АХМЕД Б. МЕНГЛИ-ГИРЕЙ: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И АМБИЦИИ НАСЛЕДНИКА ПРЕСТОЛА КРЫМСКОГО ХАНСТВА НАЧАЛА XVI В

УДК 94(477.75)" 1516/1519"

Ахмед б. Менгли-Гирей: политическая деятельность и амбиции наследника престола Крымского ханства начала XVI в.

Булат Рахимзянов

(Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ)

Аннотация. В статье исследуется политическая деятельность султана Ахмеда б. Менгли-Гирея - калги (наследника престола) Крымского ханства начала XVI в. Целью статьи является очерчивание роли Крымского ханства в политической истории Центральной Евразии начала XVI в. Автор реализует цель посредством истории неизвестного широкой публике политика, «несуществующего» с точки зрения обобщающих работ. Данный подход (акцент на несоответствии между реальной ролью личности, действовавшей в указанный период времени, и ее забытостью, даже «небытием» с точки зрения обобщающих исторических трудов) позволяет по-новому оценить значение как Крымского ханства, так и других наследных государств Улуса Джучи для полноценной картины политической истории того времени. Дополнительной задачей статьи является выявление места, которое занимало в системе позднезолотоордынских государств Московская Русь.

Читая учебники и другие обзорные тексты в свои студенческие годы, которые пришлись на 1990-е, я не мог избавиться от впечатления, что если Золотая Орда (других названий этого государства в то время в советской историографии не предполагалось) и была представлена в политической истории Восточной Европы (хотя и находилась в неминуемой и долговременной агонии с 1380 по 1480 годы, после чего окончательно исчезла с карты), то после ее распада ее место на политической карте стало абсолютно вакантным. Какие-то изначально обреченные на скорую смерть и забвение «осколки» Орды все еще существовали в политическом пространстве Центральной Евразии, однако их дни были сочтены - на сцену во всем ее великолепии уже в XV веке выдвигалась Московская Русь. От Великого княжества Литовского, а также от позднезолотоордынских государств - наследников Улуса Джучи - в моей памяти остались только их названия. Согласно прочитанным мной обзорным текстам, все

эти политии очень скоро были поглощены Москвой, и рассматривать их историю подробно не имело особого смысла.

Позже, начав углубленно заниматься историей татарских ханств - наследных государств Улуса Джучи, я понял, что источни-ковая картина зачастую противоречит догматическим постулатам учебников. Мне стало ясно, что рассматривать события с точки зрения человека, который знает ход истории на 500 лет вперед своих персонажей, непродуктивно. При таком ракурсе многое упускается из виду. История вполне могла получить другой вектор развития при благоприятном положении звезд и несколько ином, по сравнению с реализованным, напряжении воли характеров исторических персонажей. Если некоторые личности и даже государства не вошли в учебники и широко известные тексты в силу того, что в финале своей политической деятельности потерпели фиаско, это еще не значит, что они в принципе не могли войти в историю как победители.

Целью данной небольшой статьи является заострение внимания на реальной роли одного из позднезолотоордынских государств -Крымского ханства - в политической истории Центральной Евразии начала XVI в. Реализовывать эту цель я буду на примере одного исторического персонажа, который однозначно не может похвастаться вниманием к своей персоне в обобщающих текстах. Именно данный подход (история неизвестного широкой публике политика, «несуществующего» с точки зрения обобщающих работ) поможет штрихами обозначить реальный баланс сил в этой части Восточной Европы в указанный период, а также то место, которое занимало в этой системе как Московское государство, так и Крымское ханство, и, шире, все позднезолотоордынские государства в целом.

Источником для меня являлись посольские книги, которые более всего подходят для восстановления реалий политических взаимоотношений позднезолотоордынских государств; я отмечал это в своих предыдущих публикациях [4, с. 11-13; 3, с. 63]. Историография касалась рассматриваемой мной персоны султана Ахмеда б. Менгли-Гирея в лице А.Л. Хорошкевич [8, с. 179 и др.], однако контекст ее исследования был иным.

Весной 1502 г. сильно ослабевшая Большая Орда была политически уничтожена крымскими войсками во главе с ханом Менгли-Гиреем б. Хаджи-Гиреем. В крымском послании в Москву от имени Менгли-Гирея было сказано: «Слава Богу, Ших-Ахметя, недруга нашего, розогонив, орду его и все его улусы Бог в наши руки дал» [5, с. 420]. После присоединения улусов Большой Орды Крымское ханство резко усилилось, а хан Менгли-Гирей начал именоваться

«Великие Орды великим царем». Однако это не спасало Крымский юрт от внутренних неурядиц и смут.

