Спросить
Войти
Основу хронотопа составляет сформировавшийся симультанный образ, лишенный координаты времени. В нем есть недосказанность, вызывающая напряжение, заставляющая его развернуться в протяженное во времени и пространстве действие. Энергия возможного развертывания образа накоплена при его формировании. Начальная фаза действия ориентирована на хронос: взрывным образом преодолевается покой и запускается время; следующая фаза больше ориентирована на преодоление пространства.
В. Железников сквозь призму симультанного хронотопа исследует феномен чудачества. Место действия - старый русский городок на берегу Оки, где-то между Калугой и Серпуховым, а время триедино: прошлое прорастает сквозь настоящее и предвещает будущее. Временная симультанность в повести «Чучело» находит свое воплощение в образе картин [14]. Прошлое материализовано в образах-символах дома, его окон, комнат, четырех балконов, картин, старого пальто.
Неизбежная часть симультанного хронотопа детских произведений 50-S0 гг. ХХ века - пауза, представляющая собой активный покой - дление, место свободного выбора
следующего шага. Сукцессивное действие вновь свертывается в пространственный симультанный образ, в котором содержание приобретает вид формы, что допускает игру форм, оперирование и манипулирование ими.
Это происходит в масштабах деятельности, действия и движения (Н.А. Бернштейн [15], Н.Д. Гордеева [16]). Конечно, возникновение точек "абсолютной временной интенсивности" непредсказуемо, как непредсказуемо всякое событие. В человеческой жизни они возникают, когда сходятся пространство, время, смысл и энергия.
Лишь поднявшись над потоком времени человек может, если не познать, то хотя бы осознать Вечность или сковать время, т. е. превратить его в пространство, держать его при помощи мысли. Занимая такую позицию наблюдения, глядя на него сверху, человек оказывается на вершине светового конуса, его посещает откровение, озарение. У героев детской прозы 50-80 гг. ХХ века в результате такого озарения возникает новое представление о Вселенной, точнее, - он создает новую Вселенную: микрокосм становится
макрокосмом.
Библиографический список
Кн. 6.
Просвещение, 1988.
Статья поступила в редакцию 12.11.09
УДК 811
Ю.А. Курдин, канд. филол. наук, доц., АГПИ им. А.П. Гайдара, г. Арзамас, E-mail: ilyusha5@pisem.net
ПОДВИЖНИКИ НАРОДОВЕДЕНИЯ
В статье предлагается обзор собирательской и исследовательской деятельности видных этнографов и фольклористов Нижегородской губернии второй половины XIX века П.И. Мельникова-Печерского и А.С. Гациского.
В научный оборот вводится новое, малоизвестное имя - Андрея Васильевича Карпова, плодотворно работавшего на ниве отечествоведения, но не получившего надлежащей оценки до настоящего времени.
В современном научном обороте подзабыты термины «родиноведение», «народоведение», «народознание». Между тем, в XIX веке они были на слуху и обозначали широкое общественное движение в России по изучению жизни, быта и культуры населяющих ее народов. Внести свою лепту в народоведение стремились выдающиеся ученые и писатели, чиновники и священники, в большинстве своём
неравнодушные к Отечеству. Научный синкретизм,
характерный для XVIII XIX столетий, требовал от исследователей народной жизни прочных знаний по экономике, статистике, этнографии и филологии, поэтому труды известных и безымянных народознатцев являют собой не только неисчерпаемую кладезь мудрости, но и непреходящую научную ценность для современных историков-краеведов, этнографов, фольклористов и
этнолингвистов.
