Из истории российского предпринимательства: династия Боткиных

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ

М.Л.ГАВЛИН

ИЗ ИСТОРИИ РОССИЙСКОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА: ДИНАСТИЯ БОТКИНЫХ

научно-аналитический обзор

Москва 1999

•ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ

ЦЕНТР СОЦИАЛЬНЫХ НАУЧНО-ИНФОРМАЦИОННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Редактор обзора канд. ист. наук В.М.Шевырин

Гавлин М.Л.

Г12 Из истории российского предпринимательства: династия Боткиных: Науч.-аналит. обзор/РАН. ИНИОН. Центр социальных науч.-информ. исслед. - М, 1999. - 84 с. - (Сер. Отечественная история). -Библиогр.: с. 81.

ISBN 5-248-01335-6

В обзоре рассматривается история талантливого рода российских предпринимателей Боткиных, оставивших яркий след в отечественной культуре XIX-ХХвв.

The survey examines a history of prominent Russian entrepreneurs Botkins, who significantly influenced a national culture in the XIX-XX centuries.

ББК 65.9(2)09

ISBN 5-248-01335-6

© ИНИОН РАН, 1999

СОДЕРЖАНИЕ

введение..........................................................4

ИЗ СТАРИННОГО КУПЕЧЕСТВА.......................10

«ЗАПАДНИКИ НА РУССКОЙ ПОДКЛАДКЕ..........15

чаеторговцы, сахарозаводчики, коллекционеры...34

основатель русской клинической ШКОЛЫ..........43

АКАЛЕННК ИСТОРИЧЕСКОЙ ЖИВОПИСИ

И МЕЦЕНАТ....................................................56

НАСЛЕДНИКИ СЕМЕЙНЫХ ТРАДИЦИЙ............67

СПИСОКЛИТЕРАТУРЫ.....................................81

ВВЕДЕНИЕ

ИСТОРИЯ КУПЕЧЕСКОЙ СЕМЬИ БОТКИНЫХ, одной из самых известных в предпринимательском мире России, на протяжении длительного времени удивительно тесно была переплетена с историей русской интеллигенции. Члены этой семьи занимали еще с 30 - 40-х годов и в течение многих десятилетий XIX - начала ХХвв. выдающееся место не только в торгово-промышленной, но и в культурной и интеллектуальной жизни Москвы и Петербурга.

Боткины разбогатели на чайной торговле. Их фирма была одной из крупнейших в этой отрасли. А сыновья основателя фирмы, Петра Кононовича Боткина стали образованнейшими людьми своего времени и были тесно связаны с дворянской культурной средой. В этом смысле они стояли в купеческом мире во многом особняком от остального российского, в том числе и именитого московского купечества, сформировавшись в условиях преобладания дворянской культуры. Семья Боткиных благодаря таланту и образованности целого ряда ее представителей рано вошла в культурный круг просвещенного дворянства, дворянской интеллигенции, во многом переняв ее стиль жизни и европейские взгляды. Вместе с тем Боткины, длительное время бывшие в центре культурной и интеллектуальной жизни России, выступили виднейшими зачинателями купеческого собирательства и меценатства, активно занимались торгово-промышленной деятельностью и не проявляли в целом особого стремления к получению дворянства.

Так к какому же слою принадлежали Боткины: к купечеству или дворянству? Можно ли говорить об их принадлежности к дворянской интеллигенции? Вряд ли будет правильным ставить вопрос таким образом. Ведь первые Боткины предстали как «витязи на распутье» в преддверии эпохи Нового времени, уже обвевавшей своим освежающим дыханием русское общество. Они явились на перекрестке, у истоков новых путей, ведущих от прежней сословной структуры дворянской

России к складыванию новых социальных групп, и, прежде всего, к формированию внесословной интеллигенции, а позднее и к возникновению новой, более широкой общности образованных классов России.

Мир культуры и образованности, мир творческой интеллигенции в дореформенной России только начал заявлять о себе во весь голос, но уже с самого начала складывание его носило демократический, отнюдь не корпоративный характер. Этот мир не был закрыт для представителей

непривилегированных сословий, несмотря на все препятствия, которые чинились со стороны официальных властей. Пример тому- крупнейшие течения общественной мысли, кружки западников и славянофилов, круг литераторов и художников, состав редакций известных газет того времени: «Современника», «Московских ведомостей» и др., которые уже в 30 - 40-е годы не имели чисто дворянского направления и не были закрыты для представителей разночинной интеллигенции. Имена В.Белинского, А.Кольцова, Б.Полевого, В.Чернышевского, Н.Добролюбова и многих других говорят сами за себя. Мерилом принадлежности к миру интеллигенции, к избранному кругу интеллектуалов были здесь отнюдь не происхождение, а талант, блестящая образованность и интеллект. Именно к таким людям можно с полным основанием отнести и многих из купеческой семьи Боткиных.

