Анархисты

ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ПРИКЛАДНОЙ И НЕОТЛОЖНОЙ ЭТНОЛОГИИ

Устранение многочисленных "белых пятен" в этнической тематике в современных условиях потребовало новых оперативных форм научно-исследовательской и информационно-издательской работы. Институт этнологии и антропологии РАН уже с 1990 г. приступил к программе "Прикладная и неотложная этнология", в которой тесно переплетены и взаимосвязаны фундаментальные исследования и практическое использование их результатов.

Особое внимание в проекте уделяется наиболее актуальным этнонациональным проблемам, таким как межнациональные и межэтнические отношения в России и ближнем зарубежье; вопросы национальной политики, автономий и регионализма в Российской Федерации; направленные социокультурные изменения у народов России.

Программой предусматривались не только проведение исследований, но и оперативная публикация их результатов в виде малотиражного серийного издания "Исследования по прикладной и неотложной этнологии". В 1991-1992 гг. оно выходило в двух сериях: серия А - "Межнациональные отношения в СССР" и серия Б -"Межнациональные отношения за рубежом". Позднее, с изменением политических реалий и расширением исследовательской тематики, такое членение не сохранилось.

К концу 1996 г. общее число публикаций по прикладной и неотложной этнологии составило уже сотню выпусков (см. список публикаций). Каждый из них, как правило, представляет собой брошюру объемом 1-2 авторских листа и тиражом 100-200 экземпляров. Некоторые выпуски связаны единством тематики и образуют своего рода "многотомники" (83-86).

Большая часть авторов публикаций - сотрудники, аспиранты и стажеры Института этнологии и антропологии РАН, т.е. специалисты, располагающие уникальным опытом включенного исследования разнообразных этнических сред и ситуаций. Важную роль в формировании серии сыграли представители региональных научных исследовательских центров, будучи зачастую не только наблюдателями, но и непосредственными участниками событий и обладая наиболее оперативной и детальной информацией о происходящем.

Географически публикации охватывают все основные регионы России - особенно широко представлены автономные республики России на Северном Кавказе, в Урало-Поволжском регионе, а также районы Сибири и Крайнего Севера - и практически все бывшие советские республики, за исключением Армении и Азербайджана. Из зарубежных стран охватываются Индия, Испания, Китай, Мексика, США, Югославия.

Этнополитическая тематика естественно заняла одно из центральных мест в серии работ "быстрого научного реагирования". Публикации этого круга разноплановы не только по сюжетам, но и по "масштабности": в одних анализируются общие всесоюзные и всероссийские этнонациональные процессы (12, 33, 91, 105), в других, гораздо более многочисленных, характеризуются конкретные ситуации, в первую очередь, в тех регионах страны, где в последние годы стала складываться во многом иная, чем прежде, картина этнонациональных отношений и их социально-политического оформления.

Первым собственно этнополитическим исследованием общего характера в серии стала публикация В.А.Тишкова "Этничность и власть в СССР (Этнополитический анализ республиканских органов власти)" (12). В исследовании проанализированы с точки зрения этнонационального фактора новые структуры государственной власти, сложившиеся в союзных республиках и автономных образованиях после выборов 1990 г., когда были избраны верховные советы республик, местные советы, а также сформированы исполнительные органы власти. Статья написана на основе главным образом первичных материалов, полученных из Центральной и республиканских избирательных комиссий.

Этнический состав народных депутатов РСФСР, как отметил Тишков, отличался одной важной характеристикой в сравнении с парламентами других союзных республик: при абсолютном большинстве в ВС представителей русской национальности (78,1%) доля русских в

депутатском корпусе была меньше их доли (81,5%) в населении республики.

Тот факт, что русские "не перебрали" мест в парламенте, автор объясняет: "а) низким уровнем национализма среди доминирующего народа страны; б) существующей традицией и негласной конвенцией о необходимости представительства автономий в государственных структурах РСФСР прежде всего лицами титульной национальности, что требует отступления от принципа строго пропорционального представительства; в) более активной избирательной кампанией и более дружной их поддержкой со стороны избирателей в автономных республиках..." (12, с.6).