Перед всеобщим увлечением «народностью» не устояли и выдающиеся русские писатели, отдавшие дань изучению
жизни и быта различных сословий и состояний. Нередко литераторы, удачно сочетавшие писательское ремесло со служебными обязанностями, оставляли роскошный суетный Санкт-Петербург и переселялись в провинцию, поближе к героям своих произведений. Именно так поступил в 40-е годы XIX века Владимир Иванович Даль, переехавший в Нижний Новгород в звании действительного статского советника. По петровской «Табели о рангах» это был высокий гражданский чин IV класса, равный воинскому званию генерал-майора [1, с. 53-54]. Не случайно, по отзывам современников, в губернии сложилось своеобразное «двоевластие», ведь по своему служебному положению В.И. Даль почти не уступал губернатору князю М.А. Урусову.1
Выдающийся знаток народных говоров и непревзойденный лексикограф В. И. Даль явился инициатором изучения этнографии, фольклора и языка полиэтнического населения Нижегородской губернии. Среди самых активных помощников составителя «Пословиц русского народа» и
«Толкового словаря живого великорусского языка» был начинающий литератор-нижегородец Павел Иванович Мельников, который обязан Далю своим знаменитым псевдонимом - Печерский. Переезд В.И. Даля именно в Нижний не был случайным.
К середине XIX столетия, благодаря знаменитой Макарьевской ярмарке, Нижний Новгород становится купеческой столицей России. Всё возрастающее экономическое значение Нижнего, органично сочетающееся со славной стариной, привлекало к себе деятельных, энергичных людей, способных сделать карьеру на государственной службе. Тем более, именно служба была единственным источником доходов для беспоместных дворян, к числу которых принадлежали В. Даль, П. Мельников и А. Гациский. Именно эти чиновники-служаки, благодаря выдающемуся литературному таланту и безграничной любви ко всему русскому, составили знаменитую троицу «богатырей» нижегородского народоведения.
Важной вехой в истории губернского краеведения стало избрание в действительные члены нижегородского статистического комитета П.И. Мельникова.2 Ему было поручено собирать статистические сведения, обрабатывать их и представлять, по мере обработки, на рассмотрение губернатора. Для более близкого знакомства с губернией, он был определён старшим чиновником особых поручений военного губернатора, а чтобы обрабатываемым статьям его давать надлежащее движение - назначен был редактором неофициальной части «Нижегородских губернских ведомостей»[2, с. 5].
В 1850 году надворный советник Мельников был переведён на службу в Министерство внутренних дел, однако уже через два года, по ходатайству В.И. Даля, был назначен начальником губернской статистической экспедицией. Статистическая экспедиция подробно изучала населённые пункты Нижегородской губернии. П.И. Мельников-Печерский отмечал в своих воспоминаниях: «В 1852 и 1853 годах мы объехали все 3700 населённых местностей губернии, собирая сведения по программе, составленной мною и П. А. Милютиным под руководством Н.И. Надеждина. И меня, и каждого члена перед каждой поездкой Владимир Иванович просил записывать в каждой деревне говоры. А главное, говаривал он, оканье, яканье, цоканье, чваканье» [3, с. 1]. С завершением работы статистической экспедиции окончился и первый этап в развитии нижегородского народоведения, подлинный расцвет которого связан с именем Александра Серафимовича Гациского (1838 - 1893).
Многие обстоятельства жизни Гациского как будто списаны с далевской. У Даля - мать француженка, а отец -датчанин, у Гациского - мать француженка, отец - поляк по происхождению и лютеранин по вероисповеданию.
В своей шутливой некрологии Александр Серафимович писал, что «его младенческие годы прошли под влиянием польского (от родителя), французско-ревельского (от родительницы), французско-шведского (от воспитателя месье Жако) и чисто российского (от няньки Аграфены Кирилловны Обуховой) национальных элементов и, таким образом, самой судьбой он был подготовлен к дальнейшему произрастанию на почве из смеси французского с нижегородским» [4, с. 5].
Подобно Далю и Мельникову Гациский был безупречным чиновником, честно служившим не своему карману, а Отечеству. За свою службу Гациский был отмечен орденами Св. Станислава 3 и 2 степени, Анны 3 степени и Владимира 1 степени.
