Спросить
Войти
интеллектуальная история
УДК 94(37)
Чисталёв М. С.
ПРОБЛЕМЫ МЕЖКультуРНОГО взаимодействия египта и рима: полтора века изучения и
СОВРЕМЕННЫЕ КОНЦЕПЦИИ1
В статье анализируются подходы и концепции исследований, посвящённых проблемам контактов между римской и египетской культурами, выделяются основные этапы изучения образа Египта и египетской культуры в римском обществе. Автор отмечает постепенный отказ от поиска исключительно религиозной подоплёки в интерпретации Aegyptiaca Romana и акцентирует внимание на некоторых аспектах кросс-культурных контактов Египта и Рима, которые по-прежнему остаются дискуссионными.
Глобализация, расширение взаимосвязи между странами и народами, интеграционные процессы, следствием которых является взаимопроникновение культур, заставляют представителей различных направлений академической науки обратиться к теме межкультурных контактов. Учитывая сложный и противоречивый харак1 Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта «Международный конкурс РГНФ
— Государственный комитет по науке Министерства образования
Республики Армения 2014 "Цивилизационные и кросс-культурные
аспекты формирования римского мира в период перехода от республики к принципату"», проект № 14-21-20003. Работа также
частично поддержана грантом (соглашение от 27 августа 2013 г.
№ 02.В.49.21.0003 между МОН РФ и ННГУ).
тер кросс-культурного взаимодействия в современном мире, очевидно, возникает необходимость в поиске аналогий с процессами, имевшими место в прошлом, в том числе и в античности. Именно поэтому изучение формирования образа «чужой» культуры в римском обществе представляется актуальной задачей, привлекающей новые поколения исследователей.
В данной статье мы попытаемся выделить основные этапы изучения этой обширной темы на материале исследований образа египетской культуры в римском обществе, обратив внимание на трансформацию концептуальных подходов на протяжении последних десятилетий.
Изучение культурного взаимодействия между Римом и Египтом началось со второй половины XIX в. Обращает на себя внимание то значительное место, которое во всех исследованиях этого начального периода занимает культ Исиды. Первым, кто исследовал роль египетских богов за пределами Египта, был Георг Лафайе. В своей монографии, вышедшей в 1884 г.2, он опирался, прежде всего, на литературные и эпиграфические источники, но отдельную часть своего исследования посвятил изучению археологического материала из Исеума в Помпеях и египетских храмов в Риме. Во второй половине XIX в. на территории Италии были обнаружены многочисленные египтизированные предметы (Aegyptiaca) и египетские артефакты, которые ввиду тематики исследования были автоматически отнесены Лафайе к категории религиозных предметов, связанных с египетскими культами. Такая интерпретация археологических данных согласовывалась со сложившимися в XIX в. взглядами на распространение египетской культуры в Италии главным образом в связи с культом Иси-ды. Этой же позиции придерживался и Франц Кюмон,
чья монография по исследованию восточных культов в Риме появилась в 1911 г.3
Такой повышенный интерес к культу Исиды, по мнению В. Тран Там Тинха, объясняется тем, что духовное влияние Востока на Запад, начиная с конца XIX в., снова стало настолько очевидным, что представления о мистическом культе Исиды в европейском обществе того времени нашли «благодатную почву» для развития4.
Вместе с тем, необходимо учитывать, что большая часть исследователей, которые в конце XIX — начале XX вв. занимались изучением роли египетских богов в римской культуре, были в первую очередь египтологами. Тот факт, что именно египтологи стояли у истоков этой значимой проблемы историографии античного мира, конечно, сыграл свою роль в подчёркивании именно религиозного характера египетских артефактов на территории Рима.
В этот же период появляются первые работы, по-свящённые археологическим находкам, сделанным на территории Рима и Италии: в 1903 г. К. Гюльзен впервые создал реконструкцию Исеума, находившегося на Марсовом поле5. Несмотря на то, что последующие работы по данной тематике были в значительной степени дополнены новыми сведениями, в их основе по-прежнему лежало исследование К. Гюльзена6.
Первые всесторонние исследования исконно египетских (неэллинизированных) культов также были
предприняты в начале XX в. Два исследователя — Ф. Циммерман7 и Т. Хопфнер8 — впервые попытались определить, насколько сведения о египетском поклонении животным, представленные в античной литературе, соответствовали египетским источникам. Результаты их работы способствовали формированию целого направления в сравнительном анализе не только египетских, но и греко-римских источников по поклонению животным в Древнем Египте.