Выборочный анализ данных по трем автономным республикам -Башкирии, Татарии и Якутии - показал, что в них произошел существенный сдвиг в пользу представительства титульных национальностей, особенно на уровне руководящего состава Советов и правительств республик. Так, в Татарии и Якутии татары и якуты составляли не менее 3/4 председателей советов, а в правительстве Якутии 70% министров - якуты (при их доле в населении республики 33,4%) (12, с.11). Выборы 1990 г., безусловно укрепили политическую власть титульных национальностей в автономиях РСФСР и создали мощную основу на уровне государственных структур для этнонациональных движений в этих республиках.

Во всех союзных республиках представители титульных национальностей получили большинство мест в Верховных Советах, и, кроме РСФСР и Белоруссии, их доля среди депутатов была выше доли в составе населения. Автор считал эти данные свидетельством некоторого роста антирусских настроений в республиках, а также политической апатии и даже бойкота выборов (как это имело место в Латвии и Эстонии) со стороны части русскоязычного населения.

Именно русские (а не группы этнических меньшинств) понесла самые большие потери, и именно за их счет было получено дополнительное представительство титульных народов. Этот факт, по оценке В.А.Тишкова, мог иметь крупные политические последствия в масштабах всей страны, по крайней мере, в виде политической мобилизации и выступлений русскоязычного населения за изменение сложившегося баланса сил в органах власти, и, соответственно, в виде нового раунда межэтнических конфликтов.

Выборы 1990 г., подчеркнул В.А.Тишков в заключение, не только покончили с монополией одной партии на власть и подорвали

безграничные полномочия Центра, но и привели к власти новые силы -этническую элиту титульных национальностей, провозгласивших свои собственные программы и лозунги, главными из которых стали борьба за суверенитет, государственную независимость, экономическую самостоятельность, сохранение языка и культурной самобытности. Вместе с тем уже тогда стали очевидны и деструктивные начала "нового демократического национализма", появившегося на политической арене СССР и угрожавшего, по оценке исследователя, не только целостности страны в целом, но и вспышками этнических конфликтов и насилия в каждой из республик.

С распадом Советского Союза для становления новой российской государственности особое значение приобрели этнонациональные отношения внутри самой России. Даже спустя два года после подписания 31 марта 1992 г. Федеративного договора общественное мнение продолжало видеть в межнациональных конфликтах одну из самых больших угроз сохранению России. Так, в мартовском опросе 1994 г., проведенном по общероссийской выборке Центром социального прогнозирования и маркетинга Российского независимого института социальных и национальных проблем, были получены данные, согласно которым 62,2% опрошенных считали, что развал Российского государства из-за межнациональных конфликтов возможен, 14,2%-отрицали такую перспективу, и еще 14,2% опрошенных затруднились сформулировать свою точку зрения. Преобладающее мнение об особой опасности межнациональных конфликтов для России во многом сложилось, считают исследователи, как реакция на распад СССР, развалившегося под ударами суверенизации составлявших его республик (91, с.5).

Регионами особой напряженности межнациональных отношений на территории России стали наиболее полиэтничные по составу населения Поволжье и Северный Кавказ. Не случайно вышедшая еще в 1990 г. первая публикация серии по прикладной и неотложной этнологии была посвящена национальной ситуации на Северном Кавказе.

Здесь, "на сравнительно небольшой территории в 250 тыс. кв.м контактируют несколько десятков народов и этнических групп, живущих, как правило, в близком соседстве, часто чересполосно. Несмотря на сходство их этнокультурного облика, основные элементы национальной культуры северокавказских народов - языки, культурно-бытовые традиции, поведенческие нормы, особенности этнической психологии -обнаруживают значительную вариативность. В условиях возросшего

этнического самосознания местных народов индивидуальные черты национальной культуры всячески поддерживаются и культивируются", -подчеркивали авторы (1, с.1).

