Спросить
Войти
неотъемлемой частью социально-классовой структуры общества.
В результате вышеизложенного можно сделать вывод, что студенчество - это не только передовой отряд молодежи, но являясь высокообразованной и высококультурной частью об-
щества, оно выступает как инновационный резерв и потенциальная элита, которая концентрирует в своих взглядах и идеях зачатки будущих политических, культурных и экономических преобразований в обществе.
Калашникова Вера Викторовна, кандидат исторических наук, преподаватель Улан-Удэнского института железнодорожного транспорта - филиала ГОУ ВПО «ИрГУПС» в г.Улан-Удэ, пр. 50 лет Октября, 58.
Kalashnikova Vera Victorovna, candidate of historical sciences, lecturer, Ulan-Ude Insitute of Railway Transport - Branch of Irkutsk State University of Railway Transport in Ulan-Ude, 50 anniversary of October, 58.
УДК 94 (571.54)
© Б.Б. Зандараев
Дореволюционная историография земледелия бурят
Статья посвящена анализу дореволюционных источников XVIII-XX вв. о состоянии земледелия у бурят. Рассматриваются обзоры, отчеты, статистические данные, нормативные акты и исследования ученых.
В.В. Zandaraev
Pre-revolutionary historiography of the development of Buryat&s agriculture
The article is devoted to the analysis of pre-revolutionary sources of the XVIII-XXth centuries on state of farming in the Buryats. The reviews, reports, statistical data, normative acts and scientific researches are studied.
В XVIII в. исследованием Сибири занимались академические экспедиции. Начало исследований этнографического характера с определенными оговорками можно связать с Первой академической экспедицией (1733-1743), возглавляемой Г.Ф. Миллером; в состав отряда входили также И.Г. Гмелин и С.П. Крашенинников. Ими оставлен богатый материал по описанию хозяйства и опыта коренных народов XVIII в., в частности о земледелии бурят.
Еще в первой половине XVIII в. И. Гмелин, путешествовавший по Сибири в составе Вели-
кой Камчатской экспедиции и близко наблюдавший жизнь коренных народов, отмечал земледелие у бурят и переход к нему объяснял имущественным неравенством, разделением людей на богатых и бедных. Последние, не имея возможности прокормиться исключительно за счет скотоводства, крестились в православие, что освобождало их на несколько лет от уплаты ясачной подати, и брались за пашню как за важный дополнительный источник существования [1].
Во второй половине XVIII в. подобную картину наблюдал участник другой большой ака-
демической экспедиции в Сибири И. Георги. Он посетил районы Предбайкалья и Забайкалья в начале 1770-х гг. и результаты своих наблюдений изложил в «Описании всех обитающих в Российском государстве народов», он привел немало интересных сведений о бурятах, в частности об их занятии земледелием, о площади посевов в отдельных хозяйствах, засеваемых злаковых культурах, орудиях и приемах обработки почвы. По его наблюдениям, в окрестностях Иркутска и вниз по течению Ангары посевы имелись примерно в каждом третьем-четвертом семействе бурят [2]. Любопытно отметить, что спутник Георги по научной экспедиции П. Паласс, также побывавший в Предбай-калье и Забайкалье, категорически отрицал существование среди бурят земледельцев. По его мнению, иркутские, балаганские, верхоленские и ольхонские буряты «не меняют еще скотоводства и охоты на земледелие» [3].
Как и Гмелин, Георги считал, что в основе происходящих перемен в хозяйственной жизни бурят лежит бедность, слабая обеспеченность части улусного населения скотом. Но бедность являлась, по мнению И. Георги, следствием не социально-экономических факторов, а результатом воздействия географической среды, суровых для скотоводства климатических условий Восточной Сибири. «Многие из сих бурят, - писал он об иркутских бурятах, - по причине разных препятствий в скотоводстве от суровости климата и местоположений совокупили оное с земледелием, хотя их пристрастие к кочевой жизни осталось неизменным» [4].
Во второй половине XVIII в. появились труды М. Татарникова и Ф. Ланганса, в которых отмечается наличие земледелия у бурят [5]. Лан-гансу удалось собрать и систематизировать новый фактический материал о народах Сибири и на этой основе создать оригинальный труд, отличающийся от работ его предшественников.