Исследования отношения к египетской религии в римском мире как части общего интереса римлян к восточным верованиям получили в 1950-х гг. новый импульс благодаря работам Ж. Леклана9 и М. Й. Фермасе-рена. Положив начало серии исследований "Études préliminaires aux religions orientales dans l&Empire romain", М. Й. Фермасерен предпринял попытку сделать все памятники и артефакты, связанные с восточными культами в Римской империи, доступными широкому кругу историков10. Уже к середине XX в. объём научной литературы о культах Исиды и других египетских богов стал настолько велик, что Ж. Леклан выпустил специальную работу, посвящённую исключительно библиографическому описанию подобных исследований11.
Именно с середины XX в. в целом ряде работ поднимается вопрос об изменении отношения римлян к культам Исиды, Сераписа и их последователям в Риме эпохи Принципата12. Так, П. Ламбрехтс выделяет две категории
императоров: поддерживавших культ Кибелы, имевших доброжелательные отношения с сенатом, и предпочитавших культ Исиды, более негативно настроенных по отношению к сенату13. Ж. Леклан пошёл ещё дальше, утверждая, что именно благодаря сенаторам императоры-тираны впоследствии стали считаться египтофилами14. И хотя подобные утверждения, как было показано впоследствии, не выдерживают критики, само их появление способствовало увеличению интереса к теме, что отразилось в работах других историков — например, в изысканиях Э. Кеберлейна15, который исследовал отношение Калигулы к египетской религии и пришёл к выводу, что император, пытаясь представить себя в образе восточного или эллинистического монарха, подражал египетским традициям и всячески старался подчеркнуть своё положительное отношение к культу Исиды.
В начале 1970-х гг. появились сразу две монографии по египетским и египтизированным артефактам, найденным в Италии. Работа M. Mалэза16, равно как и обширный каталог А. Руйе17, имели один серьёзный недостаток: систематизация и интерпретация многих источников не учитывали тот факт, что далеко не вся Aegyptiaca имела прямое отношение к египетской религии. Работа M. Mа-лэза, как отметил сам автор, представляет собой собрание Aegyptiaca, относящихся к египетским религиозным культам18, что нашло своё отражение и в пояснительной
Lambrechts P. Augustus en de Egyptische Godsdienst. Brussel, 1956; Le-clant J. Reflets de l&Egypte dans la littérature latine d&après quelques publications récentes // Bulletin de la Faculté des Lettres de Strasbourg. 1959. № 6. P. 303-308; Malaise M. Les conditions de pénétration et de diffusion des cultes égyptiens en Italie. Leiden, 1972.
части монографии, где автор исследует распространение культов египетских богов в Риме и Италии.
Монография А. Руйе, в сравнении с работой М. Ма-лэза, имеет значительно более узкие хронологические рамки. Кроме того, автор практически не уделяет внимания интерпретации опубликованных источников. Уже во введении А. Руйе, по сути, приравнивает все египетские артефакты к религиозным, хотя в целом по ходу работы несколько раз подчёркивает, что значение этих предметов для римлян могло быть иным.
Тем не менее, несмотря на недостатки, свойственные вплоть до 1990-х гг. практически всем исследованиям, связанным с экспансией египетской культуры в античном мире, работы М. Малэза и А. Руйе и по сей день представляют ценность в качестве каталогов Aegyp-tiaca Romana. Более того, монография М. Малэза была выбрана в качестве основы для исследования М. Де Воса19, появившегося почти десятилетие спустя и изданного в уже упомянутой нами серии EPRO. Впервые Aegyptiaca рассматривалась с новой концептуальной позиции, где главная роль отводилась не египетским религиозным культам, а культурным процессам, которые сам автор назвал «египтоманией». Однако появление работы М. Де Воса не привело к широкому пересмотру подходов по изучению египетских и египтизированных предметов и артефактов, о чём свидетельствуют, например, две статьи Ф. Коарелли 1982 и 1984 гг.20, в которых дан краткий обзор сооружений в Риме, посвящённых египетским богам. Как и М. Малэз, Ф. Коарелли делает акцент на религиозной интерпретации Aegyptiaca, при этом фактически отказываясь от иных трактовок.
