Спросить
Войти
О. А. ТАРАСОВ O. A. TARASOV
начальник кафедры философии и истории Академии ФСИН России, кандидат исторических наук, доцент, полковник внутренней службы
С. А. ВАСИЛЬЕВА S. A. VASILEVA
заместитель начальника кафедры философии и истории Академии ФСИН России, кандидат исторических наук, доцент, подполковник внутренней службы
И. В. КОМЕРОВА I. V. KOMEROVA
начальник учебного отдела Академии ФСИН России, кандидат исторических наук, подполковник внутренней службы
Институционализация тюремной - благотворительности в России в XIX веке К 200-летию Правил для Попечительного общества о тюрьмах 19 июля 1819 года
Institutionalization of prison philanthropy in Russia in the 19th century
On the occasion of the 200th anniversary of the «Rules for the Guardian Society on Prisons» on July 19, 1819
Аннотация. В статье рассматривается институционализация тюремного попечения в Российской империи по британским образцам. Немаловажное влияние на утверждение новых гуманистических принципов уголовного правосудия оказала группа политически активных протестантов-квакеров, которые вели активную работу как в Великобритании, так и в других странах. Знакомство российского императора Александра I с социальными проектами квакеров привело к появлению в России первых обществ тюремной филантропии.
Annotation. The authors of this article examine the institutionalization of prison charity in the Russian Empire according to British standards. A group of politically active Quaker protesters, who have been active in the UK and in other countries, had significant influence on the adoption of the new humanistic principles of criminal justice. The acquaintance of the Russian Emperor Alexander I with the Quaker social projects led to the appearance of the first prison philanthropy societies in Russia.
Ведомости уголовно-исполнительной системы № 9/2019
Двести лет назад в течение 1819 года в Санкт-Петербурге произошли события, которые дали повод исследователям говорить о возникновении в России институтов тюремной благотворительности. Император Александр I утвердил 19 июля Правила для Попечительного общества о тюрьмах [1], комитет которого был торжественно открыт в столице 11 октября и начал свою систематическую деятельность 20 декабря 1819 года.
Наступающий 200-летний юбилей является хорошим поводом еще раз обратиться к подробностям возникновения Попечительного общества о тюрьмах. Несмотря на то, что общество стало объектом многочисленных исследований, его трактовки и оценки, особенно в историко-правовом дискурсе, не избежали определенного клиширования. Другими словами, невзирая на то, что в научной и публицистической литературе довольно подробно освещен процесс возникновения общества и правовая регламентация его деятельности, все еще остаются вопросы: Почему оно возникло именно в этот момент и в этой форме? Кто сыграл ключевые роли в его организации? Соответствовал ли окончательный результат планам и ожиданиям? На наш взгляд, современное состояние науки позволяет найти ответы на подобные вопросы, каким-либо образом отличные от устоявшихся стереотипов. Данная статья представляет собой попытку прояснения условий, причин и движущих сил возникновения Попечительного общества о тюрьмах с учетом особенностей культурно-исторического контекста эпохи.
Одним из очевидных фактов истории учреждения Попечительного общества о тюрьмах было то, что оно явилось результатом иностранного влияния - плодом усилий сторонников, или, как их тогда называли, партизан британских филантропических организаций религиозного толка. В этой связи, как правило, упоминается имя молодого англичанина Вальтера Веннинга. Часто современные исследователи дают ему весьма комплиментарные, но, на наш взгляд, не совсем обоснованные оценки его деятельности, называя его то знаменитым и известным филантропом, то основателем Лондонского тюремного общества, по инициативе которого и была оформлена в России тюремная благотворительность. Однако В. Веннинг был лишь проводником английского влияния, обусловленного особенностями общественно-политических, культурных и религиозных контактов Великобритании и России в рассматриваемый период.
