ЭТНОНИМИЧЕСКИЕ ПРОЗВИЩА ЖИТЕЛЕЙ ВОДСКОЙ ПЯТИНЫ В КОНЦЕ XV ВЕКА: ЭТНОИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

УДК 947(470.22) + 929.52.09. ББК [63.3(2)43+44] + 63.214 DOI 10.25797/Ш.2019.2.2.008

Б. И. Чибисов

ЭТНОНИМИЧЕСКИЕ ПРОЗВИЩА ЖИТЕЛЕЙ ВОДСКОЙ ПЯТИНЫ В КОНЦЕ XV ВЕКА: ЭТНОИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Аннотация: главным источником ан-тропонимических данных применительно к Новгородской земле конца XV в. являются писцовые книги. Содержащийся в них антропонимический материал с эт-ноисторической точки зрения пока недооценен. Особую категорию древнерусских антропонимов составляют прозвища, образованные от этнонимов, обозначающих прибалтийско-финские этнические

Территория Водской пятины тесно связана с различными прибалтийско-финскими этническими группами — карелами, ижорой и водью. История Новгородской земли конца XV столетия привлекала внимание исследователей главным образом в её социально-экономическом аспекте. Это связано с тем, что концом XV в. датируются новгородские писцовые книги. Хотя их ценность с точки зрения социально-экономической истории не подлежит сомнению, содержащийся в них колоссальный антропонимический материал с этноисторической точки зрения пока недооценен.

Особую категорию древнерусских антропонимов составляют прозвища, образованные от этнонимов, обозначающих прибалтийско-финские этнические групгруппы. Появление отэтнонимических прозвищ указывает на то, что данные прозвища имели не только территориальное значение, но и указывали на этническую принадлежность их носителей.

пы. Среди ученых — как лингвистов, так и историков — отсутствует консенсус относительно значения отэтнонимических именований, поскольку последние могли использоваться в территориальном контексте. В настоящей статье предлагается комплексный анализ данных о носителях вышеназванных прозвищ на территории Водской пятины с целью выяснить особенности функционирования этих прозвищ.

Значение древнерусских отэтнонимических прозвищ продолжает оставаться предметом дискуссии. В прозвище Ко -релянин А.И. Попов и А.И. Сакса видели указание на место рождения и/или жительства носителя прозвища, то есть Корельский уезд1. К этой точке зрения

присоединился А.Г. Новожилов, однако остается непонятной его бездоказательность в некоторых суждениях о прозвищах: так, прозвище «Корелянин обозначает не представителя карельского этноса, а переселенца из Корельского уезда»; прозвище Лопин автор связывает по неизвестным причинам с волостью Лопцой, а не с Лопским погостом. Количественный анализ прозвищ, зафиксированных в писцовой книге Водской пятины 1499/1500 г., позволил А.Г. Новожилову сделать вывод, что наиболее крупными этническими группами прибалтийско-финского населения Новгородской земли были Чудины и Ижеряне2.

А. Е. Рябинин пришел к выводу, что появление подобных прозвищ с этнони-мической основой (в частности, Чудин и Ижерянин) связано с подселением представителей определенного этноса в города или деревни с иным ведущим этносом. Отэтнонимические прозвища появлялись внутри неоднородных по этническому составу областей и поселений. По данным Е.А. Рябинина, прозвища Чудин и Ижерянин часто встречаются в «чудских» погостах, где локализуется значительное число прибалтийско-финских памятников3.

Псковской и Новгородской областей. Л., 1981; Сакса А.И. Карелы в системе международной торговли в Восточной Прибалтике в Средние века // У истоков русской государственности: Историко-археологический сборник. СПб., 2007.

Содержание прозвища Чудин исследователи интерпретируют по-разному: с одной стороны, Чудином мог быть вожанин, житель погоста «в чуди», где присутствовали водские археологические памятники и водское население, сохранившее свое самоназвание и свой язык до XVIII в., с другой — это мог быть вепс и даже эст4. По мнению О.И. Коньковой, под этнонимом «чудь» фигурирует сложное по этническому составу водско-ижорское население, что подтверждается смешанным характером памятников погостов «в чуди»5.

