Погребения воинской элиты архаического времени из Центральной Абхазии

ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2011. № 1

А.И. Джопуа

(директор Абхазского государственного музея, г. Сухум, кандидат исторических наук)*

ПОГРЕБЕНИЯ ВОИНСКОЙ ЭЛИТЫ АРХАИЧЕСКОГО

ВРЕМЕНИ ИЗ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АБХАЗИИ1

Публикуются три богатых воинских комплекса из Центральной Абхазии, содержащие предметы вооружения, конское снаряжение и предметы античного импорта. Все они относятся к периоду начала греческой колонизации Восточного Причерноморья — VI в. до н.э. Анализ материала этих погребений позволяет говорить об их принадлежности местной воинской аристократии, имевшей контакты с греками-колонистами.

The article describes three wealthy military burial sites from Central Abkhazia with weapons, caparison and items of ancient imports. These sites are dated as the beginning of Greek colonization of the Eastern Black Sea, that is 6th century B.C. The analysis of items from these sites indicates its belonging to the local military aristocracy, which had contacts with Greek colonists.

period, Great Greek colonization, weapons, armory, caparison, Greek imports.

В настоящее время в Центральной Абхазии можно выделить три элитных воинских погребальных комплекса, относящихся к VI — началу V в. до н.э., т.е. ко времени начала колонизации региона греками.

Два комплекса происходят из села Нижняя Эшера. Одно из них — погребение всадника в сопровождении трех коней и зависимого лица, обнаруженное в 1977 г. в 100 м к востоку от Эшерского городища, уже было предварительно опубликовано2. Могильная яма размером 3x4 м имела четырехугольную форму с закругленными углами. Примерно в середине ямы прослежены остатки человеческих костей. Среди них находились одна золотая и две серебряные привески, фрагменты сосуда, фрагменты кинжала или ножа. Костяк был ориентирован на северо-восток. Справа от него в 0,8 м

* Джопуа Аркадий, тел. 8-940-990-50-46; e-mail: arkadi100@rambler.ru

стояла раздавленная чернофигурная амфора, ее крышка была обнаружена в 1,5 м к югу от сосуда. Слева от центрального захоронения находилось погребение «конюха» — мужской костяк хорошей сохранности головой на северо-запад. Слегка согнутые руки были положены на животе. Вплотную к нему с востока примыкали три конских погребения3, лежавшие головами на северо-восток, здесь же обнаружены кости молодого бычка и свиньи.

Весьма интересна узда этого комплекса, которая в первой публикации была сопоставлена с уздой скифского облика4. В то же время Ю.Н. Воронов отмечал своеобразность найденных здесь удил и псалиев5.

Следует отметить, что С-овидные железные псалии в этих однотипных уздечных комплектах крепились не при помощи жестких ремней, а посредством специальных шпеньков-заклепок, находящихся у начала, отдельно откованных петель для повода. С одной стороны, эти железные комплекты можно считать развитием перед-неазитских и закавказских удил с жесткоскрепленными или напускными псалиями. Отметим, что уздечные комплекты VII—VI вв. до н.э. весьма редки на территории Центральной Абхазии. Здесь встречена архаическая узда как скифского типа — Куланурхва, погребение 46, так и закавказского — Красный Маяк, погребение 87. В 2004 г. на поселении Холм Верещагина были обнаружены железные удила, звенья которых были откованы вместе с трехпетельча-тыми псалиями, которые представляют другой вариант развития переднеазиатско-закавказской схемы узды. Железные С-овидные или прямые псалии, приклепанные либо приваренные кузнечной сваркой к стержням удил в месте их перехода к поводному кольцу, характерны для удил векерзугского8 или, как ныне предложил М. Бандривский9, подольско-карпатского типа. Если Ян Хохоров-ский датировал памятники типа Векерзуг в пределах VI — начала V в. до н.э., что вполне сопоставимо по времени с рассматриваемым нами комплексам из Абхазии10, то сейчас в связи с общим пони-