Конец XVIII - первая четверть XIX века были периодом масштабной филантропической деятельности британского Религиозного общества друзей, членов которого именовали квакерами. Их убежденность в том, что духовно-нравственные качества человека имеют большее значение, чем церковная догматика, сформировала и спектр общественных взглядов квакеров, куда вошли требования масштабных социальных реформ, обусловленных принципами гуманизации и просвещения. Исследователи, которые занимались изучением общественной деятельности квакеров на рубеже XVIII-XIX столетий, отмечают их неуемную энергию, вовлеченность во все социальные реформы - от требований отмены работорговли до реформы уголовного закона. Борьба за тюремную реформу стала логическим продолжением более ранних социальных филантропических проектов Религиозного
vedomosti.fsin@list.ru www.or.fsin.su
общества друзей. Активисты-квакеры, как правило, являлись членами сразу нескольких общественных организаций, поддерживая разносторонние социальные проекты [2].
Российский дореволюционный исследователь А. Н. Пыпин, ссылаясь на историю квакеров, написанную британским автором Дж. Кэннингемом, отметил постоянное стремление друзей к активной пропаганде основ своих религиозных взглядов: «Убежденные в истине своей духовной религии, они старались если не доставить ей всеобщее господство, то по крайней мере сделать ее принципы сколько можно более известными» [3]. Это стремление адептов малочисленной, но активной секты, не нашедшей признания на государственном уровне внутри Англии ввиду господства официальной религии - англиканства, выражалось в многочисленных попытках извне «найти себе прозелитов между государями» [4]. По свидетельству Дж. Кэннин-гема, они без раздумий рекомендовали свою религию всем: от папы римского и французского монарха до турецкого султана. Среди их адресатов однажды оказался сам Петр I. После случайной встречи в Лондоне в 1689 году двое видных квакеров - Уильям Пенн и Джордж Уайтгэд попытались обратить молодого русского царя в свою веру. Мысль, по оценке А. Н. Пыпина, нелепая и так ничем и не закончившаяся. Однако квакеры не теряли надежды и их усилия найти прозелита на российском престоле были вознаграждены столетие спустя.
На рубеже ХУШ-Х1Х веков наступает период новой волны оживленной квакерской пропаганды, которая уже не ограничивалась сугубо религиозными вопросами, а активно использовала филантропию в качестве основного
средства. В этот период адепты Религиозного общества друзей вновь обратили внимание на Российскую империю. Высоко оценивая свои шансы на успех, идеологи движения рассматривали Россию наилучшей после Англии «благотворительницей на земле», где «верховные начальники с честью для себя и с пользою для других единодушно подвиваются на службе религии» [5]. Действительно, практически в течение десятилетия (в 1812-1824 годах) для квакеров в России широко открылось окно возможностей, так как, по оценкам исследователей, в это время теория христианского экуменизма приобрела статус официальной идеологии и в условиях предельной веротерпимости «мистико-экуменические идеи определяли характер и направление внутренней и внешней политики российского правительства» [6]. Сдвиг в умонастроениях был связан с трагическими событиями Отечественной войны 1812 года, одними из последствий которых стали поиски новой религиозности в лично-духовной жизни и развитие новых активных форм филантропии и благотворительности в общественной сфере. Все это в полной мере было свойственно мировоззрению императора Александра I, фигура которого стала главной целью пропагандистской активности британских проповедников. Их преданность идее благотворительности и та энергия, с которой квакеры продвигались к намеченным целям, в конце концов привлекла внимание Александра Павловича.
Первым серьезным успехом квакеров в России стало учреждение 6 декабря 1812 года в Санкт-Петербурге Библейского общества [7]. Программа этого общества - перевод Библии на совреВедомости уголовно-исполнительной системы № 9/2019
менные национальные языки и распространение Священной книги без всяких комментариев среди носителей этих языков - полностью соответствовала цели английских протестантов по распространению своей версии христианства. Осуществлялась эта деятельность в отработанных формах постоянных филантропических комитетов и проектов. Помимо всего прочего, в соответствии с уставом члены этого нового общества могли участвовать и в тюремной благотворительности, имея право посещать «страждущих, бедных и заключенных, где бы они ни находились». Этот первый успех вселял в квакеров уверенность в возможности продвижения в России других своих начинаний, одним из которых была систематическая тюремная благотворительность.