Александр Серафимович получил блестящее образование, обучаясь поэтапно в Казанском, Санкт-Петербургском и Берлинском университетах, однако жизнь свою посвятил «служению Нижегородской области» (выражение самого Гациского). С 1862 г. он, как и его предшественник Мельников, становится чиновником по особым поручениям при нижегородском губернаторе А.А. Одинцове и одновременно редактором неофициальной части «Нижегородских губернских ведомостей». В этом же году
избирается действительным членом Нижегородского статистического комитета и вскоре становится его секретарем. С этого времени нижегородская статистика стала главным делом его жизни, именно на статистическом поприще развернулся выдающийся талант организатора отечествоведения, по его словам, «столь родственного статистике» [5, с. 12].
Творческим взлётом Гациского этого периода явилось издание «Нижегородского сборника», первый том которого увидел свет 17 июля 1867 года. Инициатор выпуска Гациский был редактором всех десяти состоявшихся выпусков сборника. Выражая своё редакторское кредо, он в предисловии к первому тому заявил, что «ввиду будущего значения провинциальной печати одной из важнейших ее задач в настоящее время, по нашему мнению, должно быть издание всевозможных материалов для изучения данной местности» [4, с. 8].
Нижегородским статистическим комитетом в 1865 году впервые приведено в известность число кустарей-хозяев, имеющих свои заведения и нанимающих иногда рабочих при них. По оценке А.С. Гациского «число кустарей вообще равняется почти числу всех крестьян в губернии, так как редко можно встретить селения, в которых в зимнее время население не занято бы было каким-нибудь из кустарных промыслов» [2, с. 34].
Основательным методическим руководством по изучению языка, народных обычаев и обрядов, памятников старины и домашнего быта населения российской провинции являлись программы, присылаемые Императорским Русским Географическим обществом.3 Однако Гациский нередко сам составлял программы по изучению интересующих его сторон жизни и деятельности нижегородцев. Так, в «Программу школьного исследования нижегородской губернии» он включает ряд пунктов, касающихся исследования народных промыслов: «Название промыслов, которыми занимаются жители селения, кроме земледелия; число работающих при промысле детей, возраст, с которого они начинают работать, количество детских рабочих часов в сутки; число грамотных между работающими при промысле взрослыми и детьми, где они обучались грамоте: в школе или у местных грамотеев».4
В 1877 году А.С. Гациский был представителем нижегородского статистического комитета на IV археологическом съезде в Казани. В обстоятельном докладе «О задачах корреспондентов, избираемых предварительными комитетами археологических съездов» Гациский отметил, что «История Нижегородского Поволжья, благодаря в особенности трудам П. И. Мельникова разработана довольно обстоятельно, но, собственно, в археологическом отношении Нижегородская губерния представляет еще непочатый угол. Если собственно археология не процветает в Нижегородской губернии, то также мало процветает в ней архивное дело». Активная деятельность Гациского в развитии архивоведения привела к созданию через 10 лет, 30 октября 1887 года, Нижегородской Губернской Ученой Архивной Комиссии, первым председателем которой и стал сам Александр Серафимович.
В том же 1877 году Гациский был приглашён в Комиссию для исследования кустарной промышленности при Совете мануфактур и торговли Министерства финансов. Изучение кустарных промыслов Нижегородской губернии обретает с этого времени как бы «второе дыхание». Меняется и содержание «Нижегородского сборника».
Если первые шесть выпусков содержат самый разнообразный материал, начиная от «Климата Нижегородской губернии» и заканчивая «Сифилисом в Арзамасском уезде», то последние четыре тома содержат в основном материалы по изучению кустарных промыслов губернии.6 Примечательно, что в издательских планах Гациского, представленных в Предисловии к VI, юбилейному изданию «Сборника», почти отсутствуют материалы по кустарным промыслам. Очевидно, финансовая поддержка со стороны Комиссии по изучению кустарной промышленности
позволила Гацискому подготовить и издать последние 4 тома «Сборника».