жением абсолютных дат среднеевропейской схемы период НаС2, к которому относятся данные уздечки, датируется в пределах VII в. до н.э.11 В то же время мы должны отметить и важные отличия эшерских удил от среднеевропейских. На удилах из Нижней Эшеры кольца для повода откованы отдельно. Один конец их свернут в петлю для крепления повода, другой пропущен через конец грызла, свернутый в маленькую петлю. Среднее отверстие в псалии фиксируется специальной заклепкой на конце. Таким образом, псалий мог свободно поворачиваться (рис. 1). Поводное кольцо также было подвижно в пределах длины стержня его основания. Подобная уздечка отличалась и от скифской, и от среднеевропейской, сочетая в себе элементы жестко-скрепленных и подвижно-скрепленных уздечек.

Элементом, заимствованным из ареала скифо-савроматской культуры, вне сомнения является уздечное украшение в виде кабаньего клыка с зооморфным изображением (рис. 2,2). Как отметила Е.Ф. Чежина (Королькова), сделавшая сводку подобных изделий, данный клык «является единственным экземпляром, на котором представлено изображение полной фигуры хищника в позе «припавшего к земле»12. Наибольшее их количество происходит из Нижнего Поволжья и Южного Приуралья, из памятников, традиционно считающихся савроматскими13. Как считает Е.Ф. Чежина, вся серия орнаментированных клыков и их имитаций из бронзы, встреченных на просторах Евразии, находится в относительно небольшом хронологическом интервале, ограниченном «примерно концом VI — первой половиной V в. до н.э.». Исключением является относимый исследовательницей к VIII в до н.э. клык из Аржана, который отличается и конструкционно от всей серии14. В данном исследовании подчеркнута и исключительная важность эшерского орнаментированного клыка, заключающаяся в том, что он единственный найден в комплексе, надежно датированном греческим импортом15. Следует отметить, что традиция конских украшений в виде орнаментированных клыков в Центральной Абхазии получила свое продолжение в более позднее время. В 2004 г. в слое Эшер-ского городища нами был обнаружен резной кабаний клык с изображением головы кабана и рядом зооморфных превращений. По своим стилистическим особенностям и положению в слое он не может быть датирован ранее начала IV в. до н.э.16

Встреченные в Эшерском комплексе 1977 г. украшенные рельефным елочным орнаментом колокольчики в равной степени находят аналогии как в памятниках юга Восточной Европы, так и Закавказья. Всего у черепов шейных позвонков лошадей было обнаружено 9 колокольчиков. В настоящее время в фондах Абхазского государственного музея хранится семь маленьких колокольчиков высотой 5—6 см (рис. 1,3-9) и один большой высотой 9 см (рис. 1,7).

Рис. 2

Подобные орнаментированные колокольчики имеют широкую дату бытования — от конца "УП—У вв. до н.э. (Абано, погребение 6; Нартан, курганы 13, 15, 17, 18) до первой половины IV в. до н.э. (Уляп, курган 5)17. По хронологическим разработкам А.Ю. Скако-ва, в памятниках колхидской культуры подобные колокольчики

встречаются в пределах VI в. до н.э. (возможно, вторая половина VII в. до н.э.) — первой половины V в. до н.э.18 Не уникальны орнаментированные бронзовые колокольчики и в Центральной Абхазии. Они встречены в Красномаяцком могильнике, в могильнике Шубара-2, в погребении у с. В. Яштхуа19.

К местной колхидской культуре следует отнести серебряную височную подвеску с раскованными окончаниями с золотой би-спиральной привеской. Бронзовые биспиральные привески встречены в могильнике вместе с цепочкой в погребении 3 могильника Куланурхва. Там же встречены аналогичные эшерским височные подвески, однако с сомкнутыми концами20. Вне комплекса биспи-ральные подвески, бронзовые и железные, встречены и в могильнике Джантух21. Очевидно, они также имеют широкий хронологический диапазон, доживая по крайней мере до второй половины V, а возможно и до IV в. до н.э. Об этом говорит их находка в погребении 2 (2003 г.) на Эшерском городище. Эта дата обусловлена

стратиграфической ситуацией участка, который в это время ис-

пользовался как некрополь22.

