Кризис «Старого порядка» в период правления Карла i Стюарта в социокультурном аспекте

КРИЗИС «СТАРОГО ПОРЯДКА» В ПЕРИОД ПРАВЛЕНИЯ КАРЛА I СТЮАРТА В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ АСПЕКТЕ

© Трунов А.А.*

Белгородский университет потребительской кооперации, г. Белгород

Социокультурный анализ кризиса «старого порядка» в период правления Карла I Стюарта позволяет вполне адекватно осмыслить процесс деградации официальной мифологии раннестюартовского абсолютизма, опираясь на имеющиеся в современной историографии наработки зарубежных и отечественных исследователей. На основании изученного материала делается вывод о том, что политическая мифология английского абсолютизма не выдержала рокового для нее столкновения с «библейской культурой» английской нации.

Важной вехой исторического процесса является период Английской революции 1640-1660 гг. В британской историографии он традиционно называется периодом Великого мятежа. Отдавая дань уважения британской историографической традиции, чей авторитет в мире очень высок, мы все же считаем определение Английской революции более предпочтительным. При этом мы специально оговариваем, что никто из ее непосредственных участников, конечно же, не знал, что живет в период Английской революции. Такое понимание тех драматических событий пришло значительно позднее, да и то во многом благодаря усилиям нескольких поколений историков и социальных теоретиков.

Английской революции посвящено большое число научных публикаций, как за рубежом, так и в России. Среди них следует отметить труды Т. Гоббса [5], Д. Юма [16, 17], Ф. Гизо [3, 4], Т.Б. Маколея [10], С.Р. Гардинера [2]. Существенный вклад в разработку заявленной темы также внесли отечественные ученые: Н.И. Кареев [7], А.Н. Савин [11], В.М. Лавровский [81, 9], М.А. Барг [1, 9].

Однако работам большинства указанных авторов присуща абсолютизация политического или экономического аспектов социально-революционного процесса. Отсюда - известное пренебрежение анализом социокультурных предпосылок Английской революции, которые в лучшем случае лишь подразумевались.

* Доцент кафедры Социальной работы и документоведения, кандидат философских наук

Между тем именно изменения в духовной жизни английского общества, особенно же - в системе его религиозных ценностей, народной и политической культуры, создали глубинные предпосылки революции 16401660 гг. Эти обстоятельства, впрочем, не укрылись от внимания крупных британских историков: Дж. Соммервиля [18], Х. Тревор-Роупера [19], К. Хилла [13], Дж. Эйлмера [15].

Наша цель состоит в том, чтобы реконструировать кризис «старого порядка», который пришелся на годы правления Карла I Стюарта. Оно началось с едва скрываемого народного ликованья 27 марта 1625 г. и завершилось публичной казнью короля 30 января 1649 г.1 Попытаемся понять, почему же это произошло.

Вначале уточним контекст употребления концептуальной метафоры «старого порядка», вынесенной в заголовок данной статьи. Он идентичен смыслу понятий «абсолютной монархии», «абсолютизма». Что это такое?

Это та политическая система, которую английские короли династии Стюартов унаследовали от своих предшественников - династии Тюдоров. «Английский абсолютизм при первых Стюартах, - отмечали в этой связи известные советские историки Лавровский и Барг, - представлял собой упадочную форму феодально-абсолютистской монархии, пытавшейся опереться на аристократию, феодальное дворянство и на Англиканскую церковь в борьбе с далеко зашедшими притязаниями буржуазии и нового дворянства» [9, с. 180]. В соответствии с этим и та политическая борьба, которая развернулась в Англии в первой половине XVII в., рассматривалась ими как ожесточенный конфликт между сторонниками и противниками абсолютизма первых (ранних) Стюартов [9, с. 177-206].

Подобные упрощения, типичные для некогда весьма влиятельной марксистской парадигмы, искажают реальную картину исторических событий. Здесь требуется более тонкий исследовательский подход. Таковым выступает социокультурный анализ. Он позволяет подойти к феномену «старого порядка» с рационально-духовной точки зрения. В соответствии с ним, «старый порядок» - это целостная, сложно организованная смысловая система, выстроенная вокруг мифа о земной непрерывной теофа-нии монарха.