Старший из братьев, Василий Петрович, входил в известный кружок интеллектуалов-западников Станкевича и Грановского и принадлежал к блестящей плеяде передовых мыслителей и литераторов. Его ближай шими друзьями были И.Тургенев, Л.Толстой, В.Белинский, Н.Некрасов, А.Герцен. В кругу своих дворянских друзей-литераторов и цените лей прекрасного, таких как Н.В.Станкевич, Т.Н.Грановский, И.С.Тургенев, В.А.Соллогуб, он отнюдь не ощущал себя человеком второго сорта, так же как не чувствовал себя изгоем, а скорее духовным лидером - разночинец Белинский. К числу тонких ценителей и знатоков культуры принадлежали и другие братья Боткины. Блестящим знатоком искусства и литературы, меценатом, другом Николая Гоголя и Александра Иванова слыл Николай Петрович Боткин. Художником и коллекционером, владельцем богатейшего художественного собрания был Михаил Петрович Боткин. Одной из лучших галерей европейских художников владел Дмитрий Петрович Боткин. Высочайшим авторитетом и уважением пользовался великий русский медик, основатель отечественной клинической школы Сергей Петрович Боткин. И последующие поколения Боткиных дали немало талантливых представителей российской интеллигенции—врачей, дипломатов, художников, литераторов. Их кровная принадлежность к интеллигенции, к миру просвещения и культуры не вызывает сомнения и убеждает в том, что купечество уже с самого начала образовательного периода было одним из первостепенных источников ее формирования, носителем высокой творческой и интеллектуальной энергии. Следует также отметить, что хотя семья Боткиных не выдвинула крупных политиков, как, например, Гучковы или Рябушинские, но она дала крупных общественных деятелей и высокого класса специалистов в самых

различных сферах интеллектуальной и культурной деятельности, в т.ч. ряд выдающихся имен. Пример этой династии, быть может, нагляднее и убедительнее прочих опровергает некоторые близорукие выводы о российском купечестве как о сплошном «темном царстве», противостоящем знанию о том, что творчество не проистекает из купечества (7, с. 173-174).

История династии Боткиных - это и свидетельство значительной эволюции, которая происходила в купеческой среде, прежде всего в области культурного развития. Боткины выступили в качестве своего рода посредников в поисках духовного союза и сближения двух творческих сил русского общества: просвещенной части купечества и интеллигенции. Эта их роль с особой яркостью выразилась в меценатской, собирательской и просветительской деятельности. К концу николаевской эпохи, в предреформенные годы, к собирательству и покровительству искусствам все более энергично обращались представители нового купечества - фабриканты и промышленники, вышедшие из крепостных крестьян и городских низов, более тесно связанные своими духовными корнями с народной, уходящей истоками в историческое прошлое национальной культурой, к которой «западники» Боткины, бывшие уже во втором или третьем поколении купцами, большей частью оставались равнодушны (хотя есть сведения, как ценил В.П.Боткин старинную русскую храмовую архитектуру, а коллекция М.П.Боткина включала и предметы русской старины). Все же в собирательстве и составлении коллекций в семье Боткиных отмечали особенность, «которую нельзя обойти молчанием». Их симпатии «были космополитичны и общеевропейски и не заключали в себе ничего народнического, никакого стремления к отечественному...». В этом «своеобразном западничестве» боткинская семья занимала «особое место» среди других московских купеческих фамилий, где в то время «уклон в сторону национального был особенно силен»(21, с.165-166). Даже своим семейным гнездом, домом в Петроверигском переулке и на Маросейке, Боткины были связаны с дворянской европеизированной культурой. В конце XVIII - начале XIX в. усадьба принадлежала дворянской семье Тургеневых, оставивших след в истории московской культуры. С домом связаны юные годы декабриста И.И.Тургенева и его брата А.И.Тургенева -друга Пушкина, Мериме и Стендаля (43, с.З). Конечно же, наиболее мощный заряд этому «европеизму» семьи был дан старшим из братьев Боткиных, Василием Петровичем, уговорившим отца дать младшим братьям отличное образование, включавшее знание иностранных языков, возможность учиться в университетах, в том числе

