ОБ ОСНОВАНИИ ОРЛА ПО РАСПОРЯЖЕНИЮ ИВАНА IV. К ВОПРОСУ ОБ ОСНОВАНИИ ИВАНОМ ГРОЗНЫМ КРЕПОСТЕЙ В ГОДЫ ОПРИЧНИНЫ НА ТЕРРИТОРИИ ЗЕМЩИНЫ

УДК 94(47).043 ББК 63.3(2)43

DOI 10.25797/NG.2019.2.2.011

А.М. Молочников, М.А. Несин

ОБ ОСНОВАНИИ ОРЛА ПО РАСПОРЯЖЕНИЮ ИВАНА IV. К ВОПРОСУ ОБ ОСНОВАНИИ ИВАНОМ ГРОЗНЫМ КРЕПОСТЕЙ В ГОДЫ ОПРИЧНИНЫ НА ТЕРРИТОРИИ ЗЕМЩИНЫ

Аннотация: В данной статье рассматривается непростой вопрос об участии Ивана IV в основании г. Орла в 1566 г. И шире — причастности царя к укреплению русских рубежей, не входящих в территорию опричнины. Авторы показывают, что согласно показаниям различных источников царь принимал в этом деятельное руководящее участие. При этом отмечается, что распоряжение царя об опричнине 1565 г. не предусматривало неВ официальном московском летописании (Никоновской летописи), как известно, содержится информация об основании г. Орла по распоряжению Ивана IV. Долгое время историки с ней не спорили. В монографии В.В. Пенского утверждается, что Орел был поставлен Иваном Грозным наряду с другими городами для укрепления юга страны от крымских нашествий: «разрушив Псельский город, Иван взамен приказал продолжить укреплять южную границу, перекрывая доступ татарам к сердцу Русского государства. Так, в 1563 г. был отстроен Новосиль, в 1566 г. были возведены Орел и Епифань, за ними последовал в 1568 г. Данков»1.

возможности такой деятельности на территории земщины и что в источниках нет данных ни об одном случае основания города земщиной. Кроме того, в статье дано комплексное исследование мора на Руси в 1565-1566 г. Показано, что мор был связан с чумой. Кроме того, авторы уточняют даты и ход события нашествия крымцев на болховскую округу осенью 1565 г.

Недавно В.Д. Назаровым было высказано мнение, что вопреки летописному известию, Иван Грозный не мог в 1566 г. основать г. Орел, потому что территория, на которой был основан город, относилась не к опричнине, а к земщине, к коей царь не имел никакого касательства и в частности не мог основывать приграничные крепости, это будто бы была исключительная прерогатива земских властей2.

chapter.php/1017169/10/Penskoy_-_Ivan_ Groznyy_i_Devlet-Girey.html

Наверное, такие взгляды можно объяснить распространенным представлении о второй половине правления грозного царя как о сплошном «царстве террора» с массовыми казнями и затратными военными действиями в Европе. И Иван IV в массовом представлении в этот период никак не совместим с созидательной деятельностью по укреплению рубежей своей страны. А это взгляд столь же односторонний, как и входящее в моду представление о данном царе как фактически безвинной жертвы негативных оценок со стороны не то московитского эмигранта князя А.М. Курбского, не то иноземцев, не то российского либерального дискурса начиная с Н.М. Карамзина. К тому же выступление В.Д. Назарова оказалось сопряжено с острым и дискуссионным вопросом об установке памятника Ивану Грозному в Орле3. Но историк не привел ни одного примера самостоятельного основания городов земской боярской думой.

В.Д. Назаров склонен к необычным (хотя и не всегда убедительным) трактовкам источников4.

echo.msk.ru/programs/diletanti/1821092-echo. html

В данном случае его концепция зримо расходится с распоряжением Ивана Грозного, который при учреждении опричнины повелел «государьство же свое Московское, воинство и судъ и управу и всякие дела земские приказалъ ведати и де-лати бояромъ своимъ, которымъ велелъ быти въ земскихъ: князю Ивану Дмитриевичу Бельскому, князю Ивану Фёдоровичу Мстиславскому и всем бояромъ.... а ратные каковые будут вести или земские великие дела, и бояромъ о техъ де-лехъ приходити ко государю, и государь зъ бояры темъ деломъ управу велит чи-нити»5. Таким образом, военное дело на территории земщины по распоряжению государя оказалось в ведении царских людей, а не независимых от царя земских учреждений. И земские бояре согласовывали с главой государства, как военные, так и важные гражданские вопросы6.

