«Центурионы» Ивана Грозного, часть II: Иван Семенов сын Черемисинов

М 11_ Н I Б Т

Пенской В.В. «Центурионы» Ивана Грозного, часть II:

Иван Семенов сын Черемисинов

Вторая из цикла статей - биографических очерков о командирах среднего звена русского войска XVI века. "Г оворя же о карьере, прежде всего военной, Черемисинова, отметим, что интерес к его биографии с нашей стороны был обусловлен еще и тем, что такие начальные люди второго-третьего рангов, как Иван Черемисинов или Матвей Ржевский (еще один стрелецкий голова «первого призыва»), настоящие «полевые командиры», и являлись, судя по всему, тем «ядром», вокруг которого строились московские рати."

Ссылка для размещения в Интернете:

http://www■milhist■info/2012/11/19/реткоу 2

Ссылка для печатных изданий:

Пенской В.В. «Центурионы» Ивана Грозного, часть II: Иван Семенов сын Черемисинов [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. — 2012. — Т. III. — С. 239-296.

<Ы1р: //www.milhist.info/2012/11/19/решкоу_2> (19.11.2012)

www.milhist.info 2012г.

ПЕНСКОЙ В.В. «ЦЕНТУРИОНЫ» ИВАНА ГРОЗНОГО, ЧАСТЬ II: ИВАН СЕМЕНОВ СЫН ЧЕРЕМИСИНОВ*

«Того же лета (7058—1549/1550. — В.П.) учинил у себя царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии выборных стрелцов ис пищалей 3000 человек, а велел им жити в Воробьевской слободе»1. Так писал неизвестный русский книжник о создании стрелецкого войска, которое наряду с поместной конницей стало своего рода «визитной карточкой» московской армии. Среди командиров-голов, что встали во главе первых шести стрелецких «статей»2, он назвал Ивана Семенова сына Черемисинова. О нем и пойдет речь дальше.

Чем был обусловлен наш интерес к этой, казалось бы, незначительной исторической фигуре? На этот вопрос можно ответить по-разному. С одной стороны, И.С. Черемисинов, если сравнивать с его товарищами — первыми стрелецкими головами, выделяется на их фоне самой успешной, пожалуй, карьерой. Не случайно В.Б. Кобрин назвал его «весьма опытным воеводой и дипломатом»3. Говоря же о карьере, прежде всего военной, Черемисинова, отметим, что интерес к его биографии с нашей стороны был обусловлен еще и тем, что такие начальные люди второго-третьего рангов, как Иван Черемисинов или Матвей Ржевский (еще один стрелецкий голова «первого призыва»), настоящие «полевые командиры», и являлись, судя по всему, тем «ядром», вокруг которого строились московские рати. Именно Черемисинов и Ржевский со товарищи и равные им давали сановитым и «дородным» «большим» воеводам возможность осваивать на практике азы воинского искусства. Потому их биографии представляют для изучения русского военного дела той эпохи не

* Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект 12-41-93021к.

меньший, если не больший, интерес, чем жизнеописания военачальников первого ранга. Однако его нельзя считать удовлетворенным, поскольку внимание историков, как правило, сконцентрировано на более значимых исторических фигурах — прежде всего на монархах и персонажах в их ближайшем окружении, «толпой стоящих у трона». Из-за них такие личности как Черемисинов, не видны, теряются на общем фоне. Вот и выходит, что, если возникает желание познакомиться поближе с биографиями Черемисинова и других сотенных и стрелецких голов, то, по большому счету, их, этих биографий, нет. Применительно к нашему герою имеется лишь небольшая статья в «Русском биографическом словаре», небольшая же заметка В.Б. Кобрина, которая была использована В.Н. Глазьевым, да, пожалуй, и все, если не считать разбросанных то тут, то там отдельных упоминаний о сыне боярском в исторических сочинениях4. Между тем в источниках сохранилось немало сведений о служебной карьере И.С. Черемисинова, особенно в 1550-х гг., когда ему действительно довелось сыграть чрезвычайно важную роль и как военачальнику, и как дипломату5. На основании этих материалов можно попытаться реконструировать в общих чертах жизненный путь боярского сына средней руки, сумевшего выбиться если и не в люди, то, во всяком случае, выделиться из общей плотной массы рядовых, незнатных и не «дородных» дворян и детей боярских Русского государства середины XVI в.

