача самопознания. Главным, если не единственным средством к достижению этой цели является изучение жизни народа, его прошлого и настоящего, его быта, верований поэтического и художественного творчества...» А для этого, по мнению Ан-ского, следовало проводить «систематическое собирание произведений народного творчества. этнографических предметов и реликвий для будущего еврейского музея»43.
Музей был призван приобрести огромное национальное воспитательное значение. Он привлек большое внимание общественности. В апреле 1914 г., незадолго до эмиграции в США, его экспозицию посетил Шолом-Алейхем. Постоянные контакты с музеем имели такие знаковые фигуры еврейской литературы, как Х.-Н. Бя-лик, Менделе Мохер-Сфорим, С. Фруг, целый ряд еврейских художников.
Но вскоре музей пришлось закрыть. Время войн и революций не способствовало его существованию. Попытки возобновить работу Еврейского историко-этно-графического музея были предприняты в 1917 г., а в апреле 1918 г. власти под предлогом ревизии коллекций опечатали помещения, где находились архив и музей44. После эмиграции С. М. Дубнова руководство ЕИЭО перешло в руки Л. Я. Штернберга45. В 1922 г. он опубликовал статью, в которой провозглашал возрождение этого общества46. Заново музей открылся, да и то ненадолго, только в 1923 г. Сам Ан-ский, как и многие его соратники, еврейские историки и литературоведы и близкие к этому делу общественные деятели, в том числе и основные руководители ЕИЭО, эмигрировали, в основном в страны Европы и в США. Покидая Петроград, часть своих личных архивов и коллекций они передавали в фонды руководимого ими общества. Кардинально изменилась и вся структура финансирования этого дела. Однако и теперь в основе музейной концепции лежали принципы, разработанные раньше, связанные с идеей Ан-ского о том, что, в отличие от общепринятых в мире образцов, этот еврейский музей не только и не столько должен стать хранилищем предметов народного быта и искусства, сколько (в первую очередь) служить целям национального возрождения народа. Музей, как общенациональное дело, должен был превратиться в центр, символ единения. И по крайней мере на первом своем этапе дело создания музея носило «идейный характер». Это было обусловлено прежде всего тем, что самым активным его участником и теоретиком был социалист и народник Ан-ский.
Музей с самого начала задумывался как часть всего еврейского культурного и научного комплекса, каким и было ЕИЭО. На протяжении нескольких лет после событий 1917 г. руководство музея и общества, те активисты, кто еще оставался в городе, время от времени получали некоторую материальную помощь от соответствующих органов власти. Но, наблюдая за разгромом русской культуры, ведущие деятели ЕИЭО, естественно, испытывали беспокойство за судьбу своего детища.
В мае 1918 г. Ан-ский передал наиболее ценную с его точки зрения часть коллекции в фонды музея, ныне называемого Российским этнографическим47. Выбор для хранения этих материалов, вероятнее всего, был обусловлен тем, что в этом музее работал ветеран русского революционного движения Л. Я. Штернберг, что до поры до времени давало возможность сохранять имеющиеся ценности.
Постепенно дело руководства еврейскими научными структурами перешло в руки историка еврейской культуры и литературы С. Л. Цинберга. Он возглавлял работу таких еще действовавших еврейских национальных научных институций, как ОПЕ и ЕИЭО, редактировал журнал «Еврейская Старина»48. С 1925 г. по 1929 г. непосредственно Еврейским историко-этнографическим музеем руководил известный врач и общественный деятель А. М. Брамсон. Время от времени некоторые средства на еще остававшиеся в городе еврейские научные и просветительные организации поступали из-за границы, в том числе и от Джойнта49. Но и в этот период фонды музея продолжали пополняться. В 1926 г. в экспозиции появились новые экспонаты — предметы религиозного быта, искусства и национальной повседневной жизни. В отчете ЕИЭО за 1923 г. упоминается о поступлении в музей «40 пинкосов (оригиналы), 70 копий и переводов, 200 рукописей (раввинской, каббалистической и светской литературы), 160 старопечатных книг (преимущественно XVII и XVIII веков)»50. Нельзя не отметить тот факт, что «пополнение» фондов ЕИЭО в те годы еще обеспечивалось проводимой повсеместно политикой советизации еврейства, закрытием синагог и национальных общественных организаций, бегством из страны интеллигенции и страхом перед конфискациями. Тогда фонды музея еще представлялись надежным убежищем для национальной культуры. По данным израильского историка В. Лукина, к 1926 г. в фондах сконцентрировалось более 1000 наименований бытовых и ритуальных предметов, произведений искусства, 1500 фотографий51.
В конце 1929 г., после инициированной властями кампании по дискредитации «старых» буржуазных организаций, ЕИЭО, как и прочие еврейские научные и культурные объединения, было закрыто52. Позднее, уже в 1930-е гг., значительная часть фондов музея оказалась распылена по различным архивам, библиотекам и ведомствам не только в Ленинграде, но и на Украине53.