государственном аппарате самодержавной монархии» и не отражали реального соотношения функций царя и земщины (Палач всея Руси. Кровавые и бесчеловечные убийства, совершенные Иваном Грозным; Дилетанты: Кому нужны

памятники Ивану Грозному?). Однако в таком случае царское распоряжение об учреждении опричнины в котором государь прописывал, что будет вникать в военные и значимые земские дела земщины: тоже надо объявить условностью? Правда, в таком ключе его Назаров не трактует. Однако, дает ему не менее экстравагантные характеристики: оказывается земщина управлялась исключительно «земской боярской думой, которая могла обращаться к царю лишь в исключительных случаях: по международным делам или срочным военным вопросам» (Палач

Что же говорят источники о деятельности Ивана IV в 1565-1566 г. на южных и западных рубежах страны?

детельство заставляет отвергнуть встречающуюся в историографии гипотезу, что мор представлял собой эпидемию сыпного тифа10.

К сожалению, эпидемии второй половины 1560-х гг. на Руси до сих пор комплексно не изучены. Относительно много известий перечислено А.А. Зиминым, но он не занимался их критическим анализом и сопоставлением — достаточно сказать, что ссылаясь на хронику Русова, он не обратил внимание на содержащееся в ней название болезни — чума — и безоговорочно поддержал вышеназванную гипотезу об эпидемии тифа11.

Осенью 1565 г. крымцы вторглись в южные рубежи Руси и подвергли приграничный г. Болхов артиллерийскому обстрелу. Ныне Болхов расположен не на самом юге России — это центр одноименного района на севере Орловской области. Но в то время он находился на самом южном по-граничье русского государства. Разгром крепости дал бы крымцам возможность легче осуществлять свои грабительские нашествия вглубь русских земель. Вероятно, этот поход имел для Крыма большое значение: в нем участвовали сам хан Дев-лет-Гирей и его два царевича.

Хронология нашествия крымцев на болховскую округу по-разному представлена в источниках. Никоновская летопись и разрядные книги сообщают, что 29 сентября 1565 г. в Москву царю пришла весть, что 21 числа крымское войско видели на подходе к русским границам12.

Разрядные книги упоминают появление крымского хана под Болховым 1 октября, а затем 9 числа в «половине дни» с отходом «того же дни в полночь». Последний отход был явно сопряжен с уходом крым-цев во всояси с русских границ: спешившим Болхову на подмогу «бояром и воеводам» были пожалованы золотые деньги и «велено отпустить воевод и людей по

домом»13.

Согласно известию Никоновской летописи, 11 октября царю пришло послание от болховских воевод князей И.А. Золото-ва и В.И. Кащина, что крымский хан пришел к Болхову 7 числа, из артиллерийских орудий («наряда») «по городу стреляли, и к городу приступали», однако И.А. Зо-лотов с детьми боярскими вышли из крепости, бились с крымцами, и «посаду и ближних [к крепости] дворов пожечь не дали»; 19 октября в «полночь» при приближении на подмогу Болхову русских воевод, крымский хан и «царевичи от города прочь пошли»14.

Даты в Никоновской летописи кажутся нам более достоверными: они соотносятся с донесением болховских воевод, пришедшим в Москву 11 числа, согласно которому крымский хан пришел к Болхо-ву уже 7 октября. Соответственно, 9 числа свежие русские силы никак не могли приближаться к Болхову — по разрядным книгам они двинулись к Болхову уже по «вестем» о приходе к городу крымцев, да и Никоновская летопись пишет об их безотлагательном и прицельном движении «к Болхову»15. Выдвинуться к Болхову они могли только в 10-х числах, и дата от13 Разрядная книга 1475-1598. C. 223-224.

хода крымского хана 19 числа в этой связи вполне вероятна16.

Вероятно, расхождение в датировках были связаны с описками: на Руси цифры обозначались буквами и писец пропустил одну букву в обозначении числа 19 и вместо двух символов — «0Ь> (19) по ошибке написано просто «0» (9), а вместо «з» (7) написал «а» (1); важно иметь ввиду, что в древнерусских рукописных текстах нечетко написанная буква «з» с плохо прорисованной нижней петлей действительно может быть принята за «а». В то же время, интересны данные разрядов о второй попытке крымцев взять город за полдня до отступления при приближении свежих русских сил.

