Спросить
Войти
Михин П.А. «Артиллеристы, Сталин дал приказ!»: Мы умирали, чтобы победить. М.: Эксмо, 2006. - 574 с.
А.А. Киличенков
КАК ВОЕВАЛИ И КАК ПОБЕДИЛИ: НЕЮБИЛЕЙНЫЕ ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ
В последнее время в освещении истории Великой Отечественной войны явно возобладали две тенденции. С одной стороны, «юбилеиза-ция» - появление и новых научных изданий, и новых фильмов о войне, приуроченное к той или иной «круглой дате». С другой - коммерциализация, когда и книги, и фильмы о войне становятся ходким, весьма прибыльным товаром. Причем обе тенденции удивительным образом «попадают в тренд» официального патриотизма.
Казалось бы, в этом нет ничего страшного: главное ведь само по себе появление и книг, и фильмов. Но дело в том, что жанр юбилейного издания предполагает расстановку акцентов именно на победах и достижениях. Кому хочется услышать в праздник горькую правду? Не говоря уже о критике... В итоге история войны все более и более приобретает некоторый юбилейный глянец, что странным образом перекликается с нынешней всеобщей установкой на «гламуризацию» общественной жизни. Коммерциализация истории войны неминуемо ведет к другой крайности - господству сенсационности, «разоблачений», «раскрытия тайны», стремления во чтобы то ни стало поразить читателя и зрителя, ибо только эти «творческие» приемы обеспечивают коммерческий успех.
Нет нужды говорить о том, насколько далеки обе эти тенденции от тех путей, по которым должно следовать научному знанию. Безусловно, в последние два десятилетия отечественная наука значительно преуспела в изучении истории Великой Отечественной войны, но на сегодняшний день становится очевидной острая нехватка новых идей и новых направлений в исследованиях. В очередной раз подтверждается известная истина о том, что каждое поколение не только пишет свою историю, в том числе и историю войны, но и требовательно ждет ее.
Очевидно и другое: нам уже недостаточно услышать то, что так и не было сказано предыдущими поколениями в свое время. Нужна своя, созвучная представлениям, ожиданиям и, самое главное, познавательным возможностям своего времени история той великой войны. Каждое поколение пишет свою историю прежде всего для того, чтобы найти ответы на вопросы, обращенные к прошлому. И у каждого поколения, эти вопросы - свои собственные. Отсюда становится понятным, что начинать нужно именно с них: с вопросов, сформированных своим временем. Именно с вопроса начинается путь познания, путь к истине в новом, более честном, обличье.
И именно такие вопросы возникают при обращении к мемуарам. Почему именно к мемуарам, почему не к документам? Ведь историки повторяют как заклятие: «мемуары - субъективный источник». Да, конечно, субъективный. Но у него есть одно великое преимущество: он несет свою, пусть и субъективную, правду, свою полную, связную объяснительную картину.
Одна из таких книг - воспоминания Петра Алексеевича Михина. Что делает ее столь выдающейся на фоне многочисленных мемуаров о войне? В первую очередь, это - необычайная и счастливая судьба автора. Петр Михин - один из очень и очень немногих, кто сумел пройти почти всю войну, оказавшись на фронте под Ржевом в 1942-м, в 1943-м - на Курской дуге, пройдя Румынию, Венгрию, Югославию и закончил ее в Маньчжурии в 1945-м. Мало, очень мало тех, кто сумел выжить на передовой также долго. И лишь единицы из них после войны взялись за перо.
Второе, не менее важное: Петр Михин - артиллерист, что само по себе означает очень многое. Задачи, которые решал командир, управлявший огнем батареи, требовали ответственности, наблюдательности, кругозора, недюжинных аналитических способностей, жесткой организованности и подлинного творчества. В целом эти качества превращали артиллеристов во фронтовую интеллигенцию, способную увидеть и осмыслить главное в происходящем. Отсюда - и образность восприятия, и критичность, и собственная точка зрения. И совсем не случайно из артиллерии вышли те, кто после войны стал родоначальником знаменитой «лейтенантской прозы», те, кто создал совсем другой, неофициальный, образ той войны: Анатолий Ананьев, Григорий Бакланов, Юрий Бондарев.
