О масштабах террористических и бандитских действий белогвардейцев-эмигрантов на Дальнем Востоке (середина - вторая половина 1920-х годов)

УДК 94(47)084 DOI: 10.17238/issn2227-6564.2019.5.27

ПАШИН Василий Петрович, доктор исторических наук, профессор, профессор кафедры теории и истории государства и права Курского государственного университета. Автор 160 научных публикаций, в т. ч. 14 монографий*

О МАСШТАБАХ ТЕРРОРИСТИЧЕСКИХ И БАНДИТСКИХ ДЕЙСТВИЙ БЕЛОГВАРДЕЙЦЕВ-ЭМИГРАНТОВ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ

(середина - вторая половина 1920-х годов)

В статье на основе впервые вводимых в научный оборот документов Центрального архива Службы внешней разведки РФ проводится анализ масштаба террористических актов и бандитских набегов белой эмиграции на Дальнем Востоке. Выявляются ряд фамилий, моральные качества наиболее активных участников белобандитской эмиграции, количественный состав их групп, источники финансирования, конечные цели и задачи проводимых террористических операций. Руководителями бандитских группировок являлись бывшие белогвардейские офицеры, которые запятнали себя в кровавых расправах над мирными жителями в годы Гражданской войны. Рядовыми членами банд были лица с крайне низким интеллектуальным уровнем, которые вообще не понимали назначения идеологической борьбы: грабежи и бандитизм стали обычным ремеслом для них не только на территории Советской России, но и в собственной среде. Анализируемые документы включают в себя агентурные сообщения Контрразведывательного отдела ОГПУ; агентурные сводки, сообщения, справки по различным вопросам деятельности эмигрантских группировок и их лидеров Иностранного отдела ОГПУ и меморандум указанного отдела о действиях белых банд в приграничных районах; извлечения из издававшихся в Китае белоэмигрантских газет; письма генконсульств СССР представителям китайской администрации с протестом против налетов на советскую территорию белогвардейских вооруженных отрядов. Сравнительный анализ материалов позволил представить достаточно мозаичную картину настроений белой эмиграции в Дальневосточном регионе, а также хорошо поставленную агентурную работу спецорганов СССР в среде белоэмигрантов. Доказывается пагубность классового подхода в общей оценке белой эмиграции. Значительная часть белоэмигрантов мечтала вернуться в СССР, даже в среде промонархических организаций высказывались идеи поддержки Советской России в части национально-территориальных интересов. В статье показаны общая серая картина существования белой эмиграции на Дальнем Востоке и ее стремительное сокращение.

* Адрес: 305000, г. Курск, ул. Радищева, д. 29; e-mail: pashinvp@mail.ru

Для цитирования: Пашин В.П. О масштабах террористических и бандитских действий белогвардейцев-эмигрантов на Дальнем Востоке (середина - вторая половина 1920-х годов) // Вестн. Сев. (Арктич.) федер. ун-та. Сер.: Гуманит. и соц. науки. 2019. № 5. С. 27-42. DOI: 10.17238/issn2227-6564.2019.5.27

В статье поставлена цель выяснить не столько масштабы, сколько причины террористических действий белой эмиграции на Дальнем Востоке, а также мотивы ее участия в набегах на советскую территорию. Установить численный состав белобандитствующих элементов по отношению к общему количеству дальневосточной белой эмиграции.

Исследуемые архивные материалы показывают крайне неоднородную картину политических взглядов вынужденных эмигрантов из России. Преобладающее желание их абсолютного большинства - вернуться на Родину. Все попытки объединения белой эмиграции со стороны враждебных СССР государств, прежде всего Англии и Японии, оканчивались провалом.

«Перекрестный допрос» разнообразных по происхождению, объему и характеру архивных документов Службы внешней разведки РФ позволил автору максимально избежать субъективных взглядов и подходов. Раскол в обществе, возникший в России в первой четверти ХХ века, до сих пор не преодолен в умах не только рядовых граждан, но и исследователей. Изучение частностей не должно закрыть общее видение картины.