Руководство музея, стараясь до последнего дня сохранить возможность использования части фондов, в том числе и коллекций, вероятнее всего, передало некоторые из них своим сотрудникам и людям, многие годы близко сотрудничавшим с ЕИЭО. Коллекция фотоснимков, сделанных в ходе экспедиций, перешла к С. (Ш.) Юдовину — тому, кто в ходе экспедиций производил фотофиксацию строений, бытовых сцен, предметов, делал фотопортреты жителей местечек. Вероятно, именно он и предоставил это собрание художнику Н. Альтману для использования в работе над иллюстрациями к произведениям еврейских писателей и поэтов. Сам Юдовин, создавая череду еврейских портретов и других работ, также неоднократно обращался к своим фотоопытам прошлых лет. Затем это собрание оказалось в мастерской художника А. С. Пастернака. Ныне коллекция входит в состав фондов Центра «Петербургская иудаика» при Европейском университете в Санкт-Петербурге. На ее основе в Европейском университете были проведены выставки и выпущено несколько каталогов54.
Создание Еврейского историко-этнографического музея в Петербурге символизировало подъем национальных чувств российского еврейства. К началу XX в. оно уже в значительной степени отождествляло себя с Россией. Изучение своей собственной, национальной истории и культуры требовало включения в этот процесс представителей и «старой» интеллигенции, и «новой» — так называемой русско-еврейской интеллигенции. Среди многих научных и культурных начинаний первого десятилетия века, создания национальных общественных объединений, стремившихся содействовать культурному самоопределению российского еврейства, музейное дело стало одним из определяющих.
Kan S. 2009. Lev Shternberg: Anthropologist, Russian Socialist, Jewish Activist. Nebraska: University of Nebraska Press.
Safran G. 2010. Wandering Soul: The Dibbuks Creator, S. An-skky. Cambridge; London: Cambridge University Press.
Ан-ский. 1910. Еврейское народное творчество. Пережитое. Т. 1. СПб.: Брокгауз-Эфрон. Ан-ский. [Раппопорт С.] 1917. О еврейской этнографической экспедиции. Еврейская жизнь. Пг.: [Б.и.]: 3-8.
Бейзер М. 1999. Евреи Ленинграда. Национальная жизнь и советизация. 1917- 1939. М.; Иерусалим: Гешарим.
Винавер М. 1926. Недавнее. Париж: Imprim; "Volter".
Гиршовский Я. 1886. Несколько слов об изучении еврейской истории. Кн. 5. СПб.: Восход, изд. А. Е. Ландау.
Дымшиц В. А. 2009. Первый Еврейский музей в России. Каталог. СПб.: Петербургская Иудаика. Залменсон М. 1914. Письмо из Вильны. Еврейский Музей. Рассвет 4: 34-35.
Кельнер В. Е. 2008. «Миссионер истории». Жизнь и труды С. М. Дубнова. СПб.: Издательский Дом «Мiр».
Кельнер В. Е. 2018. Щит. М. М. Винавер и еврейский вопрос в России в конце XIX — началеXX в. СПб.:
Изд-во Европейского университета в СПб. Кнорринг В. 2004. Попытка Виленского отделения ОПЕ создать музей наглядных учебных пособий. Из истории еврейской музейной деятельности. Еврейский музей. Сб. ст. СПб.: Симпозиум: 180-184.
Лукин В. 2004. «.. .Академия, где будут изучать фольклор» (Ан-ский — идеолог еврейского музейного дела). Еврейский Музей. Сб. ст. / сост. В. А. Дымшиц, В. Е. Кельнер. СПб.: Симпозиум: 57-94.
Лукин В. 1995. От народничества к народу (С. А. Ан-ский — этнограф восточноевропейского еврейства). Евреи в России. История и культура. Сб. науч. тр. / отв. ред. Д. А. Эльяшевич. СПб.: Петербургский Еврейский университет.
Лукин В. 1992. Фонд Еврейского Историко-этнографического общества в Центральном Государственном историческом архиве Ленинграда. Исторические судьбы евреев в России и СССР: начало диалога. Сб. ст. / отв. ред. И. Крупник. М.: Еврейское историческое общество: 245-254.
Лурье И. 1913. О еврейском музее. Рассвет 50: 5-6.
Натанс Б. 2007. За Чертой: евреи встречаются с позднеимперской Россией. М.: РОССПЭН.
Сергеева И. 2003. «Хождение в еврейский народ»: этнографические экспедиции Семена Ан-ского в документах. Ab Imperio 4: 395-473.
Стасов В. 1879. После всемирной выставки. Еврейская библиотека 7. СПб.: Изд-во А. Е. Ландау: 8-12.
Топоровский Б. И. 1912. Еврейский «отдел» в Екатеринославском областном музее им. А. Н. Поля. Еврейская Старина 2: 328-329.
Хаеш А. И. 2013. Евреи Литвы. Исследования и материалы. СПб.: Петербургский ин-т иудаики.
Штернберг Л. Я. 1922. Возрождение историко-этнографического общества. Еврейский вестник 5/6: 3-6.
Штернберг Л. Я. 1912. Новейшие работы по антропологии евреев. Доклад, читанный в Еврейском историко-этнографическом обществе 23 апреля 1912 г. Еврейская Старина 3: 302-329.
Элиасберг Г. А. 2005. «...Один из прежнего Петербурга» С.Л.Цинберг — историк еврейской литературы, критик и публицист. М.: Российский гос. гуманитарный университет.
Юхнева Н. В. 1984. Этнический состав и этносоциальная структура населения С.-Петербурга: вторая половина XIX — начало XX в. Статистический анализ. Л.: Наука.
Статья поступила в редакцию 3 марта 2019 г.; рекомендована в печать 5 июня 2019 г.
Контактная информаци?