Петр Михин в отличие от многих других, получив повышение, став командиром батареи, а затем и командиром дивизиона, не ушел в тыл, а остался вместе с пехотой на переднем крае и прошел с ней весь крестный путь войны. Этот уникальный опыт дал автору возможность описать то, что практически невозможно найти в других мемуарах: как действовали в бою артиллерия и стрелковые батальоны Красной армии. Комбат - это не только командир батальона, это еще и командир батареи. Совпадение этих двух сокращений представляется совсем не случайным. Стрелковый батальон и артиллерийская батарея - эта связка стала едва ли не главной, вынесшей на себе всю тяжесть войны. Именно эта мысль остается после прочтения книги воспоминаний Петра Михина.
Матушку-пехоту не часто баловали поддержкой танков, еще реже -поддержкой авиации. Поэтому в той войне, Великой Отечественной (или шире: Второй мировой), сплошь и рядом состоявшей из боев местного значения за безымянные высотки и малоизвестные населенные пункты, если и могла она на кого-то уповать, то только на своего Бога войны - на артиллерию, на те пушки и гаубицы, что прошли с пехотой бесконечными дорогами войны, разделив горечь ее потерь и радость побед.
Книга воспоминаний Петра Михина представляет собой цикл коротких, очень емких, очень эмоциональных и драматургически точно выстроенных рассказов. Но при этом автор остается исторически корректным и психологически достоверным. В итоге перед читателем разворачивается настоящая картина фронтовой повседневности. Очень многие ее детали и штрихи окажутся настоящим открытием даже для тех, кто уже давно занимается исследованием истории Великой Отечественной войны.
Так, в воспоминаниях Петра Михина есть крайне редко встречаемое описание восприятия противника. Автор сам объясняет, и причины этой сдержанности и то, как виделся тогда враг: «Кроме зла и отвращения был у нас какой-то тайный интерес к противнику. Хотя боже упаси поделиться этим даже с близким другом! Это был такой криминал, который пресекался и карался нещадно... Что-то загадочное, чуждое опасное и непонятное чувствовали мы всегда в немцах. Злые, коварные, хитрые, ловкие, жилистые, техничные, стойкие и надменные... Во имя чего так отчаянно и храбро воюют? Почему так хорошо оснащены - от оружия до амуниции и продовольствия? И все-то у них отполировано, тонко окрашено, подогнано, приспособлено, предусмотрено, безотказно... Кто же они такие, немцы? Во имя чего так отчаянно и храбро воюют? Почему так хорошо оснащены - от оружия до амуниции и продовольствия? У нас же вечно чего-то не хватало. И в бою эти нехватки оборачивались немыслимыми страданиями, перенапряжением сил и излишними потерями».
Петру Михину необычайно и необъяснимо везло. Он оказался одним из тех немногих, кого на фронте называли «неубиваемыми». Но и этому автор мемуаров дает свое объяснение: «Смерть часто карала не только трусость, нерасторопность, но и сверхосторожность, а то и вызывающее бесшабашное геройство. И, наоборот, по большей части щадила мужество, храбрость, самопожертвование, осмотрительность. Воина бывалого, опытного, идущего на опасное дело, как на обычную работу, смерть частенько обходила».
За это редчайшее и совершенно необъяснимое свойство «неубивае-мости» приходилось платить свою цену: «Что ни говори, а самое страшное на войне - это не выход из окружения и не ночной поиск “языка”, даже не кинжальный огонь и не рукопашная схватка. Самое страшное на войне -это когда тебя долго не убивает... Ты настолько устал воевать, что больше нет никаких твоих сил... Трудно таких людей назвать счастливыми, скорее в этом их несчастье...»