В 1516 г. в Крыму началась междоусобная война. Против действующего хана Мухаммед-Гирея б. Менгли-Гирея выступил его родной брат Ахмед. Будучи, как и Мухаммед-Гирей, сыном Менгли-Гирея, Ахмед являлся калгой - наследником крымского престола. Отношения между братьями были несколько натянутыми, и Ахмед держался дистанцированно от двора хана.

Кем был Ахмед? К его личности стоит присмотреться повнимательнее. Думаю, крымского султана Ахмеда вполне можно отнести к тем, кто мог бы стать во главе Крыма, и в дальнейшем, при реализации данного варианта развития событий, играть значительную роль в позднезолотордынской политике в целом и во взаимоотношениях с Москвой в частности. Его амбиции, вполне отчетливо прослеживаемые по аутентичным источникам, служат тому доказательством.

Занимавший пост калги при своем брате-хане Мухаммед-Ги-рее I (1515-1523 гг.), Ахмед, судя по всему, трезво смотрел на политику и личность брата, крепко дружившего с алкоголем (дипломатические документы не оставляют в этом никакого сомнения), и, соответственно, периодически заводящего дела ханства в тупик: «ты своею мыслью не умеешь» делать дела, упрекал Ахмед хана [6, с. 365]. А эти дела, судя по данным тех же источников1, действительно часто нуждались в корректировке. Периодическое пьянство с «любимыми женами» [см.: 6, с. 364] и не только с ними, состояние аффекта на следующий день и, соответственно, невозможность принимать адекватные решения приводили к тому, что, как сетовал Ахмед русскому представителю, «нынеча брат наш (Мухаммед-Гирей I. - Б.Р.) царь, а сын у него царь же, а князи у него цари же, водят им куды хотят», т.е. хан не имеет своего мнения и слушает и сына - султана Бахадыр-Гирея, и своих карачи-беков (князей), и, видимо, и других представителей политической элиты ханства. Судя по всему, Ахмед в определенный момент решил взять бразды прав1 Думаю, особого доверия среди дипломатических документов заслуживают донесения русских послов о состоянии дел в Крыму (а не грамоты крымских вельмож, к примеру - они вполне могли приукрашивать события и просто дезинформировать противоположную сторону, т.е. Москву) - их задачей, гарантом качественного исполнения которой служила их собственная жизнь, было сообщение адекватной, наиболее приближенной к реалиям информации своему государю. В случае же предоставления недостоверной информации послов попросту могли «на кол всадити» у себя же на Родине. Проделать же подобное с крымской стороной (ханом, его князьями и т.д.) Москве не представлялось возможным (хотя желание, я думаю, было большое).

ления в свои руки, рассудив, что нынешний хан к делам управления не способен, и стал предпринимать усилия в этом направлении.

Ахмед покинул Крымский полуостров и удалился в свой юрт на Нижнем Днепре у крепости Ак-Чакум (Очаков). Калга решил самостоятельно заняться внешней политикой - поискать себе союзников за пределами Крыма (он ссылался с «волошским», который был «со царем не в миру» [6, с. 293]), в том числе и в Москве. Он послал своего старшего сына Геммета воевать Литву, несмотря на мир между ней и Крымом. При этом он заверял Василия III в своей «дружбе» и «братстве», давая рекомендации, как действовать в случае радикального ухудшения отношений с ханом2. Калга строил далеко идущие планы совместного с Василием завоевания Киева, Вильно и Трок3.

В определенный момент Ахмед вышел на первые роли в плане контактов с великим князем - традиционный «друг» Москвы князь Аппак жаловался московскому представителю: «без моего ведома хитро есте учинили со царевичем с Ахматом, послали к великому князю весть» [6, с. 373]. Причем Ахмед был крайне уверен в своей политической и военной мощи - он самоуверенно заявлял московскому послу, что «без меня царю ничего не учинити», «царя яз ся не блюду, не мочи ему мне ничего учинити», в случае обострения отношений с братом он станет создавать военные проблемы польскому королю - «другу» хана, «поемлет» города у Черкасов, в случае проволочек с отправкой московского посла на Русь он лично обеспечит его беспрепятственный проезд до границ Московии - в общем, планов и амбиций у него было буквально громадье [6, с. 366]. В числе прочего Ахмед просил у великого князя какой-либо городок «на своей украйне от Новагородка от Северского, где бы мне (Ахмеду. - Б.Р.) стояти, а оттоле бы мне Литовская земля воевати», ссылаясь на подобный литовский опыт: «коли король наводил меня на великого князя украйну, и король дал мне место в своей земле на украйне, ино мне как князь великий велит?», вопрошал султан посла Василия III [6, с. 368].