Именно с вызреванием социокультурных предпосылок кризиса «старого порядка» мы склонны увязывать процесс деградации официальной мифологии раннестюартовского абсолютизма. При этом будем иметь в виду, что правление Карла I выпало на тот период английской истории, который являлся переходным. Его переходность заключалась в том, что

старая политическая система власти стала «загнивать», а новая еще не сложилась. Отсюда - кризис «старого порядка» как следствие загнивания раннестюартовского абсолютизма.

Ведь что такое «загнивание» с научной точки зрения? Это процесс регрессивной трансформации раннестюартовского абсолютизма, когда он из относительно жизнеспособной формы политической власти как раз-то и превращается в ту самую «упадочную форму феодально-абсолютистской монархии», о которой писали Лавровский и Барг.

В чем же выражается этот процесс, если рассмотреть его сквозь призму политической мифологии? Прежде всего в том, что король-«человеко-бог» в буквальном смысле «выпадает» из своего мифологического архетипа. Он перестает отвечать на вызовы своего времени, оказываясь не способным адекватным образом решать основные проблемы общества и государства. Однако в то же время он еще вполне способен удерживать власть. Такова общая закономерность.

Теперь о частностях. Карл I Стюарт удерживает власть, делая ставку, с одной стороны, на свой традиционный бэкграунд (аристократию, феодальное дворянство, Англиканскую церковь), а с другой - на инерционные механизмы репрезентации народной веры в его сверхчеловеческие способности. Именно она выступает залогом политической лояльности королевских подданных.

Разумеется, в условиях кризиса «старого порядка» эту веру разделяют далеко не все. Однако на то он и кризис, чтобы обнажать проблемы раннестюартовского абсолютизма, а не скрывать их.

Любопытную характеристику личности Карла I дает крупнейший философ и историк Юм. У этого монарха, отмечает он, был довольно сложный характер, однако «добродетели в нем явно преобладали над пороками» [16, с. 448].

Рассматривая Карла I в самом благоприятном для него свете, Юм утверждает, что «его чувство достоинства было свободно от гордыни, доброта - от безволия, мужество - от опрометчивости, воздержанность - от бессмысленного аскетизма, бережливость - от скупости» [16, с. 448].

«Если же подойти к Карлу I с предельной строгостью, - продолжает свой анализ Юм, - то можно будет сказать, что многие из этих превосходных качеств сопровождались скрытыми изъянами» [16, с. 448]. Так, на природное добросердечие короля «бросало тень его не слишком любезное обращение, его высокие нравственные принципы имели в себе оттенок суеверия, его здравомыслию не шло на пользу доверие к людям, менее умным, чем он сам, и даже уравновешенный характер не всегда спасал его от поспешных и необдуманных решений» [16, с. 448].

Каков же итог? Согласно Юму, Карл I «заслуживал имени скорее доброго, нежели великого человека, и создан был для того, чтобы править в стране с прочным и ясно определенным государственным устройством» [16, с. 448-449].

Если бы Карл I осуществлял свою власть в более спокойный период британской истории, то «его гуманность и здравомыслие сделали бы его правление счастливым, а память - драгоценной» [16, с. 449]. «К несчастью, - заключает Юм, - судьба предопределила ему жить в эпоху, когда прецеденты многих предшествующих царствований несли в себе явные следы деспотической власти, а дух народа сильнейшим образом тяготел к свободе» [16, с. 449]. Посмотрим, так ли это было?

На роль главного советника Карла I по всем религиозным вопросам постепенно выдвинулся доктор богословия Вильям Лод (1573-1645 гг.), сделавший церковную карьеру еще при Якове I. В 1628 г. Лод стал епископом Лондонским, а в 1633 г. - архиепископом Кентерберийским.

Отличаясь строгостью нравов, простотою в образе жизни, Лод был преданным защитником раннестюартовского абсолютизма. «Предписывать и наказывать - значило, по его мнению, восстанавливать порядок. А порядок он всегда принимал за правосудие. Деятельность его была неутомима, но зато узка, насильственна и жестока», - так писал об архиепископе Лоде известный французский историк Гизо [4, с. 161].