европейских, в то время когда это было еще большой редкостью в купеческой среде. В этом смысле Боткины, играя выдающуюся роль в культурной жизни русского общества предреформенных и первых пореформенных деся-тилетий, далеко опередили свое поколение. Они были скорее исключением из правил, отдельными звездами, одиноко блиставшими на общем удручающем фоне отсутствия культурных интересов, характерных для основной массы купечества того времени. Тем более велика их культурная, просветительская роль, их сила примера. Многие из Боткиных стали своеобразным связующим звеном между дворянским европеиз мом и купеческим «народным» патриотизмом в общественной, собирательской и меценатской деятельности, в силу того что сами Боткины были связаны многими тесными деловыми, родственными и духовными узами как со многими купеческими династиями (Мазуриными, Третьяковыми, Щукиными, Гучковыми, Остроуховыми и др.), так и с дворянскими семьями (одна из сестер Боткиных, к примеру, была замужем за поэтом и помещиком А.Фетом-Шеншиным). Боткины и впоследствии пользовались огромным авторитетом среди купцов-меценатов благодаря своим энциклопедическим познаниям. Есть свидетельство П. А. Бурышкина, что владелец одной из крупнейших московских коллекций европейской живописи Д.П.Боткин был близким другом П.М.Третьякова и помогал ему в его собирательстве, участвуя даже в покупке некоторых картин,хотя сам произведений русскиххудожников неприобретал (21, с.165). Боткины своим примером и авторитетом, несомненно, в большой мере способствовали культурному развитию и оживлению интереса к искусству и вообще образованию в купеческом сословии.

История династии - это и столбовая дорога российской истории. Судьбы многих представителей рода Боткиных, как свидетельствуют документы, воспоминания современников, письма и произведения самих членов семьи, заметки и другие материалы, собранные в различных изданиях, не однажды были тесно переплетены с крупнейшими

событиями и вехами в жизни страны. Боткины были одной из тех коренных русских династий, что составляли костяк нации, ее золотой фонд. Они всегда были на виду, в самой гуще событий, даже когда скромно исполняли свой долг. Недаром один из них разделил трагическую судьбу последнего российского императора и его семьи, оставшись до конца верным своему долгу русского интеллигента.

ИЗ СТАРИННОГО КУПЕЧЕСТВА

ИСТОРИЯ РОДА БОТКИНЫХ ВЕДЕТ СВОЕ НАЧАЛО СО старинных времен. Впервые имя Боткиных появляется в переписной книге г. Торопца в 1646 г. Впоследствии, в XIX в., это небольшой захолустный уездный город в Псковской губернии. Но в XIV-XV вв., во времена своего расцвета, Торопец считался довольно крупным торговым центром на пути из Новгорода и Пскова в Москву, а оттуда на Волгу и Киев и далее к южным и восточным странам. Из переписной книги 1646 г. известно, что у одного из Боткиных в начале XVII в. было четыре сына: Георгий, Ларион, Федор и Лаврентий. Федор и явился родоначальником той ветви рода Боткиных, которую можно проследить документально до XIX в. и далее. Боткины во всех сохранившихся документах значатся в числе «посадских людей» и «купецких». Из переписных книг явствует, что члены семьи Боткиных пользовались видным положением и из бирались на выборные административные должности. Так, на 1723-1724 гг. в переписной книге значится: «По присланной памяти к бурмистру Боткину по челобитью его», - и в другом месте:«... при бурмистре Боткине» (19, № 2, с.163). К началу XVIII в. Боткины накопили, по-видимому, уже некоторые средства, так как в нескольких источниках упоминается о принадлежащей им земле, на которой проживают на «арендных основаниях» другие посадские. Например: «Двор его на месте посадского человека Боткина, а что тому месту мера явствует из сказки того Боткина...» (19, №2, с.164). Торговое значение Торопца падаете основанием Петербурга, и к концу XVIII в. Боткины переселяются в Москву. По одним свидетельствам это произошло в 1791г. (54, с.495). По другим - Конон Боткин переводил центр торговой деятельности в Москву, пока он вместе с семьей окончательно не обосновался в конце XVIII в. в первопрестольной. Как свидетельствует справка Московского биржевого комитета, 9 ноября 1802 г. Боткины полностью закрепились в Москве, а деятельность их проходит в ней и в Петербурге (19, № 2, с. 164). В ноябре 1832 г. на торгах в Московском губернском правлении они купили усадьбу и дом на Маросейке (в Петроверигском переулке), в котором выросли многочисленные дети Петра Кононовича Боткина (43, с. 18).

Существуют и другие версии начала предпринимательской деятельности Боткиных. Согласно им, Кон он Боткин происходил из крепостных крестьян Псковской губернии и, выкупившись на волю, переселился в Москву и занялся торговлей. Его сыновья Дмитрий и Петр

продолжили деятельность отца и расширили дело. Первым, по-видимому, развернул торговое дело старший из братьев Дмитрий. Однако главная заслуга в основании торгового чайного дела принадлежит Петру Кононовичу (1781/83 -1853). Записавшись в 1801 г. в московское купечество, он на небольшие, по-видимому, средства отца открыл торговый чайный дом и повел меновую торговлю непосредственно с Китаем.