Отдельно хотелось бы отметить существование обширной проблемы interpretatio Graeca et Romana, касающейся восприятия и объяснения иноземной (в том числе египетской) религии в греко-римском мире. Одним из аспектов данной проблематики является также процесс распространения египетских культов в римской державе, который хронологически относится к более позднему периоду, нежели сама интерпретация. Основная суть феномена interpretatio Graeca et Romana заключается в наличии сложностей в трактовке «чужих» религиозных традиций, что сказывается на объективности восприятия религиозных культов. Античные авторы в своих попытках дать обобщающее описание египетской мифологии и религии неизбежно допускали искажения египетского религиозного мировоззрения. В целом, сочинения греко-римских авторов, писавших о египетской религии, достаточно широко изучались в историографии (особенно это касается трудов Плутарха21), и по данному вопросу накоплен богатый историографический мате-риал22, поэтому у нас нет необходимости в подробном и обстоятельном рассмотрении всей проблематики греко-римской интерпретации.
Вплоть до второй половины XX в. в зарубежном ан-тиковедении не было специальных работ, посвящённых формированию образа «чужой» культуры в римском обществе. Египетская тематика, несмотря на очевидную популярность среди историков, продолжала рассматри21 Griffiths J. G. Interpretatio Graeca // Lexikon der Ägyptologie / Hrsg. W. Helck, E. Otto. Wiesbaden, 1980. Bd. III. P. 167-172; idem. Plutarch&s De Iside et Osiride. Cambridge, 1970; Hopfner T. Plutarch über Isis und Osiris. Bd. I-II. Prague, 1940-1941.
ваться преимущественно в контексте проникновения культов Исиды и других египетских богов в Рим. Лишь начиная с 1980-х гг. стали появляться труды, посвящён-ные отдельным аспектам формирования образа египтян в римском обществе.
На сегодняшний день самым полным исследованием влияния исконно египетских культов на формирование образа Египта в древнем мире является труд Е. Хемел-райк и К. Смелика23. В своей работе авторы ставят задачу не столько дать полное описание египетского поклонения животным, сколько изучить представления римлян, греков и «отцов церкви» об этой стороне египетской религии, которая, безусловно, оказала серьёзное влияние на формирование образа Египта в античном мире. Е. Хемел-райк и К. Смелик комплексно анализируют политические и экономические взаимоотношения между Египтом и его средиземноморскими соседями в I в. до н. э. — IV в. н. э. В заключении авторы дают сравнительный анализ представлений о египетском поклонении животным у разных народов Средиземноморья и предпринимают попытку объяснить различия в оценке этих религиозных культов.
Следующим этапом интереса к теме взаимоотношений между Египтом и Римом можно считать последнее десятилетие XX — начало XXI вв. Предложенные подходы позволили по-новому оценить характер и степень влияния Египта на Рим. Своеобразное «возрождение» интереса к культу Исиды началось с публикации данных по некоторым важным храмовым комплексам24 и с первой международной конференции, проходившей в 1999 г.25 Дальнейшее развитие эта тема получила в ос23 Hemelrijk E. A., Smelik K. A. D. Who Knows not What Monsters Demented Egypt Worships? Opinions on Egyptian Animal Worship in Antiquity as Part of the Ancient Conception of Egypt // ANRW. Tl. II. Bd. 17.4. B.; N.Y., 1984. P. 1852-2000.
новном благодаря публикации источников и новым международным конференциям26. Важной особенностью лейденской конференции, посвященной изучению культа Исиды, которая проходила в мае 2005 г.27, являлось применение порой противоположных подходов, а также представительный состав участников конференции, среди которых были практически все ведущие западные историки-антиковеды, занимающиеся вопросами межкультурных контактов египетской и античной (греко-римской) цивилизаций. Отдельно следует отметить доклады М. Малэза и М. Сьютнем-Барленд. М. Ма-лэз28 обзорно передаёт содержание своей монографии, опубликованной в 2005 г.29 В первую очередь он уделяет внимание вопросу о том, что из себя представлял культ Исиды за пределами Египта, затем анализирует особенности поклонения Исиде в самом Египте, а в заключительной части рассматривает религиозную интерпретацию Aegyptiaca Romana. Что особенно примечательно, М. Малэз отвергает использование термина Aegyptiaca применительно к египетским и египтизированным предметам, найденным на территории Италии, и предлагает использовать вместо него термин «египтиана» (egyptiana). Кроме того, среди egyptiana он выделяет несколько подкатегорий: pharaonica, nilotica и египтомания. Хорошо аргументированные доводы М. Малэза относительно терминологии и интерпретации Aegyptiaca, однако, не являются бесспорными, о чём свидетельствует
работа М. Сьютнем-Барленд30. Она чётко следует новому подходу, подразумевающему отказ от поиска исключительно религиозной подоплёки в интерпретации египетских предметов, найденных на территории Италии. По мнению М. Сьютнем-Барленд, найденные предметы должны быть сначала достоверно отнесены к Aegyptiaca Romana, и лишь затем следует предпринимать попытки по интерпретации находок. Причём автор делает акцент на том, что религиозная трактовка в большинстве случаев является не более чем одним из возможных вариантов. В своей статье М. Сьютнем-Барленд предлагает отказаться от прямолинейного поиска смысловых аналогий в интерпретации Aegyptiaca Romana с тем, как использовались эти предметы в самом Египте. На примере Aegyptiaca из Исеума в Помпеях она пытается обосновать свою точку зрения и указывает на «общесмысловую»31 направленность египетских и египтизированных артефактов, называя это явление «смысловым диалогом»32.
