Спросить
Войти
научных центрах. Однако финансирование общества знаний, не превышающее 1% от своего ВВП на Кубе недостаточно. Также и в России финансирование научных исследований крайне недостаточно.
Изменения в кубинской экономической модели и открытость для иностранных инвестиций на Кубе создают благоприятные условия для реализации совместных проектов в отраслях экономики знаний в интересах обеих стран. Комплиментарность наших народов способствует глубокому взаимопониманию, как залог успешного сотрудничества. Куба является по-своему географическому положению в Латинской Америке референтом России и дверью для проникновения России в этот регион. Российско-кубинское сотрудничество важно в контексте нынешней напряжённой геополитической обстановки. Перечислим некоторые направления сотрудничества:
- сокращение времени между достижениями науки и внедрением результатов;
- передача технологий, меры защиты интеллектуальной собственности;
- повышение роли университетов и всей системы общего образования в обеих странах;
- пути сотрудничества в Латинской Америке и Карибском бассейне;
- научно-исследовательские проекты, академические обмены, инвестиции в технологии и т.д.;
- использование альтернативных источников энергии;
- решение экологических проблем, развитие биоэтической культуры в научном сообществе;
- гармоничное развитие личности путем укрепления культурных связей между народами России и Кубы.
В качестве вывода надо сказать, что времени на обдумывание и откладывание решения этих проблем на будущее уже нет. А развитие сотрудничества очевидно принесёт серьёзные как научные, так и политические выгоды.
УДК 930.1.(09) + 930.8
ЛА.Сыченкова
ДЖОРДАНО БРУНО И ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ МИФА О "ЗОЛОТОМ ВЕКЕ" РЕНЕССАНСА: А.ВЕСЕЛОВСКИ Й, Л.КАРСАВИН, П.БИЦИЛЛИ
В статье рассматриваются трактовки образа Дж. Бруно в наследии российских культурологов -А.Н.Веселовского, Л. Карсавина и П. Бицилли. Более полувека (с 1871 по 1933 гг.) личность Дж. Бруно, его философская система и религиозные искания, с разной степенью интенсивности исследовались российскими гуманитариями. Автором утверждается, что яркая и мощная фигура Бруно была выбрана русскими учеными для переосмысления канонического образа Ренессанса. Автору удалось установить преемственность проблемного Ренессанса в русском историко-культурном знании, связанным с переосмыслением его историографического образа и критикой концепции о "золотом веке" Я.Буркхардта. Русские культурологи указали на противоречия эпохи, продолжили развенчанием мифа о "золотом веке", раскрыли трагедию упадочной культуры. Обращаясь к личности Дж. Бруно русские культурологи стремились понять сущность "заката", исхода Ренессанса. Рефлексии российских культурологов были связаны с попытками создать такую модель культурного развития Европы, которая хотя бы умозрительно все связала и объяснила, в том числе и ситуацию рубежа XIX-XX вв. Критику П.М. Бицилли концепции Антиренессанса Л.П. Карсавина можно рассматривать, как избавление от апокалиптического миросозерцания европейцев, которое так мощно было выражено О.Шпенглером в его концепции «смерти культуры» и в пессимистическом образе Средневековья Й.Хейзинги. В статье констатируется, что усложненный образ Ренессанса, созданный российскими историками культуры, не проник в советскую историографию 1930-х гг. Канонический образ Ренессанса как "золотого века" века европейской культуры надолго закрепился в советских школьных учебниках и научной литературе. Проблема «противоречий Возрождения» (АН.Весе-ловский), «кризиса Ренессанса» (Л.П.Карсавин), «кризиса индивидуализма» (П.М. Бицилли) получила продолжение в дискуссии об «обратной стороне титанизма» в сообществе советских медиевистов и гуманитариев только в 1960-1980-х гг. В статье доказывается, что российские историки культуры внесли значительный
вклад в осмыслении центральной проблемы в истории европейской культуры - феномена Ренессанса, однако до настоящего времени не удалось существенно скорректировать хрестоматийный миф о Ренессансе, закрепившийся в российском культурном пространстве.
Lidiya Sychenkova GIORDANO BRUNO AND THE RETHINKING OF THE MYTH Of the "GOLDEN age" of the RENAISSANCE: by A. VESELOVSKY, L. KARSAVIN, P. BICILLI
The article discusses the visions of j. Bruno in the heritage of Russian culture - A. N. Veselovsky, L. P. Karsavin and Bacilli. More than half a century (1871 to 1933), the identity j. Bruno, his philosophical system and religious quest, with varying degrees of intensity were studied by the Russian Humanities. The author argues that bright and powerful figure Bruno was selected by the Russian scientists to rethink the canonical image of the Renaissance. The author was able to establish the continuity problem of the Renaissance in the Russian historical and cultural knowledge related to the rethinking of the historiographic image of him and criticism of the concept of the "Golden age" J. Burckhardt. Russian cultural experts pointed out the contradictions of the era, was continued by debunking the myth of the "Golden age", discovered the tragedy of a decadent culture. Turning to the individual j. Bruno Russian cultural studies sought to understand the essence of "sunset", the outcome of the Renaissance. Reflection of Russian culture have been associated with attempts to create a model of the cultural development of Europe, which is at least notionally tied up and explained, including the situation of XIX-XX centuries Criticism P. M. Bitsilli the concept of Antisenescence L. P. Karsavin, you can consider getting rid of the apocalyptic world-view of Europeans, which is so powerfully expressed by O. Spengler in his the concept of the "death culture" and in a pessimistic manner of the middle Ages. Huizinga. The article States that the complicated image of the Renaissance, created by the Russian historians of culture, not penetrated into the Soviet historiography of the 1930s, the Canonical image of the Renaissance as the "Golden age" of the century European culture was entrenched in Soviet school textbooks and the scientific literature. The problem of "contradictions of the Renaissance" (A. N. Veselovsky), "the crisis of the Renaissance" (L. Karsavin), "crisis of individualism" (P. M. Bitsilli) was continued in the discussion of "the reverse side of titanism" in the Soviet community of Medievalists and humanists only in the 1960-1980th In the article it is proved that the Russian historians of culture have made significant contributions in understanding the Central issues in the history of European culture - Renaissance phenomenon, however to date failed to substantially modify the paradigmatic myth of the Renaissance, entrenched in Russian cultural space.
