Продолжение 1917-го: типология установления коммунистических режимов в Восточной Европе в результате второй мировой войны

Л. Я. Гибианский (Москва)

Продолжение 1917-го: типология установления коммунистических режимов в Восточной Европе в результате Второй мировой войны

Светлой памяти Андрея Леонидовича Шемякина, прекрасного историка и человека

В работе прослеживаются и сопоставляются разные типы процесса установления коммунистической власти в странах Восточной Европы на различных его этапах. В основу типологической градации применительно к тем или иным группам стран региона положены следующие параметры: соотношение роли внутренних социально-политических факторов и советского воздействия; характер и степень продвижения на том или ином из этапов к коммунистическому преобладанию, а затем всевластию; структура политических режимов на каждом этапе: методы, темпы, тип стадиальности или ее стертости в ходе трансформации режимов вплоть до полного и окончательного установления коммунистической монополии на власть.

Среди явлений мировой истории, которые можно охарактеризовать как продолжение того, что произошло в России в результате революции 1917 г., значительное место занял поворот на эту колею, случившийся с большинством восточноевропейских стран — от Польши на севере до Югославии и Албании на юге — в конце Второй мировой войны и вслед за ее завершением. Продолжением 1917-го такой поворот стал в нескольких смыслах, и прежде всего в том, что установленные в этих странах коммунистические режимы были, по сути, повторением большевистского режима (по самоназванию — советского), а в процессе их установления чрезвычайно важную роль играл СССР, продукт российской революции.

Хотя во всех странах, о которых идет речь, этот процесс привел к единому результату, однако в каждой из них он протекал далеко не одинаково. Анализ его хода позволяет в общем числе стран вычленить

группы (типы), отличавшиеся друг от друга спецификой развития и промежуточных результатов процесса на одном либо другом этапе. Причем такая типологическая градация нередко подвижна. Ибо и само выделение групп на основе присущих им особенностей, и конкретное отнесение той или иной страны к определенной из групп могут меняться в зависимости от того, применительно к какому из этапов и по каким именно параметрам мы хотим это выяснить.

Начнем с самого старта, когда при освобождении восточноевропейских стран от нацистской оккупации и прогитлеровских режимов, произошедшем — где раньше, где позже — в течение второй половины 1944 — первых месяцев 1945 г., там утвердилась новая власть. Поскольку это имело место в условиях прихода во все страны, кроме Албании, войск СССР, с точки зрения рассматриваемой темы встает прежде всего вопрос о соотношении влияния внутренних социально-политических факторов в каждой из стран и советского военного присутствия там на установление власти и роль компартий в ней. В данном смысле государства Восточной Европы можно разделить на три основные группы.

Одну из них составляли Югославия и Албания. Здесь еще в период фашистской оккупации компартиям удалось повести за собой большую часть населения под лозунгами освобождения от захватчиков и восстановления государственной независимости, а одновременно — установления власти народа и справедливого социального порядка. К моменту начавшегося в обеих странах осенью 1944 г. изгнания оккупантов коммунисты возглавляли там мощные военно-политические движения, которые смогли сыграть роль вооруженной силы освобождения и одновременно разгромить противостоявшие им внутриюгославские и внутриалбанские военно-политические группировки, включая и антиоккупационные. В итоге движения, руководимые компартиями, установили контроль в обеих странах, однако при советской внешнеполитической поддержке, а в Югославии — и военной помощи, включая сыгравшую важнейшую роль операцию советских войск на северо-востоке страны1.

Другую группу составляли Польша, Румыния и Венгрия, где в установлении новой власти, наоборот, абсолютно преобладало прямое советское вмешательство.