Определённый вклад в изучение отношения римских властей к египетской религиозной практике в Риме в эпоху Августа внесло и исследование Э. М. Орлина33. Рассматривая решение Октавиана, датируемое 28 г. до н.э., о запрете проведения египетских церемоний в пределах померия, Э. М. Орлин приходит к выводу, что действия Октавиана не означали неприятия египетских культов со стороны римской власти, однако таким образом он хотел провести чёткую границу между римскими и иноземными религиозными традициями, подчёркивая не только римскую идентичность, но и экзотический характер египетской культуры34.
Особый интерес представляет новейшая монография М. Сьютнем-Барленд, увидевшая свет в 2015 г. — «Образ Египта в римской культуре периода империи»35, в которой автор исследует восприятие римлянами египетской культуры на протяжении полутора веков, начиная с аннексии Египта после смерти Клеопатры. М. Сьютнем-Барленд подчёркивает значимость именно этого периода, поскольку в I в. н.э. происходит активное распространение египетской тематики в Риме и Италии. Само же римское восприятие египетской культуры, по мнению автора, основывалось исключительно на ограниченных и стереотипных представлениях римлян о египетской истории и о Египте в целом. Несмотря на новаторские цели, работа М. Сьютнем-Барленд не лишена излишней категоричности, особенно в вопросе трактовки египтизированных предметов и артефактов как относящихся исключительно к римскому искусству36.
Ещё одним исследованием, вышедшим весной 2015 г., является диссертация М. ван Эрде «Египет и культурная революция Августа»37, представленная к защите в Лейденском Университете. Сосредоточившись на изучении археологических данных, автор достаточно смело утверждает, что в Риме эпохи Августа египетскую культуру нельзя считать «другой» (или «чужой») по отношению к римской культуре. Как указывает М. ван Эрде, в правление Августа египетская тематика не являлась экзотикой, популярной среди римлян, а представляла собой часть римской материальной культуры, в первую очередь городского пейзажа. Исследуя Aegyptiaca Romana в Риме, М. ван Эрде обращает внимание на то, что большая часть артефактов, относящихся к этой категории, происходит не из Египта, а сделана в Италии
и совмещает в себе не столько консервативные черты, свойственные аналогичным предметам египетского происхождения, сколько сочетания египетской и эллинистической иконографии. Важно отметить, что М. ван Эрде приходит к выводу, сформулированному нами в ряде публикаций ещё в 2013 г.38, о том, что при исследовании вопроса об увлечении римлян египетской тематикой более значимыми являются обстоятельства использования египетских и египтизированных монументов и артефактов, нежели соответствие римского восприятия египетскому оригинальному смыслу. При этом М. ван Эрде подчёркивает, что невозможно охарактеризовать общее представление римлян о египетской культуре в эпоху Августа39, хотя она и не пытается это сделать, даже несмотря на использование обширного археологического материала, которому посвящена самая большая глава диссертации. В целом, отрицание М. ван Эрде экзотического характера египетской тематики для римлян представляется необоснованным и слабо аргументированным. Желая избежать ошибок предыдущих исследователей и отказавшись от однобокой интерпретации, автор игнорирует методологические подходы к изучению образа «другого», сосредоточившись исключительно на трактовке археологического материала. Очевидно, что для того, чтобы прийти к умозаключениям, подобным тем, к которым приходит М. ван Эрде, необходимо комплексно рассматривать отношение к египетской куль38 Чисталёв М. С. Aegyptiaca Romana: Нильские сцены и римское восприятие Египта // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия «История. Политология. Экономика. Информатика». 2013. № 22(165). C. 16-22; он же. Aegyptiaca Romana: Нильские сцены и римское восприятие Египта // Историк в историческом и историографическом времени: Материалы Международного форума, посвящённого 100-летию со дня рождения профессора А. С. Шофмана; Казань, 13-15 ноября 2013 г. / Под ред. Г. П. Мягкова, Е. А. Чиглинцева. Казань, 2013. С. 167-171; он же. Восприятие Египта и египетской культуры в римском обществе (середина I в. до н.э. — начало III в. н.э.). Дис. ... канд. ист. наук. Нижний Новгород, 2014.