Как этническую, так и территориальную принадлежность индивида можно усматривать в прозвище Ижерянин6. Как показал М. Войтович, значение прозвища не дает возможности точно определить, какие конкретные признаки и ассоциации послужили мотивами возникновения определенного индивидуального прозвища. Поэтому трактовка отэтно-нимических прозвищ как этнической принадлежности именуемого является вполне возможной, очень вероятной, хотя и не единственной7. Таким образом, неоднозначность трактовок древнерусских отэтнонимических прозвищ тре4 Прибалтийско-финские народы России. М., 2003. С. 347, 559.

бует специального обращения к данной проблеме8.

Главным источником антропонимиче-ских данных применительно к Водской пятине конца XV в. является Писцовая книга великокняжеских, церковных, помещичьих и своеземческих земель 1499 / 1500 г., которая сохранилась довольно полно, хотя издатели иногда неправильно определяли порядок печати отдельных листов. Кроме того, весьма многочисленны ошибки текста, неоговоренные приписки, а также неверно прочитанные слова9.

Изучение содержания древнерусских отэтнонимических прозвищ невозможно без исследования общего прибалтийско-финского топонимического и антро-понимического контекста, отразившегося в писцовых книгах Новгородской земли. Дескриптивный метод состоит в выявлении и фиксации прибалтийско-финских ойконимов (названий сельских поселений) и антропонимов, упоминаемых в писцовой книге. Отмечены различные типы прибалтийско-финских ойконимов. В основе «вторичных», или локативных ойконимов находились названия физико-географических объектов, распространившиеся на образованные при них поселения (деревня в Лахте и др.). Особое место занимают наименования поселений,

образованные посредством онимизации локальных физико-географических терминов, отражающих характер местности. В этой группе ойконимов находятся названия, восходящие к финноязычным географическим терминам и / или имеющие их в своей структуре: Мягисела (т^ «гора»), Сарь ^иап «остров») и др. Кроме того, в работе уделяется внимание неславянским ойконимам, образованным от прибалтийско-финских некалендарных имен (Ига-лово, Лембитово) и календарных антропонимов в неславянской форме (Таруево, Митчуево, Силуево и т. п.). Отмечались ойконимы, в структуре которых находится прибалтийско-финский -/-овый формант (Кургала, Кавгала, Вихкала и др.).

Прибалтийско-финские антропонимы выявлены на основе анализа формальных показателей заимствования антропонимов. Формальными показателями являются: 1) фонетический маркер — сочетание звуков, не характерных для русской звуковой системы и 2) структурный маркер — формант -уй (-ой, -ей, -ий), отмеченный в составе личного имени или патронима, например: Мв/о1, Кото1. Среди неславянских антропонимов особую группу составляют древние некалендарные имена прибалтийско-финского происхождения, такие как Виктуй / Вихтуй (У1НШ), Игала (¡На, ¡На/а), Лембит (ЬвттЫу / ЬвттвШ), Ускал (Цка/г), Тоивод (То1уоПи). Записанные в новгородских писцовых книгах прибалтийско-финские антропонимы фиксировались и изменялись в соответствии с русской антропонимической формой рубежа XV-XVI вв.

Ареальный метод позволяет определить географию функционирования прибалтийско-финских географических на-

званий и имен. Количественный метод состоит в подсчете абсолютного числа топонимов прибалтийско-финского происхождения, а также жителей с неславянскими именами; определяется их доля в общем числе записанных жителей того или иного погоста. Относительные показатели играют важную роль: они позволяют проследить соотношение славянских и неславянских антропонимов и топонимов; это соотношение, в свою очередь, иллюстрирует тенденции этнокультурных взаимоотношений10.

В писцовой книге Водской пятины 1499/1500 г. встречаются различные отэт-нонимические прозвища, связанные с прибалтийско-финскими этническими группами, а именно: Чудин, Ижерянин, Корелянин, Лопин, Вошко. Прозвище Чудин концентрируется главным образом на территориях «чудских» погостов. А.Г. Новожилов отметил присутствие этого прозвища в Каргальском, Толдожском и Ополецком погостах, а также в Ямском окологородье11. Однако это требует уточнения: писцовая книга вовсе не фиксирует Чудинов в Ополецком погосте; вместе с тем, в городе Яма были записаны два человека с прозвищем Чудин. В Заверяжье и Кречневском погосте проживало по одному носителю этого прозвища12.