Национально-административная структура Северного Кавказа -четыре автономные республики: Кабардино-Балкарская, СевероОсетинская, Чечено-Ингушская, Дагестанская - и две автономные области: Карачаево-Черкесская и Адыгейская - не охватывали всего этнического многообразия региона. Кроме того, имевшиеся формы национальной государственности во многом не соответствовали новому уровню экономического и социокультурного развития, поэтому для многих народов региона вопросы преобразования своих государственных статусов стали важнейшими национально-политическими требованиями.

Последующие исследования этнокультурных и этнополитических процессов в северокавказских автономиях (5, 51, 53, 54 ), а также обобщившая их публикация (55) в полной мере подтвердили намеченные ранее направления развития межнациональных отношений в Адыгее, Карачаево-Черкессии, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии и Дагестане.

Выделение в конце 1990 г. Адыгеи из Краснодарского края и последовавшее провозглашение Республики Адыгея вызвали у ее жителей неоднозначную реакцию, хотя сохранился "определенный баланс во взаимоотношениях двух самых многочисленных народов республики - адыгейцев и русских - и двух наиболее массовых общественно-культурных движений этих народов - "Адыге-хасэ" и казачества" (55, с.8).

Этнополитическая ситуация в Карачаево-Черкессии с начала 1990-х годов во многом зависела от дезинтеграционных процессов, связанных с попытками создания "собственной" национальной государственности населявших ее народов. В этих условиях 28 марта 1992г. был проведен референдум по вопросу целостности Карачаево-Черкессии. По официальным данным, в референдуме приняли участие 60% населения, из них 76% проголосовали за сохранение целостности республики (55, с.10-11).

Динамика этнополитической ситуации в Кабардино-Балкарии в начале 1990-х годов характеризовалась углублением серьезных противоречий между двумя этносами республики - кабардинцами и балкарцами. Исследователи не исключают возможного в перспективе разделения КБР на Кабарду и Балкарию, что не только не устранит

существующие проблемы, но, скорее всего, создаст новые, связанные в первую очередь, с проведением границы между ними.

Развитие общественно-политической ситуации в Северной Осетии начала 1990-х годов протекало под непосредственным воздействием двух факторов - затяжного конфликта в Южной Осетии и прямой конфронтации с ингушами.

В Дагестане, как показал состоявшийся в октябре 1992 г. совместный съезд народных движений и общественных объединений, между национальными организации аварцев, агулов, даргинцев, кумыков, лакцев, ногайцев, табасаранцев, чеченцев-акинцев и некоторых других народов, между ними существовали серьезные программные разногласия. "Все они в основном преследовали специфические национальные цели, заслонявшие по своей актуальности общедагестанские идеи, которые к тому же часто подвергались сомнению и критике" (55, с.20).

Важным общим фактором, оказывавшим негативное влияние на формирование национальной политики России на Северном Кавказе, авторы считали недостаточно профессиональный подход к пониманию национальных проблем Кавказа, что проявлялось в незнании истории региона, в непонимании традиционного менталитета местных народов, их психологии.

Стабилизирующую роль в межнациональных отношениях на Северном Кавказе должен сыграть процесс правового оформления взаимоотношений центра и субъектов федерации данного региона. В ходе этого процесса необходимо учитывать любые значимые изменения этнокультурной, а также этнополитической ситуации. Существенно важным представляется также практический переход от жесткого унитаризма, "доставшегося в наследство от советской эпохи, к конкретным шагам по разумной, достаточной децентрализации региональной жизни" (55, с.23).

Новая серия исследований северокавказских автономий была проведена в 1993 г. в рамках российско-американского проекта "Предвыборная и поствыборная ситуация в России - 1993 г.", охватившего значительную часть субъектов Российской Федерации с их разнообразием социально-экономических, политических и этнических особенностей (74, 76, 78, 82). Пожалуй, с наибольшей обстоятельностью и развернутостью была охарактеризована этнополитическая ситуация в Кабардино-Балкарской Республике. Наряду с данными о партиях, общественно-политических движениях, объединениях и организациях, а

также результата выборов, в очерк по Кабардино-Балкарии вошли разделы, как правило, обязательные для этнологической характеристики региона - общие демографические показатели по основным этническим компонентам населения, сведения об этносоциальной и этноязыковой ситуациях в республике, истории ее государственного статуса в составе СССР.