В Китай сбывались сукна, производившиеся главным образом на собственной фабрике, а оттуда вывозился чай. Доставка чая шла из Ханькоу караваном через Сибирь. В первой четверти XIX в. Петр Коно-нович стал одним из видных организаторов чайной торговли в Кяхте (Монголия), где позднее Боткины основали агентство (36, с.214). Чайная торговля через Кяхту способствовала колонизации Южной Сибири, особенно вдоль тракта, где возникали поселения. В самой Москве и вокруг нее в 1857 г. насчитывалось до 100 фабрик (суконных, хлопчатобумажных, кожевенных), работавших для торговли с Китаем (33; 49).

Боткины имели также свой склад и магазин на Нижегородской ярмарке, куда поступал чай из Кяхты. Торговая фирма «П.Боткин и сыновья» (позднее «Петра Боткина сыновья») выписывала чай непосредственно из Китая и торговала им без посредников, что обеспечивало высокое качество чая и снижало издержки. И в дальнейшем торговая фирма продолжала развиваться. Обороты ее достигали в тогдашней валюте нескольких миллионов рублей. Боткины входили в круг крупнейших чаеторговцев России, таких как фирмы Вогау, К.С.Попова, Фил-липова, Высоцкого, Расторгуева, Перлова. У торгового дома имелись, кроме Кяхты, собственные отделения в Китае: в Ханькоу и, по-видимому, Шанхае. Кроме того, имелось собственное отделение в Лондоне, из чего можно заключить, что Боткины занимались и заграничной торговлей. Имелось такое отделение и в Петербурге, в Гостином дворе.

Однако, несмотря на размах дела, персонал фирмы был немногочислен. По свидетельству внука Петра Кононовича, контора фирмы помещалась в семейном доме на Маросейке, в двух небольших комнатах на первом этаже. В одной, большей, сидели 3-4 конторщика, а в маленькой сам глава фирмы - Петр Кононович и главный бухгалтер, немец Владимир Карлович Фельдман. Малочисленность персонала объяснялась отсутствием на первых порах розничных продаж. Вся торговля велась в московском Гостином дворе, где помещались амбары и склады, и где чай продавался «десятками, сотнями и более в ящиках и

цыбиках» (14, с. 164). Впоследствии предприятие изменило свою форму. В 1860-е годы были открыты и розничные магазины. В Москве было три таких магазина: на Тверской, Кузнецком мосту и Ильинке (36, с. 215).

Торговля чаем составляла основу благополучия многочисленной семьи Боткиных. От двух жен у Петра Кононовича было 25 детей. Из них выжило только 14. От первой жены, урожденной Барановой - три сына: Василий, Николай и Иван и две дочери: Варвара и Александра. Про первую жену ничего неизвестно. Умерла она совсем молодой (17911824). Вторым браком Петр Кононович сочетался с Анной Ивановной Пост никовой (1805-1841) из купеческой семьи. По словам одного из внуков, видевшего ее фотографию с портрета, она выглядела красивой и эле гантной женщиной (19, № 2, с. 165). Анна Ивановна пошла за многодетного вдовца, на сирот и воспитывала их с рожденными ею детьми (38, с.9). Но и она прожила недолго. От второго брака Петр Кононович имел шестерых сыновей: Павла, Дмитрия, Петра, Сергея, Владимира и Михаила и трех дочерей: Екатерину, Марию и Анну. О личности самого главы семейства сохранились противоречивые отзывы. Многие отзывались о нем как об очень энергичном, умном, обладавшем деловой хваткой человеке, понимавшем вместе с тем пользу образования. Хотя сам он вряд ли был достаточно образован, но сумел дать своим многочисленным детям прекрасное образование и не мешал им в дальнейшем заниматься тем делом, к которому их влекло, не мешал их культурному развитию. Участие в торговых делах фирмы всех его многочисленных сыновей не было необходимым. Но даже по отношению к старшим сыновьям, которых он желал привлечь к своему делу, отец проявлял редкую в купеческой среде тех лет терпимость, с уважением относился к их выбору и даже как мог поддерживал их стремление к самообразованию. Иначе, как справедливо замечает один из авторов, трудно объяснить, как мог бы его старший сын Василий Петрович, много помогавший отцу в торговых делах, не достигнув еще и 25-летнего возраста, путешествовать по всей Европе (19, № 2, с. 165). Биографы Боткиных отмечают недюжинные способности Петра Кононовича, которые ярко проявились в одаренности его детей.

