Особенности ситуации в провинциальных церковных приходах в первые послевоенные годы

УДК 94(47)

ОСОБЕННОСТИ СИТУАЦИИ В ПРОВИНЦИАЛЬНЫХ ЦЕРКОВНЫХ ПРИХОДАХ В ПЕРВЫЕ ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ

© Александр Юрьевич Михайловский

Рязанский государственный университет им. С.А. Есенина, г. Рязань, Россия, соискатель кафедры истории России, e-mail: alex62rzn@gmail.com

В статье рассматривается ситуация в государственно-церковных отношениях в первые годы после окончания Великой Отечественной войны. Делается попытка по новому оценить государственную религиозную политику в провинции на уровне сельского православного прихода. Особое внимание уделяется роли новой «фронтовой» генерации руководителей колхозов и местных Советов в процессе нормализации отношений власти и Церкви.

В 1943 г. произошел серьезный поворот в политике власти по отношению к Русской православной церкви. Политика нормализации отношений государства и церкви продолжалась и в первые послевоенные годы. В трудах ряда историков, исследующих государственно-церковные отношения в СССР, присутствуют, как правило, негативные оценки в отношении ситуации с положением Церкви в тот период, переоценивается сила давления на нее и разрушительные последствия этого давления. Например, в книге церковного историка В. Цыпина «История Русской Церкви. 1917-1997 гг.» содержится такое категоричное заключение: «1948 год принес с собой перемены к худшему в положении православной церкви в советском государстве». Приводятся следующие факты. В 1947 г. «Комсомольская правда» напомнила о том, что членство в комсомоле несовместимо с верой в Бога... В этом же году летом учреждено было «Общество распространения политических и научных знаний». В 1947 г. секретарем ЦК ВКП(б), ответственным за идеологическую работу, стал М.А. Суслов, который подготовил в сентябре 1948 г. проект постановления ЦК «О мерах по усилению антирелигиозной пропаганды»... Умножилось число изданий и тиражи атеистической литературы. Последовала волна арестов духовных лиц: архиепископа Мануила (Лемешев-ского), инспектора Московской Духовной Академии Вениамина (Милова) и др. [1].

М.В. Шкаровский в книге «Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве» дает начальному послевоенному периоду более умеренную оценку. В частности, он разделяет признаки охлаждения государствен-

но-церковных отношений от реальной ограничительной политики со стороны государства. Охлаждение отношений между государством и Церковью он связывает с осознанием политическим руководством ограниченных возможностей использования Московской патриархии на международной арене. Первые же шаги по ограничению деятельности Церкви, по мнению Шкаровского, последовали в конце лета 1948 г. Речь идет о запрещении крестных ходов, молебствова-ний на полях, посланий епископов, духовных концертов. Эти меры принял Синод под давлением Совета по делам РПЦ при Совете Министров СССР [2].

В реальности только годом позднее, после массового обряда крещения в Саратове с участием саратовского епископа Бориса (что нашло отражение в «Правде», в номере за 19 февраля 1949 г.), политическое руководство начинает остро реагировать на оживление религиозного сознания в толще народа.

В упомянутой работе Цыпина говорится о более чем 50 млн. православных верующих в послевоенные годы [1, с. 337]. Неслучайно начальный послевоенный период образно называют «вторым крещением Руси». Действительно, материалы региональных архивов отмечают как всплеск религиозности населения, так и активности церковных приходов в первые послевоенные годы. Так, в Рязанской епархии действовало 85 храмов, что означало восстановление церковной структуры, разрушенной к началу войны. 12 августа 1948 г. Патриарх Алексий I посетил восстановленный буквально за 2 года кафедральный собор г. Рязани. В 1949 г. была предпринята попытка издания Рязанского епархиального

бюллетеня. Было издано 4 машинописных номера [3].

Показателен обнаруженный нами в фонде уполномоченного по делам РПЦ (религий) Государственного архива Рязанской области документ с названием «Перечень нарушений советского законодательства в отношении Русской православной церкви, сделанных некоторыми представителями местных органов Советской власти в Рязанской области», который был составлен рязанским уполномоченным в мае 1948 г. Он регистрирует просто беспрецедентную поддержку церкви и верующих со стороны сельсоветов и правлений колхозов [4]. Ниже приводятся отдельные примеры такой поддержки.