Итоги выборов 1993 г. показали, подчеркнул автор, что этнический фактор сыграл в них гораздо меньшую роль, чем в выборах 1990г. Об этом же свидетельствовали и выборы в Парламент КБР, куда фактически не прошел ни один кандидат из бывших депутатов, кто хоть в малой степени способствовал обострению политической или межэтнической напряженности. Годы между выборами (март 1990 г. - декабрь 1993 г.) заставили по-новому оценить мир и национальное согласие. "После относительно короткого периода времени, когда отдельные национальные лидеры ратовали за полную суверенизацию республики и решение интересов только собственного народа, порой в ущерб интересам других народов республики, растет понимание невозможности отрыва от России, необходимости решения всех проблем при взаимном уважении всех политических сил и течений" (74, с. 17). Стабильность обстановки в Кабардино-Балкарской Республике, которая в регионе Северного Кавказа считается одной из самых спокойных, будет зависеть в будущем от обстановки в самой Российской Федерации.

Выход с небольшим временным промежутком двух серий публикаций по одному и тому же региону позволил детально зафиксировать смену этнополитических ситуаций, оценить достоверность краткосрочных политологических прогнозов, внести в них необходимые коррективы. Сохранение и развитие практики повторных обследований, а также востребованность их результатов в практических целях, может, по оценке исследователей, стать основой действенного мониторинга сложной динамики этнополитических процессов, особенно в тех регионах, где высока вероятность конфликтов на основе межнациональных отношений.

Республики Поволжья также были обследованы в рамках широкого международного проекта "Предвыборная и поствыборная ситуация в России - 1993", что позволило выявить характерные особенности этнополитических ситуаций в республиках Башкортостан и Татарстан (47, 68, 83, 84, 85, 86), в Чувашии (65, 72), Марий Эл (69), в Мордовии (81), Удмуртии (79), а также на территории проживания народов Коми (73, 106).

Республика Коми как часть региона европейского Северо-Востока при общем сходстве в этнополитическом развитии имела и некоторые отличия от этнополитических ситуаций, сложившихся на территории расселения финно-угорских народов Поволжья. Практически все финно-угорские народы России, за исключением коми-пермяков, в своих национально-государственных образованиях стали фактически "титульными национальными меньшинствами", что было отмечено на 1 Всероссийском съезде финно-угорских народов в 1992г. (73, с.10). В этой связи правомерно был поставлен вопрос относительно обеспечения прав титульных национальностей.

В Республике Коми тем не менее также активно обсуждалась идея введения республиканского гражданства, хотя, по мнению авторов очерка, серьезной аргументации в ее пользу пока еще нигде не приводилось. Однако, считали они, введение такого института может разрушить целостность России и поставить значительные группы населения в ущемленное положение.

Европейский Северо-Восток, так же как и ряд других регионов России, традиционно осваивался за счет мигрантов из других регионов страны. Республиканское гражданство, вводя ценз оседлости, сразу же исключит значительную часть активного населения из политической жизни. Под прикрытием "приоритета" коренного населения этнократия получила бы возможность нейтрализовать сильную оппозицию в лице деятельных, социально-мобильных членов общества инонационального происхождения под предлогом их чужеродности и недостаточной включенности в местный социум. "Таким образом, эта идея потенциально таит в себе серьезную угрозу стабильности в ряде национальных регионов России, и, в частности, в Республике Коми" (73, с.11).

Процесс перемещения национальной идеи из культурной области в сферу политики начался еще в 1989 г., когда национальная проблематика стала присутствовать в предвыборных программах кандидатов в народные депутаты. Тогда и была разработана первая "Программа совершенствования межнациональных отношений в Коми АССР". Затем поле политического влияния национальной идеи стало расширяться за счет политизации национально-культурных обществ и возникавших параллельно им национальных движений, объединений, а затем и партий, хотя их влияние в обществе оставалось слабым.