Как иллюстрацию лояльности к великому князю себя и своих сыновей, Ахмед предлагал Василию взять в аманаты (заложники) своего младшего сына, чего прежде никогда не бывало в отношениях между Москвой и Крымом (так как ранее, во времена единого Улуса Джучи, как раз русские князья, как вассалы хана, отправляли своих сыновей в залог «дружественно»-зависимых отношений в Орду). Ахмед привел младшего из своих сыновей к представителю великого князя в Крыму и спросил мальчика: «Чей ты сын?». Юный султан отвечал: «Яз великого князя сын» [6, с. 368]4. Однако Москва, судя по всему, не особо верила татарскому султану - московский посланец писал своему патрону: «...что, государь, говорит Ахмат слова о твоем государском жалованье, как тебе хочет служити, нам ся кажот, что лутче бы ему того нелзе быти, а сердце, государь, кому ведати?» [6, с. 368].

Для неверия в «дружбу» татарских «коллег», в целом, и самого Ахмеда, в частности, у великого князя были веские и постоянные доказательства - к примеру, еще в 1509 г. Ахмед, в числе других крымских вельмож, «силу учинили ... боярину Костянтину Забо-лотцкому», московскому послу в Крыму [6, с. 56-57]. Чуть позже, перед смертью хана Менгли-Гирея, Ахмед приходил на «украинные места» великого князя, причем его людей «побили», но сам он «в малых людех утек» [6, с. 108].

Уже во времена «дружбы» с великим князем, в 1517 г., после смерти в Крыму русского посла Ивана Мамонова Ахмед «взял с Иванова двора силою аргамак сер; а Иван тот аргамак купил на великого князя имя, дали на нем в Кафе сто и тритцать рублев (сумма немалая. - Б.Р.). Да того же дни царевич Ахмат посылал в Иваново стадо коней смотрити, да взял из Иванова стада Ивановых коней конь да мерин» [6, с. 370]. Причем, что интересно, с татарской точки зрения Ахмед не совершал ничего противоправного - как он сам заявил заменявшему посла Мите Иванову по поводу последнего случая с лошадьми, «наша пошлина Иванов живот (имущество. -Б.Р.) пересмотрити и запечатати ... а мне взяти своя пошлина ку-мартка» [6, с. 370].

Другое дело, что Москва не хотела особо вдаваться в нюансы татарских традиций налогообложения, видимо, считая, что к этому времени (начало XVI в.) она уже не является холопом ордынского (т.е., в это время, - крымского) хана, и, соответственно, не является «субъек4 Этим сыном Ахмеда, видимо, был Юсуф. И другие сыновья оппозиционного хану султана были не прочь назваться «сыновьями» Василия III, когда того требовали обстоятельства - например, Бучкак б. Ахмед [6, с. 397].

том права» татарского мира, и не должна ничего платить, рассматривая подобные ситуации как чистый грабеж. Татарская же сторона продолжала традиционно воспринимать московского князя как своего «холопа» (употребляя данный термин по отношению к великому князю в переписке с польским королем, но никогда напрямую в переписке с Москвой5), обязанного ей данью. Здесь мы наблюдаем традиционный конфликт политических культур переходного периода, когда Москва уже выросла из «коротких штанишек» данника и претендовала на равные роли с татарами, но пока не решалась открыто заявить об этом, постепенно накапливая военную мощь, а татарская сторона все еще и фактически и «юридически» (т.е. в рамках традиций, восходящих к завоеванию Бату Северо-Восточных русских княжеств в 1237-1242 гг.) занимала вышестоящие позиции сюзерена, кресло которого, правда, начало пошатываться.

Ахмед «дружил» с московским князем, чтобы тот поддержал его в борьбе с ханом. Москва неспроста не особо доверяла Ахмеду -он явно вел свою политическую игру, видимо, рассматривая московского великого князя только как тактического временного союзника, как в свое время его отец Менгли-Гирей рассматривал Ивана III. Вскоре калга помирился с ханом - правда, ненадолго [6, с. 513]. Ахмед пытался выстраивать отношения и с османским султаном, пытаясь играть против брата. В начале 1519 г. Ахмед отправил в султанат своего сына Геммета за военной помощью против хана [6, с. 607]. Видимо, калга рассчитывал свергнуть брата с помощью янычар и завладеть ханским троном [1, с. 128].