К числу немногих работ XVIII в., в которых в той или иной мере нашло отражение бурятское земледелие, относится малоизвестное сочинение Егора Пестерева «Примечания о прикосновенных около Китайской границы жителях, как Российских ясашных татарах и сойотах, так и китайских мунгалах» [6]. Будучи пограничным комиссаром, Е. Пестерев по долгу службы бывал в различных районах Восточной Сибири, соприкасался с бытом бурят и хорошо понимал происходящие в их жизни перемены. Благодаря ему мы достоверно знаем, что во второй половине
XVIII в., наряду с другими территориальными группами бурят, земледелием стали заниматься
и нижнеудинские буряты. Он, как и другие авторы того периода, пишет о бурятах-земледельцах весьма лаконично, ограничиваясь лишь беглыми этнографическими штрихами, но при этом материалы, собранные им и его современниками, дают возможность хотя бы частично описать состояние земледелия того периода.
Известный ученый О.М. Ковалевский, осуществивший научную поездку в конце 20-х гг.
XIX в, отметил, что некоторые группы бурят, например, «балаганские и идинские занимаются более земледелием, нежели скотоводством» [7].
Об этом же свидетельствуют и другие авторы. Бывший верхнеудинский земский исправник М.М. Геденштром в книге «Отрывки о Сибири», изданной в 1830 г., пишет, что «балаганские буряты имеют обширное хлебопашество» [8]. Факт весьма примечательный, если даже считать оценку наших авторов несколько преувеличенной. Достаточно вспомнить, что еще полвека назад П.С. Паласс отрицал существование земледелия. Изменилась внутренняя экономическая политика государства и, соотвественно, обстановка в улусах. Прогресс бурятского земледелия был на лицо, и об этом шла речь в литературе того периода. В целом она сыграла большую роль в изучении бурятского земледелия XVIII в., если учитывать, что основная масса архивных документов того периода была повреждена хо-ринским пожаром в 1849 г. и особенно иркутским пожаром 1879 г.
В XIX в. история народов Сибири привлекала внимание авторов различных идейных течений. Интересы правящих кругов к Сибири, практические задачи по организации управления краем породили официальное направление в историографии. Так, большой и интересный фактический материал о бурятах-хлебопашцах собрали в 1840-1850-е гг. Л. Львов и Ю. Гагемейстер. Чиновник Министерства государственных иму-ществ Л. Львов, будучи с ревизией в Забайкалье и имея свободный доступ во все местные архивы, составил обстоятельное описание хозяйства русских и бурятских крестьян, их поземельного устройства, социального и экономического положения. Несомненную ценность представляют материалы о посевах у бурят, способах ведения земледелия, в частности об устройстве оросительных каналов для полива посевов [9]. По обилию фактического материала «Общее обозрение Забайкальского края» Л. Львова является одной из лучших работ в литературе первой половины XIX в.
С ним может поспорить лишь труд другого чиновника того же министерства Ю.А. Гагейме-
стера «Статистическое обозрение Сибири» [10]. Свой фундаментальный двухтомный труд автор создал на основе литературных данных и обширного круга документальных источников, хранившихся в архивах министерств и центральных ведомств, в частности Первого и Второго Сибирских комитетов. Этот труд создавался по заказу правительства и, естественно, был выдержан в форме официального документа. Поэтому ценность в нем представляют лишь конкретные материалы о динамике развития земледелия у различных территориальнородовых групп бурят, об их связи с рынком, о бытовых переменах, обусловленных земледелием, - изменения пищевого рациона, строительство изб, амбаров и др. Хотя большая часть статистического материала относится к 1840-1851 гг., эти сведения имеют значение как «отправные точки» для изучения последующих изменений, в частности экономики и других сторон быта коренных народов.
Гораздо менее удачное издание подобного же рода было осуществлено правительством к 300-летнему юбилею дома Романовых. Преследуя цель прославления политики самодержавия в Сибири, трехтомная «Азиатская Россия» содержала более скромные по сравнению с трудом Гагейместера статистические материалы, заимствованные из отчетов губернаторов и царских министров о поездках в Сибирь. В первом томе приводятся статистические материалы по бурятским ведомствам о количестве населения, рождаемости, смертности, роде занятий, посевных площадях [11].