В Польше компартия, решениями Москвы перед войной распущенная, а в 1942 г. воссозданная как Польская рабочая партия (ППР), в период нацистской оккупации опиралась вместе с левыми группировками, блокировавшимися с ней под ее главенством, на очень

узкий слой населения, занимая политически маргинальное положение в польском обществе. Создание руководством ППР 1 января 1944 г. подпольной Крайовой Рады Народовой (КРН) и ее провозглашение верховным национальным органом было лишь символом претензий на власть накануне освобождения от оккупации. Реальной возможностью для осуществления претензий сама ППР и блокировавшиеся с нею группировки не обладали2. Но в июле 1944 г. вместе с силами Красной армии, развернувшими действия по освобождению Польши от нацистской оккупации, в страну прибыл Польский комитет национального освобождения (ПКНО), под советским контролем тайно сформированный в Москве из ряда польских коммунистов и примкнувших к ним других левых. От имени КРН как якобы «подпольного парламента» он был провозглашен органом с функциями правительства, будто бы созданным в самой Польше. Следом СССР заявил о признании власти КРН и ПКНО3.

На территории, освобождаемой от гитлеровских захватчиков, насаждение этой власти проводилось при подавлении советскими войсками и спецслужбами любого противодействия ей, в том числе и при уничтожении системы действовавших во время нацистской оккупации подпольных органов и вооруженных формирований польского правительства в эмиграции4. Когда эти структуры начали 1 августа 1944 г. восстание в оккупированной немцами Варшаве, рассчитывая овладеть городом, к которому подходила с востока Красная армия, и тем самым получить важную политическую позицию, Кремль отнесся к восстанию враждебно. Уже в августе советским войскам было приказано принять меры, чтобы отрезать повстанцев от источников пополнения людьми и снабжения вооружением5. Только почти через полтора месяца после начала восстания, под нажимом Англии и США на СССР, тот предпринял отдельные действия, выглядевшие оказанием ограниченной поддержки восставшим6. В историографии много лет идет дискуссия о причинах остановки в середине сентября советских войск на берегу Вислы напротив Варшавы: насколько это могло быть вызвано политическим расчетом на поражение восстания от рук немцев, а насколько тем, что, как утверждала Москва, тогда отсутствовали возможности масштабного форсирования реки и штурма польской столицы. Во всяком случае, подавление восстания немцами на рубеже сентября — октября устраняло возможность открытого возникновения на освобождаемой от нацистской оккупации территории Польши политического центра, конкурирующего с режимом, создававшимся под эгидой СССР.

В Румынии, где в августе 1944 г., на старте ее занятия советскими войсками, королевский двор с частью генералитета устранили прогитлеровский режим И. Антонеску и объявили о переходе на сторону антигитлеровской коалиции, вначале сохранялась власть во главе с королем, ее аппарат и армия. Но с осени 1944 г. компартия (КПР), хотя и очень слабая, организовала левый Национально-демократический фронт (НДФ) и — имея СССР за спиной — выступила от имени НДФ за перемены в правительстве в пользу левых. А затем — за передачу власти правительству, которое бы сформировал сам НДФ, на деле поддерживавшийся меньшинством общества. Москва, ссылаясь на эти выступления, требовала уступок «демократическим силам», а на рубеже февраля — марта 1945 г. предъявила королю ультиматум: заменить действовавший кабинет правительством НДФ. В расчет принималось то обстоятельство, что КПР и блокировавшимся с ней левым силам удалось в тот момент вывести на улицы Бухареста и некоторых других городов довольно значительное число своих сторонников. Часть из них при советском покровительстве была вооружена, создавая угрозу захвата власти. Советские спецслужбы, войска НКВД подготовились к его поддержке. В обстановке столкновений сторонников НДФ с правительственными силами советская сторона, угрожая военным вмешательством, парализовала противодействие властей начавшемуся, по сути, перевороту. Короля вынудили назначить 6 марта правительство, сформированное НДФ, в котором ведущую роль играла КПР7.

В Венгрии, где правление М. Хорти, пытавшегося порвать с Германией и заключить перемирие с антигитлеровской коалицией, немцы 15 октября 1944 г. заменили марионеточным режимом Ф. Са-лаши, на территории, занятой советскими войсками, в декабре 1944 г. было создано Москвой контролируемое ею временное правительство. Компартия получила в нем позиции куда более значительные, чем ее реальное влияние в обществе. Обладая третью мест в правительстве, она, тем не менее, не имела перевеса над остальными политическими силами, занявшими антинацистские и антисалашистские позиции, включая даже часть хортистов, пошедшую на сотрудничество с СССР8.