Наиболее важное место в архаическом комплексе из с. Нижней Эшеры принадлежит чернофигурной амфоре (рис. 3). Это крупный сосуд с яйцеобразным туловом, покатыми плечиками, плавно переходящими в широкое горло, завершающееся венчиком в виде перевернутого усеченного конуса (так называемая Belly-амфора, тип А). Ручки имеют закраины, украшенные виноградной лозой. Подставка профилированная, состоит из двух стоящих друг на друге дисков. Нижняя часть амфоры у ножки украшена лучевым орнаментом. Рисунок расположен в метопах, ограниченных сверху орнаментом из соединенных плетенкой пальметок и цветов лотоса. Сторона А: сцена из Дионисийских мистерий (рис. 3). Центральная пара представляет собой Диониса и женскую фигуру в длинных одеждах, стоящих лицом друг к другу. Персонажи изобра-

Рис. 3

жены статично, выделены обрамляющими их виноградными лозами с кистями винограда. Вероятно, это Дионис и Ариадна или Персефона. За Дионисом, лицом к нему расположены две фигуры — менада и сатир. Они изображены в движении. С правой стороны композиции лицом к остальным персонажам помещена еще одна фигура танцующего сатира, играющего на флейте. Сторона Б: сцена выезда на квадриге. На колеснице, запряженной четверкой лошадей, помещены две фигуры: возница, фигура воина позади него, в панцире и шлеме со щитом и копьями в руках. Перед его головой сохранилась надпись NIKON. За колесницей расположена фигура в гиматии, лицо которой перекрыто щитом, передняя часть — ко-

лесницей. Две фигуры воинов в воинском облачении расположены перед колесницей вправо, одна — непосредственно перед колесницей, другая — за квадригой. Справа, перед квадригой, лицом к композиции расположена еще одна фигура в гиматии. Крупные утраты затрудняют идентификацию персонажей. За надписью NIKON следует крупная утрата, возможно, здесь могло быть написано слово КАЛОХ. Можно предположить, что роспись посвящена некоему лицу, победившему в конных воинских соревнованиях. Известна Панафинейская амфора из Вульчи с изображением колесницы и надписью КАЛОХ NIKON23.

Роспись выполнена в манере мастера Лисиппида, работавшего в мастерской горшечника Андокида (Бизли). Наиболее близки изображению на нашей амфоре росписи на амфорах из Британского музея24, из Бостона25, из ГМИИ им. А.С. Пушкина (все — 530-е гг. до н.э.)26, из Государственного Эрмитажа — 520-е гг. до н.э.27

Форма амфоры, расположение и стиль росписи соответствуют сосудам, вышедшим из мастерской Андокида. Однако следует принять во внимание некоторую небрежность в построении композиции и росписи, не свойственные работам самого мастера Лисиппида. Возможно, это работа кого-либо из его последователей. Амфору из с. Нижняя Эшера мы можем датировать 530—520-ми гг. до н.э.

Осенью 2005 г. также к юго-востоку от Эшерского городища в урочище Кутышха были обнаружены остатки богатого воинского захоронения архаического времени. Комплекс был обнаружен при совершении современного захоронения на территории абхазского фамильного кладбища. В связи с этим обстоятельством доследовать место находки было невозможно. В комплекс входили: фрагмен-тированные железные топор-секира (рис. 5,4) и кинжал-акинак с прямоугольным навершием и почковидным перекрестием (рис. 4,1), железные двулопастные наконечники стрел (рис. 5,5—13), фрагменты маленьких петельчатых железных удил (рис. 4,7), оселок (рис. 4,4), наконечник копья (рис. 4,5), серебряная височная подвеска (рис. 4,2), а также остатки бронзового доспеха (рис. 5,1—3) и бронзовый крючок (рис. 4,3).