Тем не менее конфликт идей постепенно перерастал в конфликт политических институтов. "Нередко ощущая одностороннюю

ориентацию на интересы титульных национальностей, русское население в республиках начинало создавать свои общественно-политические и культурные организации, которые неизбежно политизировались в процессе своей деятельности. В этом отношении Республика Коми до недавних пор была исключением, но и здесь в 1993 г. появилось общество "Русский дом", тесно сотрудничающее с национал-патриотами" (73, с.12). В этой связи была особо подчеркнута роль федерального регулирования межнациональных отношений в республиках, поскольку федеральным органам отводилась роль своего рода арбитра в подобных вопросах.

Публикации по тюркским республикам Поволжья - Башкортостан, Татарстан, Чувашия - занимают в серии особое место, что, в первую очередь, относится к "четырехтомнику" по сравнительному исследованию этнополитического развития Башкортостана и Татарстана. Обе республики относятся к числу изученных объектов региона при постоянном сотрудничестве ученых Москвы, Казани и Уфы, а с 1993 г. -и американских исследователей. Американцы стали авторами этносоциологического проекта "Язык, национальность и бывший Советский Союз", проведенного в апреле 1993 г. в Башкортостане, а в сентябре 1993 г. - в Татарстане. Полученные материалы сделали возможным "сравнение двух линий суверенизации и ее последствий в двух субъектах Федерации и выявление общего и частного в контурах этнополитического развития каждой из республик" (83, с.6).

Этносоциологическое изучение итогов суверенизации выявило далеко не однозначное восприятие их отдельными группами населения, в том числе представителями различных национальностей.

Наличие "своей" истины у разных групп населения, своего видения хода, механизмов и итогов суверенизации свидетельствует о "новом плюрализме" как уже сложившейся реальности, нуждающейся в понимании и изучении.

"Реализация суверенитетов выявила, - отметил автор очерка, - что в отдельных случаях сущность национального возрождения воспринималась не как демократизация и социально-культурно-языковое развитие национальностей, а как борьба за власть и создание моноэтнических государств, борьба за распределение и перераспределение собственности в пользу "суверенизируюшейся" нации, борьба за создание приоритетов в пользу одной нации за счет и подчас в ущерб представителям других национальностей" (83, с.37).

Одновременно опросом были выявлены данные о том, например, что в Башкортостане среди башкир были группы людей, отрицательно оценивавших суть, содержание, пределы и итоги национального возрождения, а среди русских и татар этой республики, напротив, были убежденные сторонники истинного башкирского возрождения.

К числу фундаментальных выводов проведенного исследования автор очерка относит заключение "о слабой и узкой социальной и демографической базе национальных движений. Можно предполагать, что те этнополитические группировки, которые выступают от имени народа и выдают себя за национальное движение, действительно отражают назревшие проблемы социально-культурного и языкового развития своих народов", хотя масштабы их деятельности ограничены, а вовлеченность масс крайне слаба (там же) .

Особое внимание в исследовании было уделено отдельному "срезу" суверенизации, показывающий, как суверенитет республики отражается на судьбе национальных меньшинств, в том числе русских, из числа нетитульного населения. Уже накоплен немалый опыт, позволяющий думать, что положение национальных меньшинств может выступать наглядным показателем качественных изменений, вызванных суверенизацией.

"Так, например, в бывших автономных республиках России в ходе первой волны суверенизации, когда спешно готовились и не менее поспешно принимались декларации о суверенитете, в республиканской печати было опубликовано немало альтернативных вариантов проектов с различным пониманием того, чей именно суверенитет провозглашается: титульной ("республикообразующей") нации или всего населения республики" (85, с.7).

По оценке исследователей, в теоретическом обосновании идей национальной государственности далее других продвинулись аналитики Башкирского народного центра "Урал". Однако эту идею поддержали лишь 1/3 городских башкир, а 44% высказались против. Скорее не одобрили или категорически отвергли идею "республикообразующей" нации почти четверо из пяти русских и почти трое из четырех татар. "Иными словами, несмотря на широкую пропагандистскую деятельность БНЦ, его руководству в целом не удалось превратить концепцию республикообразующей нации в общебашкирскую национальную ценность. Вопреки утверждениям некоторых лидеров башкирского национального движения, их радикальные требования не нашли широкой социальной базы даже среди городских башкир" (85, с.8).

