Спросить
Войти
О. О. Малых ПАЛАШИ ПРИКАМЬЯ III В. ДО Н.Э. - III В. Н.Э.
Традиционно считается, что палаш — это оружие, разработанное и распространенное в эпоху средневековья. На сегодняшний день высказывается предположение, что палаши в Прикамье появляются в VII в. н.э. Палаши в нашем регионе появляются в период 111-11 в. до н.э. в памятниках караабызской археологической культуры и в период 11-111 в. н.э. в памятниках че-гандинской культуры.
Прежде чем говорить о распространении палашей, необходимо определить, что же представляет собой данное оружие. Палаш — это разновидность длинноклинкового однолезвого оружия, предназначенного для нанесения колюще-режу-щих повреждений. К характерным особенностям данного оружия относятся однолезвийная или полуторная заточка клинка и прямой или почти прямой клинок. Острие и хвостовик оружия находятся на одной прямой.
В Прикамье в Раннем железном веке существовало две традиции палашей — караабызская и че-гандинская, названные так по археологическим культурам, в памятниках которых обнаружено оружие.
Древнейшие прикамские палаши происходят из могильников караабызской археологической культуры, относящихся к периоду II в. до н.э. — II в. н.э.
Караабызские палаши представляют собой оружие с прямым
© Малых О.О., 2011
однолезвым клинком длиной 30-40 см, хвостовик является продолжением спинки клинка. Следов полуторной заточки не зафиксировано. Особенности перехода от клинка к хвостовику позволяют утверждать, что рукоять не была рассчитана на применение металлического перекрестия. Вероятнее всего, общая длина оружия составляла около 45-50 см.
Большинство палашей, обнаруженных в погребениях караабызс-кой культуры, представляют собой однотипное оружие, отличающееся друг от друга незначительной разницей параметров.
Исходя из конструкции оружия и его параметров, правомерно будет предположить, что палаши рассчитаны для нанесения колюще-ре-жущих повреждений, для нанесения же эффективных рубящих ударов оружие не обладает достаточной массой и длиной.
На данный момент нам известно об обнаружении палашей в погребениях № 2, 69, 70, 75, 76, 85, 128 Юл-дашевского могильника (Агеев, 1992, с.99), погребениях № 6, 8, 21, 23, 87, 90 Камышлы-Таманского могильника (Агеев, 1992, с.99), погребениях № 6, 9, 27, 28, 33, 35, 69, 75, 76, 80, 82, 112 Охлебининского могильника (Пшеничнюк, 1968, с.93-102), погребении №137 Ново-Сысыкульско-го могильника (Васюткин, Калинин, 1986, с.116). Такое количество оружия может свидетельствовать о распространенности и устойчивости традиции ранних палашей в среде населения, оставившего данные могильники.
Широкое распространение палашей можно объяснить отчасти возможностью использования оружия для хозяйственных и бытовых
нужд. На основании формы палашей можно предположить, что они развиваются из ножей.
Существует вероятность того, что палаши производятся непосредственно в среде кара-абызских племен, возможно, в одном производственном центре. На это указывают следующие факты:
Во первых, большинство палашей однотипны и отличаются друг от друга только параметрами, да и то не значительно.
Во вторых, простата конструкции не требует от кузнеца высокой квалификации, что делает возможным изготовление палаша практически в "домашних условиях".
Традиция ранних палашей могла возникнуть в среде носителей караабызской культуры. Прямых аналогий в материалах синхронных или предшествующих культур нам не известно.
На наш взгляд, палаши кара-абызской культуры существовали в период II в. до н.э. — М! в. н.э. В начале I тыс. н.э. усложняется военная обстановка в Прикамье в связи с миграционными процессами, происходящими в регионе. Увеличение военных столкновений приводит к повышению значимости оружия ближнего боя и его совершенствованию. Вероятнее всего, ка-раабызские палаши выходят из употребления вследствие того, что они были менее эффективны, чем мечи, распространенные в данный период.
Возникает закономерный вопрос
о влиянии караабызских палашей на клинковое оружие Прикамья.