Даровитая семья Боткиных оставила заметный след в науке, литературе и искусстве. Вместе с тем они были типичными представителями старого московского купечества. Образ жизни большинства обитателей дома на Маросейке немногим отличался от быта других особняков купеческой Москвы. Хотя семья Боткиных благодаря главным образом старшему из сыновей, Василию Петровичу, и возвышалась над общим уровнем купеческих семей того времени, все же

она «в значительной степени была пронизана духом той среды, где не образование, а деловая практика считается самой лучшей школой жизни» (34, с.?1). По воспоминаниям близкого родственника семьи А.Фета, дом Боткиных походил на большой комод с бесчисленными ящиками и отделениями. В каждом ящике-закоулке шла своя обособленная жизнь. В то время когда в бельэтаже у Василия Петровича и Т.Н.Грановского собирались лучшие умы России, на антресолях, в небольших душных комнатушках, где помещались детские комнаты и спальни взрослых, перед старинными иконами молились женщины большого боткинского гнезда. Здесь на жестких диванах укладывали спать младших мальчиков (51, т.1, с.188-190).

Детство младших Боткиных протекало в обычных условиях быта московского купечества. «Домашняя обстановка, - вспоминает в «Семейной хронике» жена С.П .Боткина, Екатерина Александровна, -особенно в отношении детей, была суровая. Отца боялись. Он был, в сущности, добрым человеком, но никогда не баловал детей, считая это вредным. Он хотел, чтобы они добились своего места в жизни, как он сам, настойчивым трудом, при отце младшие дети никогда рта не раскрывали, да и некоторые из старших робкого характера держали себя с ним приниженно» (38, с.10). Отец сумел привить детям не только уважение к труду, но и своему сословию. Современники отмечали еще одно качество Боткиных. Вся семья отличалась редкой сплоченностью, взаимопомощью, а также радушием и отзывчивостью. Она являлась в Москве ярким оазисом, в котором всякий приезжий находил живой отклик (6, с.8). Петр Кононович скончался в 1853 г., оставив духовное завещание «по английскому образцу». Только два старших сына от каждого брака (Василий, Николай, Дмитрий и Петр) становились во главе торгового дома. Им в равных долях оставлялись дом и весь капитал, из которого они в свою очередь обязаны были выделить всем остальным детям по 20 тыс.руб. каждому. Таким образом, пришлось выплатить из капитала торгового предприятия, по свидетельству самих Боткиных, без особого ущерба для него 200 тыс. руб. - сумму, по тем временам весьма внушительную. Отсюда видно, что капитал, оставленный отцом своим детям, был значительным. Петр Кононович был уже не только московским купцом 1-й гильдии, но и потомственным почетным гражданином, как и его дети. В дальнейшем за некоторыми членами семьи было утверждено право на дворянское достоинство (19, №2, с. 166).

«ЗАПАДНИКИ НА РУССКОЙ ПОДКЛАДКЕ»

СЫНОВЬЯ ПЕТРА КОНОНОВИЧА ПРОБИВАЛИ СЕБЕ НОВЫЕ дороги с не меньшей настойчивостью и упорством, чем отец. Для большинства из них это уже были иные пути, иные сферы деятельности, далекие от семейного торгового дела, связанные в большей мере с творческими профессиями: наукой, литературой, искусством. И здесь купеческие сыновья сумели проявить себя с не меньшим блеском, чем в предпринимательстве. Особую известность в истории русской общественной мысли, литературы и искусства приобрел старший сын П.КБот-кина, Василий Петрович. Родился он, по разным сведениям, в 1810 или в 1811гг. (8, с.499; 43, с.26) в Москве. Для получения образования был отдан в частный пансион В.С.Кряжева - одну из лучших в то время частных школ в России. Сколько лет длилось его обучение, также неизвестно. Впрочем, сам Боткин невысоко отзывался о своем образовании, полученном в пансионе. «Воспитывался я, - вспоминал он в конце жизни, - или точнее сказать, воспитания у меня никакого не было; вышед-ши из пансиона (весьма плохого), я ровно ни о чем не имел понятия. Все кругом меня было смутно, как в тумане» (51, т. 1, с. 402). Однако, несомненно, пребывание в пансионе пробудило в нем жажду к образованию. В пансионе было положено основание блестящему знанию им европейских языков: французского, немецкого, английского. Затем Боткин самостоятельно выучил итальянский и испанский. Конечно, и эти знания легко можно было утратить, когда после окончания учения отец сделал его приказчиком и засадил в чайный склад, где молодой Боткин должен был в холодном, неотапливаемом помещении с утра до вечера наблюдать за упаковкой чая, вести переговоры с покупателями, помогать отцу в торговых one рациях. Сын безропотно исполнял эти обязанности. Но даже в такой обстановке он находил время напряженно заниматься самообразованием. Все «окно его помещения завалено было книгами -здесь были Шекспир, Шиллер, последние новости французской, немецкой, английской литературы... Он каждую свободную минуту отдавал любимым занятиям» (46, с.134; 47, с.64,152).