При этом сам Ахмед, судя по всему, был трезвым политиком, и рассматривал в числе прочих и ситуацию, когда все его далеко идущие планы терпят полное фиаско. Видимо, чтобы подготовить «тылы» для такого случая, уже к 1515 г. он стал рассматривать возможность своего переезда в Московское государство. Посольская речь к султану от 1515 г. содержит некоторые подробности его просьб в Москву:

б. Менгли-Гиреем польскому королю Сигизмунду (1506-1548 гг.) от 1527 г., где «князь Иван московский» называется «ваших (польских королей. - Б.Р.) и наших (крымских ханов. - Б.Р.) предков холоп, и теж непрыятель наш и ваш, с поколенья смердии сын ест» (опубликован в книге: [9, р. 665-669]). Конечно, здесь для дополнительного колорита крымский хан «сгустил краски», назвав московского князя не только «холопом» крымских ханов, что формально соответствовало реалиям указанного времени, но и польских королей, подтверждения чему в других источниках не имеется.

Да и грамота бы нам (Москве. - Б.Р.) тебе своя опасная на то дати6, что тебе и твоим детем и всем твоим людем, которые с тобою придут, приехати к нам доброволно без всякие зацепки.

... а сын твой и все твои люди, которые с тобою к нам приедут, и мы их пожалуем. А приехати тебе к нам и твоему сыну и всем твоим людем и отъехати от нас доброволно без всякие зацепки, а лиха бы еси от нас не блюл никоторого [6, с. 212].

Как видим, Ахмед традиционно для этого периода собирался выезжать «частью орды» - с достаточным количеством своих людей. Ему было обещано право свободного отъезда из Москвы в случае его желания.

К 1517 г. Ахмед уже явно довел свои мысли о переезде до московского посла в Крыму:

Да часто, государь, говорит со мною царевич Ахмат: как вы, государи великие князи, держите у себя царей и царевичев на Мещерском городке (в Касимовском ханстве. - Б.Р.) [6, с. 368].

Заметим, запросы Ахмеда были не ниже Касимовского ханства - менее престижные московские юрты его не интересовали. Ахмед написал Василию III письмо, в котором говорил, что хочет уехать в Московское государство, но прежде он желает услышать заверения великого князя в том, что получит именно Мещерский Городок [6, с. 419]. Василий согласился с этим:

Толко будет тебе там немочно быти, и ты б к нам поехал, и мы тебе городок Мещеру дадим [6, с. 419].

В этом же письме Василий III сообщал, что Мухаммед-Гирей намеревался «зарезервировать» Мещерский Городок для одного из своих сыновей. Однако великий князь заверял Ахмеда в том, что в случае его приезда в Московское государство Мещеру получит он.

Собираясь отъехать в Москву, Ахмед учитывал, что большая часть слуг оставит его, и писал о своем приезде только с теми, которые его «похотят» [7, с. 48]. Видимо, в Московию приезжала только меньшая часть окружения Джучидов. Большинство из уланов, князей, мурз и др. оставалось на своей родине. Возможно, татарские юрты Москвы попросту не смогли бы принять всех людей татарских династов, пожелай они все выехать вслед за своим сюзереном.

Согласно детальным инструкциям московским переговорщикам в Крыму [6, с. 557-559, 568-571], Москва была уверена, что альянс с ханом, столь нужный Москве в это время, был бы невозможен, узнай крымская сторона о переговорах с Ахмедом. В то же время, рус6 В 1518 г. «опасная грамота» Ахмеду была дана [см.: 6, с. 600-601].

ские послы понимали, что позиции Ахмеда в Крыму весьма шаткие, и не исключено, что он будет вынужден бежать в Москву в любую минуту, спасая свою жизнь. Но если это произойдет до подписания договора с Крымским ханством (а именно на это были направлены основные внешнеполитические усилия Москвы в это время), это могло бы означать серьезный регресс в переговорном процессе.

В итоге в обстановке секретности султан Ахмед был убит зимой 1518/19 гг. другим Гиреем - султаном Альпом б. Мухаммед-Гиреем. Опасаясь за свои жизни, сыновья Ахмеда бежали в Стамбул [6, с. 631; 2, с. 410-411]. Двойная дипломатическая игра Москвы увенчалась для нее успехом - договор с Крымом был заключен, но был потерян потенциальный союзник - султан Ахмед, для которого эта игра закончилась фатально. В случае же его отъезда в Московское государство, вариант которого рассматривал как сам Ахмед, так и Москва, последняя приобретала бы эффективное средство давления на политику Крымского ханства, каковым когда-то являлся для Ивана III Нур-Даулет б. Менгли-Гирей. Учитывая как амбиции Ахмеда, рассмотренные выше, так и его фактическое положение и политику в Крыму, это средство могло оказаться весьма эффективным.