Но, так или иначе, Болхову не суждено было пасть. Местные воеводы князья Иван Андреевич Золотов и Василий Иванович Кашин оповестили царя о подходе крым-цев к городу. А во время вылазки Золотов с болховскими детьми боярскими дали неплохой отпор неприятелю, не дав ему поджечь окраинные дворы. Через 12 дней неприятель и вовсе отступил, узнав о подходе свежих русских сил и даже бросил полон; стоит отметить, что по прибытии крымцев болховские воеводы не только оповестили об этом государя, но на помощь городу прибыли «царевы воеводы»17.

Разрядные книги (в которых содержится наиболее полный перечень русских воевод, поехавших на помощь Болхову)18, добавляют, что «Из опришнины посы16 В.В. Пенской по неясным причинам объявляет ее неверной, хотя не оспаривает факт прибытия уже 11 числа в Москву донесения о приходе крымцев в Болхову (Пенской В.В. Иван Грозный и Девлет-Гирей.)

лал государь под Волхов воевод, как царь приходил к Волхову, воевод с Москвы князя Андрея Петровича Телятевского, князя Дмитрея да князя Ондрея Иванови-чев Хворостининых»19. В данном весной 1566 г. наказе приставу Ф.И. Третьякову, что говорить литовским послам об осеннем приходе крымцев под Болхов, воеводы, двинувшиеся на подмогу Болхову, фигурирует в качестве «государскихъ большихъ воеводъ», применительно к болховской округе, не входящей в состав опричннины, употреблены такие обороты, как «государя нашего земля», «госу-" 20

даря нашего украйна».

Конечно, можно принять во внимание, что той же весной другому литовскому послу в том случае, если тот спросит про опричнину, предписывалось говорить, что в стране никакой опричнины нет, и не надо слушать простонародной молвы, а те люди, что служили царю верно, живут около него, а те, кто нет — пода-лее, но царь волен ставить свой двор где сочтет нужным21. Другое дело, что царь навряд ли таким образом всерьез надеялся убедить литовскую сторону в отсутствии в стране опричнины, скорее, это был способ остроумно уйти от ответа, что не было беспрецедентным случаем для того времени: в том же 1566 г. литовский посол укорял Ивана IV за его притязания на Ливонию: «Николи есмя того не слыхали, чтоб Вифлянская земля была русских государей, а потому Вифлянские земли вотчиною государю вашему назы-вати не по чему, что прежние руские го19 Там же. С. 224.

судари Вифлянскую землю воевывали, а в кроникех написано, что в прежние лета татарове и Москву воевали и иные места, и татаром те места вотчиною не называти ли?». На это получил знаменитый ответ русского дипломата: «И мы того не слыхали, чтобы татарове Москву воевывали, того не написано нигде, а в свои кроники что захотите, то пишите».; Однако такие понятия, как государева вотчина и государева украина на Руси даже применительно к приграничным землям, не относящимся к опричнине официально фигурируют в русских документальных источниках и официальном летописании (некоторые примеры тому будут приведены ниже), поэтому Ф.И. Третьяков в общении с литовскими послами в данном случае не должен был грешить против истины.

Таким образом, Иван IV не только на словах, но и на практике ведал обороной земщины. Болхов не был включен в опричнину.

Весной снова началась эпидемия чумы. По данным Псковской III летописи, по весне мор появился на Озерище (с. Езерище в Витебской обл., Беларусь), там погубил много людей, расспространился на северо-восток — на Великие Луки, Торопец, а также к юго-востоку — в Смоленск и другие «места»22 В данной работе впервые комплексно рассмотрены вспышки мора на Руси в 1565 и 1566/67 гг. Не исключено, что от Озерищ мор распространился на север, в Ливонию: согласно хронике Б. Руссова, той же весной эпидемия вспыхнула в Ревеле (Таллин), и унесла много жизней как в городе, так и за его пределами23.

Но на территории современной Российской Федерации весенний мор вероятно был относительно невелик — в других источниках, включая Никоновскую летопись, много сообщавшей о летних и осенних моровых поветриях — про разразившуюся в Московском государстве эпидемию ничего не сказано. К концу апреля мор в Смоленске уже закончился: от 28 апреля сохранился наказ Ивана IV смолянам отправить навстречу литовским послам 300 местных служилых лю24

дей, и потом содержать послов24, что мало вяжется с образом охваченного смертоносной заразой города; а скорее показывает Смоленск в хорошем и здоровом состоянии.