Личное знакомство Александра I с адептами Религиозного общества друзей состоялось в 1814 году во время визита императора в Англию. Лидер духовного собрания квакеров Уильям Аллен в мемуарах описал подробности лондонской встречи, которая длилась около часа [8]. Квакеры изложили императору суть своих проектов относительно организации системы школ для бедных слоев населения, учреждения благотворительных обществ в целях содействия социальным и гуманитарным проектам. Александра I явно заинтересовали филантропические инициативы, он воспринял устремления квакеров с благосклонностью и сочувствием, а в конце встречи, удивившись, что никто из них еще не бывал в России, сделал им прямое приглашение. Аллен приводит слова царя, сказанные в завершение беседы: «Если кто-то из друзей посетит Петербург с миссией, то пусть не ждет представления, а придет прямо ко мне,
и я сделаю все, чтобы оказать помощь в продвижении миссии». Александр пожал каждому из членов собрания руку и добавил, что расстается с ними «как с друзьями и братьями» [9].
Практически сразу лидеры Религиозного общества друзей воспользовались приглашением, в 1817 году в Россию был направлен член Лондонского общества улучшения тюремного содержания Вальтер Веннинг. Целью его миссии была популяризация и внедрение накопленного практического опыта его соратников в пенитенциарном деле. В. Веннинг, очевидно, являлся искренним и активным человеком, но, возможно, определяющим фактором в выборе именно его кандидатуры стало то, что в Петербурге у него уже имелся естественный соратник - родной брат, предприниматель, который уже несколько лет проживал в российской столице и обзавелся необходимыми связями. Без влиятельных и высокопоставленных союзников и покровителей миссия «домогаться о распространении в России принципов, господствовавших в Английском тюремном обществе» [5] оказалась бы невыполнимой.
Сам Ульям Аллен в компании квакерского проповедника С. Греллета посетил Российскую империю во время миссионерской поездки в 1818-1820 годах. Они прибыли через территорию Великого княжества Финляндского, которое с 1809 года являлось генерал-губернаторством в составе империи. В Гельсингфорсе они посетили первую тюрьму на территории России, о чем Аллен оставил весьма красноречивые замечания в своем дневнике: «Созерцать тюрьму оказалось тяжелым душераздирающим испытанием; ...Ни один из присутствующих здесь, похоже,
vedomosti.fsin@list.ru www.or.fsin.su
не имеет ни малейшего представления о разумной христианской системе тюремной дисциплины и расценивает исправление преступников как нечто практически невозможное» [10].
В Петербурге первый официальный визит они нанесли министру духовных дел и просвещения князю Александру Николаевичу Голицыну. Он сообщил, что император в отъезде, но распорядился принять квакеров как его друзей и удержать их в столице до его возвращения. Уже в ходе этого визита квакеры попросили разрешения на посещение и осмотр тюрем и других общественных учреждений Петербурга. Посетив тюрьмы, они нашли массу недостатков, «которые их опечалили». После возвращения Александра I состоялась аудиенция, которая была посвящена целиком тюремному вопросу.
Император принял филантропов в небольшом кабинете, посадив около себя и, вспоминая о встрече в Лондоне, называл старыми друзьями. Когда зашел разговор о состоянии российских тюрем, У. Аллен сообщил, что общее состояние их во всех странах довольно схожее, так как «человечество веками существовало в системе, целью которой было отмщение, а не реформирование преступника». Эта система уже потерпела всеобщий провал, утверждал У. Аллен, и «настало время попробовать другой план, более созвучный духу христианской религии» [11]. В качестве положительного примера квакеры подробно описали опыт деятельности филантропических обществ в английских тюрьмах и пообещали императору представить выдержки из своих записей по инспектированию российских мест заключения. Во время аудиенции У. Аллен и С. Греллет обратили внимание Александра I на инициативы В. Веннинга и указали на то, «что могло бы быть сделано для большего успеха тюремной реформы», ради которой он трудился [12]. Таким образом, очевидно, что главная цель двухчасовой встречи - обеспечить поддержку начинаниям В. Веннинга - была квакерами достигнута. Император «высказал им свое удовольствие» и желание последовать их советам.