На наш взгляд, прямые аналогии ранним палашам можно обнаружить только в материалах Бирского
могильника, датируемых периодом II -VII вв. н.э. В погребениях №77, 156, 206 обнаружены длинные палаши (Мажитов, 1968. с.38), переход от клинка к хвостовику имеет подтреугольную форму, что исключает наличие металлического перекрестия. Вероятнее всего, эти погребения относятся к бахмутинскому этапу функционирования памятника.
Вполне возможно, что бирские палаши являются продолжением традиции караабызского оружия. В пользу караабызского происхождения традиции бирских палашей может свидетельствовать конструктивная особенность оружия. Кара-абызские и бирские палаши не имеют металлических перекрестий.
На сегодняшний день мы не можем с уверенностью говорить о наличии взаимосвязи между бирс-кими и караабызскими палашами, но нам кажется, что бирские палаши продолжают традиции караа-бызского оружия или непосредственно относятся к материалам данной культуры.
Не меньший интерес представляют палаши, обнаруженные в погребениях № 7, 33 Чегандинского II могильника (Генинг, 1971, с.7, 64), погребении №133, 143 Афонинского могильника (Агеев, 1992, с.46, 118), погребениях № 733, 1291, 1317 Та-расовского могильника (Голдина, 2004, с.134, 207, 210), погребениях № 71, 78, 79 могильника Нырганда II (Агеев, 1992, с.46, 118) чегандинс-кой культуры.
Чегандинские палаши — это оружие с однолезвым клинком длиной от 50 до 80 см и навершием округлой формы, изготовленным в виде двух противостоящих друг другу змей.
Если различия между караа-бызскими палашами заключаются в небольшой разнице параметров, то чегандинские палаши имеют индивидуальные отличия, позволяющие, по крайней мере, отнести их к разным подтипам.
В качестве примера приведем описание оружия из погребения № 7 Чегандинского II могильника и погребения № 317 Тарасовского могильника.
В погребении № 7 слева от костяка бнаружен палаш с прямым однолезвым клинком длинной 55 см и шириной 3 см (Генинг, 1971, с.7). Рукоять снабжена прямым перекрестием, отлитым из меди или бронзы и украшенным орнаментом, состоящим из треугольников. Рукоять увенчана литым надсадным навер-шием, состоящим из раструба и антенн, оформленных в виде двух противостоящих друг другу змей. Ножны снабжены литыми обоймами, изготовленными в едином стиле с на-вершием. Необходимо отметить, что обоймы ножен чегандинского палаша имеют аналогичную форму с обоймами ножен палашей Охле-бининского могильника.
Оружие из погребения №1317 представлено палашом с прямым однолезвым клинком длиной 77,4 см и шириной 3,2 см (Голдина, 2004. Т.2, табл. 509, 10). Перекрестие представлено железной пластиной, обернутой вокруг пяты клинка и заклепанной на конце. Навершие представлено в виде двух антенн, оформленных в виде двух противостоящих друг другу змей. Особенностью данного оружия является необычно широкая спинка клинка до 1,2 см. По всей видимости, спинка клинка откована необычно широкой
для того, чтобы клинок имел достаточную массу для обеспечения эффективного нанесения рубящего удара, и в то же время был пригоден для нанесения колющего удара за счет небольшой ширины оружия. Конструктивные элементы клинка изначально рассчитаны на нанесение эффективных колющих и рубящих повреждений.
Если палаш из погребения № 7 Чегандинского могильника является в большей степени статусным оружием, то палаш из погребения № 1317 Тарасовского могильника представляет собой оружие, рассчитанное для боевого применения.
Характерной особенностью всех известных нам палашей, происходящих из чегандинских могильников, являются навершия, изготовленные в рамках одного сюжета — две противостоящие друг другу змеи, образующие незамкнутый круг. На-вершия могут быть отлиты из меди или бронзы или откованы из железа заодно с хвостовиком.
Навершия в виде двух противостоящих змей встречаются на сав-роматских акинаках. В качестве примера можно привести меч, относящийся к V-IV в. до н.э. из Ось-мушенского кургана (Смирнов, Пет-рушенко, 1963, с.25). На наш взгляд, логично предположить, что сюжет оформления наверший заимствован из среды савромато-сарматских племен.