В ноябре 1628 г. от имени короля Карла I Лодом была издана декларация, запрещавшая всякое уклонение от официально принятого религиозного учения. «Статьи Англиканской церкви, - говорилось в этом документе, - содержат истинное учение Англиканской церкви. Поэтому мы подтверждаем и утверждаем эти статьи, требуя от всех наших верных подданных единообразного исповедания их и запрещая малейшее уклонение от них». Далее в этом же документе утверждалось: «Ни один человек после этого не должен печатать и проповедовать ничего, что уводит содержание какой-либо статьи... в сторону, но всякий должен подчиняться ей в ее ясном и буквальном значении, а также не должен вкладывать свой собственный смысл или толкование в значение статьи, но должен понимать ее в буквальном смысле» [8, с. 116-117].

Согласно Гардинеру, уже тогда Лод «с ужасом созерцал догматизм кальвинизма и был убежден, что религиозные диспуты поведут к разрушению государства» [2, с. 69]. Так оно, в конечном итоге, и произошло. Король Карл I всего лишь на три года пережил крушение епископального строя Англиканской церкви.

Религиозная политика Карла I и архиепископа Лода подкреплялась репрессивными судебными практиками. Нарушители религиозных законов, а ими чаще всего выступали пуритане как носители нонконформистского сознания, подвергались суровым наказаниям. По приговору Суда Высокой комиссии1 пуритан привлекали к выплате значительных штра-

фов. Нередко их выставляли к позорному столбу и подвергали тюремному заключению. Им вырывали ноздри, отрезали уши. Их щеки клеймили каленым железом.

В чем же заключались основные расхождения между пуританами и англиканами? Исторические факты свидетельствуют о том, что они первоначально коренились исключительно в обрядовой сфере. Отказ от крестного знамения в таинстве Крещения; от кольца - в брачной церемонии; необязательность обряжения священника в стихарь; от коленопреклонения - при имени Христа, - таковы основные пункты пуританской оппозиции, которая не ставила под сомнение нерушимую, установленную законом ортодоксию Англиканской церкви [16, с. 13].

Из теории систем известно, что конфликт системы и антисистемы достигает особой силы в ситуации сопряжения основного системного противоречия, внутреннего, с активизацией разрушительных тенденций в деятельности антисистемы. Поскольку новый субъект социального действия (пуритане) подвергался довольно сильным гонениям со стороны королевских властей, то его деятельность со временем приобрела антисис-темный характер. Дело в том, что пуритане психологически ощущали себя «избранным народом» [13, с. 288-294]. А «избранный народ» почти всегда оказывается антисистемой не только по отношению к существующей религии, но и к политическому строю.

Христианская вера у пуритан постепенно вытеснялась обрядоверием. «Религиозное умонастроение населения нашло свое выражение в том рвении, с которым они отдались исполнению религиозных обрядов», - констатирует В. Зомбарт [6, с. 228]. По словам П. Шоню, пуритане воскресили в XVII в. «обрядовость фарисеев, современников Иисуса Христа. Наиболее курьезных из такого рода восстановлений было иудейское соблюдение отдыха седьмого дня, замещение телесных аскез Средневековья моральной аскезой унылости» [14, с. 106].

Дело в том, что религиозный компромисс, институциональным воплощением которого стала Church of England (Англиканская церковь), воспринимался многими пуританами «как уловка для служения двум хозяевам - Богу и Ваалу» [10, с. 41].

Однако помимо требований сугубо религиозных, выраженных явно в процессе богословской полемики с представителями официального англиканства, пуританизм содержал в себе также и требования политические, выраженные чаще всего эзоповым языком. Нередко эти требования выражались посредством апелляции к авторитету Библии. Особенно же - к Ветхому Завету.

А поскольку в первой половине XVII в. едва ли не все английское общество находилось в состоянии глубокого психологического дискомфорта, вызванного последствиями королевской Реформации, то многие люди ожидали от Библии реальной помощи в решении своих насущных проблем.