Системная историография по проблеме белой эмиграции на Дальнем Востоке фактически отсутствует. Имеются только отдельные фрагментарные исследования. Подобное положение дел в советский период связано с причинами как объективного, так и субъективного характера: закрытостью ряда советских архивных фондов, недоступностью зарубежных архивов, запретом на привлечение в качестве источников эмигрантских материалов. Уже в начале 1920-х годов высшими органами ЦК РКП(б) принимается решение о запрете коммунистам, выезжающим в командировку за границу, не только приобретать, но и читать литературу белой эмиграции и о белой эмиграции. В конце 1926 года по решению Политбюро ЦК ВКП(б) резко сокращается список лиц и учреждений, получавших белоэмигрантские издания. По одному экземпляру получали только библиотеки Комакадемии, Центрального государственного архива Октябрьской

революции и Института Ленина, которые находились в специальных книжных хранилищах [1, с. 216, 217].

Издаваемая советская литература 1920-х годов о белой эмиграции носила скорее пропагандистский, нежели научно-исследовательский характер [2, 3]. В последующие годы эту тему практически «забыли». Отношение к заявленной тематике исследования можно проследить на примере гегемона советской исторической науки ХХ века - истории ВКП(б)-КПСС. Краткий курс истории ВКП(б) 1938 года называл своих противников только «враждебными элементами» и «эсеро-белогвардейскими бандами», которые вели «контрреволюционную мятежную работу». Внутренним и внешним «врагам» даются только такие эпитеты, как «белогвардейские пигмеи», «ничтожные козявки», «лакеи фашистов», «ненужный хлам», который необходимо «выкинуть из государства» [4, с. 216, 218, 332].

В учебнике по истории КПСС выпуска 1960 года утверждается, что все «контрреволюционеры соглашались отдать иностранным захватчикам огромные территории, готовы были расчленить Россию, превратить ее в колонию...» [5, с. 276]. Только с 1970-х годов белая эмиграция становится предметом научного анализа [6-8]. Но по-прежнему исследования проводились не комплексно. В качестве объекта выступали только негативные явления. Белая эмиграция рассматривалась как единая враждебная сила по отношению к СССР. В советской исторической науке довлела методология классового подхода.

Со второй половины 1980-х годов постепенно начинают открываться ранее закрытые для широкого круга исследователей архивные фонды. Появляется возможность изучать выпускавшуюся белоэмигрантскую литературу, работать в европейских и азиатских архивах. Публикуются сборники документов о белой эмиграции, статьи, первые монографии, создаваемые на основе новых методологических подходов [9-11]. Особый интерес представляла биографическая литература о лидерах Белого движения [12, 13]. Суждения и выводы авторов были нередко

диаметрально противоположными, а оценочные суждения не всегда имели под собой «перекрестную» фактологическую базу. На основе одного-двух фактов делался нужный автору вывод. Имелся определенный перекос в сторону очернения действий советского государства и обеления действий Белого движения.

В начале XXI века стали появляться работы, авторы которых увидели трагедию раскола российского общества [14-16] и то, что обе стороны сражались за идею и Россию - только взгляды на ее будущее государственно-политическое устройство были противоположными. Хотя эти идеи не были оригинальными. Их высказал атаман Г.М. Семенов, находившийся в эмиграции в Китае, еще в далеком 1926 году. В своем обращении к военным эмигрантам в Маньчжурии он писал: «Рассеялся дым гражданской войны, и мы, глядя на недавние дни, дни битв, где шли брат на брата, отец на сына, следуя как бы путями предвозвещенными апокалипсисом, забыв одно и главное, что ни для кого из нас не являлось пустым звуком, -это мать-родину нашу, понимая ее желание каждый по-своему. Отсутствие единства понимания долга было причиной того, что у нас были партии, были заботы о проведении их программы в жизнь, но мало кто думал о родине, о народе» [17].

Историография последних лет фактически не внесла ничего принципиально нового по сравнению с периодом рубежа веков. Объяснение этому мы находим в слабом приращении источниковой базы. Доказательством может служить автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук С.В. Смирнова. Сложно согласиться с его выводом о том, что русская военная эмиграция в Китае поддерживала корпоративность, самоорганизацию и самосохранение, а военные оставались «главным оплотом антисоветски настроенной части эмиграции... и в массе своей предпочитали репатриацию реэмиграции» [18, с. 19, 44]. В современных условиях идет процесс систематизации материала по определенным проблемам исследования [19-22],

продолжается выпуск документальных материалов [23]. Несомненный интерес вызывает зарубежная историография, прежде всего США и Китая. Проблемой русской военной эмиграции в Китае наиболее активно занимаются китайские исследователи. Их работы интересны по причине того, что создаются на основе новых архивных и документальных материалов, прежде всего китайского происхождения [24, 25]. Выявленная историография настолько обширна, что уже написана и издана обобщающая монография по проблеме эмиграции в Китае в освещении китайских ученых [26]. Судьбу фашистской идеи в среде белоэмигрантов на Дальнем Востоке проследил, в частности, американский исследователь Дж. Стефан [27].