Лишь в 1835 г., в возрасте 25 лет, Боткин добился от отца разрешения впервые поехать за границу. Поездка была связана первоначально с торговыми делами фирмы в Англии, однако затем он уговорил отца предоставить ему годовой отпуск для заграничного путешествия. Василий Петрович посещает Германию, Францию, Италию

(36, с.219). Путешествие очень помогло формированию его литературных и эстетических вкусов, его пониманию прекрасного. «Искусства я тогда не понимал, - вспоминает он позднее, - а впервые лишь почувствовал его в Италии, особенно в Риме» (43, с.29). В дальнейшем вся жизнь его - в разъездах. Он побывал в Испании (которой посвятил свои знаменитые «Письма из Испании»), в Марокко, объездил всю Европу, но особенно трепетный восторг испытывал к Италии, которую обошел всю буквально пешком. О силе этого чувства свидетельствует красочный отрывок из дорожных заметок о его пешем переходе из Швейцарии в Италию через Симплон-ский альпийский перевал. Вначале он отдает дань романтической памяти Наполеона, повелевшего проложить эту дорогу: «И был же человек, сказавший, чтоб была дорога чрез эти пропасти, сквозь эти скалы, громады дорог. Этот человек был Наполеон. Ему стоило только сказать - и она потянулась, послушная исполинской воле его, перепрыгивая мостами через пропасти, взбираясь по отлогостям гор, минуя каменные мае сы скал, излучиваясь, змеею извиваясь по карнизам... Словом, чувство глубокого уважения наполняло меня, когда я шел по Симплонской дороге; передо мною было поле битвы человека с природою, тверди и силысумом» (14,с.196-197). А затем Боткин полностью отдается своему чувству восторга от первого соприкосновения с Италией: «Из дикой пустыни гор, где глаза наконец утомились мрачными красотами их, сердце сжалось среди страшного бесплодия природы,- вдруг увидел перед собою долину светлую, по которой гирляндами стелется виноград, розовеют персики, природа во всей роскоши юга,-я почувствовал, что передо мной была Италия, и надобно испытать такое чувство! Мне стало легко, весело, я лег на траву, и с упоением нежил глаза на очаровательной долине, которая, как чаша, лежала между горами, покрытыми темною, густою зеленью. «Италия, Италия, - я наконец вижу тебя!» - повторял я - чудная, блаженная минута!» (14, с.198). Этот отрывок вполне может служить образцом живописного романтического стиля молодого В.П.Боткина.

По возвращении из-за границы молодой купец-романтик быстро вошел в круг высокообразованных людей, полных тех же стремлений, которыми, независимо от посторонних влияний, наполнен был он сам. Через сына Селивановского - владельца известной типографии - Боткин познакомился с Белинским, который ввел его в кружок Станкевича. Молодой купец, самоучка, ставший знатоком западноевропейских языков, очень заинтересовал московских интеллектуалов того времени: Белинского, Станкевича, Бакунина, К.Аксакова и др. Станкевич в письме от 1 мая 1837г., перед своим отъездом за границу, свидетельствует:

«Боткин, молодой купец, недавно приехавший из-за границы, - человек, каких я, кажется, не встречал: столько ума, столько гармонии и святости в душе - мне легче, веселее, когда я его вижу... Может быть, я увлекаюсь, но нельзя не увлечься, встретив человека, в котором так много прекрасного». Белинский тоже в восторге от Боткина, о чем сообщает М.Бакунину в письме 16 августа 1837 г.: «Его бесконечная доброта... его ясное гармоническое расположение духа во всякое время, его всегдашняя готовность к восприятию впечатлений искусства... отрешение его от своего я - даже не производят во мне досады на самого себя... меня в особенности восхищает в нем то, что у него внешняя жизнь не противоречит внутренней, что он столько же честный, сколько и благородный человек...»(5, т. 1, с.329).