Под пунктами 1, 2, 3 издательского плана редактора значились арзамасские материалы, так и не попавшие на страницы «Нижегородского сборника»:
В примечании ко второму пункту Гациский отмечал: «Одних рукописей А. В. Карпова достаточно на текст полного тома «Нижегородского сборника». К величайшему нашему сожалению, мы не могли даже начать печатанье в настоящем томе собранных г. Карповым в Арзамасском уезде песен и материалов для экономического изучения того же уезда, так как объем книги и без того вышел более обыкновенного...»7
Лишь через несколько лет материалы по кустарной промышленности Арзамасского уезда, собранные А. В. Карповым, будут опубликованы в Трудах комиссии по изучению кустарной промышленности,8 песни же Арзамасского уезда так и не увидели свет и ждут своих издателей.9 По оценке известного фольклориста В.М. Потявина, обнаружившего материалы Карпова в областном архиве полвека назад: «Уже один этот труд, если бы он был в свое время опубликован, доставил бы ему почетное место не только в нашем краеведении, но и в истории русской фольклористики» [5, с. 405].
Как же сложилось жизненная и творческая судьба Карпова, в неполные 20 лет ставшего одним из выдающихся исследователей материальной и духовной жизни русского народа? К сожалению, нам известно очень немного о его жизни и деятельности.
Андрей Васильевич Карпов (уличная фамилия Гаранин), родился 9 октября по ст.ст. 1857 г. в крестьянской семье села Кирилловки Арзамасского уезда; 11 октября по ст. ст. крещен в Троицком храме того же села.10 Священник Николай Розанов, совершавший таинство крещения, заложил и первые азы грамотности у смышленого мальчугана. Не исключено, что он же посоветовал родителям отдать Андрея в Арзамасское уездное училище, заметив в нем «искорку божию».
Следует отметить, что в середине XIX века Арзамас был подлинным центром духовности и просвещения огромного региона. По сведениям П. И. Пискарёва, опубликовавшего в 1849 г. в «Нижегородских губернских ведомостях» очерк «Учебные заведения в Арзамасе»: «Учебных заведений в Арзамасе 6, из них духовных 2, светских 4; из этих последних казенное 1, общественных 2 и одно частное. В них учащихся вообще 661». В статистических данных об Арзамасе за 1847 год приводится и общее число жителей города - 9459 человек [6].
Успешно закончив курс обучения в Арзамасском училище, Андрей Карпов поступает в 1873 г. в стипендиаты от земства в четвертый класс Нижегородской классической гимназии. Выпускники нижегородской гимназии
обыкновенно поступали в Казанский университет, однако
А. В. Карпов не пошёл этой проторенной дорогой. Долго вынашиваемое им страстное желание «избавить своих родных как можно быстрее от бедности» предопределило дальнейшую судьбу Карпова. Не закончив полностью курс обучения в гимназии, Андрей поступает в Казанский ветеринарный институт казённокоштным студентом. Это обстоятельство заставило его после завершения обучения и получения свидетельства ветеринарного врача поехать по разнарядке (т. е. по распределению) в далёкий город Орск. Как казённый степендиат, он был обязан отработать 4,5 года по специальности и по месту назначения. Письма Карпова
А.С. Гацискому из оренбургского захолустья, в котором он оказался после Нижнего и Казани, полны отчаянья и щемящей тоски по родным краям.
В первом же письме, отправленном 2 октября 1881 года, он с горечью сообщает: «Жить так далеко от родной
Нижегородской губернии, с которой у меня связано столько воспоминаний, которую я исколесил чуть ли не всю во время своих поездок, - я положительно не могу... Теперь я только и думаю о том, как бы перебраться отсюда поближе к Нижегородской губернии и Казани». Надеждам на перемену места службы так и не суждено было сбыться. Тоска, одиночество, невозможность реализовать огромный творческий потенциал разрушали душу и тело. По иронии судьбы здоровья и сил Андрею Васильевичу хватило лишь на отработку за казенное обучение. В мае 1885 года скоротечная чахотка свела его в могилу. О его смерти на родине узнали лишь через полтора года, когда А.К. Орешников опубликовал в «Нижегородских губернских ведомостях» свой «Запоздавший некролог»[7, с. 2].