Исходя из анализа выявленной литературы, автор ставит цель изучить масштабы и причины террористических действий дальневосточной белой эмиграции против СССР.

В течение 5 лет (1917-1922 годы) Россию вынуждены были покинуть от 1,5 до 2 млн чел. [8, с. 3], в т. ч. только на территорию Китая эмигрировало до 500 тыс. чел. [28]. К 1925 году на Дальнем Востоке в Китае оставалось 250300 тыс. эмигрантов, из них - не менее 100 тыс. военнослужащих, в т. ч. от 30 до 40 тыс. офицеров [29, л. 47, 50]. К 1927 году на Дальнем Востоке насчитывалось до 100 тыс. чел., из которых -73 % мужчин [30, л. 138; 31, л. 346]. Поэтому еще предстоит скрупулезная научно-исследовательская работа по выявлению причин столь стремительного количественного уменьшения эмигрантов, находящихся на Дальнем Востоке.

Большинство эмигрантов мечтало вернуться на Родину. Их патриотические чувства не угасли в далекой, тяжелой и вынужденной эмиграции. Когда в 1927 году стали активно муссироваться слухи о передаче Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) в полное распоряжение Китая, то в г. Харбине на собрании правых организаций, где велись дебаты о последствиях подобных действий, многие участники высказывали идеи в поддержку советской власти в части национальных интересов страны.

В 1927 году в сообщениях пекинской резиден-туры Иностранного отдела Особого государственного политического управления (ОГПУ) поступала информация о просоветских настроениях среди белых эмигрантов в Харбине [32, л. 34]. В другом агентурном сообщении Иностранного отдела ОГПУ, характеризующем состояние русской колонии в г. Тяньцзине, на конец июня 1927 года насчитывавшей 7 тыс. чел., констатировалось, что белая эмиграция довольно охотно идет на контакт с представителями советской власти по вопросу возвращения в СССР Здесь же подчеркивалось, что многие из белой эмиграции к 10-й годовщине Октябрьской революции ждали прощения и возвращения на Родину [33, л. 152]. Генерал И.М. Зайцев, перешедший на сторону советской власти, в октябре 1924 года писал, что «многие были бы готовы вернуться в Советский Союз, но боязнь репрессий удерживает их.» [34, л. 101]. Необходимо также отметить, что подобного рода информация в основном касалась рядового и младшего командного состава.

Таким образом, утверждения советской и части современной историографии о враждебности всей белоэмигрантской общины не совсем корректны. Она была далеко не однородной по своему составу и настроениям: распадалась на многочисленные группировки, которые враждовали между собой. Верхи белой эмиграции, обогатившись за счет соотечественников, уезжали в Европу и Америку. Но основная масса беженцев не могла найти себе «применение в жизни» по причине отсутствия не только гражданской квалификации, но и условий, рабочих мест, где можно было бы приложить собственное усердие и трудолюбие. Тем более в отличие от европейской белой эмиграции дальневосточная оказалась в иной культуре, вере, среде обитания. А незнание языка и «беспросветность военно-политической обстановки» еще более усугубляли ситуацию [35, л. 234-240].

Обобщенную характеристику морально-психологического со стояния белой эмиграции можно увидеть в письме редактора-издателя газеты «Копейка» В.А. Чиликина атаману Г.М. Семенову.

Он писал, что оставшиеся в эмиграции военнослужащие и гражданские лица «влачат жалкое голодное существование. Результатом этого является колоссальное количество самоубийств <.. > громадный процент разбоев, грабежей, убийств. Дома терпимости всех городов переполнены женами, сестрами, дочерьми белых» [36, л. 46]. Бывший полковник Генерального штаба Колесников так характеризовал общее положение белоэмигрантов в Китае: «Отдельные генералы живы и здоровы, живут со своими семьями, целы и невредимы, хорошо одеты и рожи у них делаются еще толще и шире, а в то самое время <.. > в грязных кварталах Тяньзциня и в Шанхае умирают буквально голодной смертью сотни искалеченных офицеров, юнкеров и солдат, а жены офицерские и сестры наполняют с излишком все публичные дома Тяньцзиня, Пекина и Шанхая» [36, л. 46].