В Ямском уезде насчитывается 11 человек с прозвищем Чудин. Из них 5 проживали в Ямском окологородье, 4 — в

Толдожском погосте «в чуди», 2 — в самом городе Яма. Меньше носителей этого прозвища находилось в Копорском уезде — 6 человек. Все они проживали на территории Каргальского погоста. В Новгородском уезде зафиксированы всего 2 носителя этого прозвища. В Ладожском, Ореховском и Корельском уездах прозвище Чудин отсутствует.

Значение прозвища Чудин проясняется на конкретных примерах. Обращает на себя внимание упоминание в Толдожском погосте «Юречи Чудина, домника». В его прозвище можно усматривать указание на этническую принадлежность, если учитывать то, что его сын (Игала Юречин) назван древним прибалтийско-финским именем 1На1а. В Толдожском погосте записаны еще 3 носителя прозвища Чудин: среди них Вишуй Чудин являлся носителем прибалтийско-финского личного имени, остальные проживали в «сельце» с прибалтийско-финским названием Рудъела Старая в окружении соседей, также носивших прибалтийско-финские имена («Тимуй Савин... да брат Тимуев Гридка, Емельянко Чюдин, Ермолка То-шов, Ивашко Чюдин»)13. В целом носители прибалтийско-финских антропонимов (99 человек) составляли 20 % от общего числа записанных «людей» Толдожского погоста.

Данные археологических исследований 1980-х — 2000-х гг. коррелируют с показаниями писцовых книг. Исследования могильников, проведенные О. И. Коньковой, подтверждают значительное присутствие води в «чудских» погостах14.

Е.А. Рябинин на обширном археологическом материале показал, что именно на территории «чудских» погостов были обнаружены собственно водские средневековые погребения — бескурганные могильники с набором типичных вод-ских предметов15. Раскопки у д. Войно-солово (село Войносола Толдожского погоста) позволили выявить не менее 138 захоронений XШ-XV вв.16 Анализ средневековых захоронений в Толдожском и Ополецком погостах позволил Е. А. Ря-бинину утверждать, что население «чудских» погостов сохранило своеобразный этнический облик материальной культуры и специфические черты погребального обряда. Возможно, в этот «чудской» анклав входила западная часть Каргаль-ского погоста17.

Таким образом, на основании данных ономастики и археологии можно предположить, что в Толдожском погосте носители прозвища Чудин принадлежали к «чудской» (водской) прибалтийско-финской общности.

Показательны прозвища в Каргальском погосте. Здесь Чудины либо сами имеют некалендарное имя, либо проживают в окружении носителей таких имен. Например: «селцо Прикупля: дв. Тошуй Лентиев, дв. Савка Мелтиев, дв. Онаш-ка Тойвалов, дв. Игамас Чюдин», «селцо Нежново, на реце на Систи: дв. Иллуй

Дмитров, дв. Федко Игамов, дв. Игнат Игамов, дв. Яшко Чюдин, дв. Васко Иган-дуев, дв. Фомка Ивуев, Стехно Ивуев, Де-ментий Игандов», «селцо Вотской Конец: дв. Игалко Олешков, дв. Андрейко Вихту-ев да сын его Васко, дв. Ивашко Игнатов да сын его Игалко, дв. Ивашко Чюдин да сын его Исачко»18. Примечательно, что Каргальский погост является анклавом прибалтийско-финской антропонимии и ойконимии. Здесь было зафиксировано 110 носителей прибалтийско-финских антропонимов (13 %). По абсолютным показателям численность жителей, записанных в Каргальском погосте и нареченных неславянскими антропонимами, является максимальной на территории всей Водской пятины. Что касается ойконимии, то деревни Каргальского погоста с прибалтийско-финскими названиями в общей сложности составляли 21 % от 87 дере19

вень погоста19.

Тойват Чудин из Ямского окологоро-дья был носителем древнего прибалтийско-финского имени Toivottu, а его прозвище могло быть уточнителем этнической принадлежности. Неслучайно он проживал в одном дворе с Ондрейкой Вил-ло, по-видимому, вожанином. В Ямском окологородье некоторые Чудины проживали по соседству с носителями прибалтийско-финских имен, например: «деревня Стехнов Котел: дв. Федко Каибин, дв. Ивашко Каибин, сын его Онкиф, Юшка Каибин, Куземка Чюдин, сын его Власко, Захарко Лембитов, Стехно Улика Тойву-тов, Ондрейка Игамасов, сын его Лучка, Лембик Толжанин», «д. Орел на Лузе: дв. Ивашко и Андрейко Чюдины, Игалтас

Осташов, Петрок да Васко Вышшуевы, Степанко Игалтасов, сын его Федко»20.

