Спросить
Войти
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 1 (216). История. Вып. 43. С. 33-38.
«ЛИБЕРАЛ ВО ДВОРЯНСТВЕ»: АРИСТОКРАТИЧЕСКОЕ НАЧАЛО В РАННЕМ РУССКОМ ЛИБЕРАЛИЗМЕ
Дискуссии о раннем русском либерализме неизменно связаны с обсуждением его многочисленных особенностей. Одной из них является ярко выраженный аристократизм первоначальной национальной либеральной версии. Автор предлагаемой статьи попытался представить свой вариант объяснения этой характерной черты отечественногораннелиберального дискурса.
Рассуждать всерьез о либерализме в России всегда было либо опасно, либо невероятно сложно. Вряд ли изучение отечественной радикальной и консервативной мысли возбуждало такое же пристальное внимание властей, как профессиональные попытки осмыслить многотрудную судьбу российского либерализма. Одновременно некоторые академические версии национальной либеральной истории моментально становились объектом жесткой критики специалистов. Это замечание относится и к историографии русского либерализма XIX в., где легче перечислить общепринятые мнения, чем бесконечные дискуссионные темы. Одной из них остается проблема раннего русского либерализма или, иначе говоря, времени формирования отечественного либерализма, его содержания и многочисленных особенностей.
В общих чертах можно предложить следующую авторскую версию. Во второй половине 1850-х - начале 1860-х гг. в российской общественной мысли впервые появился национально адаптированный вариант либерализма. В первом ряду его основателей находились К. Д. Кавелин и Б. Н. Чичерин, ставшие идейными наследниками Т. Н. Грановского, одного из ключевых персонажей в истории западничества. Второй ряд ранних либералов представлен П. В. Анненковым, И. К. Бабстом, В. П. Боткиным, А. В. Дружининым, Е. Ф. Коршем. Они определили экономический, отчасти политический и эстетический облик отечественного либерализма. Вместе с тем, следует отметить наличие самых разных историографических подходов по вопросу о генезисе русского либерализма, которые охватывают период с конца ХУШ в. вплоть до второй половины XIX в. включительно1.
Ранний русский либерализм уже в период своего формирования отличался вариативностью, т. е. неоднородностью и присутствием в нем сразу нескольких течений. Среди них можно выделить «народническое» направление Кавелина и «охранительный либерализм» Чичерина. Именно последний, окончательно сложившись в начале 1860-х гг., превратился в полноценную либеральную концепцию. Чичерин видел сущность «охранительного либерализма» в «примирении начала свободы с началом власти и закона». В политической жизни главный его лозунг - «либеральные меры и сильная власть»2.
«Охранительный либерализм» генетически связан с политикой «просвещенного абсолютизма» екатерининского царствования, в которой ведущее место занимал самодержавный режим. Власть тогда впервые заявила о своем намерении быть просвещенной, т. е. готовой к проведению курса на самоограничение через законотворческую деятельность и признание верховенства закона. Иначе говоря, концепция «истинной» или «просвещенной» монархии предполагала добрую волю исключительно самодержца, желавшего вершить судьбы людей по справедливым законам, исходившим от него самого.
Модель «охранительного либерализма» Чичерина, сохранив идею апелляции к власти как единственной легитимной и стабилизирующей политической силе в России, актуализировала другую - просвещенческую - составляющую в этом сочетании. Автор не сомневался в необходимости преобразований в государстве и приветствовал отмену крепостного права. Более того, Чичерин остался наиболее последовательным защитником Великих реформ в либеральной среде
пореформенного периода. Он настаивал на том, что столь масштабные преобразования в стране с исторически ярко выраженным государственным началом под силу только самой власти, которая обязана быть просвещенной уже независимо от собственных желаний.
Одним из наиболее обсуждаемых в среде либеральных мыслителей являлся вопрос о судьбах российского дворянства в исторической перспективе. Оглядываясь в прошлое, они отмечали существенную разницу в положении национальной и европейской аристократии еще в ранние века, которая отчетливо проявилась в преобладании оседлого образа жизни населения на Западе и господстве там наследственных договорных отношений между различными земельными собственниками. Это гарантировало им соответствующий поземельный статус и личную зависимость местных жителей.
В русской истории, напротив, по мнению либералов, «дружина была кочевая; князья поздно получили оседлость, а бояре и слуги постоянно переезжали с места на место, заключая с князьями договоры временные, а не наследственные, так что поземельного значения они приобрести не могли»3. А личная зависимость неизбежно ограничивалась лишь близким окружением того или иного лица, не касаясь при этом всей системы поземельных отношений.