Генерал А.С. Лукомский, давая оценку деятельности правых дальневосточных организаций, в середине 1925 года отмечал, что на Дальнем Востоке нет сплоченности, нет объединения, «многие из организаторов преследуют только личные цели <.. > Средства тратятся на пьянство, разгул, часть средств присвоена и обращена. на личные надобности» [37, л. 274]. Позднее, после инспекционной поездки в Харбин, он писал в резолютивной части отчета: «Можно было ожидать всякой гадости, но такой подлости никто ожидать не мог». В другом документе читаем: «каждый думает что-либо урвать», «обливают друг друга грязью», «верхи дерутся, а низы страшно пьянствуют» [38, л. 43; 39, л. 66].

Например, совсем одиозным явился факт растраты 100 тыс. золотых р. генералом Чеховым. Этот случай получил столь большой резонанс в белоэмигрантской среде, что генерал был арестован высшим руководством эмиграции [40, л. 13]. Когда летом 1927 года Гордеев собрал банду для отправки ее в Забайкалье, то некто Бурцев передал ему для этой цели 5 тыс. долл. через посредника Аргунова. До Гордеева дошли только 2 тыс. - остальные 3 тыс. долл. присвоил посредник [39, л. 66].

В сводке Иностранного отдела ОГПУ о положении белых группировок в Шанхае к февралю 1925 года отмечалось «отсутствие одного авторитетного для всех белых центра, с которым бы считались, как общественные, так и военные организации.». В связи с этим «ряд авантюристически настроенных генералов пытаются создать вокруг себя шум и перетянуть на свою сторону известное число белых, образовать группу, которой уже можно оперировать перед теми или другими иностранцами <...> местные группировки представляют собою инертную разлагающуюся массу, и не о какой угрозе не может быть речи» [41, л. 36].

Но даже в таких тяжелейших условиях не жизни, а существования абсолютное большинство белой эмиграции стремилось к мирной жизни. Выявленный автором численный состав участвующих в бандитских налетах на территорию и население Советской России, приводимый ниже, ничтожно мал по сравнению с общим количеством эмигрантов в исследуемом регионе. Всего лишь сотни или немногие тысячи человек в эмиграции откровенно бандитствовали на границах с Советской Россией. Это были лица из социального дна эмиграции. По отношению к указанной части белой эмиграции мы будем употреблять термин «бандитские действия», т. к. она вела борьбу не с вооруженными отрядами Красной армии, пограничными заставами, а с мирными жителями, проживающими на приграничных территориях.

Наиболее крупные центры белогвардейских организаций были сосредоточены в Харбине и Шанхае. Здесь создавались военизированные группы, основным промыслом которых становились грабежи населения приграничных поселений. Нередко свою бандитскую деятельность организации пытались проводить под монархическим флагом, придавая преступно-террористическим вылазкам вид политической борьбы.

Так, генерал Н.П. Сахаров организовал в Харбине отряд из неплохо вооруженных людей. Лично он в рейдах не участвовал, а только намечал маршруты набегов и осуществлял их финансирование. Непосредственное руководство

осуществлял полковник Дмитрий Филиппович Карлов [42, л. 158]. Но даже они, профессионально обученные военные, не смогли проявить боевую выучку в столкновениях с пограничной охраной, потому занимались грабежами мирных жителей. Высокопарные фразы Сахарова о том, что его отряд борется с советской властью, не выдерживают элементарной критики. Основной целью таких вылазок было личное обогащение.

Подобная масса вооруженных людей не могла являться боевой единицей. В одном из вооруженных столкновений с отрядом красных пограничников был убит организующий центр банды Сахарова - командир Карлов, а без него отряд быстро распался. Так бесславно закончила свое существование достаточно крупная и наиболее известная в отечественной историографии группировка белобандитов, сформированная из членов белой эмиграции, бывших военнослужащих.

Иной характер состава и деятельности имела банда, организованная генералом Шильни-ковым в районе станции Якеши КВЖД из 1015 чел. В ее задачи входило распространение на советской территории антисоветской монархической литературы, а содержаться члены банды должны были за счет грабежей коммунистов и представителей администрации. Подобные действия расценивались ими не как бандитские, а как борьба с носителями советской власти и коммунистической идеологии.