География прозвища Чудин такова: это Сойкинский полуостров, район городов Ямы и Копорья, долина реки Систы, на нижней Луге и в верховьях реки Вальи. Именно на этих территориях концентрировалась прибалтийско-финская антро-понимия и ойконимия; там же выявлены комплексы захоронений с водскими предметами. Таким образом, в Чудинах можно усматривать представителей води.

Крупная группа этнонимических прозвищ представлена антропонимом Ижеря-нин. Как известно, «Ижорская земля» отчасти охватывала территорию Приневья, где в ряде погостов встречаются ареалы концентрации прибалтийско-финского онома-стикона — это, прежде всего, Ижорский и Дудоровский погосты. В этом смысле под «Ижорской землей» можно понимать не просто географическую область — долину реки Ижоры, — но и регион со специфическим этническим элементом, представленным, прежде всего, ижорой. Подсчеты количества этих прозвищ, проведенные исследователями, различаются. А.Г. Новожилов в целом отмечает 14 прозвищ в Вод-ской пятине, привязывая их к географическим объектам21. О.И. Конькова, напротив, фиксирует прозвища в поселениях и погостах, но ни приводит общего количества прозвищ, ни привязывает их к географическим объектам22.

Наибольшая в количественном отношении группа Ижерян (6 человек) на20 Там же. Стб. 890-891.

блюдается на территории Каргальского погоста Копорского уезда, располагавшегося в долине реки Систы и на Сойкин-ском полуострове. В этом же погосте записаны деревни Изори у монастыря (1) и Изоринское (2)23. Названия этих деревень, возможно, восходят к этнониму «ижора». Необходимо разделить эти ойконимы с названием Изорники, которое, вероятно, имеет не этническую, а социальную природу. Меньше Ижерян (4) зафиксировано в Городенском погосте Новгородского уезда — на юге Водской пятины. Отмечены носители прозвища в верховьях реки Коваши в Дятелинском погосте (1) и в долине Ижоры в Кипенском погосте (2). По одному прозвищу встречается в Солец-ком, Тигодском, Гдитцком и Будковском погостах Новгородского уезда. В Будковском погосте записаны 3 деревни с названием Изори24. Некоторые носители прозвища Ижерянин имели некалендарное прибалтийско-финское имя, например: «В дер. в Домницах: дв. Пантелейко Ир-тов, ...Иголка Ижерянин», ««д. Заозерье: Игнатко да Ригуй Ижеряне»25.

Картографирование прозвищной ан-тропонимии писцовых книг иллюстрирует предположительную границу проживания Ижерян: это бассейны рек на юго-восточном побережье Финского залива, а также южные притоки Невы. В административном отношении граница условно была очерчена Ижорским, Дудоровским и Ярвосольским погостами — они составляли анклав неславянской антропонимии и ойконимии, а также ижорских древностей. Так, в Дудоровском погосте, распо23 НПК. Т. 3. Стб. 527, 548, 551.

лагавшемся на побережье Финского залива, насчитывается 56 ойконимов, имеющих отчетливые прибалтийско-финские корни: они составляют около 40 % от всех ойконимов Дудоровского погоста. Среди наиболее распространенных названий поселений — ойконимы на -/а (Витала, Покола, Сатула и др.). Многочисленны названия, образованные от антропонимов: Мохкуево, Тоивалово, Пелгуево, Ар-туево и др.26 В этом же погосте записано 54 человека с прибалтийско-финскими антропонимами (8,5 %); из них 19 человек носили личное некалендарное имя финноязычного происхождения (среди них — Игалко, Ускалко, Лембит, Кавит, Куллят, Исамель).

В Ижорском погосте зафиксировано 114 ойконимов с прибалтийско-финскими корнями — многие из них имеют в своей структуре неславянские антропонимы и / или формант -/. В совокупности такие названия составляют 31 % от 364 ойконимов Ижорского погоста27. В переписи жителей Ижорского погоста встречается 44 человека с финноязычными антропонимами (4 %), из которых 24 имели личное некалендарное имя. Некоторые из них неоднократно повторялись: Игола (12), Тоив (3), Лембит (2), Ускал (1). В этом смысле антропонимиконы Дудоровского и Ижорского погостов практически идентичны по своему составу.