Интересна особенность палашей, происходящих из погребений № 78, 79 Нырганда II могильника (Агеев, 1992. с.46). Острия клинков слегка изогнуты, что в большей степени характерно для сабель, нежели для палашей. Говорить о возникновении сабель в раннем железном
веке все не стоит. В раннем железном веке встречаются экземпляры оружия, которые можно отнести к саблям, но устойчивой традиции так и не сложилось.
К сожалению, большая часть материалов раскопок Ныргандинс-кого II и Афонинского могильников не опубликована, поэтому о палашах, происходящих из этих памятников нам судить сложно.
На данном этапе мы можем только предполагать о происхождении чегандинских палашей. С одной стороны, палаши могли попасть к чегандинскому населению из среды носителей караабызской культуры. В пользу данного предположения может свидетельствовать факт того, что в период II в. до н.э. — II в. н.э. в среде караабызского населения существует традиция ранних палашей, которая могла быть перенята чегандинским населением. К тому же, эти культуры располагались в непосредственной близости друг от друга и существовали примерно в один и тот же период. Однако прямых аналогий между караабызски-ми и чегандинскими палашами нам пока не удается найти. Среди ка-раабызских палашей не известно "змеевидных" наверший, общая длина большинства нижнекамских палашей не превышает 50-60 см, в то время как длина чегандинских палашей варьируется в переделах 80 см.
В период П-П! веков однолез-вое длинноклинковое орудие известно в гуннских материалах. Гуннское оружие в большей степени напоминает однолезвые мечи, нежели палаши и, вероятнее всего, не могут быть истоком традиции чеган-динских палашей.
Рис. 1. Палаши
С.116, рис.16,8)
Возможно, что палаши были принесены населением, оставившим часть воинских погребений Тарасов-ского могильника. Тарасовские палаши это весьма эффективное боевое оружие, которое могло возникнуть только в регионе, где тактика ведения ближнего боя весьма
распространена, и клинковое оружие имеет большое значение. Логично предположить, что местное население начало копировать более эффективное оружие, пришедшее вместе с мигрировавшим населением, тем самым создав традицию чегандинских палашей.
Возможно, традиция могла возникнуть в среде носителей чеган-динской культуры, но, наш взгляд, это маловероятно. Во-первых, в оформлении оружия присутствуют явные степные мотивы, известные еще в совраматские времена. Во-вторых, в нашем регионе до эпохи Великого переселения народов длинноклинковое оружие, по-видимому, не имело большого значения в военном деле, следовательно, нет оснований для развития местных традиций.
В материалах какэльской (Ху-дяков,1986, с.79-80) и таштыкской (Худяков, 1986, с.100) культуры, существовавшей на территории Западной Сибири, известны палаши и их модели с кольцевыми на-вершиями, которые можно считать ближайшими аналогами чегандин-ских палашей. На наш взгляд, маловероятно, что традиция чегандин-ских палашей заимствована в Западной Сибири, хотя полностью отвергать такую возможность нельзя.
Версий происхождения чеган-динских палашей достаточно много, имеющиеся в нашем распоряжении данные не позволяют нам отдавать приоритет какой либо из них.
На наш взгляд, чегандинские палаши были распространены в период II-III вв. н.э. Вероятнее всего, большая часть чегандинских палашей попала в регион извне. Часть оружия оказалась в составе погребальных комплексов, часть могла быть повреждена и переработана, часть оружия могла быть утрачена. Выход из употребления имеющихся палашей приводит к прекращению традиции.
Подводя итог всему вышесказанному, можно смело утверждать, что появление палашей на территории Прикамья можно отнести к периоду III-II вв. до н.э. В Прикамье существовало две традиции ранних палашей чегандинская и ка-раабызская, не находящие прямых аналогий в материалах археологических культур соседних с Прикамьем регионов. Традиции прикамс-ких палашей прерываются в раннем железном веке и не могут считаться основой для развития средневекового оружия.