Третью группу стран составляли Болгария и Чехословакия, где советское воздействие играло первостепенную роль в возникновении новой власти, но сочеталось с очень значительным, а то и приближавшимся к почти равному влиянием внутренней общественно-политической ситуации. Компартии в обеих странах, хотя и в разной степени,

смогли при крахе нацистского господства выступить в блоке с другими силами Сопротивления как ведущий фактор. Но именно приход Красной армии и советская поддержка сделали в огромной, если не решающей, мере возможным в Болгарии успех возглавленного компартией переворота 9 сентября 1944 г. и ее определяющее положение в установленной власти. В Чехословакии советское присутствие сделало возможным выдвижение коммунистов, занявших ведущее место в Словацком восстании конца лета — осени 1944 г., на роль главного партнера президента Э. Бенеша и возглавляемых им эмигрантских сил при формировании в начале апреля 1945 г. первого правительства в ходе освобождения страны от гитлеровской оккупации9.

Установленные режимы, ставшие постепенно обозначаться как «народная демократия», тоже не были первоначально одинаковыми. По главным политическим характеристикам их можно разделить опять-таки на три основных типа.

В Югославии и Албании еще при возникновении «народной демократии» была фактически установлена коммунистическая монополия власти. В первые послевоенные годы она, опираясь на весьма массовую поддержку, продолжала укрепляться. Это не было поколеблено носившим тактический и, по сути, символический характер включением в марте 1945 г. в югославское правительство единичных фигур из эмиграции, полгода спустя вынужденных уйти. А начавшемуся в Югославии частичному оформлению партий, независимых или оппозиционных по отношению к компартии (КПЮ), был уже на рубеже 1945-1946 гг. положен конец. Вслед за тем были устранены и ставшие ненужными для власти те — в большинстве номинальные — партии, которые на первых порах входили в Народный фронт, всецело руководимый КПЮ. В Югославии и Албании на деле почти сразу утвердилась коммунистическая однопартийная система10.

Второй тип составляли режимы в Болгарии, Польше и Румынии. Для них характерны, с одной стороны, фактическое преобладание компартий во власти вплоть до значительной степени их диктата, с другой стороны — частичный допуск многопартийности, включая оппозицию, и коалиционности власти путем участия в ней некоторых некоммунистических группировок. В Болгарии в правительстве были только компартия и ее союзники по руководимому ею левому блоку — Отечественному фронту (ОФ). Летом 1945 г. значительная, но, видимо, меньшая часть его участников, выступившая против гегемонии компартии, вышла из ОФ и правительства, став легальной оппозицией11. В Польше и Румынии в правительствах участвовали

как союзники коммунистов по левому блоку, так и некоторые силы правее блока, причем левый блок был подавляющим большинством в правительствах, а правые партнеры — абсолютным меньшинством. В Польше к последним относилась партия «Польске стронництво лю-дове» (ПСЛ) во главе с бывшим эмигрантским премьером С. Мико-лайчиком, попавшая в правительство с июня 1945 г. вследствие соглашения СССР, Англии и США. Наиболее влиятельная в массах, ПСЛ пыталась противостоять гегемонии ППР и фактически была оппозиционной. В Румынии, где прямой оппозицией были влиятельные среди большинства населения «исторические партии» национал-царанистов и национал-либералов, к правительству, созданному НДФ, присоединилась и одна из группировок национал-либералов во главе с Г. Тэтэреску12.