Состав банды был смешанный: в нее входили как члены бывшей белой армии, так и гражданские лица из числа уголовников и конокрадов. Первые - «идейные бойцы» - должны были распространять литературу, а вторые -содержать банду за счет грабежей. Вполне понятно, что деление было весьма условное, как, впрочем, и указание грабить не все население, а только представителей советско-коммунистической власти. Но деятельность и этой банды была быстро пресечена пограничными отрядами [41, л. 36; 42, л. 160; 43, л. 158]. Аналогично действовали и другие банды. Руководители отрядов связывались с вышестоящим руководством

по вопросам получения инструкций, белоэмигрантской литературы и денежных средств. В инструкциях же указывалось, что допускается не только идеологическая борьба, но и убийство «комиссаров и членов компартии, нападение на правительственные учреждения».

Откровенно уголовной шайкой была банда сотника Алексея Шадрина, организованная еще в 1923-1924 годах и являвшаяся в это время самой многочисленной в Забайкалье (насчитывала в своих рядах до 500 чел.) [41, л. 37]. Но ее неудачные налеты на территорию советского государства быстро сократили численный состав. Тем более что управлять большим количеством лиц и содержать их было значительно сложнее, нежели небольшую группу. В 1925 году Шадрин вновь создает боевую группу, но уже из 15-20 чел. [41, л. 37]. Создавалась она целенаправленно - для налета и разграбления одного из достаточно крупных близлежащих сел. Однако эти планы стали известны советской стороне и заранее были устроены засады красноармейцев. Попав под перекрестный огонь пограничников при подходе к деревне, банда смогла только поджечь несколько стогов крестьянского сена и вынуждена была быстро ретироваться с потерями на китайскую территорию.

Белая эмиграция активно занималась провокациями против сотрудников КВЖД, находящихся на сопредельной СССР территории. Так, в 1925 году в Харбин прибыло несколько белых русских офицеров с целью убийства управляющего дорогой А.И. Иванова за его деятельность, направленную «во вред всем белым служащим дороги» [44, л. 232]. КВЖД являлась большим экономическим предприятием, где трудились в равных количествах китайские и российские граждане (служащих с бывшим российским подданством и бывших военнослужащих из Белой армии в различные периоды 1920-х годов было в пределах 3-4 тыс.) [45, л. 42]. Служащие железной дороги не были заинтересованы в совершении здесь террористических актов. Имея связи в белоэмигрантских кругах, сотрудники КВЖД самостоятельно выявили диверсантов

и предоставили имеющуюся информацию местной администрации для их ареста.

Более «удачно» в середине 1920-х действовали группировки, центром которых был Шанхай, где пограничная зона со стороны СССР только устанавливалась. Помимо этого имелось здесь и достаточное число сочувствующих. Местные жители еще не испытали на себе последствия грабежей бандитов, а органы ОГПУ, проводя политику классовых чисток, настраивали против советской власти зажиточные слои крестьянского населения. Поэтому к середине 1920-х годов бандиты имели определенную поддержку если не большинства местных жителей, то отдельных представителей. В сводке Иностранного отдела ОГПУ от 1 марта 1925 года о положении эмигрантских группировок в Шанхае при перечислении вооруженных групп в Приморье, Забайкалье и на Амуре, при сообщении об их планах по переходу границ и действиях на территории СССР (взрывы мостов, убийства коммунистов, нападения на правительственные учреждения, антибольшевистская пропаганда среди крестьян, рабочих и солдат Красной армии) постоянно подчеркивалось, что «имеются сочувствующие», «установлена связь с недовольными лицами», «в ряде районов <.. > есть какая-то секретная военная организация <... > жители намекают на желание выступить и ожидают помощи» [46, л. 282-283].

Достаточно большая группа белобандитов (25-30 чел.) находилась в районе станции Маньчжурия. Открыто проживая в этом районе, банда постоянно совершала набеги на советскую территорию с целью грабежа мирных жителей. Подобные налеты происходили практически еженедельно в период с апреля по сентябрь 1927 года. Как показывают выявленные документы, банда не ставила перед собой вообще никаких политических целей, даже не брала с собой антисоветскую литературу и не распространяла на советской территории во время набегов.