Фамилия Черемисиновых, по словам В.Б. Кобрина, «малознатная, хотя и «родословная»6. По преданию, род Черемисиновых-Карауловых происходил от

выходцев из Золотой Орды . Некий Федор Черемисин был убит в памятном для москвичей Белевском сражении 1437 г., и упоминаемый в «Бархатной книге» Семен Черемисин, возможно, был его братом, во всяком случае, близким

родственником . Первоначально вотчины Черемисиных находились, очевидно, в Костромском уезде9. Впоследствии, по мере дробления вотчин10, представители фамилии выбрались за пределы уезда, как это сделали, к

примеру, дети Федора Черемисина Василий и Федор, обменявшие отцовскую вотчину на села в Ростовском уезде11. Наш герой в середине XVI в. имел земли в Суздальском уезде и был записан вместе со своим братом Федором и сыном

Деменшей в Дворовой тетради по Суздалю, а также занесен в Тысячную книгу

как суздальский сын боярский 3-й статьи . К этому стоит добавить, что в 1550 г. Иван Черемисинов стал одним из первых стрелецких командиров.

Итак, в начале 50-х гг. XVI в. наш герой записан в Дворовую тетрадь, «тысячник» и стрелецкий голова. Надо ли еще раз говорить о том, что на фоне тысяч и тысяч рядовых детей боярских, всплывающих в актовых материалах и тут же исчезающих навсегда из поля зрения историков, о которых мы не знаем порой ничего, кроме имени и прозвища, это был очень неплохой результат для не отличающегося «дородством» московского служилого человека? Попытаемся сделать некоторые предположения относительно жизни Ивана Черемисинова до этого времени. Прежде всего, можно утверждать, что он появился на свет в семье сына боярского Семена Васильева сына Черемисинова и жены его Елены, возможно, в селе Петрово Городище в Суздальском уезде,

которым Черемисиновы пользовались по меньшей мере с конца XV в. Хотя год рождения нашего героя точно не известен, тем не менее, это случилось не позднее 1520 г., а, скорее всего, несколько раньше. Иначе, если бы будущий «тысячник» и стрелецкий голова родился позже, он не успел бы так продвинуться верх по служебной лестнице — стать головой «выборных стрелцов» и попасть в список «лутчих слуг». Да и старший сын его, Деменша, по младости лет не был бы записан в «тысячники» вместе с отцом. Думается, что здесь не обошлось, с одной стороны, без заслуг самого Ивана Черемисинова, сумевшего отличиться перед лицом самого царя в предпринятых им в конце 1540-х гг. не слишком удачных казанских экспедициях, а с другой стороны, свою роль сыграли и «службы» его отца Семена. О них, увы, нам ничего не известно, но судя по всему, эти «службы»

обеспечили Ивану лучшие, чем у сотен других отпрысков провинциальных служилых семейств, стартовые позиции.

Так или иначе, но молодой Иван Черемисинов был замечен столь же молодым царем и попал пусть не в ближний его круг, но, во всяком случае, оказался в поле зрения государя. Теперь предстояло доказать службой, что его выдвижение не было случайностью, «наехать» «роду своему честь» и «собе добро имя», и не только14. Надо сказать, это Черемисинову вполне удалось, благо возможностей отличиться в то время было предостаточно.