Вполне закономерно, что и многие другие размышления ранних либералов о русском дворянстве опирались на сравнение с историей европейской аристократии. Отечественные либералы середины XIX в. традиционно делились на англофилов и франкофилов, однако общим для них было восхищение историческими достижениями Англии, в частности, ролью и положением британской аристократии. Например, Чичерин, будучи известным критиком чрезмерного неравенства в английском обществе и преклонения перед аристократией, все же отдавал ей должное за ту неоспоримую роль, которую она сыграла в истории своего отечества, заслужив признание и уважение. Он подчеркивал, что почти везде «английские аристократы стоят на первом плане в движениях общества, в стремлении к достижению благородных и благодетельных целей», отстаивая их с «просвещенной мыслью, смело, настойчиво, чуждые страха и мелких расчетов», без видимых «своекорыстных помыслов, исключительной и упорной привязанности к своим привилегиям»4.
Более того, Чичерин видел залог единства британской нации именно в крепости ее аристократического духа, а не в политике централизации и действиях верховной власти, свойственных большинству других стран. Отечественные либералы неоднократно обращали внимание на искреннюю озабоченность высшего английского сословия общественными проблемами, в частности, положением беднейших слоев населения, их просвещением и ростом благосостояния. В конечном счете, в соответствии с размышлениями русских либералов, британская аристократия вовремя осознала потребность в расширении сферы действия социальной справедливости и добровольно уничтожила многие средневековые привилегии, упредив народные движения и государственные перевороты. Наконец, именно аристократию либералы считали главным препятствием на пути распространения абсолютизма в Англии.
Ранние русские либералы намеренно создавали идеальный образ британской аристократии, открытой публичной критике, просвещенной, обладавшей высоким общественным статусом, ежедневно проверяемым на прочность. «Ни одна аристократия не была менее изнеженной и менее утонувшей в выгодах своего положения, и это именно потому, что публика, имея постоянно свободу слова и печати, постоянно этим самым держала свою аристократию настороже», - рассуждал Боткин о преимуществах английской политической системы5.
Для отечественных либералов середины XIX в. высшее британское сословие являлось опорой всего государственного здания туманного Альбиона, гарантом стабильности и эталоном политического поведения в обществе. Возможно, мифологизация английской аристократии объяснялась, с одной стороны, стремлением либералов обнаружить в человеческой истории примеры социальной ответственности элит перед народом, а с другой - желанием убедить себя и своих оппонентов в безальтернативности политики «просвещенного абсолютизма» в России и тесного союза власти и дворянства в период преобразований.
Практически программным манифестом раннего либерализма звучат слова Кавелина: «То, чему весь мир удивляется в Англии,
что составляет источник ее силы и величия, то, чем она так справедливо гордится перед прочими народами, - именно правильное, нормальное отношение между низшими и высшими классами, органическое единство всех народных элементов, открывающее возможность бесконечного мирного развития посредством постепенных реформ, делающее невозможною революцию низших классов против высших.. ,»6.
Мечтая о «британизации» национальной аристократии, ранние русские либералы обсуждали вопросы исторической роли и будущего российского дворянства. В первую очередь они были озабочены проблемой сохранения высшего сословия в России в период Великих реформ, неизбежно разрушавших традиционную социальную структуру страны. Либералы не сомневались в необходимости поддержания статус-кво отечественной аристократии до тех пор, пока не появится богатое, независимое и нравственно состоятельное среднее сословие, которое в неопределенной исторической перспективе сможет вместе с дворянством составить образованную часть русского общества. А пока, по мнению либералов, «цвет нации» мог бы послужить на благо российского государства, став в нем одновременно опорой престола и защитником свободы, но под контролем высшей власти.
Русские либералы оставались приверженцами идеи соединения венценосного начала с очевидными преимуществами свободного развития общества. Опасаясь олигархических устремлений дворянства и сдерживая их монаршей силой, они, вместе с тем, видели в образованной отечественной аристократии потенциальных сторонников и носителей либеральных ценностей.
Эти размышления свидетельствуют о попытках либералов адаптировать теоретические положения концепции «просвещенного абсолютизма» к политическим условиям России. Самодержавная власть и русское дворянство, не будучи еще «истинно просвещенными», воспринимались либералами в качестве взаимодополняющих и взаимозависимых начал в процессе либерализации общества, т. е. строго контролируемой и дозируемой программы постепенного распространения «сверху» либеральных ценностей. Одновременно ранние русские либералы не только адаптировали, но и наполняли новым содержанием концепцию «просвещенного абсолютизма» за счет включения в нее представлений о свободе и правах личности. Вопрос для них заключался в определении «правильного» исторического маршрута и способов укоренения достижений либеральной мысли в условиях самодержавной и патриархальной России.