В первой половине XIX в. активно издавался в столичных периодических изданиях (особенно в «Журнале Министерства внутренних дел») сибирский краевед Н.С. Щукин. Его перу принадлежит серия статей, посвященных различным вопросам экономики и быта восточносибирского крестьянства [12]. Немало места отведено в них бурятскому крестьянству, характеристике скотоводства и земледелия в различных ведомствах, землевладения и землепользования, системе полеводства и др.
В 1843 г. в том же «Журнале Министерства внутренних дел» (Ч. 25, 26) увидел свет труд другого сибирского краеведа В. Паршина «Поездка в Забайкальский край», он вышел через год в Москве отдельным изданием [13]. В нем нет сколько-нибудь полных данных о состоянии земледелия у бурят. Приводимые сведения разбросаны по различным главам и носят чисто описательный характер. Автор не делает попытки разобраться в них, вникнуть в причинно-
следственные связи такого интересного явления, как развитие земледелия в условиях кочевой жизни бурят. Но и этот небольшой материал представляет известную ценность, так как он исходит от очевидца, который помимо своих наблюдений пользовался документами, несо-хранившимися до наших дней.
Отрывочные сведения о бурятском земледелии содержатся в различного рода обширных обзорах Иркутской губернии [14]. Как правило, статистические материалы подобраны в них тенденциозно и преследуют цель - показать рост благосостояния бурятских крестьян под управлением сибирской администрации. Реальная картина в них растворилась в усредненных цифрах.
Таким образом, в первой половине XIX в. Восточная Сибирь уже не знала академических экспедиций. На смену им пришли исследователи-одиночки, люди с разными судьбами, взглядами и жизненными интересами. Среди них были ученые, чиновники всех рангов, представители местной сибирской интеллигенции и политические ссыльные. Каждый из них по-своему подходил к проблеме Сибири, к оценке исторического прошлого, настоящего и будущего коренных народов этого края. В. Паршин, например, писал о бурятах, что они влачат бытие свое в дикой простоте, не сохранили ни памятников, ни сказаний о днях своего прошлого [15].
По утверждению М. Геденштрома, «история Сибири начинается с покорения ее россиянами» [16] . Отсюда следовал верноподданический вывод о цивилизаторской миссии царизма среди народов Сибири. Конкретным ее проявлением считалось развитие земледелия у бурят, которое якобы стало возможным, благодаря «заботам и вниманию» к нуждам кочевников скотоводов со стороны губернских властей, в частности иркутского губернатора Н. Трескина, который в 1812 г. издал «Положение о распространении хлебопашества среди инородцев». Версия о том, что Н. Трескин положил начало земледелию у бурят, была довольно широко распространена и поддерживалась в сибирской литературе длительное время. В начале 70-х гг. XIX в. эту версию опроверг сибирский писатель и общественный деятель В.И. Вагин. В своей книге «Исторические сведения о деятельности графа М.М. Сперанского с 1819 по 1822 г.» он писал: «Обыкновенно думают, что хлебопашество у иркутских бурят введено только при Трескине. Это мнение совершенно ошибочно. Некоторые роды инородцев, кочующих по сию сторону Байкала, занимались хлебопашеством еще в
конце прошедшего столетия» [17].
Официальное направление в историографии особенно оживилось на рубеже XIX и XX столетий в связи с началом массового переселения и землеустройства в Сибири, когда значительная часть земель коренных народов, в том числе и бурятского, отошла в колонизационный фонд. Эти события вызвали острую дискуссию на страницах газет и журналов, в научных и общественных кругах, породили немало общих и частных исследований по истории землевладения и землепользования у сибирских народов, в частности у бурят [18]. В этих исследованиях затрагивались земельные отношения между русским и бурятским крестьянством феодальной эпохи, между отдельными территориальными группами бурят, юридическое право и фактические формы землепользования, влияние земледелия на кочевой быт, политика царизма по отношению к бурятскому крестьянству.
Авторы официального направления, проповедуя тезис о монархической власти как основе исторического прогресса Сибири, активно защищали переселенческую политику царизма и земельный грабеж местного населения. Они надеялись за счет обезземеливания сибирских народов создать необходимый переселенческий земельный фонд и тем самым сохранить помещичье землевладение в Европейской России.