Воспоминания Петра Михина, в некотором смысле, - энциклопедия истории Великой Отечественной войны. За три года автор прошел долгий путь, и очень многие важнейшие события войны нашли отражения в его воспоминаниях. Среди них одно из главных - трагически знаменитый приказ № 227. Лейтенант Михин - молодой, только что прибывший на фронт офицер, услышал текст приказа на Калининском фронте перед
началом Ржевско-Сычевской операции: «Грозный мы услышали приказ. Он впервые откровенно обнажил страшные итоги первого года войны. Речь шла о невероятных потерях и поражениях, которые дальше были нетерпимы - пропастью зияла гибель страны и народа».
И далее автор приводит примеры применения этого закона. Но каждый из них показывает, что закон был не только жесток, но и очень часто несправедлив. Очень многие мифы и «белые пятна» исторической памяти о войне исчезают после прочтения мемуаров Петра Михина. Один из них тот, что приказ № 227 - это «только» 1942 г., «только» Сталинград и «только» за оставление позиций без приказа. До самого конца войны тень возможного тяжкого обвинения постоянно висела над каждым.
В январе 1945 г. уже в Венгрии дивизион капитана Михина, защищая небольшой городок на подступах к Будапешту, был атакован превосходящими силами противника. Танки раздавили обе батареи дивизиона (очень близкие по времени, месту и содержанию события описаны в повести Григория Бакланова «Южнее главного удара», воевавшего в январе 1945 г. в тех же местах под Будапештом). Городок был оставлен. Несколько чудом уцелевших артиллеристов вместе с командиром отступили в сельский пригород. На этот раз разбираться приехал замкомандира дивизии:
«- Где твой дивизион? - нахмурившись, зло и резко спросил Урюпин.
- Гаубичная батарея стоит на закрытой позиции... Пушечные батареи во время боя раздавлены танками.
- Лучше бы ты не приходил, списали бы тебя вместе с пушками. А теперь тебя под суд отдавать надо.
- За что? - вырвалось у меня.
- Приказ «Ни шагу назад!» никто не отменял...»
Вины Михина в потере пушек и оставлении городка не было. Как это часто бывало на войне, за головотяпство начальства расплачивались подчиненные. По приказу сверху, без предупреждения и среди бела дня, на глазах у противника со своих позиций была снята и уведена большая часть артиллерии. Михин даже не успел перевести свои батареи на новые позиции. Немцы ждать на стали и сразу же бросили в атаку танки. Но тем горше было услышать страшные обвинения.
«Не виноват же я в том, что остался жив! Да и батарейцы мои бились искусно и самоотверженно - ни один не уклонился от боя! А теперь меня еще и судить будут как труса и изменника! Главное, погибать предателем от своих страшно. И никому ничего не докажешь».
«Спас» Михина командир дивизии, генерал: «Верю, что ты сделал все возможное. Но все равно тебя судить будут. Готовься... Попытайся вытащить от немцев пушки. Докажи прокурору, что они поломаны и не могли стрелять. Может, и смягчишь свою участь... »
На этот раз Михина спасла неистощимая солдатская смекалка. Батарейцы ночью совершили невозможное. Воспользовавшись тем,
что противник еще не успел создать сплошную линию обороны, ночью они по льду реки прошли в тыл к немцам и, прицепив остатки орудий к передкам, вывезли их на конях к своим. А затем чудо сотворили уже артмастера-ремонтники, собрав из остатков восьми пушек три целых. Генерал, узнав об этом подвиге, поначалу не поверил, но потом «раздобрился»: «А вообще-то ты молодец! Тебя бы за все это наградить надо, но скажи спасибо, что не судили».
Ни раз и не два описывает Петр Михин действия своих начальников, которые подчас оказывались страшнее врага: «фрица» можно было обмануть, спрятаться, а от начальства не спрячешься.
Одним из самых шокирующих примеров тому стал приказ того же командира дивизии, который пришлось исполнять Михину на днестровском плацдарме в июне 1944 г. К тому времени части дивизии исчерпали все возможности по расширению плацдарма и зарылись в землю. Сил хватало только на отражение постоянных атак немцев. И в это время пришел приказ от командира дивизии: среди бела дня выдвинуть на нейтральную полосу батарею гаубиц и открыть огонь прямой наводкой по позициям противника. Приказ сам по себе был до предела абсурдным. Любому здравомыслящему человеку было понятно, что в условиях позиционной обороны, когда противник пристрелял каждый бугорок, выдвижение громоздких гаубиц на прямую наводку означало их гибель за несколько минут. Отчаянные попытки Михина добиться отмены приказа закончились лишь угрозой расстрела за невыполнение. Единственное, чего он добился, - разрешения выдвигаться повзводно: сначала два орудия, потом еще два.