Приняв решение в конце февраля 1550 г. прекратить второй, оказавшийся снова неудачным, поход на Казань, Иван IV, тем не менее, не отказался от намерения подчинить ханство своей воле. Призвав «к собе» «царя Шигалея и воевод своих и казанских князеи, которые были с ним у города у Казани» и «учял советовати» с ними, где бы ему, царю и великому князю, «поставити ... град Казанского для дела и тесноту бы учинити Казанскои земли»15. Место для этого городка было примечено заранее, и с апреля 1551 г. работа закипела. Дьяк Иван Григорьев сын Выродков был отправлен с детьми боярскими «церкви и города рубити и в судех с воеводами на них вести», затем вниз по Волге двинулась судовая рать во главе с незадачливым казанским «царем» Шигалеем (Шах-Али), а из Нижнего Новгорода в набег («изгоном») на Казань отправился князь П.С. Серебряный, «а с ним дети бояръские и стрельцы и казаки». Надо полагать, что перед князем и отправленными ему на помощь с Мещеры атаманами Елкой и Севергой16 с 2,5 тыс. казаков была поставлена задача отвлечь внимание казанцев от строительства города Свияжска.

Ранним утром («на первом часу дни») 18 мая 1551 г. князь Серебряный с частью своей рати внезапно объявился под стенами столицы ханства и атаковал казанский посад. Как писал летописец, князь «побил многих людей, и живых поимали, и полону русского много отполонили, а князей и мурз великих болши ста побили, и многых мелкых людей и жен и робят побили; а великого князя

детей бояръскых на том бою убили Михаила Зачесломского да двух Стромиловых, да жива взяли сотцкого стрелетцкого Офоню Скоблева; да

стрелцов человек с пятдесят и взяли и убили и потонуло» . Судя по всему, в этом набеге стрельцы получили первое боевое крещение, и не подлежит сомнению, что атака казанского посада не обошлась без Ивана Черемисинова и его людей. Во всяком случае, в синодике Архангельского собора поименно

названы 15 стрельцов «Ивана Черемисинова», что «под Казанью потонули и

побиты» . Самое же главное — набег судовой рати князя Серебряного позволил главным русским силам беспрепятственно доплыть до Круглой горы на месте впадения реки Свияги в Волгу, сгрузить с «великих лодий белозерских» «град древяны» и, предварительно расчистив место от леса, к 30 июня 1551 г. «поставить» город. Этот новый город-крепость, в строительстве которого приняли участие Иван Черемисинов и его стрельцы, стал базой для организации нового и оказавшегося последним русского наступления на Казань19.

В течение всего лета 1551 г. государевы стрельцы частью находились на Волге, Каме и Вятке «по всем перевозам», а частью стояли гарнизоном в «Свияжском городе». В августе отряд стрельцов сопровождал вместе с другими русскими ратными людьми «царя казанского Утемишь-Гирея с матерью с Сююнбек царицею», и вполне возможно, что именно стрельцам статьи Ивана Черемисинова была поручена эта ответственная миссия. Во всяком случае, конвоем командовал князь П.С. Серебряный, который мог взять с собой тех,

кто уже хорошо зарекомендовал себя в походе и боях под его началом, на кого

он мог положиться в этом сложном и опасном деле . Но если участие стрельцов Черемисинова в сопровождении знатных пленников в Москву не более чем предположение, то сомнений относительно того, что они вместе с городецкими «князьями и мырзами и казаками» сажали Шигалея «на царстве Казанском» практически нет. Летопись сообщает, что 16 августа 1551 г.

«поехал царь Шигалей на царство в Казань, а с ним по государеву наказу бояре его Юрьи князь Михаилович Г олицын да Иван Иванович Хабаров да дьяк Иван Григорьев Выродков. Да с царем же в Казань поехало триста человек городецких князей и мырз и казаков, да двесте стрелцов з двема сотцкими царя и великого князя, а жили все у царя на дворе»21. Исполняя достигнутую перед этим договоренность, новый казанский «царь» приказал освободить всех русских пленников, находившихся в Казани, общим числом 2,7 тыс., что и было сделано на следующий день. Всего же, как сообщают летописи, из казанского плена освободилось 60 тыс. русских людей. После этого бояре отправили в Москву к Ивану IV гонцов, Данилу Адашева и нашего героя (следовательно, участника этих событий), с вестью-сеунчом о том, «что дал бог, дело его поделалося по его царскому наказу». 28 августа Адашев и Черемисинов прибыли в Москву и были приняты государем. Вне всякого сомнения, царь щедро наградил гонцов, но, надо полагать, для Ивана Черемисинова более важным была даже не награда, а сам факт участия в этой «посылке». Это позволяло ему надеяться на благосклонность государя по отношению к молодому и энергичному стрелецкому голове, отличившемуся в очередной казанской экспедиции и доставившему царю радостную новость о победе. Судя по всему, надежды сына боярского оправдались, и довольно скоро.