Ардабьевский, Марсевский и Диневский сельсоветы Елатомского района заверили одобрительный отзыв священнику Успенскому, осужденному на 10 лет, требуя возвращения его из заключения. Даньковский сельсовет Бельского района просил назначить в приход священника, находящегося в заключении. Новопановский сельсовет Михайловского района просил Михайловский НКВД разрешить священнику Орестову богослужение в церкви. Председатель Куршин-ского сельсовета Тумского района просил священника Кедрова, называя его «товарищем», помочь совету в проведении выборов [4, л. 114, 115].

Правление колхоза им. Горького с. Кри-вополянье Раненбургского района письменно просило у церкви денежную ссуду в размере 2 тыс. руб. Правление колхоза им. К. Маркса Шелуховского района заняло у священника 2 тыс. руб., выдав расписку [4, л. 114, 118].

Сельсоветы заверяли своими печатями документы приходов, протоколы двадцаток об избрании исполнительных лиц церковных обществ, рассматривали на сессиях вопрос об открытии храмов, как, например, Кани-щевский сельсовет Мервинского района. И таких примеров много. Так, Козловский сельсовет Михайловского района заверил ряд списков верующих, ходатайствующих об открытии церкви. Низковский сельсовет Большекоровинского района ходатайствовал об открытии церкви в с. Лобково. Октябрьский сельсовет Старожиловского района ходатайствовал об открытии церкви. Головищенский сельсовет Лев-Толстовского района ходатайствовал об открытии церкви. Боженовский

сельсовет вместе с Бельковской инспекцией Госстраха ходатайствовали об открытии церкви в с. Митино [4, л. 114-118].

Дальше всех в вопросе об открытии храма пошло правление колхоза им. Кирова Лев-Толстовского района. Оно выдало командировочное удостоверение священнику Булгакову о том, что он от группы верующих командируется в г. Рязань об открытии церкви [4, с. 116].

Сельсоветы обязывали церковные общины ремонтировать храмы, а порой оказывали помощь в ремонте. Так, Яблоновский сельсовет Пронского района потребовал от верующих отремонтировать церковь, не открытую правительством, на что верующие израсходовали 8 тыс. руб. Николо-Кобыльский сельсовет Больше-Коровинского района освободил церковь от зерна и предоставил церковной общине стройматериалы для ремонта храма [4, л. 117, 119].

Аналогичные факты взаимодействия руководителей колхозов и местных Советов с духовенством и церковными приходами отмечаются в работах некоторых региональных историков. Так, орловский исследователь А.И. Перелыгин отмечает следующие факты послевоенной жизни села. Председатель сельсовета с. Сретенье Орловского района в течение ряда лет выдавал разрешение на приглашение священника и служение молебнов на святом колодце. Коллективное ходатайство колхозников с. Телячье Русско-Бродского района с просьбой пригласить священника «послужить в колхозе» было заверено подписью и печатью председателя колхоза и сопровождалось его разрешительной надписью [5].

Тамбовский исследователь С.А. Чеботарев отметил, что по согласованию с местными органами власти в декабре 1948 г. были проведены массовые крестные ходы на водоемы. В самый разгар борьбы с подобными крестными ходами председатель Паревского сельсовета, вопреки указанию облисполкома, дал разрешение на совершение многолюдного (около 500 человек) крестного хода к святому источнику. Особое негодование областного уполномоченного по делам РПЦ вызвал случай, происшедший в Староюрьевском районе, где секретарь райисполкома выдавал местному духовенству справки, разрешавшие от имени райисполкома беспре-

пятственно обслуживать верующих района. Большинство местных руководителей не придавали большого значения «борьбе с религиозными предрассудками» и не проявляло инициативы в этом деле. Их настроение выразил заместитель председателя Ракшин-ского райисполкома, который на требование уполномоченного пресечь в районе нелегальные сборища ответил: «Подумаешь, какая важность, в Москве церкви открывают, а здесь собралось десяток старух, и только» [6].

В июле 1947 г. заместитель начальника Управления агитации и пропаганды Д.Т. Ше-пилов писал в Секретариат ЦК, ссылаясь на докладную записку Полянского об опасности «сращивания с церковниками» [2, с. 339].

Приемлемое объяснение подобного феномена во взаимоотношениях низовых органов власти и приходов в провинции в начальный послевоенный период, на наш взгляд, кроется в следующем. В результате перевыборов правлений и председателей колхозов, а также местных Советов в 19461948 гг. состав их значительно изменился: к руководству колхозами и сельсоветами пришли бывшие фронтовики, как правило, молодого возраста. Так, в Рязанской области на руководящие должности было выдвинуто около 6 тыс. молодых людей [7]. Они должны были привнести в их деятельность, прежде всего, исполнительскую дисциплину. К этому побуждала сложнейшая обстановка, сложившаяся на местах.