Следует отметить активную деятельность шайки белобандитов во главе с Танаевым - царским офицером, добровольно поступившим на службу в русскую группу шаньдуньских войск. За аморальные действия в отношении соотечественников-эмигрантов (пьянство, присвоение и растрата общественных денег) он вскоре был демобилизован. В гражданской жизни Танаев быстро «сколотил» банду из подобных себе численностью 15-20 чел., завлекая их легкими деньгами и рассказами о связях с вышестоящим руководством белой эмиграции. Учитывая предшествующий негативный опыт бандитских налетов на приграничные территории СССР, банда Танаева первоначально находила добровольцев-проводников из среды местных жителей, недовольных советской властью, собирала информацию об охране деревень, близости отрядов пограничников и т. д. Такая подготовительная работа принесла банде некоторый временный успех. Она смогла даже провести операцию по подрыву почтового поезда.

Обобщенная информация о деятельности белобандитов в 1927 году содержится в письме исполняющего обязанности генконсула СССР в Харбине В.Я. Аболтина представителю китайской администрации и харбинскому дипломатическому комиссару вместе с протестом против налетов на советскую территорию белогвардейских отрядов [42, л. 157-167].

Подобные акции субсидировались иностранными (в первую очередь японским) правительствами, но, не желая обострять отношения с СССР и быть обвиненными в сотрудничестве с откровенными бандитами, они снабжали белоэмигрантов оружием в порядке частной сделки и за наличный расчет. Например, когда английское правительство отказалось выделить средства на организацию вооруженных вылазок против советской власти на Дальнем Востоке генерал-лейтенанту Лохвицкому, они тут же были выделены - с согласия английского правительства - частными лицами [47, л. 66-74 об.; 48, л. 34-39].

В оперативной сводке Контрразведывательного управления ОГПУ СССР отмечалась активная деятельность японских спецслужб по вербовке лидеров Белого движения с целью организации отрядов с заранее определенными заданиями - «для сбрасывания поездов на Уссурийской железной дороге...» [49, л. 11-13].

За каждый спущенный под откос состав обещался гонорар 10 тыс. иен, который должны были выплачивать частные компании.

Но подобные «частные инициативы» не всегда устраивали внешнее эмигрантское руководство. Оно стремилось спровоцировать открытые столкновения СССР с другими государствами. «Высшее» руководство Белого движения, стремясь обострить отношения, например, Японии и СССР, не брезговало и грязными провокациями. Так, в декабре 1927 года генерал Шильников подготавливал покушение на японского дипломата Гото [50, л. 237; 51, л. 153], а в факте крушения поезда предполагалось обвинить советское государство. Только оперативные действия советских спецслужб предотвратили убийство японского дипломата.

В период обострения отношений между Японией и СССР в 1927 году дипломатические приличия были отброшены: японские спецслужбы пытаются непосредственно участвовать в подготовке партизанского движения на границе СССР в Северной Маньчжурии. Так, на конспиративной встрече в феврале 1927 года руководители партизанского отряда, некто Крашенинников и Иванов, заверяли японского агента, что «90 % Красной Армии будет на нашей стороне» и перешедшие границу отряды белогвардейцев будет поддерживать продуктами питания и боевыми припасами (?!) местное население [52, л. 49-51]. Рисовались еще более фантастические планы: вслед за выступлением отрядов поднимется на восстание против советской власти население не только Сибири, но и России в целом.

Верили ли японские спецслужбы в столь фантастические планы? Весьма сомнительно. На предложение японской стороны составить подробную смету доходов и расходов с целью последующего ознакомления с ней руководители отряда сразу же озвучили огромные средства, на что японский представитель категорично, но вежливо заявил, что сегодня названная сумма не будет предоставлена: финансовый вопрос не требует такой спешности; планы рассчитаны на два года, из которых первый год должен

пойти на подготовку, не требующую денежных средств со стороны Японии.

Как видим, позиция Японии была достаточно ясна. В течение года необходимо выяснить реальные силы переговорщиков, и уже под эти силы выделять деньги. В конечном итоге японский представитель в отчете о проведенных встречах сообщал, что заявления белой стороны не имеют под собой реальной почвы, а обещания о скорости осуществления планов похожи скорее на провокацию: белые не владеют настоящим положением дел в России и не представляют серьезности и масштабности той работы, которая необходима для организации переворота. В качестве резюме он пишет, что мечты о скором перевороте есть «неосуществимые фантазии больных людей» [52, л. 50].