После приема у царя Иван Черемисинов вернулся обратно в Казань и снова принял команду над стрельцами, которые охраняли и заодно наблюдали за

Шигалеем, оказавшись в самой гуще политической борьбы и интриг при

«царском» дворе22. Ситуация в столице ханства тем временем оставалась крайне напряженной. Шигалей не пользовался авторитетом у казанской знати и духовенства, его положение было чрезвычайно двусмысленным. Идти на выполнение всех требований русского государя означало для Шигалея утрату остатков влияния в Казани, а пойти на поводу у оппозиции неизбежно привело бы к потере доверия со стороны Ивана, и тогда за судьбу казанского «царя»

никто не дал бы и ломаного гроша . Дело дошло до того, что Шигалей, использовав добытые русскими сведения о пересылке между ногаями и казанскими «князьями», недовольными правлением московского ставленника, пошел на крайние меры. 14 ноября в Москву прибыли гонцы из Казани от русского представителя при «царе» князя Д.С. Палецкого, который писал, что де «казаньские люди Бибарс с братиею и мьногые князи казаньскые ссылаются на царя в Нагаи, а сами хотели царю убить и боярина великого князя князя Димитриа убити же, и царь ся у них того поведал дополна». В ответ Шигалей пригласил заговорщиков к себе на пир и «велел побить у собя на пиру». Часть их была перебита касимовскими татарами из окружения Шигалея, а часть — стрельцами Черемисинова «на цареве дворе», после чего стрельцы уничтожили «по подворием» противников Шигалея, не приглашенных на пир. Всего же «убил царь Бибарса-князя з братиею, Кадышь-багатыря, Карамышь-улана, а всех убил князей и уланов и мырз того дни и назавтрие семьдесят человек»24.

Резня, устроенная Шигалеем руками своих татар и стрельцов Ивана Черемисинова, отнюдь не укрепила его позиций. Князь Палецкий, покидая Казань в конце 1551 г., оставил нашего героя «с его стрелци» (весь прибор —

с ногаями . Поскольку Шигалей явно не пользовался поддержкой казанцев — даже тех, кто придерживался московской ориентации, то дальнейшее промедление с принятием экстраординарных мер могло закончиться печально. Казань, как это уже было неоднократно, снова оказалась бы вне русской сферы

влияния, и этого в Москве допустить никак не могли. Поэтому здесь вздохнули с облегчением, когда приехавшие еще в октябре 1551 г. и оставшиеся в русской столице после учиненного Шигалеем убийства виднейших казанских аристократов послы «Муралей-князь да Костров-князь да Алемердин-азий» в январе 1552 г. «били челом» Ивану, «чтобы государь пожаловал, царя Шигалея свел с Казани, а дал бы им наместника боярина своего». Примечательно, что послы подчеркивали, — Шигалей настолько был ненавистен казанцам, что ему, Ивану, достаточно только убрать стрельцов Черемисинова из охраны «царя»,

чтобы тот сам сбежал из столицы ханства, а тогда город и вся «земля

Казанская» примет царских наместников .

Шигалей, оказавшись в чрезвычайно двусмысленном положении, не стал дожидаться, пока его или убьют сами казанцы, или «сведет с царства» присланный из Москвы боярин, решив сыграть на опережение. «Те же зимы (7060/1552 г. — В.П.), марта 6, в первую неделю святого Поста, выехал царь Шигалей ис Казани на езеро рыбы ловити, а с ним многие князи и мурзы

казанцы и городецкие и все пятъсот стрелцов великого князя» . Действительно, Иван Черемисинов и его стрельцы были единственной опорой незадачливого казанского «царя», и он с ними практически не расставался ни на час, обоснованно опасаясь за свою жизнь. И хотя сегодня можно только догадываться о том влиянии, какое имел Черемисинов в Казани, совершенно очевидно — его роль во всех этих событиях была далеко не последней, оставаясь значимой и в последовавших за бегством Шигалея из Казани переменах.