В Польше и Румынии не только сами ППР и КПР, но и в целом возглавлявшиеся ими левые блоки не имели поддержки преобладающей части населения, их власть была обусловлена не внутренним развитием, а советским военным присутствием, затянувшимся надолго. Коммунистические лидеры с согласия Кремля оттягивали, как могли, послевоенные парламентские выборы. В Польше их сначала заменили референдумом 1946 г., чьи результаты были абсолютно сфальсифицированы коммунистической частью аппарата власти с помощью специалистов, командированных из МГБ СССР. А на выборах в январе 1947 г. использовались запугивание, шантаж и опробованная на референдуме прямая фальсификация13. В Румынии выборы оттянули до ноября 1946 г. и тоже широко применили на них давление, подтасовки, другие манипуляции. Официально объявленные сведения о победе «блока демократических партий» не соответствовали действительному соотношению политических сил14. В Болгарии ОФ во главе с компартией пользовался, даже после раскола 1945 г., скорее преобладающей поддержкой. Но и там пребывание до конца 1947 г. советских войск являлось важнейшим фактором укрепления режима. Его руководство даже после их вывода рассчитывало, что в случае какой-либо опасности обострения обстановки в стране из СССР будут присланы спецформирования15.

Третий тип составляли режимы в Чехословакии и Венгрии. Для них было характерно более реальное, чем для режимов второго типа, коалиционное партнерство в правительствах этих стран между компартиями с примыкавшими к ним некоторыми левыми группировками, с одной стороны, и силами гражданско-демократи-ческой ориентации, а отчасти и отдельными более консервативными

течениями — с другой. Сначала в обеих странах коммунисты вместе с примыкавшими к ним получили в правительствах по трети мест. Но в Венгрии, где это положение сложилось благодаря преимущественно советскому патрону, компартия, не имея таких позиций в обществе, на довольно демократичных парламентских выборах в ноябре 1945 г. получила всего 17%, а вместе с ближайшими союзниками — около четверти голосов. При помощи СССР, в условиях его военного присутствия, ей удалось сохранить позиции во власти, хотя и оставшись в меньшинстве16. В Чехословакии же, откуда советские войска были одновременно с американскими выведены в конце 1945 г., на свободных парламентских выборах в мае 1946 г. компартия получила около 38% голосов, выйдя на первое место среди партий правящей коалиции Национального фронта, а вместе с социал-демократами, чье левое крыло, связанное с компартией, имело значительное влияние, набрала до 50%17.

С окончанием войны политика СССР в отношении стран «народной демократии» была обусловлена, как правило, внутренним состоянием и связанными с ним возможностями конкретного типа установившегося там режима, а также местом той или иной страны во внешнеполитических приоритетах Кремля и отчасти учетом западной позиции.

В аналитических материалах, составлявшихся в ЦК ВКП (б), самыми передовыми считались режимы первого из упомянутых типов. Причинами указывались монопольная власть компартий и сопутствовавшие ей уже на раннем этапе меры по установлению доминирующей роли государства в экономике18. Такая высокая оценка вызывалась проводившейся там форсированной советизацией при довольно прочной внутренней опоре.

Кремль и, преимущественно под его воздействием, компартии стран с режимами второго и особенно третьего типов стали вначале ориентироваться на проведение более длительной, «растянутой» советизации. В политической сфере главным было постепенное, по мере возможности, усиление роли (в режимах второго типа — фактического диктата) компартий в госуправлении и параллельно вытеснение, а в режимах третьего типа сначала еще только оттеснение от власти сил, противостоявших коммунистам либо являвшихся их временными попутчиками. Такой курс включал и стремление к подчинению компартиями их партнеров по левому блоку, оформленному ли организационно или практикуемому де-факто. В экономической сфере речь шла о тоже постепенном, максимально возможном в каждый

данный момент расширении госсектора и проведении радикальной земельной реформы. Ориентация на «растянутый» вариант фактической советизации, несоветской по форме, с использованием чужого флага демократии, номинальных атрибутов многопартийности и отчасти парламентаризма была выражена в выдвинутом Сталиным в конце войны тезисе о том, что к социализму можно идти не только через советское устройство, но и через демократическую республику или даже конституционную монархию. Этот тезис, излагавшийся им непублично ряду руководящих деятелей стран «народной демократии», был после окончания войны трансформирован им же, также непублично, в формулу о возможности движения к социализму, минуя диктатуру пролетариата19.