Согласно Никоновской летописи, 29 апреля 1566 г. «царь и великий князь ездилъ въ объезд в Козелексъ, Белевъ, въ Болъховъ и в иные въ украинные места отъ Крымские украйны, бояромъ же дворяномъ и детемъ боярскимъ повеле съ собою ехати со всемъ служебнымъ нарядомъ»25, т .е, всем необходимым для военной службы. Как видно, государь не исключал возможность военного столкновения с крымцами, поэтому поехал с войском, взявшим все необходимое для боевых действий на случай нападения неприятеля. Однако, ни о каких царских намерениях воевать с крымцами летопись не упоминает. Видимо, основная цель объезда заключалась в чем-то другом. В чем — будет понятно ниже.

Во время поездки царь неоднократно переписывался со смоленскими властями чтобы те встретили едущих на Русь

литовских послов, дали им корма26. Если не знать известия Никоновской летописи о царском объезде, то из переписки никак не следует что он находился в дороге, таким образом, можно предположить, что маршрут Ивана IV с его войском был расписан с точности до дня и его корреспонденты всегда вовремя доставляли письма на нужный стан. Впрочем, в Москве планировать военные походы на месяц вперед научились еще при Иване III, о чем красноречиво говорит история московско-новгородской войны 1471 и похода «миром» в Новгород 1475/1476 гг27

Вып. 2. С. 180-181) При тогдашних средствах сообщения он не мог успеть получить свежее донесение ни от Ивана III, бывшего 24 числа в Волоколамске — в 400 км от Русы и в стольких же от Пскова (ср: Алексеев Ю.Г. Походы русских войск при Иване III. СПб., 2009. C. 112), ни от Холм-ского —ведь чтобы за 5 дней преодолеть путь от Русы до Пскова ему надо было ехать со средней скоростью около 50 км в день. А он вез с собой пленных новгородских кляч (ПЛ. Вып. 2. С. 180), для которых такой пробег в течении нескольких дней подряд едва ли был по силам Надо думать, ехал он из Москвы, а кляч захватил по дороге на Псков в районе Великих Лук или Пустой Ржевы. Самый юг новгородских владений был ему по пути. С другой стороны, Грязной 29 числа точно знал, что Иван III в этот день находится в Торжке (там же. С. 180), хотя получить свежую весть о его прибытии он за сотни верст в течении дня не мог. Очевидно, это тоже было запланировано заранее, как и день взятия Русы. И великокняжеский человек владел такой информацией (Несин М.А. К истории битвы под Суздалем

разом, царь скорее всего выслал семью на лето в Александров, чтобы ей не докучать хлопотами, связанными с переездом в новый дворец и все спокойно подготовить для новой жизни на новом месте в отсутствии домочадцев.

Царская поездка по южным городам продолжалась почти месяц c 29 апреля по 28 мая. 29 дней спустя, «месяца маия въ 28 день царь и великий князь изъ объезда къ Москве приехал, а ездилъ государь въ украйные города отъ Крымские стороны, въ Козелескъ, въ Белевъ, въ Болховъ, въ Олексин и в иные въ украйные места»29. Таким образом, из Москвы царь с войском двинулся на юго-запад, в Козельск (ныне — центр одноименного района Калужской области), затем на юго-восток в Белев (ныне является центром Белевского района Тульской обл), а потом — на юг в г. Болхов (нын. центр одноименного района Орловской обл). Вернулся в Москву Иван IV через Алексин, расположенный в северной части современной Тульской обл., за 150 км от Москвы. Однако, летописец сообщает, что помимо этих городов, государь посетил еще какие то «иные места» на южной окраине Руси. Не исключаем, что он от Болхова проехал еще немного к югу и посетил место нынешнего г. Орла...

В июле 1566 г повелением Ивана IV был пострен город Усвят не далеко от Озерищ, на отвоеванных у Литвы землях (пгт Усвяты Псковской обл)30. Земли Усвята не входили в опричнину, но, тем не менее крепости в них строили по повелению государя.

Между тем, мор в Восточной Европе вспыхнул с новой силой и объявился на

Северо-Западе Руси, вероятно, распространившись из Прибалтики

В июле из Новгорода в Москву была отправлена грамота от боярина Ф. Куракина и 2-х дьяков, А. Безносова и Л. Анапнье-ва, что эпидемия объявилась в Шелонской пятине Новгородской земли (юго-запад нынешней Новгородской области и восток Псковской)31. Далее из Шелонской пятины мор распространился на северо-восток — уже в августе поветрие объявилось в Великом Новгороде32 (Псковская III летопист уточняет, что мор в Новгороде начался на госпожино заговение — в конце августа)33, и на юго-запад — в августе эпидемия вспыхнула в Торопце, Великих Луках, Невеле, Озерищах и Полоцке. В этих городах многие люди умирали «знамением» — явными проявлениями болезне на теле; а в Торопце и векликиз Луках — как в самих городах, так и в уезде умерло много попов, и некому было отпевать мертвых34.