Результат выполнения преступного приказа был трагичен. Машины с орудиями на прицепе лишь успели выехать за линию наших окопов, как на них обрушился огонь из всего, что могло стрелять. И все же батарейцам удалось отцепить орудия, машинам уйти с позиций, но на этом все и закончилось. Две гаубицы были расстреляны вместе с расчетами, погибло 11 человек. Целый день их тела лежали на виду у всей передовой, вынести погибших смогли только ночью. Похоронили артиллеристов у молдавского села Гура-Быкулуй.
За их бессмысленную, напрасную гибель так никто и не ответил. Да никто и не спрашивал.
Среди прочего поражает и то, что случилось все это не в страшном 41-м, когда навстречу танкам Гудериана бросали и пожилых ополченцев, и юных курсантов, лишь бы задержать идущего на Москву врага хоть на два-три часа. Жестокую необходимость этого можно понять. Но как объяснить чудовищное и безнаказанное самодурство начальства в 1944-м? Когда уже не было никакой нужды в бессмысленных жертвах. Или была непреходящая нужда в звездах на плечи и на грудь?..
Давно известна истина, что героизм подчиненных - цена безрассудства, безграмотности или карьеризма начальства, и на войне она проявлялась с жесточайшей очевидностью.
Слишком много подобных примеров осталось в памяти Петра Михина. И это легко объяснить: сумасбродство начальства, его карьеризм, угодничество, трусость наносили вреда не меньше, чем кинжальный огонь немецких пулеметов. И спасения от этого не было. В памяти фронтовиков остались незаживающими рубцами бесконечные примеры того, как их гнали в гибельные атаки на неподавленные пулеметы, как невиновных отправляли на расстрел, как погибали их друзья из-за прихоти начальников-самодуров, как заслуженные ими награды доставались трусам и бездельникам.
В августе 1944 г. в ходе Ясско-Кишиневской операции батарея под командованием Петра Михина была брошена на перехват прорывавшихся из окружения частей противника. По широкой и многокилометровой балке двигалась огромная масса войск, и путь им преградила одна-единственная батарея - четыре орудия и 26 человек. Пушки Михина открыли огонь прямой наводкой, противник ответил огнем из минометов. Началось чудовищное соревнование - кто кого уничтожит быстрее. Победили батарейцы, противник не выдержал и выбросил белый флаг, в плен сдалось более 800 солдат и офицеров. Но и батарея погибла вся: остались лишь двое - раненый Петр Михин и командир одного из орудий.
Самое поразительное, что этот подвиг так и остался не вознагражденным. Пока Михин лежал в госпитале, о нем никто так и не вспомнил, никто к нему не пришел.
Уже после войны, на встрече ветеранов командир дивизии спросил Петра Алексеевича: «А не знаешь ли того командира, который в Молдавии лавину фашистов остановил? По-моему, он жив остался...» И когда генерал узнал, что перед ним тот самый командир, он очень удивился: «А почему же мы тебе Героя не дали?» Вопрос повис в воздухе.
Впрочем, Петр Михин сам дает ответ на этот вопрос. В одной из глав он пишет о том, как на фронте давали награды. «Очень жаль, что на войне в основном награждали не за конкретные подвиги, а по срокам пребывания на фронте, даже не всегда учитывали, в разведку человек ходил или в обозе восседал. Награждения готовились кампаниями... Требовалось еще, чтобы среди награжденных были представлены все национальности, все социальные группы населения. Особая забота проявлялась о политработниках. Их в списки включали в первую очередь. Прежде всего, решался вопрос, кого внести в список, а уж потом подбиралась соответствующая его положению награда... Количество и разнообразие наград, причитающихся воинской части, тоже определялось не ее боевой активностью, а пронырливостью руководства... »
На той самой встрече однополчан Петр Михин узнал, кому досталась заслуженная им Звезда Героя за форсирование Днестра. Звезду
получил комсорг полка, которого, на всякий случай, сразу же перевели в другую часть.