В историографии, прежде всего отечественной, встречаются работы, чьи авторы склонны принять эти сентенции чуть ли не за чистую монету, как свидетельство «достаточно серьезного тогда отношения Москвы к идее несоветского пути к социализму, народной демократии», и даже как индикатор того, будто Сталин допускал «возможность отказа при продвижении к социализму от основных, наиболее одиозных постулатов коммунистической доктрины»20. Но конкретный анализ упомянутых вышеприведенных высказываний, на которые ориентируются упомянутые авторы, не подтверждает их столь далеко идущих выводов. Он, наоборот, показывает, что на самом деле Сталин лишь считал необходимым, учитывая тогдашнюю обстановку, на какое-то время прибегать к тактике политической мимикрии, обманных коалиционных комбинаций и прочего камуфляжного лавирования компартий в осуществлении их привычных целей. На это мне уже приходилось

обращать внимание в некоторых предыдущих работах, и к ним, ввиду

ограниченности размеров статьи, я отсылаю читателя21.

К тому же в действительности тактика «несоветского пути», то есть «растянутой советизации», вовсе не ограничивалась лишь политическими, а тем более парламентскими средствами для достижения целей Кремля и восточноевропейских компартий. Ее практическое осуществление с самого начала включало применение коммунистами, используя находившийся в их руках госаппарат, административного давления, прямых репрессий и подрывных действий в отношении как их политических оппонентов, так и тех союзников по левому блоку, которые временами проявляли значительную строптивость или серьезные колебания.

Из режимов второго и третьего типов, подверженных «растянутой советизации», до начала 1947 г. употребление административно-репрессивных рычагов было характерно главным образом для второго типа, где коммунисты могли использовать уже имевшиеся у них решающие позиции во власти. К многочисленным подобным случаям относились хотя бы такие известные примеры, как преследование Г. Димитрова-Гемето, в конце 1944 — начале 1945 г. лидера Земледельческого союза Болгарии, равно как смещение, по указанию Сталина, летом 1946 г. военного министра и одного из руководителей партии «Звено» Д. Велчева; в Польше — с 1946 г. насильственный роспуск ряда организаций ПСЛ и манипуляции органов госбезопасности по расколу этой партии, формально все еще представленной в правительстве; в Румынии — давление, ограничения и репрессии в отношении ряда деятелей, местных организаций, органов печати оппозиционных партий, особенно — наиболее влиятельной национал-царанистской22. Сюда же стоит отнести упомянутые шантаж, запугивание, фальсификацию результатов при проведении референдума в Польше в июне 1946 г., парламентских выборов в Румынии в ноябре 1946 г. и в Польше в январе 1947 г.

В странах с режимами третьего типа, где коммунисты еще не имели преобладания во власти, применять такие методы им было намного труднее. Но уже с 1945-1946 гг. компартии как Венгрии, так и Чехословакии, добившись получения портфелей министров внутренних дел (в венгерском случае — при опоре на советский нажим23), начали прилагать усилия, чтобы установить контроль над спецслужбами и использовать их в своих интересах. В частности, в Венгрии органы МВД при поддержке советской администрации Союзной контрольной комиссии повели с весны 1946 г. наступление на ряд общественных организаций, чья деятельность вызывала особое недовольство компартии и ее советских покровителей24. В обеих странах спецслужбами, оказавшимися под руководством компартий, стала вестись работа по добыванию тайной информации о других политических силах, по сбору, а в еще большей мере — фабрикации компромата о деятелях партий, противостоявших коммунистам либо являвшихся партнерами последних. Этим создавался еще один инструмент воздействия как на противников, так и на попутчиков или недостаточно устойчивых

союзников25.

Однако до рубежа 1946-1947 гг. использование тактики «растянутой» советизации для режимов второго и третьего типов продолжалось. Даже репрессивные меры в режимах второго типа были призваны усилить решающую роль компартий во власти, но как будто еще не направлялись непосредственно на ликвидацию в Болгарии,

Польше и Румынии частичной коалиционности власти или отмену ограниченной многопартийности с дозируемым наличием оппозиции.

Но с первых месяцев 1947 г. появились признаки значительного ужесточения курса.