Хорошо известно, что в стабильном средневековом обществе Библия имела однозначное прочтение. Ведь в нем существовала устоявшаяся система строжайшего церковного контроля над ее богословской интерпретацией. Однако этот контроль никогда не был совершенным, свидетельством чего являлись многочисленные секты, ереси, тайные общества, сопровождавшие Западное христианство едва ли не на всем протяжении эпохи Средневековья.

Стал ли этот контроль идеальным после Реформации? Конечно же, нет. Напротив, этот контроль заметно ослабел.

Что имеется в виду? А вот что. В ходе Реформации был осуществлен перевод Священного Писания с латинского языка на многие национальные языки, включая английский. На латинском языке Библию могли читать только люди, получившие специальную богословскую подготовку. На национальных языках ее могли читать все грамотные люди. Понимать общий смысл Священного Писания могли практически все, кто слышал чтение вслух на родном языке. Но в этой легкости чтения и доступности понимания коренился источник многих еретических заблуждений.

Тем более необходимо отметить, что в Англии первой половины XVII в. продолжало существовать множество религиозных сект и ересей - чье так называемое «вероучение» зачастую основывалось именно на неканонических переводах и интерпретациях Библии. О чем с присущей им наблюдательностью писали не только ангажированные «охотники за ересями» Э. Пейджит и Т. Эдвардс [1, с. 72, 76-77, 85, 89-90], но и скептически настроенный философ Гоббс [5, с. 592-593, 597-604].

Король Генрих VIII Тюдор, инициируя перевод Библии на английский язык, стремился главным образом к тому, чтобы гарантировать политическую независимость Англии от духовной власти Римского папы. Однако социокультурные последствия этой судьбоносной королевской инициативы значительно превысили ожидаемый им политический эффект.

Доступность Библии на английском языке стала мощным стимулом для того, чтобы люди могли самостоятельно учиться читать. А это помогало развитию дешевого печатного дела и распространению книг, доступных для самых широких читательских кругов.

Библия, переведенная на английский язык, постепенно получила широкое распространение. Количество Библий и Новых Заветов1, опубликованных на английском языке за столетний период, от королевской Реформации до начала 1640 г., перевалило за миллион экземпляров. В то время как общая численность населения Британских островов в начале XVII в. составляла 4-4,5 млн. жителей [14, с. 103]. Это значит, что Библия имелась во многих английских семьях.

Характерно, что в XVII в. именно Библия была признана главным авторитетом во всех сферах жизнедеятельности людей, послужив основой развития буквально всех аспектов английской культуры.

Конечно, Генрих VIII изначально вовсе не предполагал, что перевод Библии на английский язык сделает ее доступной для новых и гораздо более широких общественных групп, чем это наблюдалось ранее. Он не мог даже предположить, что люди будут находить в священных текстах собственные проблемы и возможные пути их решения.

И уж тем более он не мог знать того, что спустя столетие после королевской Реформации именно Библия станет арсеналом, из которого политические противники будут выбирать себе идейное оружие, в наибольшей степени отвечавшее их вкусам и интересам. «И что за арсенал! Великим преимуществом Библии было то, что ее можно было цитировать для доказательства неортодоксальных идей» [13, с. 20].

Действительно, практически все «партии», элитные группировки, религиозные секты, принимавшие участие в революции 1640-1660 гг., обращались к Библии в поисках наиболее убедительных аргументов в своих спорах. Для многих идеологов, политиков, общественных деятелей того времени, например, Дж. Лильберна, Дж. Мильтона, Р. Филмера, О. Сиднея, Дж. Гаррингтона, Дж. Уинстенли, Библия являлась самым цитируемым источником.

Примечательно, что даже в политических произведениях Гоббса, которого современники считали едва ли не атеистом, содержится 1327 точно установленных цитат из Библии. Так, один только «Левиафан» [5, с. 3590] - фундаментальный политико-философский текст Гоббса - содержит 657 цитат из Библии.

Иллюстрации из Библии присутствовали в качестве убранства на драпировках стен в жилых домах. Изречения из Библии можно было встретить во многих общественных местах, включая таверны.