Вместе с тем снижение статуса и ухудшение положения русских в бывших союзных республиках СССР сказались и на обстановке в бывших автономных республиках России. В некоторых из них русским уже пришлось столкнуться с отношением к себе как к национальному меньшинству, порой даже без учета того, что по численности они преобладали над титульной нацией.

Именно этим обстоятельством, в частности, можно было объяснить, что доля городских русских в Башкортостане, которые так или иначе ("безусловно" и "скорее") были настроены на дальнейшее укрепление российской государственности в целях защиты прав национальных меньшинств, более чем в 9 раз превысила долю тех, кто "скорее" и "безусловно" не разделил эту точку зрения, хотя и среди башкир доля первых оказалась почти в 5 раз, а среди татар - в 7,5 раз больше, чем вторых (84, с.20).

Учитывая, что в национальном составе городского населения Башкортостана русские численно преобладали, их отношение к проблемам национальных меньшинств можно было считать двояким. С одной стороны, реальная этнодемографическая ситуация в республике не представляла какой-либо угрозы для сохранения национальных культуры и языка, с другой - националистические тенденции со стороны отдельных представителей титульной нации порождали тревогу и беспокойство.

В соседнем Татарстане эта тревога проявляла себя даже в более обостренной форме, чем в Башкортостане. Согласно данным опроса 1993 г., русское и чувашское население здесь было гораздо больше, чем татарское, заинтересовано в укреплении Российского государства. Во всяком случае, среди городских русских и чувашей доля сторонников сильной русской государственности как гаранта их прав и статуса соответственно в 10 и 17,4 раза превосходила долю противников этой цели, в то время как среди татар, ориентированных больше на Казань, чем на Москву, доля первых была больше доли вторых всего лишь вдвое (там же).

Парадоксально, но результатом "мононациональной" суверенизации вместо консолидации зачастую становился раскол нации, что находило свое выражение не только в противостоянии демократов и коммунистов, но и в делении на националистов и "интернационалистов". Так, например, на вопрос о создании Урало-Поволжской конфедерации вне России против этой идеи в Татарстане высказались 1/4 татар (24,4%) и больше половины русских (55,7%) и чувашей (56,4%). В Башкортостане

"Однако обнаружились и другие точки зрения: почти каждый пятый башкир и татарин и почти каждый десятый русский в той или иной мере солидаризировались с откровенно провокационным предложением, ведущим к сепаратизму. Подобным опасным вирусом в Татарстане оказались зараженными каждый четвертый татарин и по 5% русского и чувашского населения" (85, с.21).

Данные опросов выявили также, что суверенизация республик оказала сильное влияние на политическое и гражданское сознание населения. Складывание идентификации со своей суверенной республикой и с Россией в целом происходило в крайне сложных условиях, вызванных концептуальным вакуумом в правовом статусе республик и их новых взаимоотношениях с центром. "Выбор гражданства, - констатировал автор, - буквально "раскалывает население" не только по межэтнической, но и внутриэтнической осям. Так, например, среди городских татар 61,1% убежденно считают себя или только татарстанцами, т.е. гражданами суверенного Татарстана, или "больше татарстанцами, чем россиянами", 28,8% татар объявляют себя носителями двойного гражданства, "в равной мере татарстанцем и россиянином". Почти каждый второй русский в городах Татарстана также осознает себя носителем двойного гражданства - и республиканского, и общероссийского. Доля русских, склонных больше к российскому гражданству, чем к татарстанскому (18,2%), почти в два раза превышает долю тех русских, для которых преобладает ощущение себя только "татарстанцем" (5,4%) или "больше татарстанцем, чем россиянином". 1/4 часть представителей чувашского национального меньшинства отдала свои предпочтения двойному гражданству, 44% считают себя "больше россиянином, чем татарстанцем" или только россиянином" (85, с.25).