В режимах второго типа компартии и подконтрольные им госструктуры предприняли действия по устранению наиболее крупных и влиятельных оппозиционных партий. В Польше после фальсифицированных выборов в январе, сделавших ПСЛ, больше не представленную в правительстве, партией небольшого парламентского меньшинства, власти, обвинив ее в связях со все еще существовавшим антиправительственным вооруженным подпольем, повели кампанию насильственного роспуска многих ее местных организаций, ареста функционеров, удушения партийной прессы. Фактически велась ликвидация ПСЛ как оппозиционной партии. В этих условиях в ней возник кризис, Миколайчик и некоторые другие ее лидеры, опасаясь ареста, бежали в октябре 1947 г. на Запад, ПСЛ в значительной мере распалась, а руководство ее остатками перешло в руки тех, кто в итоге предпочел встать на сторону властей26. В Болгарии, на основе обвинений в мае 1947 г. в «антигосударственном заговоре», в июне арестовали Н. Петкова, лидера оппозиционной части Земледельческого союза, а значительную часть парламентской фракции его партии лишили депутатских мандатов. В августе его приговорили к смертной казни (казнен в сентябре), а партию запретили27. В Румынии в июле 1947 г. тоже на основе обвинений в заговоре арестовали ведущих деятелей национал-царанистской партии во главе с ее лидером Ю. Маниу, ее парламентскую фракцию ликвидировали, партию запретили. На судебном процессе в октябре — ноябре Маниу и его коллег приговорили к длительным срокам заключения. В условиях террора прекратилась и деятельность национал-либеральной партии28.

Наряду с устранением легальной оппозиции, в режимах второго типа обозначилось и новое наступление коммунистов на партии, выступавшие в блоке с ними. В апреле 1947 г. руководство ППР поставило в качестве непосредственной задачи «объединение» ППР и ППС на основе фактического поглощения последней29. Вслед за тем ППР приступила к нараставшему, в том числе и с использованием спецслужб, давлению на ППС, навязывая ей подготовительные организационные, кадровые и идеологические меры30. Аналогичные планы стали разрабатываться руководством КПР в отношении социал-демократической партии Румынии31. Кроме того, в Румынии осенью 1947 г. была обвинена во враждебной деятельности, изгнана из правительства и

фактически разгромлена группа Тэтэреску, в коалиции с которой КПР больше не нуждалась32.

Подобное ужесточение курса распространилось и на одну из стран с режимом третьего типа — Венгрию. На рубеже 1946-1947 гг. ее спецслужбы, контролировавшиеся компартией (КПВ), заявили о раскрытии антиреспубликанского, прохортистского заговора, обвинив в причастности к нему ряд деятелей наиболее влиятельной в стране и имевшей в парламенте и правительстве самые значительные позиции Партии мелких хозяев (ПМХ), включая ее генерального секретаря Б. Ковача. Под таким напором руководство ПМХ поспешило заменить в правительстве и парламенте некоторых из упомянутых деятелей, а в феврале 1947 г. Ковач был смещен с поста генсека, хотя лишение его депутатской неприкосновенности, угрожавшее ему арестом, парламентское большинство отвергло. Тогда в конце февраля Ковача арестовали советские военные власти, сфабриковавшие материалы о якобы участии в заговоре ряда руководителей ПМХ во главе с премьер-министром Ф. Надем. В мае материалы были переданы лидеру КПВ М. Ракоши, обсуждавшему этот вопрос в Москве в конце апреля, и он выступил с обвинениями в адрес Надя, отдыхавшего в Швейцарии. Поскольку Ракоши оперировал данными, исходившими от советской стороны, верхушка ПМХ стремительно отступила, опасаясь разделить участь Ковача. Надь, не возвращаясь в Венгрию, прислал заявление об отставке, а другой ведущий деятель ПМХ, председатель парламента Б. Варга, бежал на Запад33.