Вернемся к «казанской истории». Выбравшись за стены города, Шигалей объявил казанским «князем и мурзам», что он намерен ехать к Ивану, а их берет с собой в качестве заложников, после чего в сопровождении своего двора и стрельцов Черемисинова направился в Свияжск. Очевидно, что сидевший там воеводой князь С.И. Микулинский был заблаговременно оповещен

Черемисиновым о намерениях Шигалея, поскольку летопись сообщает, что в тот же день князь отправил в Казань двух казаков с царскими грамотами. В этих грамотах говорилось, что, идя навстречу казанскому челобитью, царь и великий князь «сводит» Шигалея со стола, ставит наместником в «Казанской земле» князя С.И. Микулинского и предлагает казанцам присягнуть на верность ему, Ивану. «Лутчие люди» казанские ответили согласием, и 7 марта в город отправились находившиеся в Свияжске «князья» Чапкун Отучев и Бурнаш в сопровождении Ивана Черемисинова «с тем словом, на чем на Москве князи государю били челом и на чем в Свияге Чапкун и Бурнаш правду давали». Вечером того же дня Микулинский получил от Черемисинова весть, что «вся земля Казанская государеву жалованью ради, правду дают, и к боярам едут

лутчие люди» .

наместника и воевод . Однако прошло всего несколько часов, и все резко переменилось. Что же случилось?

Утром 9 марта 1552 г. князь С.И. Микулинский со товарищи выехал из Свияжска и направился в Казань, где Черемисинов готовил ему встречу и завершал приведение казанцев к присяге на верность Ивану IV. Не доезжая города, Микулинский отпустил вперед себя по их просьбе «князей» Ислама и Кебека вместе с мурзой Алике Нарыковым. Последние, вихрем прискакав в город, огорошили встретивших их казанцев вестью, что де царские воеводы

намерены город разорить, а его жителей всех побить. Новость, сообщенная приехавшими татарскими аристократами, произвела эффект взорвавшейся

бомбы, «люди замешалися..., иные на собя доспех кладуть» . Черемисинов, у которого не было под рукой его стрельцов, не сумел остановить начавшийся мятеж и взять ситуацию под свой контроль. Судя по всему, начавшиеся волнения застали его вне ханского дворца, где находились приехавшие накануне 8 детей боярских с их людьми да 70 казаков, сопровождавших кош. Стрелецкий голова покинул Казань и поспешил навстречу воеводам, медленно ехавшим к городу.

Узнав от нашего героя об измене казанцев, князь Микулинский со товарищи попытались решить дело миром, однако возглавивший новое казанское правительство «князь» Чапкун Отучев, тот самый, что был одним из авторов проекта смещения Шигалея и установления личной унии Казани и Русского государства, не пошел на соглашение. Воеводы повернули назад, в Свияжск, и с этого момента новая война стала неизбежна.

Вместе с воеводами вернулся в Свияжск ко своим стрельцам и Иван Черемисинов. Впереди их ожидали тяжелые весна и лето 1552 г., заполненные постоянными стычками с казанцами и поддерживавшими их «горними людми». Ситуация осложнялась еще и тем, что в Свияжске вспыхнула эпидемия, вероятно цинги, «и язвами многие померли, и иные мруть и болны лежать дети

боярскые и стрелцы и казакы» . Надо полагать, от нее досталось и стрельцам Черемисинова. Но самого стрелецкого голову «немочь великая» не тронула, и в июле он с теми из своих людей, кто не умер и не заболел, ходил в составе рати князя С.И. Микулинского на «горних людей». Последние были побиты, «воеводам добили челом, государя правду дали и к городу Свияжьскому пошли

и з женами и з детми» .