Рис. 4

Сильно поврежденный окислами топор из данного комплекса имеет короткий округлый в сечении обушок и узкое отогнутое вниз лезвие (рис. 5,4). Подобные топоры-секиры имеют архаическую форму, характерную для VI в. до н.э. и восходящую к мест-

Рис. 5

ным бронзовым топорам28. Он близок, например, к железному топору из погребения 5 могильника Куланурхва29.

Фрагменты железного кинжала, происходящего из данного комплекса, позволяют судить о его форме. Перед нами короткий кинжал-акинак с брусковидным навершием и бабочковидным или почковидным перекрестием (рис. 4,/). В скифских, меотских, а также закавказских комплексах подобные кинжалы датируются в пределах второй половины "УП—У в. до н.э.30 Встречены подобные кинжалы и мечи и в ряде пунктов Абхазии31. Фрагменты железного кинжала предположительно этого же типа обнаружены в распашке на территории Эшерского городища32.

Встреченные здесь железные втульчатые наконечники стрел (рис. 5,5—13), несмотря на плохую сохранность, можно отнести к местным подражаниям двулопастным скифским стрелам с остролистой головкой33. Подобные наконечники стрел встречены в Абхазии в погребении 5 раннескифского времени в могильнике Куланурхва34.

Серебряная височная подвеска из этого комплекса имеет почти смыкающиеся концы, один из которых свернут в спираль (рис. 4,2). Вероятно, эта форма подвесок восходит к подвескам восточного и центрального варианта кобанской культуры, к проволочным или пластинчатым подвескам в 1,5 оборота из бронзы или электра, с одним или двумя концами, свернутыми в спираль35.

Предмет в виде стержня из мелкозернистого песчаника или сланца, очевидно, следует отнести к оселкам (рис. 4,4). Его концы имеют с двух сторон характерную потертость и по два желобка. Точных аналогий данному предмету нет, однако мы можем предположить, что он имел с двух сторон по металлическому колпачку, один из которых служил для его подвешивания. Оселок с золотым колпачком обнаружен погребении 9 в Вани, относящемуся к IV в. до н.э.36 Известны оселки с золотыми колпачками, правда, односторонними, из курганов IV в. до н.э. Северного Причерноморья —

Талаевского, Куль-Оба, Малой Близницы, Чертомлыка, Карагоде-уашх37. Между тем, судя по находке оселка с колпачком в лужицком комплексе из Фетерсфелде (Виташково), оселки с золотыми колпачками известны по крайней мере с V в. до н.э.38 Допустить, что оселок мог быть украшен с двух сторон, позволяет находка золотого колпачка без отверстия или петельки для подвешивания в Бердянском кургане39. В то же время Д. Уильямс и Дж. Огден указывали, что подобные тонкозернистые камни в золотой оправе являлись не оселками, а пробирными камнями, которые, по их мнению, «были необходимой принадлежностью представителей элиты»40.

Несколько слов нужно сказать о железном стержне с петлей, происходящем из этого комплекса (рис. 4,7). Судя по его размерам и размерам петли, он мог служить звеном удил, аналогичных тем, которые были обнаружены в погребении с чернофигурной амфорой. В эту петлю могло быть вставлено кольцо с поводной петлей, к которой также подвижно крепился псалий.

Наибольший интерес в данном комплексе представляют детали бронзового доспеха.

Бронзовый панцирный доспех состоял из кованного бронзового листа нагрудника-«кирасы», от которого сохранилось несколько фрагментов (рис. 5,1—2), и более 3 тыс. бронзовых чешуек полуовальной формы с тремя отверстиями (рис. 5,3). Набор чешуек правосторонний. Отметим, что отдельные чешуйки в Восточном Причерноморье были встречены на самом Эшерском городище и городище Вани41. Многочисленные фрагменты панциря обнаружены в погребении 8 могильника Саирхе в Верхней Имеретии42. Он датируется по встреченным здесь импортам IV в. до н.э. Химический и металлографический анализ одной из чешуек показал, что он выполнен из свинцово-оловянистой бронзы.