В итоге пост премьер-министра и руководство ПМХ оказались в руках ее левого крыла, связанного с КПВ. ПМХ раскололась, из нее выделилось несколько новых партий, перешедших в оппозицию, а оставшаяся часть оказалась привязанной к коммунистам в рамках возглавленного ими левого блока. В этой обстановке КПВ добилась проведения в августе выгодных ей досрочных парламентских выборов. Хотя при давлении и манипуляциях ей удалось получить лишь 22,3% голосов, тем не менее весь левый блок опередил организационно раздробленную оппозицию, собрав 60% голосов. КПВ получила в новом правительстве официально треть мест, но за счет своих тайных членов и сочувствующих из числа представителей других партий — больше половины34. Она перешла в наступление на оппозицию с использованием уже опробованных полицейских методов. Одну из двух самых крупных оппозиционных партий — Венгерскую партию независимости — обвинили в подлогах во время выборов, а ее лидера З. Пфейффера — во все той же причастности к «заговору».

Ему пришлось в ноябре 1947 г. бежать на Запад, а партию лишили

парламентских мандатов и запретили35.

Все это означало переход от «растянутой» к форсированной советизации в странах с режимами как второго, так и — в случае с Венгрией — даже третьего типа. Несмотря на серьезнейший недостаток, если не почти полное отсутствие, документов о том, когда и как принималось решение на сей счет, происходившее в названных странах позволяет сделать вывод, что линия на форсирование была взята не позднее конца 1946 — начала 1947 г. И определяющей здесь являлась советская позиция. Без решения Кремля, независимо от того, было ли оно целиком его инициативой или же отчасти согласовано с соответствующими устремлениями компартий указанных стран, такой поворот одновременно в четырех странах последовать не мог.

Свидетельством советской роли в подобном повороте является вышеупомянутый случай с Ковачем в Венгрии или, например, появление в советских СМИ в конце 1946 — начале 1947 г. утверждений, что возглавляемая Петковым оппозиция в Болгарии являлась пособником гитлеровцев во время войны и организовала «реакционный заговор» для «свержения народной власти». Все это перепечатывалось затем в подконтрольной компартии болгарской прессе36. Показательна и весьма критическая оценка, данная Отделом внешней политики (ОВП) ЦК ВКП(б) в начале февраля 1947 г. высказываниям председателя компартии Чехословакии (КПЧ) К. Готвальда на пленуме ЦК КПЧ в сентябре 1946 г. о возможности пути к социализму, минуя диктатуру пролетариата и советскую систему. Готвальд тогда ссылался на услышанное от Сталина и заявил, что Чехословакия уже встала на этот путь. В документе, составленном в ОВП, умалчивалось, что заявление Готвальда было пересказом говорившегося ему Сталиным. В документе отмечалось, что «высказанная тов. Готвальдом точка зрения» ассоциируется с тезисами «собственного пути», «собственного социализма», которые выдвигаются чехословацкими «буржуазными партиями» в противовес ориентации на СССР, его опыту и марксистско-ленинским основам движения к социализму37.

Эта оценка выступления лидера КПЧ, являвшегося одновременно и премьер-министром, была показателем не только поворота Москвы к форсированной советизации всех «народных демократий», но и недовольства запаздыванием руководства КПЧ с таким поворотом. Его основное ядро учитывало, что КПЧ удалось стать наиболее значительной партией правящей коалиции Национального фронта (партий вне его не было) в условиях относительно свободной парламентской

системы, с одной стороны, и действуя в условиях, когда в стране уже не было советского военного присутствия, — с другой. Поэтому руководство КПЧ предпочитало не идти на риск открытого выхода за рамки парламентских механизмов, а рассчитывало, что коммунисты смогут завоевать преобладающие позиции во власти путем намеченных на 1948 г. выборов в парламент. Правда, для достижения данной цели намечалось частично использовать некоторые тайные манипуляции, в частности спецслужб, подконтрольных коммунистам38. Но в целом линия руководства КПЧ воспринималась в Москве как слишком умеренная, чреватая опасностью «усиления реакции», подрыва позиции партии, угрозы осуществлению того, что хотел Кремль39.