Очень скоро Боткин вошел во все духовные интересы и дела кружка. Среди его друзей цвет литературной и интеллектуальной Москвы того времени: Белинский, Герцен, Огарев, Тургенев, Грановский, Дружинин, Кольцов, Панаев, Бакунин, Некрасов и многие другие. Среди его товарищей были люди энциклопедических знаний - Грановский, Герцен, Тургенев, но по разносторонности эрудиции в сфере искусства (одновременно и литература, и музыка, и живопись) вряд ли кто мог с ним сравняться (30, с.22). Кроме того, он признается в этом блестящем кругу мыслителей одним из лучших истолкователей Гегеля. Культурные интересы Боткина были обширны: живопись и театр эпохи Шекспира, немецкие романтики и русское народное творчество, скандинавская ми фология и древнерусская литература. Широта знаний и знание языков давали ему возможность постоянно следить за литературной и куль турной жизнью европейских стран. Как отмечали современники, он судил обо всем с тонко развитым вкусом и знанием дела. Его отличал и художественный талант, умение подмечать поэтические стороны жизни и облекать их в художественную форму. Литературное и критическое творчество Боткина приобрело известность. С 1836 г. он начал печататься в московских журналах «Телескоп», «Молва», «Московский наблюдатель», петербургских «Отечественных записках» с различными критическими статьями, рецензиями, переводами. Позднее он принял деятельное участие в «Современнике», где в 1847 г. вышли его получившие особую известность «Письма об Испании», изданные через 10 лет отдельной книгой (8, с.499; 43, с.26,27). Неглавное его достоинство друзья находили в отзывчивости Боткина на самые разнообразные умственные и художественные интересы. Мнения его пользовались почти непререкаемым авторитетом среди лучших русских писателей, художников и мыслителей. Он одним из первых открыл

талант Л.Толстого, Фета и Некрасова. Тургенев переделывал роман «Рудин» под влиянием его критических замечаний, читал ему первому наброски своих рассказов «Ася», «Фауст» и др., ему первому сообщил план романа «Дворянское гнездо», а Лев Толстой писал ему в 1857 г.: «Вы мой любимый воображаемый читатель»(43, с.27). Особенно близко сошелся Боткин в первые годы своей литературной деятельности с Белинским, очень помогая ему своим знанием иностранных языков. Возможно, он в какой-то форме помогал иногда Белинскому в работе над статьями. Существуют указания близких им людей о том, что страницы «по романтизму» в этих статьях принадлежат перу Боткина (34, с.92). Близок был он также в эти годы с поэтом Кольцовым.

Когда больной Станкевич уехал летом 1837 г. из Москвы, дом Боткиных на Маросейке сделался местом встреч членов кружка и литературных друзей Василия Петровича. Дом в Петроверигском становится одним из центров литературной Москвы, полем битвы, где сражались западники и славянофилы. Боткин, хотя и слыл западником, но не таким явным, как, например, Тургенев. «Западник, только на русской подкладке, из ярославской овчины, которую при наших морозах покидать жутко»,- писал об этом близко знавший своего родственника поэт Афанасий Фет (19, № 2, с.168). Гостеприимный дом Боткиных становится прибежищем многих литературных друзей писателя. Он был последней московской квартирой Белинского перед его отъездом в Петербург. И впоследствии, приезжая в Москву, он, так же как и Тургенев, Панаев, Дружинин и др., останавливался большей частью у него. Бывали здесь и Гоголь, и великие актеры Щепкин и Мочалов. В эти годы Боткин начинает регулярно устраивать у себя литературные и музыкальные вечера, заражая всех своим энтузиазмом и увлеченностью. Будучи истинным романтиком, он упивался музыкой, приглашая на свои вечера любителей и знатоков музыки, пользовавшихся известностью. Собрания у Боткина становятся знаменитыми на всю образованную Москву. Не распался и кружок московских интеллектуалов, несмотря на то что в 1839 г. умирает за границей от туберкулеза Станкевич, а Белинский уезжает в Петербург. Возвратившийся из ссылки в 1837 г. Герцен особенно близко сошелся с В.П.Боткиным. В «Былом и думах» он вспоминает о боткинском кружке: «Такого круга людей талантливых, развитых, многосторонних и чистых я не встречал потом нигде, ни в высших вершинах политического мира, ни на последних маковках литературного и артистического» (24, с. 284 ). Позднее, в 40-х годах, В.П.Боткин уговорил отца сдать половину бельэтажа дома Т. Н.Грановскому, знаменитому профессору истории Московского

университета, который как бы заменил умершего Станкевича. Оба кружка слились. Боткинские собрания обычно происходили у Грановского, в бельэтаже дома или во флигеле, куда переселился из основного дома сам Василий Петрович, стремясь «изолировать эти собрания от купеческого быта своей семьи» (51, т.1, с.168,190). «Дом Боткиных, - вспоминает один из мемуаристов, - расположен на одном из самых живописных мест Москвы. Из флигеля, выходившего в сад, в котором жил тогда Боткин, из-за кустов зелени открывалась часть Замоскворечья. Сад был расположен на горе, в середине его беседка, вся окруженная фруктовыми деревьями» (41, с. 146). О флигеле Боткина пишет и другой мемуарист П.В.Анненков, познакомившийся с ним в середине июня 1840 г.: «...я застал В.П .Боткина в беседке сада, прилегающего к известному дому Боткиных на Маросейке» (1, с.521).