Состав металла следующий:

Sn Pb Zn Bi Ag Sb As Fe Ni Co Au

Осн. 15 1 0,03 0,01 0,0005 0,04 0,031 0,1 0,01 0,008 0,01

Металлографический анализ, выполненной И.Г. Равич, показал, что панцирные чешуйки были изготовлены из откованной в холодную листовой бронзы. Об этом и свидетельствует присутствие свинца в сплаве. Высокое содержание олова обеспечивало твердость и золотистый блеск доспехов. Чешуйки панцирей с высоким содержанием олова в сплаве обнаружены в районе Новороссийска и в кургане 2 у с. Волковцы в Днепровском Левобережье43. По составу металла чешуйки из Кутышхи ближе волковецким пластинам.

Следует отметить, что комбинированный панцирь встречен в Закавказье впервые. Отметим также, что бронзовые «кирасы» не характерны для скифов Северного Причерноморья, которые уже в конце VIII—начале VII в. заимствуют в Передней Азии идею чешуйчатого доспеха и используют его до конца скифской эпохи.

В то же время сплошные панцири известны в Греческом мире с конца VIII в. до н.э. В архаический период изготавливались так называемые «колоколовидные» панцири, закрывающие весь корпус воина44. Судя по имеющимся фрагментам, невысокая «кираса» прикрывала только грудь воина, имея выпуклости грудных мышц. Ниже находилась «планка» с отверстиями, к которой, возможно, крепилась кожа с нашитыми на нее бронзовыми пластинами. Характерные изображения на вазах позволяют утверждать, что такой признак, как выпуклые «грудные мышцы», появляется на греческих панцирях к середине VI в. до н.э., и это является шагом к переходу к «мускульной кирасе»45. О том, что греки использовали и чешуйчатые панцири, свидетельствуют ряд изображений на вазах, а также отдельные находки панцирных чешуек на античных памят-никах46. В какой-то мере реконструировать наш панцирь помогает изображение на краснофигурном килике 510—500 гг. с изображением Ахилла и Патрокла47. На этом изображении панцирь на героях разделен на три части: верхняя закрывает грудь, средняя — живот до пояса и нижняя — «юбочка» с вертикальными пластинами. Части отделены на этом панцире пластиной с изображением ме-

андра. На основании этого изображения мы можем лишь предположить, что чешуйчатыми пластинами был бронирован живот, спина и плечи, в то время как грудь защищал сплошной нагрудник, к которому снизу крепилась основа части с панцирными чешуйками.

Встреченные в комплексе из Кутышха фрагменты двух восточ-ногреческих киликов, вероятно, относятся к группе ионийских двуручных чаш с точечными розеттами и группами вертикальных палочек. Эта группа керамики имела широкое распространение. Самые ранние образцы подобных киликов датируются еще концом VII в. до н.э. Особенно типична эта группа для первой половины VI в. до н.э., а самые поздние образцы доживают почти до конца этого столетия. К сожалению, сохранность фрагментов очень плохая, роспись не сохранилась, но предположительно они могут быть датированы второй половиной VI в. до н.э.

Кроме этих двух комплексов необходимо вспомнить и погребение 7 могильника Красный Маяк, расположенного на западной окраине Сухума, в 3 км от Эшерских комплексов. В могильной яме этого погребения, в котором не сохранились кости, обнаружена бронзовая пластина — накладка на щит, фрагменты наконечников копий и железный нож48. Вплотную к нему, как указывает М.М. Трапш, примыкало конское погребение 849, составляющее, вероятно, единый комплекс с погребением 7. Следует, однако, отметить, что захоронения, очевидно, совершены в разных ямах, так как в человеческой могиле прослежена галечная выкладка, а в конском захоронении она отсутствует50. Таким образом, можно полагать, что перед нами сопровождающее захоронение коня, совершенное в отдельной яме.