Осенью 1947 г. под воздействием ужесточения кремлевского курса, в частности проявившегося при создании Коминформа, в руководстве КПЧ взяла верх ориентация на более радикальные меры, соответствовавшие советским устремлениям. Госбезопасность, контролируемая коммунистами, пустила в ход сфабрикованные дела о «заговорах» в Словакии и частично в Чехии и якобы связи с ними некоторых деятелей из партий, являвшихся партнерами-оппонентами КПЧ в правящей коалиции. Целью было обеспечение решающего сдвига в соотношении сил в пользу коммунистов еще до предстоявших в 1948 г. парламентских выборов. Хотя данные «дела» стали рассыпаться в органах юстиции, не контролировавшихся КПЧ, в начале 1948 г. министр внутренних дел коммунист В. Носек произвел ряд кадровых перемещений в органах госбезопасности, усиливавших возможность установления с ее помощью фактического контроля над страной. Министры от упомянутых партий выступили против. Поскольку коммунисты во главе с премьером Готвальдом стояли на своем, несогласные министры 20 февраля 1948 г. подали в отставку, что, по нормам парламентаризма, должно было повлечь отставку всего правительства и открыть дорогу формированию нового кабинета или проведению досрочных выборов. Таким путем партии, оппонировавшие КПЧ, рассчитывали, сохраняя коалицию с ней, лишить ее позиций, угрожавших остальным. Но Готвальд, активно подталкиваемый Москвой, от отставки правительства отказался, а потребовал от президента Бенеша заменить ушедших министров прокоммунистическими деятелями. КПЧ, опираясь на организованные ею массовые выступления, создавая вооруженные отряды и используя силы МВД, стала явочным порядком захватывать власть. Ее оппоненты оказались не готовы к отпору подобным действиям. А социал-демократическая партия, с осени 1947 г. пытавшаяся постепенно дистанцироваться от

КПЧ, не решалась покинуть правительство и стала уступать своему прокоммунистическому крылу40.

Хотя Кремль предпочел воздержаться от демонстративного передвижения советских войск у границ Чехословакии, о котором просил Готвальд для нажима на Бенеша, в Прагу, если верить П. А. Судопла-тову, тогдашнему руководящему работнику МГБ СССР, тайно перебросили на помощь коммунистам бригаду советского спецназа, переодетую в штатское41. Бенеш, боясь силового столкновения в стране и возможности советского военного вмешательства, в итоге выполнил 25 февраля требования Готвальда. На деле в Чехословакии произошел переворот. Партии, пытавшиеся оппонировать КПЧ, фактически были устранены: от их имени стали выступать небольшие группы коммунистических ставленников. Большинство руководства социал-демократической партии пошло на то, чтобы она была привязана к КПЧ. Парламент, подвергшийся сильной чистке, поддержал правительство, сформированное, по сути, заново и целиком контролировавшееся коммунистами42. Результаты переворота были закреплены быстрым принятием новой конституции и проведенными соответствующим образом в мае 1948 г. парламентскими выборами.

Насильственное устранение оппозиционных партий или, как в Чехословакии, основных партнеров-оппонентов по правящей коалиции, осуществленное в странах с режимами второго и третьего типов в 1947—1948 гг. (в Болгарии и Румынии еще остававшиеся небольшие группы легальной оппозиции были ликвидированы в 1948 г., а в Венгрии это растянулось до начала 1949 г.), стало решающим шагом в превращении политического устройства этих стран в фактический аналог режимов первого типа. Вслед за тем либо даже параллельно тамошние компартии, опираясь на достигнутое ими положение, довершили монополизацию власти и всей политической жизни, поглотив левых союзников: социал-демократические партии были присоединены к компартиям, а другие партии, входившие в левые блоки, либо тоже перестали существовать в результате продиктованных им взаимных слияний, самороспуска или необъявленного исчезновения с политической сцены, либо были оставлены в качестве бутафории и декларировали признание абсолютно руководящей роли компартий и следование коммунистическому курсу «построения социализма». Утверждение этой монополии власти сопровождалось и мерами соответствующей направленности в социально-экономической и иных сферах жизнедеятельности общества.

ПРИМЕЧАНИЯ

10 Kostunica V., Cavoski K. Stranacki pluralizam ili monizam: Dru-stveni pokreti i politicki sistem u Jugoslaviji 1944-1949. Ljubljana, 1987; Vodusek-Staric J. Prevzem oblasti 1944-1946; ПетрановиЬ Б. ^гославща на ?