К тому моменту В. Веннинг уже довольно тесно взаимодействовал с князем Голицыным, который, в свою очередь, представил английского филантропа императору, и его единомышленником - директором Департамента народного просвещения и секретарем Русского библейского общества В. М. Поповым. Разрешив иностранцу изучить условия содержания в тюрьмах Москвы, Петербурга и Твери, Александр I поручил
A. Н. Голицыну совместно с В. Веннин-гом проработать вопрос адаптации опыта тюремной благотворительности Лондонского общества к российским условиям, дабы определить, «каким способом приложить те начала, какими подобные общества руководствуются, к образу здешнего правления» [13]. Итогом стали два документа: «Доношение о состоянии тюрем и прочих мест заключения в Петербурге» и «Записка, содержащая в себе общие замечания о лучшем содержании тюрем», авторство которых принято приписывать исключительно
B. Веннингу. Прямых свидетельств не имеется, но есть основания полагать, что соавтором этих документов был именно А. Н. Голицын. В любом случае, записки составлялись под его контролем, а докладывал императору лично А. Н. Голицын, уже без участия В. Веннинга.
В этой связи следует обратить внимание, что, как правило, роль А. Н. ГолицыВедомости уголовно-исполнительной системы № 9/2019
на в процессе возникновения Попечительного общества о тюрьмах остается несколько затененной. В исследованиях он выступает просто исполнителем воли монарха, проникшегося английскими филантропическими инициативами. Его фигура стабильно остается вне поля зрения большинства исследователей историко-правового направления. Это не удивительно, ведь А. Н. Голицын никогда не принадлежал к структурам МВД, Министерства полиции или Министерства юстиции, деятельность которых традиционно связывалась с историей развития пенитенциарной системы в России.
Между тем князь А. Н. Голицын был одним из виднейших и влиятельнейших сановников Александровской эпохи. Исследователи его жизни и деятельности отмечали, что он, будучи личным другом и креатурой Александра Павловича, на протяжении 20 лет занимал важные посты в государстве, превратившись из безликого исполнителя в самостоятельного государственного деятеля. К моменту описываемых событий он находился на пике влияния, последовательно сконцентрировав в своих руках руководство Святейшим синодом, Главным управлением духовных дел иностранных исповеданий, Министерством духовных дел и народного просвещения и Библейским обществом. Занимая одновременно все эти должности, Голицын «контролировал религиозные организации, научные и образовательные учреждения, книгоиздательства и периодическую печать», то есть все «сферы государственной политики, связанные с контролем над общественным сознанием в различных его проявлениях» [14].
Находясь на вершине руководства духовно-религиозной жизнью России,
А. Н. Голицын имел эклектичное и путаное мировоззрение, базирующееся на протестантских концепциях, учении о «внутренней церкви», мистицизме и пророчествах, экуменизме и предельной веротерпимости в отношении к христианским течениям и сектам. Неудивительно, что его «привлекали носители маргинальной религиозности, которые находились за пределами официальных церковных традиций» [15]. По оценке А. Н. Пыпина, являясь руководителем Библейского общества, А. Н. Голицын был «действительным главой всех предприятий, которые в нем находили своего представителя перед властью; на помощь библейскому делу он распоряжался огромным влиянием и сильными административными средствами» [16].
Учитывая сказанное, можно предположить, что без всесильного князя история не узнала бы имени В. Веннинга. На наш взгляд, именно А. Н. Голицын был основным двигателем учреждения в России Общества попечительного о тюрьмах. Он контролировал этот процесс с самого начала, и он же рассчитывал стать главным бенефициаром результатов. В итоге А. Н. Голицын представил Александру I упомянутые «Записки» В. Веннинга и разработанные на их основе Правила Попечительного общества о тюрьмах [1], которые император утвердил, назначив президентом все того же князя А. Н. Голицына. Неслучайно первыми членами этого общества стали лица, «лишь лично знакомые министру духовных дел» [17].