В отличие от официальной историографии, история народов у А.П. Щапова выступала не статистическим объектом изучения, а средством борьбы за улучшение его положения. Он одним из первых обратил внимание на прямую связь масштабов и темпов колонизации с изменениями в хозяйстве у коренных жителей, положительно оценил взаимовлияние русского и коренных народов Сибири [19].
Наиболее весомые достижения в изучении национальной политики связаны с именем Н.М. Дцринцева. Его подход к «инородческому вопросу» характеризуется наличием разоблачительной правды о государственной политике, страстной защитой прав коренных народов на самостоятельнее существование. Рассматривая процесс заселения и освоения Сибири, Н.М. Яд-ринцев в работе «Сибирь как колония» писал: «Процесс оттеснения инородцев и ограничение их района продолжается вместе с успехом колонизации» [20]. С этим обстоятельством он связывал прогресс бурятского земледелия. В условиях общественно-политического подъема и нарастания революционного движения в стране старая идея, наполненная новым содержанием, была направлена против колонизационной по-
литики царизма в Сибири, и в этом смысле она сыграла положительную роль. Но с научной точки зрения, она давала одностороннюю и поэтому неверную оценку событиям. Вступая в противоречие с тезисом о вовлечении коренных народов в систему общесибирских хозяйственных связей и положительным влиянием народной колонизации на этот процесс, Н.М. Дцрин-цев в то же время не понял исторического прогрессивного значения присоединения народов Сибири к России.
И.И. Серебренников также доказывал сокращение численности коренных народов, объемов посевных площадей [21]. Примерно такой же подход к исследованию истории коренных народов Сибири прослеживается в трудах П.М. Головачева. Он признавал, что «степень прогрессивного влияния русских на коренное население зависит немало от того, с кем именно - русским трудовым народом или торговцами и промышленниками - сталкивались аборигены» [22]. В качестве положительных примеров влияния русского крестьянства П.М. Головачев отмечал факты развития у коренных народов земледелия и оседлости.
В истории Сибири конца XIX - начала XX в. видное место занимало народническое течение. С позиций левонароднического толка оценивал политику царизма в отношении народов Сибири Д.А. Клеменц. В серии статей «Заметки о кочевом быте» ученый резко выступал против землеустроительной политики самодержавия, прикрывающейся демагогическими заявлениями о необходимости перевода кочевников в оседлое состояние [23]. Рассматривая проблему взаимовлияния русского и коренного народов, он разграничивал политику царского правительства и воздействие русского трудового населения на хозяйство и быт аборигенов. Применительно к местным народам в качестве положительного результата такого влияния Д.А. Клеменц отмечал развитие земледелия, оседлости, рост общей культуры.
Важное значение для понимания сущности политики самодержавия в отношении коренных народов Сибири, уяснения их правового положения в составе Российской империи имеют нормативные акты царского правительства, юридически определяющие сословное положение аборигенов. К ним относится «Устав управления инородцев» 1822 г., вошедший в Полное собрание законов Российской империи [24]. По нему все проживавшие в Сибири инородческие племена делились на три разряда в зависимости «от степени гражданского образования и по на-
стоящему образу жизни». Устав регулировал все стороны жизни и хозяйственной деятельности инородцев, давая большую внутреннюю свободу. Его рассмотрение позволяет выявить разницу между бурятскими родами в хозяйственной деятельности. Также положения о правах бурят зафиксированы в Своде законов [25].
К другой группе нормативных актов относятся указы о поощрении бурят за большие успехи в земледелии, благотворительность, охрану и защиту Родины. Эти документы отражают деловые и нравственные качества бурятского народа, способность к самопожертвованию. Следующую группу использованных нормативных актов представляют указы царского правительства, связанные с заселением и освоением Сибири. Они показывают, каких трудов и усилий стоило переселение в далекий край большой массы русских крестьян, как непросто складывалась их жизнь в новых местах. Следует, однако, иметь в виду, что подчас трудно выявить причины происхождения законов, характер обсуждения законопроектов в правительственных инстанциях. Законы лишь фиксируют конечный результат этой деятельности и не выявляют различные тенденции в правительственной политике. Некоторые нормативные акты неточно отражали фактическое положение дел, так как в силу длительной процедуры разработки и принятия уже не отвечали требованиям времени и являлись устаревшими. Ряд законов или их отдельные положения никогда не были претворены в жизнь. Поэтому необходима проверка и дополнение нормативных источников другими, в первую очередь архивными, материалами.