В своих размышлениях либералы неоднократно пытались предвидеть экономическое будущее русского дворянства, особенно в связи с началом Великих реформ. Решая вопросы функционирования экономики, они в основном придерживались рецептов европейского либерализма. Среди них можно отметить свободу торговли и промышленности, минимизацию государственного присутствия в хозяйственной сфере, создание благоприятных условий для беспрепятственного привлечения иностранного капитала в страну.
Вместе с тем большинство либералов рассматривали отечественную аристократию в качестве социально доминирующей в обществе группы землевладельцев. Некоторые из них даже не сомневались в том, что, несмотря на потенциальные успехи в развитии национальной промышленности и торговли, в России еще длительное время (а может и никогда) не произойдет кардинальных изменений в сословной социальной структуре. «Главным центром промышленности, на очень долгое время, если не навсегда, останется у нас земледелие, и около него будут группироваться все прочие отрасли производительности и промышленной жизни; с тем вместе и класс землевладельцев навсегда останется главным, первенствующим сословием...», - рассуждал Кавелин7.
Другие либеральные мыслители были не столь категоричны и предсказывали успешное индустриальное развитие российского государства уже в ближайшей исторической перспективе, и в этом ведущую роль может и должна сыграть отечественная аристократия. В частности, Боткин, вынужденный заниматься предпринимательской деятельностью, предрекал дворянам скорое увлечение торговлей и промышленностью, правда лишь «после перемены, которая произойдет в их барском положении»8.
Все либералы считали привилегированное и образованное дворянское сословие наиболее удачной кандидатурой на роль социального локомотива в экономической сфере.
Главное препятствие на пути его адаптации к новым хозяйственным условиям они видели в особенностях менталитета дворян, часто отвергавших и презиравших преимущества промышленной и торговой деятельности. Имевшие место экономические разногласия в среде ранних русских либералов касались, скорее всего, перспектив индустриальной модернизации России. Для одних (Кавелин) они были нереальными и даже опасными своими социальными последствиями, в частности, потенциальной утратой общественных позиций дворянством и пролетаризацией крестьянского населения. Другие (Бабст, Боткин, Чичерин) воспринимали грядущее индустриальное развитие как неизбежный и позитивный процесс, требующий, однако, учета национальных условий.
Несмотря на очевидные различия во взглядах на экономическое будущее России, все ранние русские либералы стремились придать ему аристократический оттенок. Например, они искренне желали «перерождения» российскому дворянству, которое обязано «перестать думать только о своих минутных пользах и выгодах и серьезно подумать о будущем, о пользе других сословий страны, государства». А для этого необходимо «много трудиться, образовать себя как следует, привыкнуть действовать по началам строгой справедливости и беспристрастия в ежедневном частном быту, в убеждении, что только труд, знание и безусловная добросовестность ставят сословие высоко в мнении народа и доставляют ему влияние и власть»9. Либералы мечтали о появлении экономически грамотного, а главное, деятельного дворянства в России и надеялись, что в случае успешной работы по самосовершенствованию именно отечественная аристократия, по примеру британской, сможет превратиться в общественного лидера национального масштаба.
В еще большей степени ранние русские либералы делали ставку на дворянство по политическим мотивам. Будучи последовательными сторонниками Великих реформ, они возлагали на российскую аристократию бремя защитников идеалов свободы, законности, справедливости и одновременно близкого союзника верховной власти в непростой для государства период преобразований. При этом все либералы являлись противниками любых проявлений социального радикализма и выступали даже против демократии, которую воспринимали исключительно в качестве инструмента реализации в обществе разрушительной и опасной диктатуры масс. «В основании всякой демократии лежит владычество бедных над богатыми; при возбуждении страстей, оно может повести к самому страшному деспотизму, к грабительству, к междоусобицам, к полному общественному расстройству», - утверждал Чичерин10. Поэтому аристократическое начало, по мнению либералов, было жизненно необходимо России в обозримой перспективе преобразовательной эпохи.
Кроме того, реалии российской политической повседневности заставляли ранних русских либералов обращаться за поддержкой именно к дворянству. В политической системе самодержавной России середины XIX в. не существовало парламентских и партийных институтов, а представления о политической культуре в основном ограничивались придворным этикетом и искусством интриги. В такой ситуации национальная аристократия воспринималась либералами как единственная сила, способная к активному и осмысленному участию в политической жизни общества.