История Ахмеда переходит в историю его сына — султана Геммета б. Ахмеда. После смерти отца Геммет находился в Османской империи. Причем османский султан «жаловал» его и Саадет-Гирея б. Менгли-Гирея [6, с. 670]. Через два года после смерти Ахмеда мы видим Геммета и Саадет-Гирея во главе экспедиции к Белгороду и Доб-ричу [6, с. 678]. Хан Мухаммед-Гирей пытался войти в сношения с султанами и отправил к ним посла с грамотами, но напрасно. Султаны изодрали грамоты хана: «не надобет нам твой посол, ни твои грамоты». Василий III при этом получил грамоты от примкнувшего к Геммету князя Бурнаша и от слуг царевича Адар-Газы и Алакума. «Государю нашему Гемметь салтану Бог счасток даст, в Перекопи государем будет», - писал Бурнаш и слуги царевича. Таковы были надежды. А в случае неудачи, прибавлял князь Бурнаш, «опричь нам твоей земли инде места не искати» [6, с. 619, 674, 678].

Московские послы в течение последующих нескольких лет прилагали неоднократные усилия, пытаясь выйти на контакт с сыновьями Ахмеда, в надежде убедить их приехать в Московское государство [6, с. 624-628, 670, 690-694; 2, с. 410-411]. Василий III еще в 1519 году поручил ехавшему в Кафу послу Голохвастову разузнать, где дети Ахмеда, и звать в Москву младших царевичей -Юсуфа и Бучкака и их аталыка (воспитателя). Великий князь поручил Голохвастову звать и Геммета. В 1521 году послу снова были

поручены переговоры как с Саадет-Гиреем, так и с царевичем Гем-метем; при этом Саадет-Гирея поручалось звать в Москву, только если он сам поднимет вопрос об этом, и обещать ему от имени великого князя Каширу (но не Мещерский городок; на этом «правду да-вати» послу не разрешалось). Геммета же, памятуя о дружбе Ахмеда и услугах самого Геммета, Василий III поручал звать усиленно, говорить и с людьми царевича, чтобы и они уговаривали его ехать в Москву, и обещать ему и Мещеру, и Каширу. Если же Геммет спросит о Казани, следовало ответить: «а и Казани, господине, государь наш тебе не боронит же» [6, с. 624-626, 691-694, 705]7. Обоим султанам обещался свободный отъезд из владений великого князя в случае их желания - «без всякия зацепки». Тем не менее, московские усилия ничем не окончились. Сыновья Ахмеда не воспользовались щедрыми предложениями московского великого князя и остались среди единоверцев.

Полагаю, на основании приведенного обзора политической деятельности султана Ахмеда б. Менгли-Гирея можно сделать следующие выводы, которые, тем не менее, нуждаются в дополнительных обоснованиях.

Сведения об авторе: Рахимзянов Булат Раимович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра исследований Золотой Орды и татарских ханств Института истории им. Ш. Марджани АН РТ (420014, Кремль, подъезд 5, Казань, Российская Федерация); bulatraim@mail. ru

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Akhmed b. Mengli-Giray: Political activity and personal

ambitions of the heir to the throne of the Crimean Khanate

in the beginning of the XVIth century

Bulat Rakhimzyanov

(Sh. Marjani Institute of History,

Academy of Sciences of the Republic of Tatarstan)

Abstract. This article analyses political activity of Sultan Akhmed, the son of the Crimean Khan Mengli-Giray. He held a position of kalga (the heir to the throne) of the Crimean Khanate at the beginning of the sixteenth century. The main goal of the article is to show the role of the Crimean Khanate in political history of Central Eurasia at the beginning of the sixteenth century. The author reaches this goal by means of portraying the history of the unknown politician, «not existing» from the point of view of generalizing works. This interpretation (makes accent on the disparity between the real role of the personality, being active at that certain period of time, and its being forgotten, and even with «nonexistence» from the point of view of generalizing historical works), it gives us a chance to have a new way of estimating the significance of the Crimean Khanate, and the other heir states of the Ulus of Jorchi, for having the full scale political life history of that time.

An additional goal is to reveal the position of Muscovy in the system of the later Golden Horde states.

REFERENCES

About the author: Bulat Raimovuch Rakhimzyanov - Cand. Sci. (History), Senior Scholarly Researcher, Sh. Marjani Institute of History, Academy of Sciences of the Republic of Tatarstan (420014, Kremlin, entrance 5, Kazan, Russian Federation); bulatraim@mail.ru