Апатия, полная утрата веры в перспективу своего будущего во второй половине 1920-х годов охватили практически всю белую эмиграцию [53, л. 294; 54, л. 8]. Например, подготовка генералом Сахаровым набега весной 1927 года на территорию СССР встретила фактически всеобщее осуждение в белых кругах, тем более советское военное руководство знало о готовящемся нападении. Специально был разработан план по ликвидации созданного отряда. Предполагалось позволить отряду Сахарова продвинуться в глубь территории СССР на 50100 верст, чтобы не только не дать возможности уйти членам банды на территорию Китая, но и выявить сочувствующих среди местного населения. Высшему руководству белой эмиграции стало известно о планах Красной армии по отражению набега белобандитов, об имеющихся значительных боевых силах пограничных застав в данном регионе. Поэтому все высшее белогвардейское руководство осудило подготовку набега на территорию СССР. Генерал Хорват, генерал Бурлин и даже генерал Кутепов из Парижа выступили с осуждением затеи генерала Сахарова.

По данным Полномочного представительства ОГПУ на Дальнем Востоке на март 1928 года, «ни о какой подготовке к вооруженному выступлению против СССР в настоящее время

речи быть не может: нет для этого денежных средств, ни людских контингентов <...> исключение составляет несколько десятков человек, не сумевших устроиться материально и готовых кончить свою жизнь, где придется» [55, л. 47]. Только полковник Гордеев еще «носился» с подобной идеей, но даже его приближенные с иронией говорили, что полковник освобождает Забайкальский регион «не столько от коммунистов, сколько от лошадей» [53, л. 294]. А людей для своих шаек Гордеев набирал «на грязных постоялых дворах» среди убийц, воров и иных подобных лиц.

Начало практически всех планов белой эмиграции по совершению террористических актов сводилось к просьбам к вышестоящему руководству о выдаче денежных сумм. Приведем наиболее характерную цитату из агентурного сообщения Иностранного отдела ОГПУ СССР от 8 апреля 1928 года о деятельности белобандитских групп в Забайкалье: «Гордеев недавно обращался к атаману Семенову дать средства для партизанства, но ему было категорически отказано. С такой же просьбой обращался генерал Николай Иванович Савельев, но ему тоже отказали. Прошли те времена, когда атаман раздавал деньги направо и налево. Теперь с Гордеевым никто из казаков не пойдет, может быть, только 3-5 чел., и то исключительно с целью угнать коней» [54, л. 8].

В информации вышеназванного отдела от 10 сентября 1928 года прямо указывалось на планы белых: «Выждать момент прихода владивостокского поезда, взорвать тоннель у Пограничной, на Сосновой пади, остановить поезд и ограбить его» [56, л. 138-139]. При «удачном стечении обстоятельств» - вернуться в Китай, а оттуда уехать за границу. Если подрыв поезда и его ограбление не удастся - перейти с китайской дороги на уссурийскую и продолжить аналогичные бандитские налеты с целью получения средств. Здесь же сообщалось о подготовке других террористических актов при условии получения денежных средств. Так, некто Р.Ф. Типцов, являясь разносчиком газеты «Заря», готов был за 1 тыс. долл. набрать

Необходимо отдать должное и действиям советской агентуры. Наиболее активные и авторитетные руководители белой эмиграции в Китае были уничтожены в боях или убиты специальными агентами [16]. Классической можно назвать операцию по аресту и вывозу на советскую территорию полковника Ктиторова - одного из приближенных к военному руководству белогвардейцев в Китае, организатора белых банд и планов по совершению террористических актов. Он был помощником генерала Шильни-кова и нес обязанности по приему и отправке лиц, желавших вступить в ряды русской группы шаньдуньской армии [57, л. 158; 58, л. 321]. Можно вспомнить и блестяще разработанную операцию органов спецслужб Советской России по ликвидации атамана Дутова [16, с. 118-123]. В информационных сводках Иностранного отдела ОГПУ имелась полная информация о белых главарях, включая их адреса местожительства, должности [59, л. 327 об.]. Фактически каждый их шаг контролировался и отслеживался внешней разведкой СССР.