Рязанская область в общих чертах повторяла особенности развития других регионов страны. В течение многих лет не выполнялись планы развития сельского хозяйства и заготовок сельскохозяйственных продуктов. В 1947 г. не были выполнены планы сена. валового сбора зерна и развития общественного животноводства. Сказались последствия войны и засухи. Для того чтобы спастись от голода, колхозники вынуждены были расширять личное подсобное хозяйство. При этом каждый 4-й колхозник не выработал установленного минимума трудодней [8]. Поголовье крупного рогатого скота в личных подсобных хозяйствах почти не отличалось от общественного стада, а по коровам было двукратное превышение частного стада [9].

После того, как индивидуальные хозяйства были обложены высокими денежными и натуральными налогами, чтобы заставить

крестьян работать в колхозах, те в ответ начали избавляться от коров и вырубать сады, чтобы выращивать картофель и разводить свиней.

Обстановка в рязанской деревне стала предметом обсуждения в ЦК ВКП(б). В апреле 1948 г. ЦК ВКП(б) заслушал отчет Рязанского обкома партии по руководству сельским хозяйством [10]. Сталин охарактеризовал Рязанскую область как «провальную яму под Москвой» [11]. В ноябре 1948 г. была произведена замена областного партийного руководства. Первым секретарем обкома стал присланный из центра кадровый партийный работник А. Н. Ларионов.

В свете этой ситуации, очевидно, что в центре внимания новоизбранного корпуса председателей колхозов и сельсоветов стали, прежде всего, вопросы оперативного управления общественным производством. Они должны были стать той силой, которая бы способствовала реализации постановления Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) «О мерах по ликвидации нарушений Устава сельскохозяйственной артели в колхозах» от 19 декабря 1946 г. [12]. Некоторые председатели районных и сельских советов стали высказывать заинтересованность в открытии храмов на их территориях, поскольку это позволяло решать многие финансовые вопросы: содержания кладбищ, электрификации села и т. п. Проблемы культуры, быта, религии объективно вообще стояли на заднем плане. Но как раз в этой сфере потенциал самостоятельности, который аккумулировали в себе бывшие фронтовики, был реализован полнее. Это выражалось, например, в определенной лояльности по отношению к религии, местным приходам, что соответствовало понятиям традиционного общества. Тем более что в домах сельского советского и партийного актива нередко висели иконы, члены их семей и даже они сами совершали религиозные обряды. Не случайно в начале 1950-х гг. партийными органами проводится показательная кампания по исключению из партии коммунистов, замеченных в совершении религиозных обрядов.

Подавляющее большинство верующих составляли матери и вдовы их погибших товарищей. Именно они писали слезные ходатайства об открытии храмов, в которых настойчиво просили дать им возможность по-

минать своих родных и близких. И это не могло не учитываться.

Даже уполномоченные по делам РПЦ, будучи людьми своего времени, порой не могли не действовать по понятиям традиционного общества, когда интересы земляков-ходатаев были ближе, чем предъявляемые требования. 27 августа 1947 г., не дожидаясь решения Совета Министров СССР (было принято 24 апреля 1948 г., а типовой договор с религиозным объединением с. Инякино заключен только 20 апреля 1951 г.), рязанский уполномоченный Денисов дал распоряжение Шиловскому райисполкому способствовать открытию храма в Инякино. При этом он подверг критике факт продажи местным колхозом церковной сторожки [4, л. 36-37, 117].

Кроме того, поворот в религиозной политике государства в годы войны был воспринят низовыми структурами власти как институализация Церкви в рамках советского государства. Весомо, например, выглядело награждение архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) Сталинской премией 1-й степени. Кроме того, в этот период активизировалась международная деятельность РПЦ. На страницах газет размещалась информация о значимых событиях в жизни Церкви, например, о праздновании 500-летия автокефалии РПЦ в 1948 г. По указанию Патриархии во всех храмах страны прошли торжественные всенощные и литургии, сопровождаемые проповедями, повествующими об этом событии [13]. Летом 1948 г. в Москве было проведено совещание глав и представителей поместных православных церквей.

Заметными были изменения на уровне обыденного сознания. В стране действовали десятки монастырей и тысячи церковных приходов. Люди снова получили право праздновать церковные праздники и Новый год.