Прибалтийско-финская антропонимия фиксируется и в других погостах, где были отмечены Ижеряне, а именно в Дяте-линском (19 человек; 6,3 %) и Кипенском (16 человек; 4 %) погостах. Личные име26 Переписная окладная книга по Новгороду Водской пятины. 7008 года. С. 289-340.

на встречаются в виде распространенных в финноязычной среде имен — Игалко, Игамас, Лембит, Тойвут. Имеются также отдельные неславянские ойконимы.

Присутствие неславянского населения в южном Приневье и на Ижорском плато подтверждается археологически. Ещё в XIII в. бассейн реки Ижоры был занят ижорой, которая затем начинает продвигаться к западу, в сторону Ижорского плато. Исследования В.В. Седова, Е.А. Ряби-нина и О.И. Коньковой показали, что неславянские могильники, располагавшиеся в бассейнах рек Ижоры и Невы, на Ижор-ском плато, можно считать ижорскими28. Средневековые ижорские захоронения присутствуют в Ижорском, Дудоровском и Кипенском погостах29. Таким образом, есть основания считать Ижерян представителями ижоры.

Однако говорить о твердых этнических границах на основании письменных источников невозможно. В этой связи интересна ситуация, например, на территории Каргальского погоста: здесь помимо 7 прозвищ Чудин писцы отметили 6 прозвищ Ижерянин. Особенность состоит в компактном и одновременно чересполосном расположении представителей разных этнических групп: «селцо При-купля: дв. Игамас Чюдин», «селцо Заполье Воблучье: дв. Стехно Чюдин», «село Воронкино: дв. Игнатко Чюдин», «селцо

культуры. С. 41; Рябинин Е.А. Финно-угорские племена в составе Древней Руси: К истории славяно-финских культурных связей: Историко-ар-хеологический очерк. С. 74.

Нежново: дв. Яшко Чюдин», «селцо Ур-мизно: дв. Олекса Ижерянин, дв. Цар-ко Ижерянин», «селцо Вотской Конец: дв. Ивашко Чюдин да сын его Исачко», «селцо на Сипиных горах у моря: дв. Та-раско Чюдин... Ивашко Ижерянин... дв. Остахно Ижерянин», «д. Заозерье: Иг-натко да Ригуй Ижеряне». По-видимому, здесь наблюдалось размывание этнических границ ижоры, в пользу чего говорит использование прозвищ Чудин и Ижерянин. Примечательно также, что Ивашко Чюдин с сыном проживали в сельце Вотской Конец, что еще раз позволяет связать прозвище Чудин с водью.

В 1534 г. архиепископ Новгородский Макарий написал грамоту духовенству Водской пятины «въ Чудь, въ Толдожский погостъ, и въ Ижорский погостъ, и в Дудо-ровский погост, и въ Замошский погостъ, и въ Егорьевский погостъ, и въ Ополец-кий погостъ, и въ Кипенский погостъ». В 1548 г. архиепископ Феодосий написал аналогичную грамоту «въ Чюдь, въ Толдожский погостъ, и въ Ижеру, въ Каргаль-ский погостъ, и въ Ижерский погост, и въ Дудоровский погост.. .и въ Спаской погостъ въ Зарецкой»30. Важно то, что «чудь» здесь по смыслу привязывается к Тол-дожскому погосту, а ижора — к Каргаль-скому, Ижорскому, Дудоровскому и иным погостам, где концентрируется прибалтийско-финская антропонимия и ойкони-мия. Архиепископы Макарий и Феодосий акцентировали внимание в своих посланиях на сохранении языческих традиций в перечисленных погостах, призывая духовенство к тому, чтобы «молбища везде отнюдь въ конець истреблении и попраны были». Видимо, эти языческие традиции

непосредственно связаны с их носителями — водью и ижорой.

Нельзя полностью согласиться с точкой зрения Е.А. Рябинина, который утверждал, что само появление прозвищ с этноними-ческой основой связано с подселением отдельных представителей чуди или ижоры в деревни с иным ведущим этносом31. Эта точка зрения имеет широкое распространение среди исследователей этнической истории Новгородской земли, хотя и претерпевает некоторые поправки32.

Во-первых, на основании одной прибалтийско-финской антропонимии невозможно сделать вывод о преобладании той или иной этнической группы на территории поселения из-за сходства антропонимов. Здесь достаточно сравнить антропо-нимиконы «чудских», «ижорских» и «ко-рельских» погостов. Они имеют сходства в перечне имен, поскольку основаны на древних прибалтийско-финских именах и на адаптированных в прибалтийско-финских языках календарных антропонимах. Их носителями были разные этнические группы — водь, ижора, карелы. «Этническая идентификация» территорий становится возможной благодаря археологическому материалу, взятому из конкретных погостов.

Во-вторых, со стороны исследователей нет объяснения тому факту, что прозвище Чудин встречается в Толдожском «чудском» погосте, где не зафиксированы иные

на Северо-Западе Новгородской земли в XV-XVI вв. С. 86.

отэтнонимические прозвища. Для примера можно привести описание ряда поселений: «селцо Рудъела Старая: дв. Тимуй Савин... Емельянко Чюдин, Ермолка То-шов, Ивашко Чюдин, дети его Ивашко да Кирилко», «деревня над озером над Вал-гомом: дв. Юреча Чюдин, сын Петруша, домники, Игала Юречин», «д. Лужыцы: дв. Вишуй Чюдин»33. Наличие прозвищ у некоторых жителей погоста можно объяснить, с одной стороны, усилением роли календарного антропонимикона в Водской пятине и, с другой стороны, желанием и / или необходимостью идентификации (в том числе и самоидентификации) человека как представителя определенной этнической группы. Поэтому сложно говорить об использовании прозвищ в ситуации, когда одна этническая группа преобладает над другой. Достаточно указать на то, что этническая неоднородность отдельных поселений являлась серьезным основанием для появления этнических прозвищ.

С водской группой прибалтийско-финского населения северо-запада Новгородской земли можно косвенно связать прозвище Вожко / Вошко, т. е. «вожанин». Такое значение прозвища следует не только из его бытования в Водской пятине. В грамоте архиепископа Макария говорится о языческих традициях «въ Чюди, и въ Ижере, и въ Вошкехъ». Архиепископ Фе-одосий написал аналогичную грамоту «въ Чудь, и въ Ижеру, и въ Вошки»34. За термином Вошки можно видеть этническую группу — водь.

А.Г. Новожилов указывал на одного «во-жанина» — Ивашко Вошко из Озерецкого погоста. Между тем, антропоним встре33 НПК. Т. 3. Стб. 909, 929.

чается также в Егорьевском Лужском (2) и Коломенском погосте (1)35. По косвенным данным А. г. Новожилов располагал территорию проживания «вожан» в Зарец-ком погосте36, но эти выводы базируются на более поздних текстах — посланиях в Водскую землю архиепископов Макария и Феодосия. Послания не содержат прямой информации о территории проживания води. Вряд ли возможно с точностью локализовать район проживания води по материалам письменных источников. Антропоним Вожко / Вошко может указывать лишь на проживание Вожан в иноэтничной среде.

Носители прозвища Корелянин фиксируются в погостах, находящихся неподалеку от Великого Новгорода — в Будков-ском (1), Гдитцком (2) и Лужском (2) погостах Новгородского уезда. Видимо, Ко -релянин — это адаптированное в древнерусском языке оригинальное этническое название Каца/атв37. В писцовых книгах и актах встречаются носители прозвища Корелянин, имеющие исключительно календарные имена в славянской форме, что затрудняет этническую идентификацию. Однако единственный случай, когда Корелянин имел календарное имя в прибалтийско-финской форме — это Олфуй Юрьев Корелянин. Олфуй в 50-60-х гг. XV в. был представителем местной карельской знати («корельских детей») и владел землей в «Корелской земли, промежю пятью родъ корелскихъ детеи»38. К какому имен35 НПК. Т. 3. Стб. 30, 44, 469.

но роду корельских детей относился Ол-фуй — неизвестно, но, очевидно, он был карелом. Важно также отметить, что Ко-рельский уезд Водской пятины имел значительный антропонимический и топонимический пласт прибалтийско-финского происхождения, что свидетельствует об освоении данной территории карелами. Об этом же говорят данные археологических исследований Корельской земли в период Х1-ХУ вв39.

В северном Приневье Кореляне отмечены в Куйвашском погосте (2). Куйваш-ский погост непосредственно граничил с Корельским уездом, который, как было показано выше, имел свою этническую специфику. По этой причине носители прозвища Корелянин вполне могли быть карелами. Географическое положение Корельского уезда создавало благоприятные условия для миграций карелов на юг, в Ореховский уезд. На территории Карельского перешейка мало возвышенных, пригодных для земледелия участков. Из Корельского уезда, который был густозаселенным регионом, шел отток населения на юг, в долину Невы — также заселенные территории, но обладавшие более высоким хозяйственным потенциалом по сравнению с Карельским перешейком40.

В южном Приладожье в конце XV в. отмечены немногочисленные представители саамов. Об этом косвенно говорит название Лопского погоста, а также про39 Прибалтийско-финские народы России. С. 168-172; Сакса А. И. Древняя Карелия в конце I — начале II тысячелетия н. э. Происхождение, история и культура населения летописной Карельской земли. СПб., 2010.

звище Лопин. Прозвище Лопин первый раз упоминается в Лопском погосте Ореховского уезда (Поташ Лопин), второй — в Городенском погосте Ладожского уезда (Гурейко Лопин). Прозвища вряд ли являются указанием на принадлежность их носителей административной единице — Лопскому погосту. Сложно также непосредственно связать прозвище Лопин с волостью Лопцой, тем более это мнение никак не подтверждено аргументацией41. Более вероятно, что прозвание Лопин восходит к этническому наименованию «лопь», обозначавшему саамов42. Таким образом, район фиксации Лопинов — южное побережье Ладожского озера. Можно согласиться с А. И. Поповым в том, что название Лопского погоста — это, скорее всего, фиксация исторической памяти о саамском населении, некогда проживавшем в южном Приладожье.

Более ранние источники отмечают Ло-пинов в районе Сайменских озер в северо-западном Приладожье. В берестяной грамоте № 249 (1380-е - 1390-е гг.) присутствуют сообщения о нескольких разновременных грабительских нападениях со шведской стороны на карельских торговцев и рыбаков: «оу питина с(ы)на оу игале и оу миките третиего л[е](та)... на 14 рубле микулинь ч(е)л(о)в(е)кь стен[ь] на. коневыхъ водахъ оу жабия носа оу-би(ле оу) насъ. вуева с(ы)на и кавкагалу | а оузяле товара на 10 [рубле]въ | киреевь с(ы)но и новзе лопинь лоне оу гювиева с(ы)на оу того жь жябея носа приехавше

Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Серия: гуманитарные и социальные науки. № 4. 2018. С. 26-35.

севилакшане 8 ч(е)л(о)в(е)к взяле товара на 5 рублевъ и лотку | на тых жь коневыхъ водахъ оу мундуя оу вармина с(ы)на взяле 10 лендомъ рыбъ»43. Упомянутые в грамоте Игала Питин сын, Кавкагала, некий Гювиев сын и Мундуй Вармин сын носили карельские имена. Место их проживания косвенно устанавливается исходя из гидронима Коневы Воды. Коневы Воды — это калька с прибалтийско-финского гидронима Оривеси, который означал озеро на территории Иломанского погоста Ко-рельского уезда. Озеро Оривеси входило в систему Сайменских озер44. Среди нападавших упомянуты не только жители шведского погоста Саволакс («севилакшане»), но и некто Новзе лопин, который был, видимо, саамом.

Появление прозвищ «этнического» характера (особенно в Новгородском уезде) можно теоретически связывать с миграциями населения и поселением в иноэт-ничных местах. Миграционные процессы в Водской пятине были обеспечены наличием здесь густой и разветвленной сети дорог, пригодных как для передвижения больших масс людей, так и перемещения грузов в летнее и зимнее вре-мя45. К 1500 г. уже действовала Ореховская дорога, которая совпадала с Иванго-родской дорогой на протяжении пути от Новгорода до Лусского яма и затем продолжалась далее на север под названием

Корельской46. Корельская дорога соединяла Орешек и Корелу. Первые сведения о Корельской дороге относятся к 1539 г., однако, по мнению А.А. Селина, ямская служба была установлена на ней гораздо раньше. Существовал также водный и санный путь из Новгорода в Ладогу и обратно. Этот участок известен как одна из частей «пути из варяг в греки». Волхов представлял собой наиболее прямую и короткую магистраль, связывавшую эти два города. Сухопутная дорога вдоль левого берега Волхова появилась лишь в XVI в.47.

Причиной внутренних миграций славян, води и ижоры могли быть природно-климатические изменения, например — засуха. Между 1484 г. и 1498 гг. было две крупные засухи. Первая относится к 1485 г. и упоминается во Пскове48. Засушливыми были 1486, 1488 и 1491 гг. После перерыва засуха возобновилась в 1499 г.49. В условиях отсутствия на Ижор-ском плато открытой воды и увлажненных почв засуха могла привести к голоду. Население переселялось в долины рек или переносило свои посевы и покосы на увлажненные почвы.

Таким образом, анализ антропоними-ческого и ойконимического материала по46 Фролов А.А. «Географический фактор» в организации государственных поземельных описаний конца XV — середины XVII в. // Книга картины земли: Сб. статей в честь И. г. Коноваловой. М., 2014. С. 279.

зволяет сделать вывод о существовании в Водской пятине нескольких центров, где концентрировалась прибалтийско-финская ономастическая традиция — это, прежде всего, Толдожский, Каргальский, Дудоровский и Ижорский погосты. Погосты располагались двумя анклавами. Толдожский и Каргальский погосты находились на юго-западном побережье Финского залива. Эта область ограничивается долинами рек Толдоги, Сумы и Систы, северо-западной частью Ижорского плато и

Сойкинскими высотами. Толдожский, соседний Ополецкий и отчасти Каргальский погосты, судя по археологическим данным, были местом компактного расселения води. Дудоровский и Ижорский погосты занимали территорию от юго-восточного берега Финского залива по южному берегу Невы. Здесь, видимо, проживала ижора. Кроме того, по ономастическим и археологическим данным ижора фиксируется в северном Приневье, южном Прила-дожье и на севере Новгородского уезда.

Библиография

Литература:

Бараш С.И. История неурожаев и погоды в Европе. М., 1989.

ВерховцевД.В. Ускользающий этноним: ижора в письменных источниках // Северо-Запад: этноконфессиональная история и историко-культурный ландшафт: Сб. статей. СПб., 2016.

Войтович M. Древнерусская антропонимия XIV-XV вв.: Северо-Восточная Русь. Poznan, 1986.

Голубцов И.А. Пути сообщения в бывших землях Новгорода Великого в XVI-XVII вв. и отражение их на русской карте середины XVII века // Вопросы географии. № 20. 1950. Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.-Л., 1949.

Дополнения к актам историческим, собранные и изданные археографической комиссией. Т. 1. СПб., 1846. Т

ЗализнякА.А. Древненовгородский диалект. М., 2004. Конькова О.И. Водь: Очерки истории и культуры. СПб., 2009. Конькова О.И. Ижора: Очерки истории и культуры. СПб., 2009.

Кочкуркина С.И., Спиридонов А.М., Джаксон Т.Н. Письменные известия о карелах (X-XVI в.). Петрозаводск, 1990.

Кюршунова И.А. Словарь некалендарных личных имен, прозвищ и фамильных прозваний Северо-Западной Руси XV-XVII вв. СПб., 2010.

Новгородские писцовые книги, изданные Археографической комиссией. Т. 3: Переписная оброчная книга Водской пятины, 1500 года: Первая половина. СПб., 1868.

Новожилов А.Г. Этническая ситуация на Северо-Западе Новгородской земли в XV-XVI вв. // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2: История. № 1-2. 2004.

Переписная окладная книга по Новгороду Водской пятины. 7008 года. // Временник императорского Московского общества истории и древностей Российских. Кн. 11. М., 1851. Писцовые книги Новгородской земли. Т. 1. М., 1999. ПСРЛ. Т. 5. Вып. 2: Псковские летописи М., 2000.

Попов А.И. Следы времён минувших: Из истории географических названий Ленинградской, Псковской и Новгородской областей. Л., 1981. Прибалтийско-финские народы России. М., 2003.

РябининЕ.А. Водская земля Великого Новгорода (результаты археологических исследований, 1971-1991 гг.). СПб., 2001.

Рябинин Е.А. Финно-угорские племена в составе Древней Руси: К истории славяно-финских культурных связей: Историко-археологический очерк. СПб., 1997.

Сакса А.И. Древняя Карелия в конце I — начале II тысячелетия н. э. Происхождение, история и культура населения летописной Карельской земли. СПб., 2010.

Сакса А.И. Карелы в системе международной торговли в Восточной Приб