Выявленные документы однозначно показывают, что все попытки белоэмигрантов соор-ганизоваться за счет собственных сил и средств постоянно терпели фиаско. Так, генерал Н.П. Сахаров, громогласно провозгласивший создание «Штаба Дальневосточного корпуса русских добровольцев», пытался организовать поход против советского Дальнего Востока на деньги фонда, созданного через пожертвования. Однако очень скоро финансовая сторона вопроса потерпела полный крах, а вслед за этим исчезла и имевшаяся незначительная общественная поддержка. Выпущенные займы не оправдали себя не только с финансовой, но даже и с общественной стороны. «Эмигрантам действительно крайне поднадоели всякие сборщики денег». После очередного провала агенты Иностранного отдела ОГПУ сообщали, что «Сахаров бедствует и почти голодает». Подобные фиаско со сбором средств терпели и другие займы [60, л. 97; 61, л. 19-20.]

Так, группировка Сушкова, ориентированная на энтузиазм белой молодежи и ведущая работу через «Штаб Объединения антикоммунистических организаций», тоже не могла организовать группы для бандитских действий против СССР. «Морской бал», организованный Сушковым с целью сбора материальных средств, не только не принес прибыль, но и не покрыл расходы на его проведение. Семеновская группировка как наиболее организованная в прошлом после лишения материальной поддержки со стороны японского правительства также стремительно утратила боевую мощь и организованность. Здесь быстро наступили «упаднические настроения и разлад» [60, л. 97].

К концу 1920-х годов группировки возникали и распадались, как мыльные пузыри. В мае 1929 года Иностранным отделом ОГПУ была собрана полная информация о составе белых организаций в Харбине [62, л. 384-396]. Автор статьи насчитал 46 организаций. Однако в примечании к документу указывалось, что большинство организаций существовали лишь номинально. Отсутствовали между ними и устойчивые связи.

К сентябрю 1929 года в Тяньцзине подобных организаций насчитывалось 15 [63, л. 244253]. Один из лидеров Белого движения, генерал Д.Л. Хорват, сообщал в докладе великому князю Николаю Николаевичу, что организации возникали не ради идей, не ради русского народа, а ради собственной шкуры, и возглавляли их «какие-то прощелыги» [64, л. 16]. Так, в 1929 году с большой помпой было провозглашено создание «Русского национального Комитета по борьбе с III Интернационалом» [65, л. 225], поставившего цель в срочном порядке сформировать три отряда численностью по 50-60 чел. Организация существовала на средства, полученные путем «обложения коммерсантов и при посредстве вымогательства». Под угрозой уничтожения имущества и физической расправы над рядовыми гражданами представители организации добывали средства на свое существование [66, л. 89].

Руководители банд, как правило, не отличались высоким интеллектуальным уровнем.

Они были малограмотными, некоторые с трудом подписывали свою фамилию. Офицерские чины они получили в годы Гражданской войны, воюя против собственного народа и «прославившись» расправами над мирными гражданами. В их биографиях были зафиксированы многочисленные преступления.

Проведенный анализ выявленных документов однозначно показывает, что террористические акты, бандитские нападения на советскую территорию на Дальнем Востоке совершались только при поддержке иностранных государств. Идеологическая борьба, политическая пропаганда практически не велись или в основном сводились к переброске литературы и листовок, которая носила несистематизированный, очаговый характер. Лица, участвующие в набегах на территорию СССР, преследовали исключительно материальные цели. Общее количество бандитствующих элементов в среде эмигрантов было крайне невелико -несколько тысяч человек. Для одной части подобные бандитские набеги превращались в ремесло, а для другой (значительно большей) -в заработок денег с целью отъезда в другие,

Список литературы

более спокойные страны, приближенные к их менталитету, или их обращения на открытие собственного ремесла и дела. Но иллюзии и тех, и других быстро разбились по мере обустройства пограничных застав Красной армии.

Исследование представленного сегмента общей проблемы дальневосточной белой эмиграции позволит более широко взглянуть на скрытые причины, определяющие взаимоотношения государств на Дальнем Востоке, а также на трагедию побежденных в расколотом гражданском обществе. Идеологии ненависти и большинства, и меньшинства населения единого государства необходимо противопоставить общегосударственные интересы и общечеловеческие ценности. Нужно решительно отказываться от изучения нашей истории первой четверти ХХ века как «революционной борьбы угнетенных масс». Центральная категория указанного периода - категория раскола, который создали амбициозные лидеры, менее всего озабоченные общегосударственными интересами. Требуется кропотливая работа по анализу взглядов и поступков большинства лиц, вынужденных по различным причинам участвовать в этом расколе.

1. П