Люди, перед которыми вставала какая-либо проблема, наугад открывали Библию, чтобы найти текст, который дал бы им ориентир или руководящую идею. Особенно же часто Библия использовалась для оценки и критики институтов «старого порядка». Если их нельзя было обнаружить в Библии, то они вызывали подозрение. И это как минимум!

Пуританизм, оставляя большинство представителей английского общества среди «обездоленных» и «презираемых», способствовал не только поискам новой «истинной веры», но и распространению среди них милле-наристских настроений. Воспринимая мир как арену борьбы сверхъестественных враждующих сил, люди того времени были заняты как личным усовершенствованием, так и изменением «старого порядка» - явной преграды на пути устроения Града Божьего на земле. А это с неизбежностью влекло за собой сопротивление королевским властям, поскольку сущест-

вовавшие в то время институты «старого порядка» демонизировались, а движение за их упразднение - сакрализировалось.

Таким образом, именно несовместимость пуританского идеала «биб-лиократии», восходившего к Ж. Кальвину, с идеалом ограниченной королевской Реформации, предложенного Генрихом VIII, лежала в основе базового религиозно-идеологического конфликта.

Этот конфликт достиг апогея в период правления Карла I. Англичане к тому времени уже имели за плечами 250-летний опыт воззрений на Библию как на суверенный, уникальный источник божественной мудрости по всем вопросам бытия, включая политику. Согласно Хиллу, этот опыт можно назвать «библейской культурой» английской нации [13, с. 17-61].

Вследствие всех указанных обстоятельств реальная жизнь многих англичан в начале 40-х гг. XVII в. оказалась заполненной непривычными для них политико-культурными феноменами: беспрецедентное по своему накалу противостояние короны и парламента; буйство общественного мнения; религиозный плюрализм, выражавшийся в распространении многочисленных сект и ересей.

Отметим также и бум печатной продукции, вызванный отменой цензуры в связи с упразднением Звездной палаты летом 1641 г.1 Так, число одних только газет возросло с 4 в 1641 г. до 722 - в 1645 г., наконец, до 1000 наименований - спустя несколько лет. Объем печатной продукции в 1640-х гг. превзошел все, что было издано за весь предшествовавший период, начиная с того времени, как в Англии получило распространение книгопечатание [15, с. 66].

Важнейшими инструментами борьбы за власть над умами людей в период Английской революции являлись политические мифы. Они-то и образовывали смысловую основу конкурировавших идеологий. При этом английские мифотворцы XVII в. широко использовали цитаты из Библии, подстраивая их под необходимый для передачи смысла высказываний национально-исторический, религиозный или политический контекст.

Многие политические мифы заимствовались из Библии уже в «готовом виде». Приведем только один, но очень характерный пример. В период первой (1642-1646 гг.) и второй (1648 г.) Гражданских войн англичане истово верили, что жизни многих «круглоголовых» были спасены только потому, что пули «кавалеров» ударялись о маленькие карманные Библии, которые они носили с собой. Сам Господь, полагали они, спасает их от верной гибели. А вот у сторонников Карла I такой могущественной защиты, конечно же, не было.

Как много позднее отмечала Анна Летишиа Барбоулд, «никакой властью и политикой нельзя сохранить систему после того, как ее правду переставали признавать, или любое устройство после того, как оно перестало быть полезным» [12, с. 205]. На наш взгляд, именно деградация официальной мифологии раннестюартовского абсолютизма, «правду» и «полезность» которого перестали признавать социально активные слои английского общества, с неизбежностью повлекла за собой его гибель.

Из мифического короля-«человекобога» Карл I Стюарт постепенно превращался в столь же мифического человека кровавого, от которого Англия должна была быть избавлена. Начиная с 1647 г., слова из Библии: «кровь оскверняет землю, и земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровию пролившего ее» (Числ. 35, 33) приобретали для Карл I отнюдь не метафорический, а вполне конкретный зловещий смысл.

Обобщая все изложенное, подведем основные итоги:

Все это позволяет сделать вывод о том, что политическая мифология раннестюартовского абсолютизма не выдержала рокового для нее столкновения с «библейской культурой» английской нации.

Список литературы: