Спросить
Войти
А. П. Моця
Материалы некрополей Х—XIII вв. Днестро-Прутского региона в контексте изучения хорватской проблематики
Материалы древних некрополей и характер погребений являются важнейшим критерием этнокультурной идентификации в современной археологии. На основании анализа этих материалов можно констатировать, что основную массу населения междуречья Днестра и Прута в Х - XIII вв. составляли потомки племенного союза хорватов, которые в этой части Европы вошли в состав населения Киевской Руси. Кроме хорватов здесь проживали также переселенцы из других земель — тиверцы с Нижнего Днестра, русы из Среднего Поднепровья и др.
Тема неоднократно упоминавшегося в средневековых письменных источниках племенного образования хорватов на протяжении многих десятилетий привлекает внимание целого ряда исследователей1. Коснулись ее и авторы первого выпуска «Rossica antiqua»2, а мы продолжим традицию. В связи с этим отметим, что одним из не до конца решенных вопросов остается четкая локализация упомянутой славянской группировки на европейском пространстве. На наш взгляд, сегодня наиболее обоснованной гипотезой является точка зрения тех, кто утверждает, что первоначально этот единый племенной союз с основным центром в Кракове занимал земли северной и южной частей Восточного Прикарпатья, ныне входящих в земли Украины, Польши, Словакии и Венгрии3. В дальнейшем раз-
личные исторические процессы и катаклизмы разрушили эту первоначальную этническую структуру, а наименование «хорваты» стало известно не только в вышеупомянутом Центрально-Восточноевропейском регионе, но и далеко на западе — в Долмации. Хотя в последние времена некоторые польские медиевисты изначально «передают» возможные восточно-хорватские земли в области Карпат исключительно польскому средневековому племени лендзян, не приводя (с нашей точки зрения) достаточной аргументации в пользу таких утверждений. Но это тема отдельного самостоятельного исследования.
Следует отметить, что нахождение хорватов вблизи Карпат и на берегах Адриатики не является чем-то уникальным для раннесредневекового времени. Укажем хотя бы на упоминание племен полян в Польше и на правобережье Среднего Днепра (в первую очередь в районе Киева) или север/северян на Днепровском Левобережье и в Подунавье. Это — этнонимические следы тех исторических процессов, которые происходили в славянском мире, да и во всей Европе в целом, начиная со времен Великого переселения народов и формирования ранних государственных структур в этой ветви индоевропейцев. Поэтому вполне можно предполагать, что в своем развитии вышеупомянутые объединения (как и многие другие) проходили несколько этапов: племя — племенной союз — племенное княжение — государство .
В этот эволюционный период общество переходит к жесткой внутренней структуре и стремится к расширению своей территории обитания, рубежи которой в определенной степени округляются, тогда же исчезают «языки» (вклинивания) в земли соседей5. В дальнейшем, во времена формирования и фиксации государственных границ и территорий, начинают происходить и этнические процессы на более высоком уровне, кото-
рые в конечном счете приводят к новому историческому каче-ству6. Говоря в связи с этим о восточных и западных хорватах, следует отметить, что исторические судьбы их сложились по-разному: если первые после похода 992 г. князя Владимира Святославича постепенно становились составной частью Киевской Руси, то вторые в дальнейшем создали собственное государство.
Поднимая в данном случае только вопрос о восточных хорватах, можно говорить о том, что (по мнению большинства исследователей) основная масса их и их потомков в начале II тыс. н. э. южной границей расселения имела верхнее течение р. Прут и среднее течение р. Днестр — именно здесь проходила государственная граница Киевской Руси.
Мы сознательно исключаем при рассмотрении ситуации в начале II тыс. н. э. территорию современного Украинского Закарпатья, где во второй половине I тыс. н. э. также проживало автохтонное славянское население7. Но эти земли тогда лишь эпизодически попадали под влияние Руси (как и Дунайский или Нижнеднестровский регионы). Ведь это не была государственная древнерусская территория. Там не вершился княжеский суд, а древнерусская администрация не собирала налоги, что являлось непременным условием и показателем функционирования любой государственной системы8.
Детали исторических процессов в этом пограничном районе юго-запада Киевской Руси уточняются и раскрываются также при помощи различных археологических материалов, в том числе и данными погребальных памятников Х—ХШ вв. Ценность информации, полученной при их анализе, объясняется тем, что «два важнейших фактора — этнические особенности и общественные отношения — воздействуют на формирование идеологических представлений.
В свою очередь, через идеологию происходит формирование традиций погребальных ритуалов, от которых в археологической практике сохраняются такие вещественные явления, как
способ погребения, могильное устройство, погребальный инвентарь, а также остатки тризн и жертвоприношений»9. В полной мере это относится и к исследуемым объектам данного района современной Украины и частично Польши.
На протяжении более 100 лет здесь изучались как курганные, так и бескурганные (грунтовые) могильники интересующего нас времени10. Так, в междуречье Вислока и Сана — верховьев Западного Буга и Горыни раскопано около 100 курганов на площадях десятка могильников. Из них около 10 содержали остатки захоронений по обряду кремации, свыше 60 — по обряду ингумации, а в более чем 10 случаях выявлены мемора-тивные сооружения в честь умерших далеко от дома. Среди материалов выделяются богатые погребения в Подгорцах и Судовой Вишне — соответственно летописного города Плес-неска и упомянутого в письменных источниках феодального замка Вишня. Материалы из этих комплексов позволяют более конкретно говорить о путях становления феодальных отношений в этом регионе Руси и непосредственного распространения киевской великокняжеской власти в области Карпат. А на нескольких грунтовых некрополях исследовано около 250 погребений по обряду ингумации, из которых семь — так называемые подплитовые (могильная яма перекрыта плоской каменной плитой).
Наиболее яркие материалы выявлены в захоронениях летописных градов Перемышль и Звенигород — столицах удельных княжеств (в последнем населенном пункте открыт и каменный саркофаг).
Ситуация в пользу бескурганных могильников еще больше меняется на территории между р. Стрый, Серет, Днестр, Прут: здесь раскопано на 16 курганных могильниках полтора десятка с остатками трупосожжений и шесть десятков умерших и по-хороненых по обряду ингумации, а еще в 5 случаях выявлены меморативные сооружения — кенотафы. В нескольких случаях особенности обряда не были зафиксированы в связи с низкой методикой раскопок в конце Х1Х в. В то же время на площадях
около 70 грунтовых могильников раскопано свыше 560 захоронений, из которых более 170 — подплитовые. Кроме того, на этой территории выявлено два десятка каменных и кирпичных саркофагов, а также около 10 костниц, в которых кости умерших находились не в анатомическом порядке, а сложены в кучу. Интересны и проблематичны материалы из могильников летописных городов Галич и Васильев. В первом из них особо следует отметить курган Галичина могила, в котором, по преданию, был похоронен основатель этого града. Также необходимо упомянуть грунтовые захоронения по обряду кремации в стороне от места будущего погребения около городища Ревно. Последние из названных комплексов датируются К—Х вв. и свидетельствуют о времени окончательного перехода от обряда трупосожжения к обряду трупоположения в этом районе восточнославянского мира (рис. 1, 2).
Рис. 1. Подкурганные захоронения междуречья Сана, Горыни и Прута.
В подавляющем числе погребальных комплексов сопровождающий умерших инвентарь был типичен для всех регио-
нов южнорусской территории11. Это бытовые вещи, украшения, элементы одежды и обуви, предметы вооружения, языческие и христианские символы, а также некоторые другие категории вещей. Детали большей части самих погребальных сооружений также типичны для южнорусских некрополей, за исключением одной — перекрытия части могил каменными плитами, о чем уже упоминалось выше.
Подплитовые захоронения на территории современной Правобережной Украины известны на около 40 некрополях. Но помимо основного числа подобных могил в районе Днестра и Прута они встречаются лишь эпизодически на Киевщине, Подолье, Волыни. Всего на сегодня известно более 200 подплито-вых захоронений по обряду ингумации, что составляет около 10 процентов всех бескурганных захоронений на южнорусских некрополях первых веков II тыс. н. э. Совершенно очевидно, что это характерный обряд именно для рассматриваемого в данном случае Пруто-Днестровского региона, где подобные комплексы составляют третью часть от всех исследованных. На некоторых кладбищах вместе с подплитовыми находились и ординарные захоронения в неглубоких ямах без каменных перекрытий. Таких «общих» могильников в основном ареале распространения упомянутого элемента обрядности имеется около десятка. Во всех остальных деталях обряд захоронения типичен для иных синхронных комплексов: умершие уложены вытянуто на спине головой на запад, подавляющее больнин-ство — одиночные погребения, типичен в целом и сопровождающий инвентарь.
Несомненно, что за пределами Галицко-Буковинского района подплитовые захоронения оставлены переселенцами с этих мест. А для территории между Прутом и Днестром этот элемент обрядности, на наш взгляд, имеет автохтонное происхождение. Ведь тут в большом количестве встречаются выходы сланца, который хорошо раскалывается на крупные пластины, а поэтому его использовали носители различных археологических культур начиная еще с эпохи неолита.
Рис. 2. Бескурганные захоронения междуречья Сана, Горыни и Прута (1 - ординарные грунтовые захоронения, 2 — подплитовые захоронения, 3 - захоронения в саркофагах).
Подобный обряд не могли сюда занести представители польского племени лендзян, а не восточнославянского племени тиверцев, часть которых переселилась в более северные районы под давлением орд причерноморских кочевников: ни в Польше, ни в Молдавии, ни в Румынии, ни в Болгарии такой обряд на рубеже I—II, в начале II тыс. н. э. не практиковался. Не был он перенесен и с территории Словакии. Об этом говорит и отсутствие подплитовых могил в Украинском Закарпатье. Но далее на запад такие комплексы известны в Моравии, Чехии, Тюрингии12. Объяснение их наличия там — отдельная проблема, которая здесь не рассматривается. Также не подтверждается гипотеза о социальных отличиях в реальной зем-
ной жизни погребенных под каменными плитами (богатые) и в ординарных грунтовых (рядовых) могилах13.
Поэтому отмеченную деталь в части погребальных конструкций следует рассматривать по своему происхождению как языческую, генетически связанную с архаическими (пока еще слабо изученными) верованиями автохтонного населения Прикарпатья, использовавшего ее некоторое время и после принятия на Руси христианства. Традиционным для старых верований и традиций было и нахождение около умерших сопровождающего их «на тот свет» инвентаря. Конечно, при рассмотрении ритуала первых веков II тыс. н. э. нельзя забывать и об синкретизме старых и новых верований в сознании населения в те времена. Но его воспринимали не все, а лишь часть автохтонов (потомки каких-то относительно небольших племенных группировок).
Часть ординарных по обряду грунтовых могил, конечно, в начале II тыс. н. э. относилась к захоронениям христиан. Но наличие двух групп погребений (подплитовых и просто грунтовых) на отдельных могильниках не должно нас смущать. Ведь аналогичная картина «сосуществования» погребений, в деталях которых превалировали старые или же новые идеологические течения, была зафиксирована и на курганных восточнославянских могильниках: на многих из них обряд ингумации на уровне древнего горизонта или же в самой земляной насыпи (этот обычай был в своей основе языческим) соседствовал с обрядом ингумации в подкурганной могильной яме (а эта деталь обряда появилась уже под влиянием христианской религии, когда хоронить покойника следовало в земле, то есть ниже земной поверхности).
Подводя итоги краткого анализа материалов погребальных памятников начала II тыс. н. э. в регионе Днестра и Прута, следует отметить, что в целом нормы этой печальной обрядности не отличались от основной массы аналогичных комплексов восточнославянской ойкумены, что объясняется общими древними корнями верований, хотя имеются и определенные региональные особенности.
В первую очередь это касается количества исследованных на сегодня подкурганных и бескурганных захоронений: если число первых — более 200, то число вторых — более 800. И это при условии, что земляные насыпи намного легче обнаружить для проведения раскопок, по сравнению с земляными могилами, которые не имеют сегодня никаких наземных признаков, а в основном выявленных во время различных строительных земляных работ или же просто случайно.
Кроме того, имеется еще один неоспоримый факт: на каждый курганный некрополь в регионе имеется по три грунтовых могильника. Поэтому вполне можно присоединиться к мнению, что именно бескурганный обряд был типичен для местного автохтонного населения — летописных хорватов, а курганы оставлены переселенцами с более северных территорий, в первую очередь с Волыни14.
Конечно, кроме хорватов здесь проживали и переселенцы с иных земель — тиверцы из Нижнего Днестра, русы из Среднего Поднепровья. Первые из них оставили часть грунтовых ординарных могил, вторые — некоторые подкурганные захоронения. Кроме того, здесь проживали и группы выходцев из самых восточных районов Европы, пришедшие во времена «обретения новой родины» «старыми мадярами» (Галич, Пере-мышль).
Но, подчеркнем еще раз, основную массу населения на рубеже I—II, в первые века II тыс. н. э. составляли потомки племенного союза хорватов, которые в этой части Европы вошли в состав населения Киевской Руси.