Светлой полосой в жизни Андрея Карпова явились его близкое знакомство и плодотворное сотрудничество с А. С. Гациским, по совету которого он начинает изучать народные промыслы и записывать народные песни в родной Кирилловке и в окрестных селениях. Результатом самоотверженного собирательского труда явились сборник песен Арзамасского уезда и материалы по кустарным промыслам уезда, о которых говорилось выше.
Исследуя кустарные промыслы Нижегородской губернии, Карпов применил новый по тому времени подход к материалу. Он давал не «средние» статистические данные по уезду, что было характерно для подавляющего большинства исследователей того времени, а изучал типы крестьянского хозяйства - «несамостоятельных» крестьян, батраков, средних крестьян-кустарей, предпринимателей, скупщиков и т. д. Такой дифференцированный подход в изучении крестьянского хозяйства, применяемый Карповым, и явился причиной того особого внимания, с которым Ленин относился к трудам Карпова. В.И. Ленин, сравнивая бюджеты Карпова с данными других статистов, писал, что его бюджеты «выгодно отличаются тем, что характеризуют отдельные группы крестьян» [8, с. 120]. В книге «Развитие капитализма в России» В.И. Ленин делает многочисленные ссылки на исследования Карпова, не раз цитирует его работы, использует большой фактический материал, собранный Карповым, ссылается на его труды, как на достоверный источник, подтверждающий выводы о разложении крестьянского земледелия, образовании крестьянской буржуазии и сельского пролетариата [8, с. 290, 292, 293, 296, 307, 322, 323, 324, 340, 343, 351, 352, 354, 368, 390, 412, 438, 469, 532].
Исследуя кустарные промыслы и особенности земледельческого и промышленного труда по отдельным группам населения, А.В. Карпов довольно часто обращался к фольклору. Его больше интересует фольклор не как пережиток глухой старины, а как отражение ломки патриархальных устоев в деревне и тех серьезных изменений, которые происходили в пореформенную пору в жизни, быту и труде народа. Не всегда, конечно, Карпов умел правильно осмыслить происходящие изменения. Часто выводы его были шатки и противоречивы, но, тем не менее, его размышления о народной жизни и народном творчестве были прогрессивными для своего времени [5, с. 408-409].
Статьи Карпова о кустарных промыслах были опубликованы в различных изданиях периодической печати того времени: в «Симбирской земской газете», «Волжском вестнике», «Волгаре», а с переездом в город Орск - в «Оренбургском листке». Исследователям творчества выдающегося арзамасца еще предстоит большая работа по извлечению трудов Карпова из архивов разных городов и их систематизация.
Несколько особняком в творчестве А.В. Карпова стоят «Очерки народного самоуправления», знаменующие собой новой этап его литературной деятельности. От статистического обзора местностей и промыслов он перешел к художественному осмыслению действительности. Выведенные в очерках образы деревенского мира пореформенной России органично вписываются в галерею образов и типов, созданных народнической литературой 1870-
х годов. Сочетание художественных картин и страстной публицистики, исследовательский подход к деревенской действительности, умение, по выражению Глеба Успенского, «опуститься в самую глубь мелочей народной жизни», ставит
A. В. Карпова в один ряд с виднейшими представителями народнической прозы: Н.Н. Златовратским, Н.Е. Карониным-Петропавловским, С. М. Степняком-Кравчинским, которых Г.В. Плеханов охарактеризовал как «художников-социологов» [9, с.46]. Кто знает, не уйди Карпов из жизни в неполные 28 лет, в нем мог бы в полной мере раскрыться незаурядный талант писателя, близкого по своему духу В.И. Далю и П.И. Мельникову-Печерскому.