Мотивом этих усилий, очевидно, была борьба за большее влияние и власть. Амбиции А. Н. Голицына, опирающиеся на международный тренд усиления роли общественности в деле тюремного реформирования, распространились на
vedomosti.fsin@list.ru www.or.fsin.su
сферу исполнения уголовных наказаний, которая на протяжении десятилетий, со времен Екатерины II и Дж. Говарда, находилась под прицелом критики как внутри России, так и за границей. Помимо всего прочего, одним из сложных вопросов оставался вопрос подведомственности и подчиненности многочисленных и разнообразных мест заключения. На этот факт мало обращают внимание, но в 1819 году этот вопрос вновь стал актуальным. С 1810 года центральное управление имеющимися местами лишения свободы было вверено вновь образованному Министерству полиции, но в 1819 году этот опыт был признан неудачным и началась подготовка к его расформированию и передаче его функций, в том числе по управлению исполнением наказаний, в Министерство внутренних дел.
Усилия князя Голицына по учреждению Попечительного общества о тюрьмах и продавливанию вопроса о степени его участия в тюремном управлении можно, на наш взгляд, рассматривать именно в контексте борьбы за власть и влияние, столь характерной для Александровской эпохи. Неслучайно изначальный вариант проекта Правил представлял собой попытку «вывести тюрьмы из-под государственного контроля и целиком и полностью подчинить их Попечительному обществу, являвшемуся частной организацией, которое бы осуществляло свою тюремную политику и организовывало бы тюремное дело по своему усмотрению» [18]. Даже если автором представленных документов был только англичанин В. Веннинг, все написанное полностью соответствовало интересам и целям А. Н. Голицына, которому, как мы помним, была поручена адаптация иностранного опыта.
В результате адаптировать предложения пришлось самому Александру I, и «такая высочайшая цензура не предвещала для общества особого простора деятельности» [19].
По свидетельству одного из директоров Санкт-Петербургского тюремного комитета Э. Мишле, император трижды собственноручно правил проект Правил будущего общества. К примеру, там, где разработчиком предполагалось, что тюремный комитет благотворительного общества должен действовать «яко внутренний в сих домах управляющий-хозяин», Александр I, будто в сомнениях, подчеркнул слово «хозяин», а впоследствии вообще исключил из Правил все пункты, связанные с организацией тюремного управления. В том же месте в Правилах, где было сказано, что смотритель подчиняется комитету, император собственноручно приставил не. Из чего Э. Мишле делает вывод, что «государь, осознавая всю пользу, какую благотворительные общества могут принести тюремному делу, тем не менее не решался передать им тюремного управления» [20].
Таким образом, цели, намеченные архитекторами тюремной реформы 1819 года, не были достигнуты в полном объеме. Император рассматривал Попечительное общество о тюрьмах как исключительно филантропическую организацию, руководители и члены которой должны были содействовать государству, сосредоточив усилия на организации системы нравственного исправления арестантов. В качестве основных средств исправления арестантов членам общества вменялось в обязанность «наставлять их в правилах христианского благочестия и доброй нравственности, на оном основанной»
Ведомости уголовно-исполнительной системы № 9/2019
и «занимать их приличными упражнениями» [1]. Так в Российской империи были заложены основы тюремной благотворительности, которая составляла неотъемлемую часть государственной пенитенциарной политики в течение XIX века. Это вполне соответствовало тому духу филантропии, который складывался в Российской империи со времен Екатерины II, и институциона-лизации благотворительности во всех традиционных сферах - материальной помощи нуждающимся, лечении бедных и больных, воспитании сирот и беспризорных детей и призрении дряхлых, увечных и неспособных к труду [21].
В 1820-1830-х годах на основе Устава Попечительного общества о тюрьмах была построена система его региональных отделений - тюремных комитетов. В течение царствования Николая I происходит сначала де-факто, а позже де-юре изменение характера деятельности, а впоследствии и статуса тюремных комитетов, которые постепенно получили функции и права тюремного управления. По свидетельству В. Никитина, подготовившего первый исторический обзор деятельности общества, «вместо преследования заданной ему специальной задачи пеклись лишь о моральном исправлении заключенных, с первого же приступа к ним принялись улучшать материальное их положение по той естественной, разумеется, причине, что столкнувшись с незнакомою действительностью, общество убедилось в том, что никакое благоприятное влияние на заключенных немыслимо до тех пор, покуда они будут жить в „смрадных, холодных и сырых казематах, в тесноте, впроголодь и подвергаться при том же истязаниям рогатками, цепями и стульями"» [22].