Динамику развития, состояние хозяйства, количество населения, его национальный состав показывают различные статистические источники. Разнообразные сведения о сословном составе и половозрастной структуре народонаселения, образованности, развитии хозяйства, доходности угодий, ценах, промыслах и о многом другом содержатся в статистических отчетах, материалах различных комиссий, переписи на-
селения. Они дают большой статистический материал, сравнивая и анализируя который можно выявить реальную картину по интересующему вопросу. К ним можно отнести материалы «Первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 года» [26]. Тогда впервые было предпринято столь крупномасштабное статистическое исследование населения страны. На его основе С. Патканов отразил национальный состав Сибири, язык и роды инородцев. К сожалению, эти материалы по различным причинам показывают разные данные, но их сравнение позволяет определить наиболее оптимальный вариант. Указанные статистические источники создают лишь приблизительную картину динамики хозяйства и народонаселения, поэтому их применение возможно лишь при условии критического анализа. Также интересующие нас сведения по некоторым годам являются неполными или вообще отсутствуют.
Таким образом, хотя в дореволюционной историографии Сибири был накоплен немалый фактический материал о бурятском земледелии, но объективной научной оценки ему так и не было дано. Выводы носят односторонний и упрощенный характер. В дореволюционный период бурятскому крестьянству, его земледельческой деятельности не было посвящено специальных работ. Одни исследователи, рассматривая историю Сибири как последовательные этапы ее завоевания, само земледелие считали чуждым для бурят-скотоводов, навязанным им правительством и его чиновниками на местах, не говоря уже о разработке проблемы до-русского земледелия. Другие, акцентируя основное внимание на том, что с началом русской крестьянской колонизации Предбайкалья и Забайкалья сократились пастбища и изменились характер и масштабы скотоводства у бурят, не хотели признавать, что земледелие означало новый, более прогрессивный, этап в развитии производительных сил края и что это обстоятельство повлекло за собой ряд других важных и благотворных перемен в жизни бурятского народа.
Полянская О.Н. Монголоведные направления в исследованиях Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии
Ч.ХХ1Х. С.68.
Зандараев Батор Баясхаланович, кандидат исторических наук. Бурятский государственный университет. 670000, г.Улан-Удэ, ул. Смолина 24 а.
Zandamev Bator Bayaskhalanovich, candidate of historical sciences. Buryat State University. 670000, Ulan-Ude, Smolin str., 24 a.
УДК 930+001(09)(470)
© О.Н. Полянская
Монголоведные направления в исследованиях Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии
Статья посвящена научным востоковедным обществам России начала XX в. Важную роль в развитии монголоведных исследований сыграл Русский комитет для изучения Средней и Восточной Азии, деятельность которого была связана с работой ученых с мировым именем: А. Позднеева, В. Котвича, Б. Владимирцова, А. Руднева, Ц. Жамсарано.
O.N. Polyanskaya
Mongolian studies trends in the researches of the Russian Committee for study of Middle and Eastern Asia
The article is devoted to the scientific oriental societies in Russia at the beginning of the XX^century. The Russian Committee for study the Middle and Eastern Asia played the important rule in the development of the Mongolian studies. Its activity was connected with the activity of the world known scientists: A. Pozdneev, V. Kotvich, B. Vladimirtsov, A. Rudnev, Ts. Zhamsarano.
В XIX в. наряду с уже известными центрами по изучению стран и народов Востока - университетами и учреждениями Академии наук - создаются научные общества, целью которых было всестороннее изучение какого-либо восточного региона или отдельного направления (археологии, этнографии, географии). Изначально эти общества не создавались как востоковедные,
однако с течением времени востоковедная тематика в них стала приоритетной. Здесь назовем лишь те из них, которые сыграли важную роль в изучении монгольских народов. Императорское русское археологическое общество, учрежденное в 1846 г., изучало археологию и нумизматику западных и восточных стран. В 1851 г. при нем было открыто восточное отделение, члена-