туре в различных её проявлениях, в том числе проводя сравнительный анализ между отношением к египетской тематике и, к примеру, к египетским культам, что, однако, ни в одном из зарубежных исследований вплоть до настоящего времени сделано не было.
Немалый вклад в изучение кросс-культурных контактов между Египтом и Римом внесли и увидевшие свет в этот период монографии и некоторые статьи, поставившие под сомнение целый ряд устоявшихся концепций и интерпретаций. Наиболее значимой была работа Саролты Такаш «Исида и Серапис в римском мире»40. С. Такаш рассматривает проблему интеграции культа Исиды в римскую религиозную систему и утверждение Исиды и Сераписа в качестве государственных богов Рима. Она стремится развенчать мнение о том, что консервативные круги Рима, опекавшие традиции римской религии, старались всячески препятствовать укреплению влияния культа Исиды, и приходит к выводу, что в действиях римских властей в I в. до н. э. не было предубеждения и антипатии именно к египетским культам.
В 1999 г. группа итальянских историков представила первую часть нового каталога Aegyptiaca Romana, имеющих прямое отношение к египетским культам41. Во многом появление этой работы было связано со статьёй К. Альфано, появившейся ещё в 1992 г.42, в которой автор подвергла сомнению реконструкцию культовых мест, посвящённых египетским богам в Риме. Л. Бонграни, М. Паскуали и М. Чичерони указывают на существование египетского или египтизированного стиля, который не имеет ничего общего с культом Исиды, а, соответ40 Takâcs S. A. Isis and Sarapis in the Roman World. Leiden, 1997.
ственно, значительное количество предметов и памятников авторы предлагают интерпретировать исключительно как элементы художественного оформления.
Ещё одной значимой работой является статья М. Золднер, посвящённая использованию египетских мотивов в эпоху Августа43. Автор полностью отклоняет религиозную интерпретацию Aegyptiaca в правление Октавиана, равно как и концепцию «египтомании», выдвинутую М. Де Восом, и подчёркивает политический подтекст египетских мотивов как напоминания о победе Августа в битве у Акция и наступления aurea aetas. В своём исследовании М. Золднер во многом опирается на концептуальный подход П. Цанкера, чья интерпретация египетских мотивов, относящихся к эпохе Августа, основывается на необходимости использования их в качестве элементов пропаганды44.
Одним из результатов недавних дискуссий в научных кругах является признание того, что во многих исследованиях вплоть до середины XX в. наблюдается необоснованное преувеличение значимости религиозного аспекта во взаимоотношениях Египта и Рима. Если раньше культы египетских богов часто были единственной темой этих взаимоотношений, то теперь появилось понимание необходимости их изучения в рамках более широкого процесса кросс-культурной коммуникации, в котором необходимо учитывать, что не существует определённой модели в формировании образа «другого», которую можно было бы отнести к римскому представлению о египтянах. Так или иначе, этот процесс осуществлялся под воздействием различных исторических обстоятельств и факторов.
Следует также отметить, что в историографии крайне незначительное число работ посвящено изуче43 Söldner M. Ägyptische Bildmotive im augusteischen Rom. Ein Phänomen im Spannungsfeld von Politik, Religion und Kunst // Ägypter, Griechen, Römer: Begegnung der Kulturen / Hrsg. H. Felber, S. PfistererHaas. Leipzig, 1999. S. 95-113.
нию образа Египта в римской литературе. Примечательно, что большая часть исследований по данной тематике увидела свет в периодической литературе и сборниках статей, что ещё раз подчёркивает отсутствие масштабных исследований в этом направлении. Из последних работ можно выделить статьи Катель Бертелю45, Херви-га Мелера46 и Стефена Нимиса47. К. Бертелю исследует, прежде всего, стереотипы отношения греков и римлян к египтянам и их влияние на формирование отношения к египтянам у еврейских авторов, таких как Иосиф Флавий и Филон Александрийский. Таким образом, автор мало внимания уделяет анализу собственно римских стереотипов в отношении египтян и не углубляется в изучение причин формирования этих стереотипов.
С. Нимис пытается найти в представлениях о Египте, отразившихся в римской литературе, стереотипы, заложенные греческими авторами, и делает главный акцент на образе царицы Клеопатры. Однако проблема использования этого поэтического образа в пропаганде Ок-тавиана (Августа) не получает у него должного развития.
Наиболее фундированной является работа Х. Ме-лера, который концентрирует своё внимание на образе Египта в римской поэзии и анализирует влияние пропаганды Октавиана на римских авторов I—II вв. н. э.
Тематически близким к теме образа Египта в римской литературе является изучение образа Нила в античности, которое длительное время являлось самостоятельным направлением историографии. Начиная с середины 1960-х и вплоть до начала 1990-х гг. можно выделить четыре значимые монографии, три из кото45 Berthelot K. The Use of Greek and Roman Stereotypes of the Egyptians by Hellenistic Jewish Apologists, with Special Reference to Josephus& Against Apion // Internationales Josephus-Kolloquium Aarhus 1999 / Hrsg. J. U. Kalms. Münster, 2000. P. 185—221.
рых принадлежат французскому папирологу Даниэлю Бонно. В работе 1964 г.48 Д. Бонно анализирует сведения о ежегодном разливе Нила в источниках со времён Птолемеев и до арабского завоевания Египта. Первая часть книги посвящена экономическим и социальным последствиям разлива, вторая греческому и римскому восприятию этого уникального природного явления, а в третьей части автор рассматривает культовую практику, посвящённую богу Нилу на основании греко-римских источников. В другой монографии Д. Бонно49 изучает вопрос о том, как отражались засуха, нерегулярные разливы Нила и прочие факторы на местном (египетском) и имперском уровне. Наконец, в монографии 1993 г.50 Д. Бонно исследует богатую терминологию и различные явления, связанные с Нилом в греко-римский период. В этот же период выходит монография немецкого историка Б. Постл51, которая в своей работе по изучению образа Нила акцентирует внимание на литературных источниках. Заимствуя методологический подход Д. Бонно, Б. Постл рассматривает как египетские папирусы, так и римские источники, в которых в аллегорической форме представлен образ Нила.
В целом работы Д. Бонно и Б. Постл внесли значительный вклад в изучение образа Нила в античности, однако широкие хронологические рамки данных исследований, а также недостаточное внимание, которое авторы уделили анализу римских литературных источников, способствовали появлению новых исследований, в частности, одной из последних работ является моногра48 Bonneau D. La crue du Nil: divinité égyptienne à travers mille ans d&histoire. P., 1964.
фия Э. Манолараки52, в которой рассматриваются представления римлян о Ниле в греко-римской литературе, начиная с Bellum Civile Лукана и вплоть до Филострата Старшего. В качестве отправной точки своего исследования Э. Манолараки выбирает образ Нила, который в представлении римлян неразрывно связан с образом Египта. Автор объясняет активную эксплуатацию образа Нила в римской литературе постепенным становлением Египта как неотъемлемой части Римской империи, а также подчёркивает, что изучение образа Египта в римской литературе способствует пониманию римской идентичности.
Другой составляющей образа Нила являются так называемые Нильские сцены. Долгое время Нильские сцены в историографии связывались с культом Исиды53, что, в свою очередь, проистекало из двух основных стереотипов, сформировавшихся ещё в XIX в. в отношении элементов египетской культуры на территории Италии. Первый заключается в том, что «цивилизованные римляне не могли сами начать поклоняться восточной (а значит варварской) богине», и что «этому способствовало влияние низших слоёв населения»54. Второй сводится к тому, что египетские и египтизированные монументы и артефакты в Италии должны быть априори связаны с египетскими культами. Тематика Нильских сцен неоднократно затрагивалась в научной литературе. Ещё М. И. Ростовцев рассматривал Нильские сцены главным образом как элемент экзотического внутреннего убранства (экзотизма), сравнивая их с шинуазри в европейской живописи и декоративно-прикладном искусстве55.
М. Блэйк в свою очередь предположила, что Нильские сцены берут своё начало на эллинистическом Востоке и попали на Запад вместе с искусством мозаики56. Первым обобщённую интерпретацию египтизированных сцен, среди которых были и Нильские сцены, дал К. Ше-фолд в своих публикациях по римской настенной живописи, приписывая Нильским пейзажам прямой или косвенный религиозный контекст57. В начале 1960-х гг.
A. Адриани отметил, что истоки популярности Нильских сцен в Риме, возможно, следует искать в изображении бога Нила из Ватиканского музея58. Подобную связь с богом Нила находит и И. Лэвин в своей монографии
Одним из первых исследователей, кто отказался от безоговорочной религиозной трактовки Нильских сцен в пользу общего культурного влияния, был М. Малэз61. Он ясно даёт понять, что религиозный аспект хотя и играет определённую роль, но не является основным62. Эта тенденция во многом была продолжена П. Мэйбу-мом, который исследовал Нильские сцены, датируемые
B., 1957.
ний Пренесте)63. Aegyptiaca Romana в его монографии рассматривается на фоне отношений между Римом и Египтом, при этом П. Mэйбум, как и M. Mалэз, приходит к выводу, что в Нильских сценах довольно сложно найти религиозный подтекст. По его мнению, более вероятным является их предназначение в качестве экзотического декора, чьё символическое значение предполагает благосостояние и богатство64. Однако позднее сам автор парадоксально объясняет появление мозаики в Прене-сте отождествлением Исиды с Фортуной, культ которой был здесь основным65.
Иную интерпретацию Нильских сцен предложила и С. Такаш: согласно её трактовке, в Нильских сценах отчётливо прослеживаются элементы символики культа Исиды, однако они уже оторваны от изначального (религиозного) контекста и являются частью нового римского стиля, отображающего экзотический мир66.
Самым последним и наиболее полным изданием Нильских сцен является монография Mигеля Верс-лайса67, в которой автор отказывается от сложившейся традиции классифицировать все египетские сюжеты в римском декоре как религиозные, а также указывает на необходимость выделения Нильских пейзажей в отдельный жанр живописи. M. Верслайс убедительно доказывает, что значение Нильских сцен в значительной степени контекстно-зависимое, и приходит к заключению, что римская Aegyptiaca тематически может быть отнесена к трём категориям: религиозной, декоративной и политической. В целом, основываясь на распространении египетских мотивов в римском декоративном контексте, он предполагает, что римляне не могли не восхищаться
Египтом и его культурой. При этом М. Верслайс отри-цает68 наличие египтомании в римском обществе в последней трети I в. до н. э., на чём настаивает М. Де Вос69.
К сожалению, в отечественной историографии практически отсутствуют специальные исследования, посвящённые формированию образа египетской культуры в римском обществе. Однако представления римских и греческих авторов о других народах нашли своё отражение в работах некоторых отечественных историков. Особо можно выделить труды В. О. Никишина. Ряд его публикаций70, а также диссертация кандидата исторический наук посвящены теме римского «шовинизма» в I в. до н. э. и основаны на материале произведений Цицерона, Цезаря и Саллюстия. Он изучает отношение к чужеземцам каждого из названных авторов, при этом акцентируя внимание на особенностях стереотипного восприятия римлянами тех или иных чужеземных народов, на характерных чертах их собирательных образов и глубине «шовинистического» чувства, которое испытывали по отношению к ним Цицерон, Цезарь и Саллю-стий. В. О. Никишин приходит к выводу, что, несмотря на общую неприязнь и враждебность римлян к другим культурам и их носителям, в рамках империи «происходило активное взаимодействие, взаимопроникновение и взаимовлияние разных культур, результатом чего стал всеобъемлющий культурный синтез в масштабах римского Средиземноморья»71.
Исследование мифа об Исиде и Осирисе в греко-римской и позднеантичной традиции, с акцентом именно на позднеантичных и в особенности христианских авторах, было предпринято О. А. Васильевой72. В основе методологии её исследования лежит компаративная методика по проблеме interpretatio Graeca et Romana, наиболее ярким образцом которой можно считать монографии Дж. Гриффитса и его учеников. Автор приходит к выводу о преемственност?