Несмотря на известность и дружбу со многими представителями литературного и художественного мира, вхождение Боткина в дворянскую образованную среду не было гладким. Купеческое происхождение давало себя знать. Этому есть многие свидетельства. Известная в Москве Е.И.Менгден «принимала у себя цвет тогдашней интеллигенции... Встретив выходившего из гостиной Е.И.Менгден В.П .Боткина, один великосветский господин спросил у нее: «Что, вы у него чай покупаете?» На что Елизавета Николаевна отвечала: «Нет, я подаю ему чай» (43.С.28). Сам Боткин переживает в конце 30-х - начале 40-х годов внутренний душевный разлад, во многом связанный с его двойственным положением. Белинский пишет о нем в 1839 г.: «Целый день, с 10 ч. утра до 6 ч. вечера, сидит он в своем амбаре и вращается с отвращением в совершенно чуждой ему сфере. Это одна из тех натур, которые созданы, чтобы жить внутри себя, а между тем судьба велит ему большую часть его времени жить вне себя...» «Боткину все в доме, -отмечает и Герцен, - начиная от старика отца до приказчиков, толковало словом и примером о том, что надобно ковать деньги, наживаться и наживаться» (25, с.219,242). Если Боткин и не превратился сам в стяжателя, если купечество и «не убило» в нем « творческую личность», то все же сомнения и изменения во взглядах и характере не могли не коснуться его. «Какая трудная задача, - писал он в письме А.А.Бакуниной 13 сентября 1839 г., - добрый отец, которому в деле необходима моя помощь и которого убью, если откажусь заниматься делами, большое семейство, для которого должен быть подпорою, больше всего - любовь ко мне отца: все это делает из меня двойственного человека».

Не способствовали душевному равновесию и неудачи Боткина в личной жизни. К лету 1839 г. относится начало его увлечения 23-летней

младшей сестрой Михаила Бакунина Александрой Александровной. Между ними завязывается переписка. Однако родители Саши не были в восторге от мезальянса с купцом, хотя и другом их сына. Просвещенная дворянская семья Бакуниных в этом мало отличалась от других помещичьих семей. Родители отложили помолвку на год. Боткин покорился. Вскоре переписка его с Александрой, длившаяся больше года, угасла окончательно. К этому времени Василий Петрович приобретает уже более прочное и независимое материальное положение. Он уже не приказчик у своего отца, а выступает на правах партнера в торговом деле. «Отдельного состояния я, действительно, не имею,- пишет он отцу Бакуниной, - но на первый раз батюшка назначил мне 50 тыс.руб., обращающихся в общем нашем капитале, и за которые вместе при личных моих занятиях делами я буду ежегодно получать не менее 7 тыс.руб., которых при готовой квартире, столе, экипаже, я полагаю, мне будет достаточно» (43, с.38).

Потерпев неудачу найти в дворянской образованной среде спутницу жизни, Боткин кидается в другую крайность - ищет романтическую подругу совсем в другом кругу, свободном от условностей света. Но и в этом романтическом увлечении проявились свойственные характеру Боткина колебания и половинчатость. Ранней весной 1843 г. он влюбился в модистку с Кузнецкого моста Арманс Рульер. Герцен в «Былом и думах» в главе «Базиль и Арманс» подробно описал историю этого увлечения и женитьбы Боткина. Арманс, видимо, и не помышляла о законном браке до тех пор, пока сам влюбленный, исходя, видимо, из лучших побуждений, не сделал ей по-рыцарски предложения, чтобы легализовать случайную связь. Однако теперь уже отец Боткина решительно воспротивился неравному браку, узнав, что его сын, и притом старший, хочет жениться, по выражению Герцена, «на католичке, на нищей, на француженке», да к тому же еще с Кузнецкого моста, что было признаком не очень строгого поведения. Боткиным вновь овладели колебания. Как и в случае с Бакуниной, он оказался не способным к действиям. Для соблюдения тайны решено было венчаться в деревне, в селе Покровском, где жили летом Герцены. «Назначенный день истек, а пара не являлась. Поздно ночью наконец подъехал тарантас, и из него вылез Базиль, а за ним - не Арманс, а Белинский. Оказалось, что Боткиным овладела вдруг томительная нерешительность и он тянул дело до приезда Белинского... По его совету Боткин написал невесте письмо с изложением своих сомнений... Арманс ответила на такое письмо, как и следовало ожидать, отказом в своей руке. «Я вас буду помнить с благодарностью и нисколько не виню вас: я знаю, вы чрезвычайно добры,

но еще более слабы. Прощайте же и будьте с