IV. Интересно — участвовал ли Иван Черемисинов в совещании, которое устроил царь по прибытию в Свияжск с Шигалеем, своим братом и воеводами

на предмет того, как действовать дальше . Конечно, формально у стрелецкого головы не хватало «дородства», чтобы присутствовать на этом собрании высших русских военачальников. С другой стороны, кто, как не Черемисинов, достаточно опытный и знающий служилый человек, проведший почти год в Казани, лучше всех знал ситуацию в городе, характер его укреплений и прочие детали казанского быта? И эти его знания очень могли пригодиться в планируемых действиях по овладению столицей татарского государства. Но, не имея возможности подтвердить участие головы в совещании, оставим это и перейдем к описанию действий Черемисинова и его стрельцов в осаде и штурме Казани русскими войсками — пожалуй, самой яркой странице в биографии нашего героя.

К сожалению, разряд Казанского похода, подобный тому, какой остался после похода Полоцкого или похода Ивана Грозного в Ливонию в 1577 г., не сохранился. Поэтому точно реконструировать обстоятельства участия стрельцов прибора Ивана Черемисинова в осаде и взятии татарской столицы не удается, можно лишь сделать некоторые предположения, включив их в общий рассказ о действиях русских войск на ближних подступах и под валами Казани. Скорее всего, наш голова и его люди были включены царем в Большой полк и в его составе, переправившись 16 или 17 августа через Волгу «на Казанскую сторону», совершил переход к устью реки Казанки, где 20 августа 1552 г. завершилось сосредоточение главных сил русского войска перед последним броском на Казань36. Этот переход осуществлялся в тяжелых условиях, «бе тогды время дождиво и воды в реках велики». Участник похода князь А.М. Курбский вспоминал, что на преодоление 20 верст от места переправы до Казанки русским потребовалось трое суток, «бо тамо не мало рек, еже впадают в Волгу; препровожашеся чрез мосты и гати, которые были пред нами показили

казанцы» .

града» . Теперь же, когда все приготовления к началу осады были сделаны, полки пришли в движение, а с ними «стрелцы и казаки пеши перед полкы; такоже пред всеми полкы головы стрелетцкие, а с ними их сотцкие, всякой

своим стом идет» . Выходит, что выдвижение полков на назначенные им по диспозиции места проходило под прикрытием вооруженных огнестрельным оружием стрельцов и казаков, игравших роль авангарда40. Видимо, уже 23 августа стрельцам Черемисинова пришлось вступить в бой, когда казанцы попытались сделать вылазку и атаковать шедших в первых рядах стрельцов и казаков Передового и Большого полков41. 26 же августа четыре стрелецких приказа, в том числе и приказ нашего героя, вместе со спешенными послужильцами детей боярских и казаками, под общим началом второго воеводы Большого полка князя М.И. Воротынского, приступили к возведению «большой крепости» «против Царевых ворот, Арских и Талыковых и Тюменских»42.

Казанцы отнюдь не собирались отсиживаться за стенами крепости, сложа руки, пока русские возводили шанцы и батареи, и, по словам летописца, «как пошли (люди Воротынского. — В.П.) к городу, и казанцы вылезли многые

люди конные и пешие, и обоим, христианом и татаром, биющеся крепце на много время, и из пушек по граду и по воротам безъпрестани биюще и стрелцы из пищалей, такоже и з города ис пушек и из пищалей стреляху и бысть сеча велия и приужастна». Русским удалось отразить вылазку татар и после того, как они «вбиша» неприятеля обратно в город, «сташа головы стрелетцкие, стрелцы и головы з боярьскими людми и казаки по рву града и стреляхуся ис пищалей и из луков». Воротынский, действуя под их прикрытием, тем временем со своими людьми быстро установил заранее заготовленные туры «за 50 сажень от города», засыпал их землей, после чего отдал приказ «головам всех людей отвести к турам и перед турами веляше стрелцом и казаком против города закопатися во рвы». Бой, однако, на этом не закончился, и на протяжении всей ночи стрельцы и казаки вместе с боярскими людьми отражали контратаки казанцев, стремившихся разрушить возведенные русскими полевые фортификации43. Удача, тем не менее, сопутствовала русским — наутро, 27 августа, утомленный и обескураженный упорным сопротивлением русских стрельцов и казаков неприятель отступил. После этого Иван IV приказал боярину М.Я. Морозову, которому было поручено командованием «большим нарядом», то есть осадными «великими» и «огненъными пушками» «Кольцо», «Ушатая», «Змей Свертной», «Змей Летячей» и другими, установить их на позициях, подготовленных людьми М.И. Воротынского44. Пушки заняли свои места и открыли канонаду, «побиваху многих людей из наряду», а стрельцы Черемисинова и их товарищи вместе с казаками, сидя в «закопех», «не даваше на стенах людем быти и из ворот вылазити, многих побиваша»45.

Последующие дни осады прошли для Ивана Черемисинова и его стрельцов в рутинной, но от того не менее тяжелой и опасной работе — постепенном подведении апрошей ко рвам, перестрелках с неприятелем и отражении его вылазок, направленных на срыв осадных работ46. Видимо, стрельцы Черемисинова посменно со стрельцами других приказов несли службу и в

установленной по царскому приказу в первых числах сентября дьяком И. Выродковым против Царских ворот «баште» со «многим нарядом», «полуторными пищалями и затинными» (по сообщению Курбского — 10 «дел»

и 50 гаковниц ). Из нее «стрелцы с пищалми многие» «стреляли в город по

улицам и по стенам градным и побивая многие же люди» . Надо полагать, что без стрельцов Черемисинова и его самого не обошлись также во время экспедиции 30 августа против казанского «князя» Япанчи, засевшего со своими людьми в Арском лесу и беспокоившего русских своими набегами49.

Ответом на эту вылазку стал большой поход против засевшего в Арском остроге Япанчи. И, поскольку действовать русским предстояло в лесу, на пересеченной местности, то в большую трехполковую рать под началом князя

А.Б. Горбатого были включены и стрельцы. Надо полагать, в эту рать были командированы и сотни от приказа Черемисинова. 6 сентября русские войска

взяли Арский острог, после чего 10 дней подвергали опустошению «Арьскую сторону». Примечательно, что во время выдвижения русских полков к острогу и последующего его двухчасового штурма снова, как и в первые дни казанской осады, «пеши стрельцы и казакы» «напред полкы пошли», поддерживая стрельбой из пищалей (стрельцы) и луков (казаки) действия спешившихся детей боярских и их послужильцев51.

После возвращения рати князя Г орбатого из похода прошло еще две недели, заполненных напряженной работой по подготовке решающего штурма Казани.

ожидая приступу» .

Успех, достигнутый ратниками Воротынского и Басманова, ускорил наступление развязки. Иван IV приказал готовиться всем к общему приступу, намеченному на воскресенье, 2 октября 1552 г. — «и очистятся вси и у отцов

духовных исповедаются, достойны же благодати сподобятся: приближи бо ся день, вънеже пити общая чаша всем»54. Неизбежность последнего «пира» стала очевидной после того, как казанцы в очередной раз отвергли предложение царя сложить оружие и выдать тех, кто развязал войну, нарушив достигнутые весной договоренности о мирном разрешении конфликта. Снова обращает на себя внимание тот факт, что согласно составленной накануне решающих событий диспозиции стрельцы под началом своих голов и казаки вместе с боярскими людьми должны были идти во главе штурмовых колонн, прокладывая дорогу спешенным детям боярским — Иван «напред велел приступати со всех сторон атаманом с казакы и головам з боярьскыми людми да головам с стрелцы; и как, даст Бог, люди у города будут и на стенах, государь велел помогати другим воеводам изо всех полков з детьми боярскыми»55.

И вот настало утро 2 октября — дня, когда исход длившегося более столетия противостояния Москвы и Казани должен был окончательно разрешиться. Ратные люди русских полков изготовились к атаке, ожидая сигнала, который должен был возвестить о начале штурма. И вот спустя час после восхода солнца прозвучал сперва один, а потом второй, еще более мощный взрыв — взорвались заложенные в подкопы под казанскими валами бочки с порохом56. «Абие якоже силный гром грянул, и велми земля дрогну и потрясеся... — писал русский летописец, — и страшна убо зрением земля яко тма являшеся, и на великую высоту восходящее, и многие бревна и людей на высоту возметающе...»57. Еще не успели рассеяться гарь и дым, поднятые взрывами, как «поиде воиньство царьское со всех стран на град». Если наши предположения верны, то стрельцы прибора Черемисинова со своим головой пошли на штурм или в районе Арских, или Царевых ворот. Преодолев упорное сопротивление обороняющихся, русские ворвались на улицы Казани и после кровопролитных рукопашных уличных боев обратили татар в бегство. Уцелевшие защитники города попытались прорваться из пылающей Казани

через северные Елбугины ворота, но здесь были встречены ратниками полка Правой руки и были почти все перебиты или взяты в плен. Лишь немногим удалось укрыться в лесу. Взятый город подвергся разграблению и опустошению — царь повелел перебить всех «ратных» казанцев «за измену их», взяв в плен только женщин и детей, а все имущество жителей отдал своим воинам в награду за их труды. «А побитых во граде толико множество лежаша,

— описывал летописец мрачный «пейзаж после битвы», — яко по всему граду не бе где ступити не на мертвых; за царевым же двором костры мертвых лежащее с стенами градными ровно, рвы же на той стороне града полны мертвых лежаша, и по Казань по реку, и в реке, и за рекою по всему лугу

мертвии погании лежаша» .

Итак, 2 октября Казань пала, Казанское царство вошло в состав русского государства. По случаю «казанского взятья» по возвращению царя в столицу в Москве прошли трехдневные торжества и «жяловал государь бояр своих и воевод и дворян и всех детей боярских и всех воинов по достоянию, шюбами многоцветными своих плеч, бархаты з золотом, на соболях, и купки, иным же шубы и ковши, иным шюбы и кони и доспехи иным ис казны денги и платие». Значимости свершившегося события соответствовал и размах, с которым Иван одарил своих служилых людей — согласно летописи, за три дня «роздал государь казны своеи, по смете казначеев за все денгами, и платья и судов, доспеху и коней и денег, оприч вотчин и поместей и кормленей, 48000 рублев»

и совершенно точно «денгу золотую» получил за свою ратную службу всенепременно60.

О том, что происходило с нашим героем в первые годы после взятия Казани, сведений не сохранилось. Однако же осмелимся предположить, что он и его стрельцы остались на гарнизонной службе («на годовании») в Казани вместе с другими детьми боярскими, стрельцами и казаками под началом воевод князей А.Б. Горбатого и В.С. Серебряного, будучи поселены в одной из стрелецких слобод, которых в 1566 г. было две61. В казанской писцовой книге, датируемой этим годом, сохранилась роспись стрелецких караулов, согласно которой эту службу несли посменно по полусотне стрельцов62. И если он оставался там, то можно предположить также, что Иван Черемисинов со своими людьми принял участие в успешном походе в конце 1553 — начале 1554 гг. на отказывавшихся подчиниться власти посаженных в Казани Иваном IV воевод жителей «луговой стороны и арьских мест», за который также мог быть награжден «денгой золотой»63. Надо сказать, что служба в Казани была в то время чрезвычайно сложной и опасной, о чем свидетельствует такой яркий пример — в конце февраля 1553 г. «казанские люди луговые изменили», отказались платить ясак, а сборщиков ясака, прибывших к ним из Казани, убили. Наказать мятежников казанские воеводы отправили стрелецкого голову Ивана Ершова и казачьего атамана Василия Елизарова, но мятежники сумели наголову разгромить оба отряда, убив, по сообщению летописи, «пол 400 стрелцов да пол 500 казаков». Не прошло и двух недель после этого, как бунтовщики во главе с «Зензеитом и Сарый богатырем со товарищи» напали на отряд во главе с воеводой Б.И. Салтыковым и также наголову разбили его, побив на месте 36 детей боярских, 50 их людей, 170 «горних людей», выступивших вместе с воеводой, а самого