B. Седов. Преданный друг А. С. Пушкина. - Арзамас: АГПИ, 2000.
Библиографический список
(составлена секретарём нижегородского статистического комитета А.С. Гациским и утверждена в заседании Комитета 8 мая 1875 года), пункты 12-14. Напечатана в №№ 22, 23 «Нижегородских губернских ведомостей» за 1875 г.
Том VIII - Кустарные промыслы нижегородской губернии. Ардатовский
уезд;
Том IX - Кустарные промыслы нижегородской губернии. Васильевский уезд. Горбатовский уезд. Княгининский уезд. Лукояновский уезд;
Том X - Кустарные промыслы нижегородского уезда. Сергачский уезд.
Данные материалы составили основу настоящего сборника.
Издательством АГПИ подготовлен к печати сборник песен, собранных Карповым.
Статья поступила в редакцию 12.11.09
УДК 003
Э.Н. Болтенко, преподаватель ГАГУ, г. Горно-Алтайск, E-mail: elvira_boltenko@mail.ru
ОБЪЕКТИВИЗАЦИЯ ЛИЧНОСТНОГО ПОТЕНЦИАЛА ЧЕРЕЗ МЕТАФОРИЧЕСКУЮ НОМИНАЦИЮ В НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ
В работе представлено описание гендерного фактора, который выявляется в процессе создания и употребления метафорической лексики, что способствует более глубокому проникновению как в лингвистическое, так и экстралингвистическое знание, необходимое для кодирования и декодирования метафоры.
семантическая область, когнитивная интерпретация метафор.
В современной лингвистике особое место занимают научные исследования гендерных особенностей функционирования языка (Е.И. Горошко, А.В. Кирилина, О.В. Воронина, Т.Б. Крючкова, Н.А. Баско, А.А. Вейлерт,
В.А. Маслова, D. Tannen, Trommel-Plotz, Tafel, Weiss и др.), метафорической лексики (Ю.Д. Апресян, Н.Д. Арутюнова,
В.Г. Гак, Ю.Н. Караулов, Е.В. Падучева, Г.Н. Скляревская,
В.Н. Телия, Дж. Лакофф, М. Джонсон, М. Блэк и т.д.), концептов (Е.С. Кубрякова, З.Д. Попова, И.А. Стернин, В.А. Маслова и т.д.), получившие детальную разработку в российских и зарубежных работах. Обзор литературы по гендерной и когнитивной лингвистике, метафорологии доказывает, что эти направления на сегодняшний день динамично развиваются и на стыке этих научных областей возникают междисциплинарные исследования, направленные на раскрытие содержания понятия гендера через явления языка. Вне научного внимания остаётся корреляция мужчина-метафора, женщина-метафора, что, однако, представляет большую актуальность и лингвистический интерес при анализе некоторых метафорических высказываний и интерпретации художественных произведений.
Бесспорным признается необходимость учета гендерного
фактора в речевом поведении мужчин и женщин. На основании этого активно изучаются пол и его маркировка в речевой деятельности, стереотипные представления о мужчинах и женщинах в языке, символика мужественности и женственности, кросскультурный анализ гендерных различий, гендерный уровень фразеологии и т.д.
Несмотря на обилие работ, посвящённых метафорической проблематике, они не исчерпывают всех возможных аспектов её освещения. Так, в ряду данных исследований изучение метафоры с гендерной позиции занимает особое место, что обусловлено универсальным характером исследуемого объекта. Базой анализа являются метафорические номинации немецкого языка, которые извлекаются путем целенаправленной выборки из словарей, Интернет-сайтов, художественных произведений, газет и журналов.
Метафорическая концептуализация гендера в немецкой лингвокультуре не являлась предметом специального систематического изучения. Если метафорический уровень немецкого языка основательно изучается на протяжении десятков лет, то гендерный аспект метафорологии остается пока отчасти исследованным.
Поскольку одной из существенных особенностей пара-