Огромный интерес представляет обнаруженный здесь щит с накладкой в виде орла (рис. 6). Первоначально Ю.Н. Воронов вслед за Б.Б. Пиотровским51 отнес этот предмет к кругу скифских, датируя его первой половиной — серединой VI в. до н.э. В то же время он приводит и греческие параллели подобных щитов, известных по вазописи52. Однако уже в конце 80-х гг. он относит данный щит к произведениям восточно-греческих мастерских второй половины VI в. до н.э.53

Рис. 6

Г.Р. Цецхладзе54 и Г.Т. Квирквелия55 аргументировали это предположение, приведя ближайшие аналогии: щит VI в. до н.э. с острова Самос и находку в Олимпии 1938/1939 г.56 Отметим, что подобные щиты с изображением орла начинают встречаться в греческой вазописи начиная с VII в., например на протокоринфской вазе с изображением трех конных воинов57. Известны изображения этих щитов в течение VI в до н.э. и на посуде аттического и «хал-кидского» производства58. Таким образом, сам щит может быть датирован в пределах VI в. до н.э. Бронзовые удила, обнаруженные в сопровождающем конском погребении 8, имеют трехпетельчатые

неподвижно скрепленные удила «закавказского» облика с шипа-стыми грызлами. В Закавказье к этой схеме удил наиболее близки одни из четырех пар удил из погребения 5 могильника Саирхе в Имеретии, датирующиеся по античным импортам второй половиной V в. до н.э.59 О том, что «закавказские» жестко скрепленные удила доживают до середины V в. до н.э., свидетельствует и находка подобных удил, однако не трехдырчатых, а трехпетельчатых в комплексе погребения из Итхвиси Чиатурского района, встреченных с киликом группы Хаймон и чернолаковой вазочкой60. Интересно, что полная аналогия этим удилам случайно обнаружена в Лубнах под Полтавой (Лесостепная Скифия)61. Весьма интересен и найденный при лошади колокольчик, на котором имеются изображение двуглавого орла и рельефные насечки. В целом он совпадает по своим показателям с вышеупомянутыми колокольчиками из погребения в с. Нижняя Эшера.

Таким образом, на наш взгляд, комплекс из Красного Маяка можно датировать широко: в пределах второй половины VI — первой половины V в. до н.э.

Аналогичные колокольчики с изображением орла найдены в могильнике Сухумской горы вне комплекса и в могильнике Брили. На всех изображен орел с одной головой, композиционно восходящий к греческой иконографии летящего орла62. Как мы указали выше, греческий орел, изображенный на щите, вполне мог являться прототипом для подобных изображений на колокольчиках. Данный мотив продолжает встречаться в Восточном Причерноморье и позже, например в Вани на золотых бляшках из погребения 6 (по времени, близкому к рубежу V—IV вв. до н.э.) и погребения 9 (третья четверть IV в. до н.э.). Однако в последних мы уже видим сильное северопричерноморское влияние63. Отметим, что бляшки, встречающиеся здесь, как правило, парные, причем головы птиц на этих бляшках обычно направлены в разные стороны. Скорее всего, они являлись апотропеями, защищающими владельца от напастей, грозящих с разных сторон. Очевидно, эту же цель пре-

следовал и мастер, создавая модель для колокольчика из Красного Маяка с двуглавой птицей, смотрящей в разные стороны, призванной максимально «защитить» всадника и лошадь64.

Таким образом, в районе Эшерского городища уже известно три погребения, которые можно считать погребениями представителей местной воинской элиты, находившейся в период начала греческой колонизации в тесном контакте с греками и широко использовавшей в своей паноплии и быту привозные предметы. Все они принадлежат воинам-всадникам.