В республиках Поволжья, как и в стране в целом, едва ли не ведущей тенденцией в течение 1992 - начале 1993 гг. стало преобладание дезинтеграционных факторов в главных сферах общественной жизни, хотя и без проявления их в каких-либо экстремистских формах.

Первая половина 1994 г., по мнению исследователя, "как бы подвела черту бушующим центробежным устремлениям, продолжила ослабление национал-сепаратизма и ознаменовалась крутым виражом представителей различных политических сил в сторону поддержки новых

реинтегративных тенденций, обозначившихся в постсоветском пространстве" (86, с.5).

Крайне важным для оценки реального потенциала реинтегративных процессов автор считал анализ отношения широких масс русского и нерусского населения страны к развалу Советского Союза. Опрос показал, что в целом по России в ходе предвыборной кампании сразу же после трагических событий октября 1993 г. более чем двое из трех русских России (69,7%) признали распад Советского Союза вредным или скорее вредным, чем полезным.

"Среди русского населения, проживавшего в суверенных республиках и ощутившего на своем опыте горячее дыхание суверенизации, истолковываемой отдельными представителями из рядов титульной этноэлиты в качестве суверенизации только титульной нации, удельный вес лиц, негативно оценивших распад Союза, оказался самым высоким - 72,4%. Тем не менее этот показатель всего лишь на 2,6% превышал долю русских в областях и краях России, также негативно оценивших развал СССР" (86, с.12).

Принципиальное значение в этом вопросе, как подчеркнул автор, имело совпадение мнений русского и нерусского населения, особенно учитывая, что на наличие таких расхождений делали ставку в большой геополитической игре некоторые зарубежные политики.

Изучение установок на реинтеграцию в широких кругах населения включает выявление понимания сложного феномена Родины и своей связи с ней.

"Этносоциологические исследования, проведенные в ряде республик и городов постсоветского пространства, позволили выявить в числе объективно сближающих народы причин длительность совместного проживания на одной и той же территории и сложившееся осознание этой территории своей подлинной родиной не только вместе с людьми своей национальности, но и с представителями других народов" (86, с.19).

Опрос в городах Башкортостана показал, что наряду с преобладающим большинством башкир (93,4%), приблизительно такая же доля татар (82,2%) и более 2/3 русских (67,2%) совершенно уверены в том, что их предки "всегда жили здесь" или же поселились так давно, что трудно восстановить это в памяти. Если же отсчет "стажа" предков вести с рубежа, отмеченного Октябрьской Революцией, то оказывается, что у 95% башкир, 91% татар и 78% русских предки проживали в Башкортостане.

Осознавая себя коренными жителями Башкортостана ничуть не в меньшей степени, чем представители титульной национальности, татары и русские, памятуя о происхождении своих предков и опираясь на глубинные слои исторической памяти, были не склонны проявлять какие-либо устремления к национал-сепаратизму. Согласно данным опроса, лишь 17,6% татар и 14,8% русских согласились иметь право на территориальную автономию в местах компактного заселения Башкортостана небашкирским населением. Следовательно, все остальные, т.е. преобладающее большинство татар и русских, не дали увлечь себя идеями самоопределения вплоть до территориальной автономности. А там, где не было разлома, естественно, есть полная готовность к продолжению межнационального союза и сотрудничества, заключил автор (86, с.20-21).

Как показали итоги опроса, нет никаких оснований сомневаться в интеграционистских настроениях большинства нетитульного населения среди горожан Башкортостана. Лишь ничтожная их доля - 2,2% татар и 1,4% русских - пессимистично думали, что нетитульному населению придется уехать из республики. В целом настроение многонационального населения Башкортостана можно считать примером здоровой основы реинтеграционного движения в России.

Опыт Татарстана также был рассмотрен в общем контексте событий, развивавшихся по логике суверенизация - независимость -дезинтеграция - реинтеграция. Реальный шаг к реинтеграции состоял, по оценке автора, в том, что в Конституции Татарстана было узаконено понятие "народ Татарстана", что позволило, вместе с признанием двух государственных языков - татарского и русского - избежать трагического межнационального раздора, имевшего место в ряде других бывших союзных республик с многонациональным составом населения.