Книга Михина ставит очень важный, ключевой для понимания той войны вопрос: как же все-таки они, тогда еще совсем юные, двадцатилетние лейтенанты сумели найти свою правду войны, которая одна укрепила их веру в правоту своего дела, не дала зачерстветь их душам. Ту правду, что заставляла солдат подниматься в свою последнюю атаку, а их командирам давала право посылать их на верную смерть. Именно эта правда сделала возможным и коренной перелом под Сталинградом и Курском, и Победу - в 1945-м.
Петр Алексеевич Михин дает ответ и на этот очень непростой вопрос: «Пехота не просто уважала, а искренне любила меня. И это было самым сильным лекарством, спасавшим мою душу от начальственных невзгод... Окопные офицеры, готовые в любую минуту умереть и не мечтавшие даже дожить до конца войны чувствовали свою второсортность и ни о какой перспективе не мечтали. Поэтому они не обзаводились хрустящими портупеями, хромовыми сапогами, кубанками и фуражками... В помятом, грязном и копченом обмундировании, в кирзовых сапогах... Воспринимали свою второсортность полевые офицеры спокойно, без обиды и возмущения... Их не трогало и не интересовало, что знают и думают о них в штабах и политотделах. Гордились, радовались и довольствовались тем, что они честно служат Родине, а оценку их деятельности ,самую объективную и самую значимую для них, дают им Люди Передовой»
Однажды в споре с одним из коллег возник вопрос: о чем должен писать историк - о том, как победили, или же о том, как воевали в ту Великую войну? Ценность книги Петра Михина - в откровенном, прямом рассказе о том и другом. В одной из глав он описывает эпизод, когда в декабре 1944 г. встретились офицеры двух армий - советской и болгарской. К тому времени Болгария разорвала союзнические отношения с гитлеровской Германией, превратилась в союзницу СССР - и болгарские вооруженные силы вместе с Красной армией вели боевые действия против германских войск на Балканах.
Дивизион Михина передавал болгарам свои позиции. Но при передаче, несмотря на взаимную симпатию, возникла заминка. Командир болгарского дивизиона, 40-летний кадровый офицер, узнав, что командиру советского дивизиона всего 23 года, не смог скрыть своего удивления: «Неужели немцы настолько повыбили из рядов русской армии зрелых офицеров, что даже дивизионами командуют теперь мальчишки? Это же наверняка снижает боеспособность войска! У немцев-то, конечно, огнем дивизионов управляют солидные, зрелые офицеры...»
Но вскоре болгарским офицерам на собственном опыте довелось понять, чего стоять эти «двадцатилетние мальчишки». Противник ранним утром следующего дня нанес неожиданный удар. Управление огнем
болгарского дивизиона было нарушено, немецкая пехота броском приблизилась к болгарским позициям. И здесь советские артиллеристы показали, что значит опыт трех лет войны. Капитан Петр Михин, понимая, что противник наверняка обнаружил смену частей, для страховки приказал оставить на прежних позициях одну из своих гаубичных батарей. А когда немцы перебили своим огнем телефонные кабели, его связисты сумели передать данные для стрельбы на свою батарею по запасной импровизированной линии из... колючей проволоки. Огонь советских гаубиц остановил наступление немецкой пехоты. Изумлению и восхищению болгар не было предела.
Есть простой способ понять, насколько хороша та или иная прочитанная книга: прислушаться к своим чувствам после расставания с ней. После прочтения воспоминаний Петра Алексеевича Михина остаются горечь и гордость - те чувства, которые и должна вызывать память о страшной войне, непомерных жертвах и неизмеримо великой Победе. Это те чувства, которые не позволят ни нам, ни нашим детям забыть величие Победы, и те страдания отцов и дедов, простых солдат, не думавших о великом, но вершивших его.