Появление погребений элиты, а также степень поляризации общества в Северо-Западной Колхиде являются предметом дискуссии. Рядом исследователей выдвигался тезис о развитой социальной и политической организации в Восточном Причерноморье, обусловленным существованием сильного государства — «Колхидского царства». В наиболее концентрированном виде эта идея была сформулирована в работе Г.А. Лордкипанидзе65. В то же время Н.Ю. Воронов считал неубедительными указания грузинских археологов на сильную поляризацию общества в Северо-Западной Колхиде, приводя в качестве примера погребения могильника Красный Маяк античного времени66.

В погребении из Нижней Эшеры, где был обнаружен безынвентарный костяк рядом с конским захоронением, он видел «первое реальное свидетельство существования на территории Северной Колхиды уже во второй половине VI в. до н.э. института патриархального рабства», и считал его аналогичным приусадебным захоронениям V—IV вв. до н.э. в Вани в Центральной Колхиде. Подобные захоронения, появившиеся в разных частях Восточного Причерноморья, по мнению Ю.Н. Воронова, свидетельствуют о раннеклассовом характере аборигенного населения, особенно там, где оно незадолго до этого вступило в контакт «с греко-иранским миром». «В то же время эти захоронения указывают на то, что рабовладельческие отношения в колхидском обществе так и не вышли за пределы патриархального рабства, характеризовавшие многие племена Восточного и Южного Закавказья в эпоху средней и особенно поздней бронзы»67.

Недавно появилась книга А. Биль, которая выступила с критикой грузинской историографической традиции «Колхидского царства», отметив, что она не подтверждается письменными источниками, а само царство упомянуто лишь в мифе об аргонавтах68. Автором был проанализирован огромный материал опубликованных погребальных комплексов античного времени VI—I вв. до н.э., который был разделен на две большие группы: погребения типа A и погребения типа В. Наиболее богатые погребения с трупополо-жением, часто сопровождаемые погребениями коней и зависимых людей, исследовательница относит ко второй группе — В, считая, что их можно связывать с присутствием и сильным влиянием евразийских кочевников. Автор высказывает предположение, что это скифы, осевшие в период их походов в Переднюю Азию «в удобно расположенных местностях, для того чтобы контролировать торговые пути»69.

Подобная трактовка кажется нам сомнительной. Mbi можем говорить лишь о влиянии, которое оказало присутствие здесь киммерийцев и скифов в период походов конца VIII — первой половины VII в. до н.э. и которое выразилось в появлении здесь всаднических погребений. В то же время связи данной территории со всаднической, однако оседлой культурой Северо-Западного Кавказа, прослежены еще в допоходное время, по крайней мере в первой половине VIII в. до н.э.70 Отметим, что наличие сопровождающего конского захоронения в эпоху раннего железного века для Кавказа становится обязательным для представителей элиты. То же можно сказать и о сопровождающем погребении, которые в Закавказье, как указывал Ю.Н. Воронов, появляются еще в эпоху средней бронзы. Для элиты также типично использование импортного вооружения и конского снаряжения. В конском снаряжении таким возможным импортом может быть роговая подвеска, выполненная в зверином стиле скифо-савроматского круга. В то же время узда этого комплекса не имеет никаких близких аналогий в скифо-сарматском мире. Уздечные детали из погребения 7/8 могильника Красный Mаяк, напротив, имеют исключительно местное закавказское происхождение. Находки подобных удил на скифской территории интерпретируются как закавказский импорт71.

Общим для данных элитных погребений, рассмотренных нами, является присутствие греческого импорта, наличие которого, безусловно, можно считать показателем богатства и определенного статуса в погребениях Западного Кавказа этого времени как к югу, так и к северу от хребта.

Как уже писал Г. К. Шамба, подобные погребения свидетельствуют о мирном проникновении греков-колонистов в Западную Колхиду и втягивании верхушки местных племен во взаимовыгодный товарооборот с греками72.

Список литературы

6. Воронов Ю.Н. Местное население Северо-Западной Колхиды в VIII— V вв. до н.э. // Демографическая ситуация в Причерноморье в период Великой греческой колонизации. Материалы II Всесоюзного симпозиума по древней истории Пр