Таким образом, в рассматриваемый период зона ответственности тюремных комитетов постепенно расширялась, в основном за счет хозяйственных и распорядительных обязанностей, выходя далеко за рамки благотворительности и филантропии. В 1851 году был высочайше утвержден обновленный Устав Общества попечительного о тюрьмах [23], который официально распространил попечение тюремных комитетов практически на все виды мест заключения, существовавших в Российской империи. Сфера деятельности общества (по сравнению с Правилами 1819 года) была значительно расширена и включала в себя внутреннее устройство мест заключения, обеспечение продовольствием, одеждой и обувью, организацию медицинского обслуживания и надзор за тюремными больницами, сооружение тюремных церквей и содержание тюремных священников, выкуп заключаемых за долги и ряд других обязанностей. Так в течение двух десятков лет Общество попечительное о тюрьмах превратилось в хозяйственно-распорядительный орган, потому что стало получать в заведование казенные суммы. Вполне понятно, что при таком положении дел общество уже не могло сохранять частный характер, и в 1855 году последовал указ Сенату: «Общество попечительное о тюрьмах и существующий при оном комитет для разбора нищих причислены к Министерству внутренних дел, а министру быть президентом сего общества» [24]. Подводя итог изменившемуся в период с 1851 до 1878 года статусу общества, Э. Мишле резюмировал: «Этот сохранившийся до сего времени круг действия общества... уклонился от желания императора Александра I не давать филантропичес58
vedomosti.fsin@list.ru www.or.fsin.su
ким обществам слишком много участия в тюремном управлении» [25].
Во второй половине XIX века в России обозначился курс на организацию единой государственной системы исполнения наказаний. После II пенитенциарного конгресса в Стокгольме (1878 год), в котором Российская империя приняла активное участие, стало совершенно очевидно, что российские тюрьмы «страдают от двойственности управления, проистекающей от разделения власти между учреждениями Попечительного о тюрьмах общества и администрацией» [26]. По результатам прений Стокгольмского конгресса Э. Мишле сформулировал задачи предстоящего реформирования, определив место Общества попечительного о тюрьмах: «Управление тюрьмами должно быть передано, согласно состоявшемуся постановлению конгресса, в особое тюремное управление, снабженное достаточным количеством инспекторов для надзора за всеми местами заключения империи, с устранением от всякого участия в управлении тюрьмами Общества попечительного о тюрьмах» [27].
Следуя резолюциям конгресса, комиссия по подготовке тюремной реформы сосредоточила свое внимание на создании центрального органа управления всеми тюрьмами империи, что воплотилось 12 марта 1879 года в учреждении Главного тюремного управления в составе Министерства внутренних дел [28]. В соответствии с проектом штата тюремные комитеты и отделения «оставались на существующем основании и отношении их к президенту» (то есть министру внутренних дел). Таким образом, статус тюремных комитетов в очередной раз изменился и до 1918 года Общество попечительное о тюрьмах оставалось структурой, параллельной государственным структурам пенитенциарной системы.
В дальнейшем практически столетняя деятельность Попечительного общества о тюрьмах в России породила круг как его восторженных апологетов, так и антагонистов-критиков, которые диаметрально разошлись в оценках. Одни признавали, что открытие деятельности общества «дало новое направление тюремной политике» [29], другие были убеждены, что подобные начинания «тормозили тюремную реформу» [30]. Однако неоспоримым является тот факт, что 200 лет назад в России под влиянием целого ряда факторов появились и закрепились институты тюремной благотворительности, ставшие неотъемлемой частью современной пенитенциарной системы. ф
Ведомости уголовно-исполнительной системы № 9/2019
vedomosti.fsin@list.ru www.or.fsin.su