Из Лук или из Полоцка к сентябрю мор распространился в Смоленск. 15 сентября из Смоленска к царю пришла грамота от епископа Семиона и воеводы Василия Морозов «со товарищи», что у них в городе и в уезде бушует поветрие, погубившее много людей разного социального статуса, правда, служилые люди в уезде остались целы35 (от Смоленска гонец должен был скакать сколько-то дней; из этого видно, что эпидемия там началась за сколько-то дней до 15 числа, может быть в конце ав-

густа, или в самых первых числах сентября). Иван IV отдал распоряжение никого не выпускать из города и уезда, чтобы не распространять заразу по стране36; в Смоленске эпидемия либо окончилась до 1 февраля37, или продержалась до марта38 (не исключено, что оба известия дополняют друг друга: 1 февраля 1567 г. Иван IV мог говорить литовскому послу про фактическое исчезновение массовой эпидемии, открывавшем возможность для полноценных дипломатических сношений, а официальная летопись сообщает о полном окончании болезни в Смоленщине).

Видимо, государь не напрасно предпринял такие меры — зараза еще раньше распространилась на восток, и уже 1 сентября появилась в Можайске на Добрейском яме. Иван IV повелел оградить то место заставами и никого оттуда не выпускать ни в Москву, ни в «московские» города, поэтому эпидемия утихла относительно скоро39.

В Новгороде тоже продолжался мор: 10 сентября архиепископ Пимен прислал царю известие, что в городе вспыхнул мор на 16 улицах и многих погубил «знамением»; (Мор в городе и пятинах продолжался 8 месяцев до 1 мая40. Псковский хронист тоже пишет, что мор продолжался далее Николина дня — 6 декабря и распространился по Новгородской земле, в частности, в Русу. Кроме того, осенью начался мор и в Пскове)41. По другой версии, представленной в найденном

А.Н. Насонове летописце, в самом городе и его окрестностях люди стали «мерети» от эпидемии со дня Симеона Столпника (1 сентября) да и до Крещен[ь]я г[о]с[по] дня (6 января 1567 г. — авт.) тянулося»42. Не ясно имеется ли ввиду полное окончание эпидемии, или массовой гибели людей от болезни; во втором случае источники дополняют друг друга.

Новгородская III летопись видимо, по ошибке поместив рассказ в следующую погодную запись за 7076 г. сообщает, что в городе был сильный мор, при котором много людей померло. А кто бежал, к тем применяли жестокие меры: тех ловили и жгли43. Стоит учесть, что в Новгородской III летописи сбой в датировках — по крайней мере при описании событий времен новгородской независимости — случался не раз44. За 7076 г. сведений об эпидемии на территории нынешней России нет45.

Таким образом, к началу осени 1566 г. разные города Руси охватила эпидемия чумы, которая, вдобавок, приближалась к Москве.

Правда в псковской 3 летописи есть косвенное свидетельство о том что в Пскове в сентябре 7076 (1567) г. еще не кончался карантин. Стража поставленная на Череском мосту стеречь от мора увидела видение (ПЛ. Вып. 2. С. 250). Но учитывая что мор был не так далеко — в нын Полоцкой обл. Республики Беларуси, карантин мог сохраняться во Пскове вне зависимости от того, оставался ли мор еще к тому времени в самом городе и его уезде.

его объезда Иван Грозный побывал между двумя очагами эпидемии: Смоленском и Можайском. В условиях того времени такая поездка была связана с борьбой против мора и с укреплением карантинных застав. В этой связи не вполне понятно замечание Назарова по поводу поездки царя: «он молился в Троице-Сергиевом монастыре, побывал в любимой Александровской слободе и поохотился в угодьях Волоколамского и Вяземского уездов»47. В источнике ничего не говорится про охоту, и в словах Назарова можно видеть неподкрепленный аргументацией намек на то, что царь во время поездки отдыхал от дел. Но названные уезды были в этот год не самым лучшим метом для отдыха и гораздо более вероятно, что царь отправился туда для решения насущных задач.