Исторический пример Британии вдохновлял отечественных либералов на футуристические размышления о государственном будущем русского дворянства. «Имея значение политическое, оно занимает в государстве первое место. Если к этому присоединяется перевес образования, то дворянство, и по способности, и по назначению, призвано быть руководителем остальных сословий», - убеждал Чичерин11. Он видел в дворянстве первого и единственного помощника государства, его опору в период Великих реформ. Призыв Чичерина максимально содействовать верховной власти во время столь масштабных преобразований был обращен, прежде всего, к русской аристократии, у которой едва ли не впервые появился исторический шанс воспользоваться «просвещенностью» самодержавия и проявить свои политические способности. От успеха этих мероприятий зависела не только судьба России, но и будущее отечественного либерализма, связанное, по мнению Чичерина, с результатами реформ и достижением социальной стабильности в обществе. Возможно, поэтому либералы являлись одними из самых активных сторонников Великих реформ, олицетворявших для них мечты о развитии в России свободы при строгом соблюдении законности и порядка.
Стремление ранних русских либералов сохранить инициативу в проведении постепенных реформ за государством отразилось и в их представлениях о политическом статусе и функциях дворянства в условиях перемен. Либералы считали, что «.назначение дворянства - областное и государственное. Дворянство составляет союз крупных землевладельцев известной области. Оно не стесняется пределами общины, но представляет важнейшие интересы целой страны»11. Другими словами, российская аристократия воспринималась либералами не только как единственная политическая сила в государстве, но и как организатор провинциальной жизни на началах самоуправления, о чем мечтали многие просвещенные умы в России накануне Великих реформ.
Более того, сама идея самоуправления, по мнению ранних русских либералов, должна была реализовываться исключительно на местном уровне и не перерастать в бесплодные и утопические мечтания о представительном правлении в российском государстве. «Во всяком случае, самоуправление, эта любимая мечта всего просвещенного и либерального в России, может начать осуществляться пока только в провинции, при деятельном содействии дворянства», - настаивал Кавелин12.
Таким образом, либералы всерьез надеялись на объединение лучших общественных сил в лице дворянства, которое обладало необходимым имущественным и образовательным цензом, а также избирательным правом для практического обустройства провинциальной жизни в ближайшей исторической перспективе. В итоге аристократическая составляющая в политической программе раннего русского либерализма занимала одно из центральных мест, призванная служить гарантом социальной стабильности в обществе и защитой от возможных революционных потрясений в стране в эпоху начавшейся модернизации.
В заключение следует все же попытаться объяснить очевидный и «подозрительный» для специалистов аристократизм раннего русского либерализма середины XIX в. Многие отечественные исследователи и сегодня продолжают называть его «дворянским либерализмом», полагая, вероятно, что сословная
принадлежность основателей либеральной традиции в России напрямую коррелирует с их взглядами. Трудно согласиться с этим мнением. Перед нами проблема, связанная с эпохой формирования русского либерализма, превращения его из рационалистической утопии западнического образца в полноценную, национально адаптированную концепцию развития российского государства.
Больше всего ранние русские либералы опасались ужесточения и без того самодержавного режима в стране, с одной стороны, и распространения демократических, а значит революционных, по их мнению, настроений - с другой. В этой ситуации они видели единственный выход в осуществлении политики «просвещенного абсолютизма» в России. В ней могли бы соединиться усилия верховной власти, готовой к самоограничению через новые либеральные законы, и образованного, политически способного меньшинства в лице национальной аристократии ради развития идеалов свободы в российском государстве в обозримом будущем. Либералы заявляли, что «готовы столпиться около всякого сколько-нибудь либерального правительства и поддерживать его всеми силами, ибо твердо убеждены, что только через правительство у нас можно действовать и достигнуть каких-нибудь результатов»13.
Поэтому аристократизм раннего русского либерализма следует воспринимать скорее как одну из его многочисленных особенностей, закономерно усилившуюся в период подготовки и проведения Великих реформ. Вместе с тем, либералы остались верны и сохранили генетическую связь с основными теоретическими положениями либерализма и не должны произвольно и безосновательно выводиться за его границы.
Примечания
История : сб. науч. тр. СПб., 2001. Вып. 2. С. 60-84; Тимофеев, Д. В. Исследовательские модели изучения истории российского либерализма первой четверти XIX века : история и перспективы // Историк в меняющемся пространстве российской культуры : сб. ст. Челябинск, 2006. С. 319-329; Шнейдер, К. И. Ранний русский либерализм в отечественной и зарубежной историографии // Рос. история. 2010. № 4. С. 177-187.