Оценивая потенциал самостоятельности бывших фронтовиков, следует все же согласиться с исследователями, полагающими, что в условиях строжайшей регламентации всех сторон жизни общества этот потенциал был ограниченным, несмотря на то, что война, казалось бы, отучила от боязни действовать самостоятельно [14].

Подводя выводы сказанному, отметим, что устойчивая тенденция к нормализации

государственно-церковных отношений, берущая свое начало с 1943 г., не могла не оказывать определенное воздействие на представителей местной власти. Формируемые новые подходы к религиозной политике, которые шли вразрез с догмами довоенной эпохи, находили своих носителей в новой генерации власти на местах. Кроме того, существовала определенная инерционность в реагировании провинции на конъюнктуру настроений верхних эшелонов власти. Именно поэтому борьба разных подходов к религии в высшем политическом руководстве в первый послевоенный период не оказывала серьезного тормозящего влияния на деятельность провинциальных православных приходов. Данное обстоятельство диктует необходимость всестороннего и взвешенного анализа государственно-церковных отношений в провинции в послевоенный период, отхода от линии на акцентировку только ограничительных и репрессивных проявлений политики власти в конфессиональной сфере.

Поступила в редакцию 19.05.2010 г.

UDC 94(47)

PECULIARITIES OF THE SITUATION IN PROVINCIAL PARISHES IN THE EARLY POSTWAR YEARS Aleksander Yuryevich Mikhaylovsky, Ryazan State University named after S.A. Esenin, Ryazan, Russia, Competitor of Russian History Department, e-mail: alex62rzn@gmail.com

The article examines the situation in the state-church relations in the early years after World War II. An attempt to reassess the state religious policy in the province at the level of rural Orthodox parish is made. Particular attention is paid to the role of the new generation of «front-line» managers of collective farms and local councils in the process of normalization of power and the Church relations.

УДК 947

ПАРТИЙНО-ЧЕКИСТСКИЙ КОНТРОЛЬ В СФЕРЕ ГОСУДАРСТВЕННО-ЦЕРКОВНЫХ ОТНОШЕНИЙ В ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ (НА МАТЕРИАЛАХ ЦЕНТРАЛЬНО-ЧЕРНОЗЕМНОГО РЕГИОНА)

© Андрей Юрьевич Дёмин

Курский государственный технический университет, г. Курск, Россия, соискатель кафедры отечественной истории, e-mail: kafedra_IGiP@mail.ru

В настоящей статье рассматривается государственная политика, проводимая центральными и местными органами власти по созданию системы политического контроля в советском обществе и особенности ее реализации на региональном уровне. Особое внимание в статье уделено практической деятельности органов госбезопасности и внутренних дел по обеспечению политического контроля над жизнедеятельностью населения Центрального Черноземья во второй половине 1940 - середине 1980 гг.

Великая Отечественная война породила у части советского общества либеральные иллюзии. Послепобедная эйфория, распространение контактов с западными союзниками, некоторое ослабление идеологического контроля и другие вполне реальные процессы рождали надежды на возможность либеральной трансформации политического режима. К числу подобных реальных перемен, наметившихся в государственной политике во время войны, следует отнести и развитие новых отношений между государством и Русской православной церковью.

На широкое распространение религии в жизни советских людей повлияло несколько причин. Во-первых, это изменение государственной политики в отношении церкви. Во-вторых, сама церковь встала на службу государству, включившись во всенародное патриотическое движение. В-третьих, ослабление идеологического давления привело к тому, что иллюзии об успешном и повсеместном «преодолении» религии, победе «безбожного движения» рассеялись, уступили место правде жизни - миллионы верующих

могли спокойно проявлять свои внутренние убеждения, тем более что война усилила тягу к религии. В Красную Армию призывались главным образом крестьяне, которым не чужды были религиозные настроения, а фронтовая жизнь, гибель боевых друзей, страдания от ран, потеря родных и близких пробуждали религиозные чувства и мысли [1]. Влияние православия было сильно, прежде всего, в аграрных районах страны. Так, в Центральном Черноземье около 90 % населения составляли сельские жители [2]. То есть сохранился фундамент для возвращения религиозных организаций к активной деятельности. Нельзя не учитывать и влияние, оказанное политикой захватчиков, которые стремились использовать церковь в своих интересах. В пропагандистских целях оккупационные власти выдавали разрешения на открытие церквей. В частности, в Курской области с 1941 г. действовало 35 церквей и молитвенных домов, а с 1942 г. - 148 [2, л. 6]. Анализируя ситуацию в области, старший инспектор Совета по делам РПЦ Свиридов сообщал, что на 1 декабря 1945 г. действова-