Может быть, именно во время этого объезда по распоряжению царя были основаны города Ула и Орел. Летописец помещает сведения об их возведении по государеву повелению между событиями, относимыми к октябрю и началу но-ября48. Отсутствие информации о точной дате могло было быть связано именно с тем, что распоряжения делались во время объезда; как показала практика весеннего объезда, когда царь вел переписку со смолянами, отдавая распоряжения о встрече и содержании литовских послов, царь и в походных условиях иногда составлял письменные распоряжения своим поданным. Уже отмечалась вероятность того, что строительство крепости как раз и было спланировано во время весеннего объезда южных городов.

В декабре 1566 г. по повелению Ивана III был поставлен город Сокол на литовском рубеже49. Интересно, что в 1566 г. на южной и западной границах русского государства по царскому распоряжению основаны две крепости, названные в честь хищных птиц.

Разделение страны на опричнину и земщину не превращали не входящие в первую области в не подвластные царю области, обороной которых он не мог ведать. В разрядных записях о расстановке полков на Берегу и русских рубежах на случай нападения неприятеля, земли прилегающие к Литве, к примеру, за 7075 (1566/67) г. фигурировали как «царя и великого князя украины»50 и в период опричнины подобные случаи не единичны.

Согласно независимому свидетельству Псковской III летописи, за строительством крепостей Сокол, Ула и третьей, на озере, Копье (или по крайней мере — последней) следили «московские люди» — князья П. Серебряный и в. Палицкий, Сокол и Улу болагополучно «поставиша», а Копье (известную также в источниках как Суша) только «почаша делать» Недостроенная крепость Копье была подвергнута внезапной атаке литовцев и Василий Палецкий был убит, а Петр Серебряный сумел бежать: «Того же лета поставиша два города в Полот-чине, Соколъ и Улу, а третеи почаша делать на озере именем Копье, и которыя люди Московскиа присланы на блюдение деловцов, князь Петръ Серебряных да князь Василеи Дмитрневич Палецкого и Литовьскиа люди пригнавъ изгономъ, на зори, да многих прибыли и княз Василья

Полецких убили, а князь Петръ Серебряных убеглъ в Полоцко»51.

Кстати, для литовцев не было секретом, по чьему распоряжению и чьи люди ставят города в Полоцком повете.

В январе 1567 г. посланник польского короля в. Загоровский прибыл в Москву и там выговаривал Ивану IV от имени своего повелителя, что царские люди ставят крепости в королевой земле — Усвят, Сокол, Улу, а послы русского государя не пришли в Оршу ни на Рождество ни на Крещение (25 декабря 1566 и 6 января 1567 г.) Но Иван Грозный ответил, что ставит города в своей отчине — Полоцком повете, а послы не пришли в Оршу из-за мора в Смоленске. Когда поветрие закончится, они приедут «наборзе»52.

Литовский набег на строящуюся на оз. Суше крепость Копье-Суша несколько задержал ее строительство. Но, тем не менее, не сорвал. В августе 1567 г. согласно Никоновской летописи, «Повелениемъ государя царя и великого князя Ивана Васильевича Всея Русии поставленъ бысть въ его государеве отчине» город Копье, и «государьскимъ промысломъ осмотрелъ того места и городъ ставилъ воевода князь Юрьи Ивановичъ Токмановъ, пришедъ на то место безвестно и селъ на острове со всеми людьми и народъ и лесъ городовой и запасы свои перепроводили на

островъ; и городъ поставилъ вскоре городовыми людьми, которымъ тутъ годовати и посошными людми, и по государскому приказу городъ укрепилъ... А бережения для отъ Литовскихъ людей велелъ царь и великий князь стояти блиско того города боярину князю Петру Семеновичу Серебряному съ товарищи»53.

Как видно неудача при начале строительства Суши не испортила репутацию князя П.С. Серебряного в глазах царя, и тот снова поручил ему охранять строящуюся приграничную крепость от новых потенциальных литовских нашествий. Разрядные книги сообщают, что «велел государь боярину и воеводе князю Петру Семеновичю Серебряному... ити в полоцкий поветъ на Сушу, где князь Юрьи Токмаков город ставит и быть туто и город беречи, чтобы князю Юрью [Токмакову] город ставить безстрашно»; а «как город поставят», государь повел «в городе оставить воевод князь Юрья Токмакова, да князя Микиту Копоткина, а князю Петру идти в Полоцк»54.

Таким образом, земли Полоцкого повета, на котором строилась крепость Суша,

53 ПСРЛ. Т. 13. Ч. 2. С. 399. На то обстоятельство, что несмотря на литовски