"Анализ всходов дезинтеграции, как определил их автор, дает основание для выводов о том, что в балансе дезинтеграционных и реинтеграционных процессов наступает перелом. Важные перемены обусловлены во-первых, тем, что разделение народов в ходе суверенизации и достижения национальной независимости было искусственным, так как лежало вне реальных интересов самих народов, во-вторых, тем, что обладатели и соискатели власти, не опасаясь разоблачений, метались от одной национально окрашенной и преимущественно разрушительной идеологии к противоположной объединительно-конструктивной" (86, с.29). Успешное воплощение идей реинтеграционизма в России во многом будет зависеть от того, в какой

мере новые усилия российских политиков будут корреспондировать с

умонастроением широких народных масс.

Несколько последних выпусков серии посвящены проблемам формирования новых этнонациональных идеологий в России и на территории бывшего СССР. Так, ведущий сотрудник Ин-та этнологии и антропологии РАН В.А.Шнирельман рассматривает взаимосвязи между современными формами проявления национализма и неоязычеством в восточноевропейском ареале (120).

Под неоязычеством исследователь понимает "общенациональную религию, искусственно создаваемую городской интеллигенцией из фрагментов древних локальных верований и обрядов с целью "возрождения национальной духовности". Фактически же речь идет не о возрождении, а о конструировании идеологической основы идеологической основы для новой социально-политической общности, более соответствующей условиям модернизации. При этом религия нередко понимается как идеология"(120,с.3).

В работе дан обзор этого процесса, охватывающий русских в России, народы Среднего Поволжья, осетин, украинцев, белорусов, абхазов, армян, латышей и литовцев. "При всей локальной специфике рассматриваемого явления нетрудно заметить, что формирование неоязычества, во-первых, охватывает преимущественно христианские регионы и почти не затрагивает мусульманские, а во-вторых, тесно связано с всплеском этнического национализма. Важную структурообразующую роль в современном неоязычестве, как правило, играет образ могущественного врага, борьба с которым и должна побудить народ к сплочению под неоязыческими лозунгами" (Там же).

Русское неоязычество ставит перед собой две кардинальные задачи: спасение русской национальной культуры от нивелирующего влияния модернизации и защиту природной Среды от губительного воздействия современной индустриальной цивилизации. В то же время, выдвигая общенациональные задачи, русское неоязычество отличается от остальных направлений русского национализма тем, что отрицает Русское Православие как непреходящую национальную ценность.

Становление русского неоязычества происходило в 1970- 1980-е гг., когда в стране , как грибы, росли многочисленные новые "постатеистические" секты и религиозные направления. Есть веские основания говорить, считает исследователь, о влиянии кришнаизма на сложение неоязыческой "национал-патриотической" идеологии,

настаивающей на арийстве славян и бесценной роли их "ведических" знаний (120, с.5).

Подобно всем другим русским этническим националистам, неоязычники понимают "русский народ" как единство трех компонентов - великороссов, украинцев (малороссов) и белорусов, или как синоним восточному славянству в целом. Поскольку восточнославянский ареал оказался расчлененным на несколько частей по вероисповеданию -между Русской Православной Церковью, Греко-Католической Церковью и Католической Церковью - единственным способом достижения утраченного единства может стать возвращение к славянскому язычеству. Неоязычники утверждают, что переход к христианству повсюду подрывал живительную силу местной духовности, вел народы к порабощению иноземной кастой и к упадку, как чужеродная идеология, занесенная извне и не соответствовавшая "русскому духу".

Это положение служит отчасти обоснованием юдофобской позиции неоязычников, а также соответствует цели искусственного "удревнения" русской истории, уходящей глубоко за рамки известных письменных свидетельств.

В настоящее время русское неоязычество представлено тремя группами. Первая - небольшие общины, которые живут обособленной жизнью и рег?