Практически все российские медиевисты и историки культуры второй половины XIX - первой половины XX веков, обратившиеся к религиозной стороне Возрождения, выбрали свой специфический способ рассмотрения этой проблемы. Жизненный путь отдельных личностей (Джордано Бруно, Франциск Ассизский, Марсилио Фичино, Пико делла Мирандолла и др.), ломка их религиозного мировоззрения стали для отечественных историков культуры уникальной моделью для рассмотрения Возрождения. После того, как в 60-е гг. XIX в. стали известны новые документы о жизни Дж. Бруно, в частности, Венецианский архив инквизиции, оценка его личности стала меняться. Снимается ярлык безбожника, но создается новая легенда о «вульгарном пантеисте». У российских гуманитариев был свой мотив интереса к личности Бруно.
Первым среди отечественных гуманитариев к религиозно-философского стороне Возрождения обратился А.Н.Веселовский в статье о «Джордано Бруно» (1871) [4]. Впоследствии, в 1885 году к личности Бруно обратились литературовед Н.Н. Стороженко [11]; и историк философии Н.Я. Грот [6]. Оценки личности Бруно в отечественной историографии трансформировались от умеренно-позитивных (в 70-е гг. XIX в. - А.Веселовский) до парадоксально-негативных (в 20-е гг. ХХ в. - Л.Карсавин). Логическим завершением российских вариантов историографических портретов Бруно на этот период можно считать работы медиевистов-эмигрантов Л.Карсавина [9] и П.Бицилли [1, 3], вышедшие в 1923-1934 гг. в Берлине, Праге, Софии1 и Париже [13]. В итоге Бруно был представлен как знамение кризиса, распада ренессансной культуры.
Рассматривая трактовку личности Бруно в наследии Александра Веселовского [5], возникает вопрос: почему русский ученый выбрал именно Бруно? А. Веселовский объяснял это личными пристрастиями: «„.он мне особенно симпатичен. Я говорю не о мыслителе, а о человеке. Как мыслитель он для нас отжил и нам едва ли придется считаться с ним» [4, с. 364.]. А. Веселовский подробно реконструировал жизненный путь Дж. Бруно. Биографию Бруно он называет «историей внутреннего развития и борьбы» [4, с. 364.]. В жизни этого возрожденца оказалось много загадок. Среди них - и история прихода 15-летнего мальчика в монастырь, и первые сомнения, зародившиеся в душе монаха в 18 лет. Уже первый протест, по мнению А.Н. Веселовского, не мог произойти «без глубокого пе1 Книга П. Бицилли "Место Ренессанса в истории культуры" впервые вышла в Софии в 1933 году. Сокращенны вариант книги вышел в 1934 году на французском языке (Bizilli Р. La place de la Renaissance dans l&histoire de la civilisation // Revue de Littérature Comparée, 1934, А 14, №2, pp. 253-282). Русское издание его книги вышло только в 1996 году [2].
реворота в мыслях и нравственной оценке вещей» [4, с. 364.]. С 18 лет Бруно начинает сомневаться в основных догматах церкви, в учении о троичности и воплощении. По крайней мере, он понимал их не по-христиански, своеобразно. Заслуга Бруно, по мнению А.Н.Веселовского, состояла в том, что он «вышел за пределы христианства и всякой положительной религии, имея целью создание философской религии, которая должна избавить людей от обветшалых богов, культов и страха вечных мук» [4, с. 367].
А.Веселовский большое внимание уделял перемещениям Бруно по Европе. Он считал, что в это время происходит постоянный процесс внутреннего саморазвития Бруно. Значительное влияние на Бруно оказала и религиозно-философская доктрина Раймунда Луллия1. Дальнейшее формирование личности Джордано происходит согласно формуле Ф.Ф. Зелинского, назвавшего жизненный путь многих возрожденцев "бегством личности от массы"[7. с. 661-701].
Далее А.Веселовский обосновывал условность исторической реконструкции процесса психологического перерождения Бруно. Русский ученый пытался доказать, что обратный перелом к церкви и религии у Бруно произошел гораздо раньше суда инквизиции. «Задолго до тюрьмы, когда он был на свободе, и в самый разгар своей философской работы, он начинает советоваться то с тем, то с другим каким бы образом вернуться ему снова в сень своего ордена и к католической пастве?» [4, с.375]. А. Весе-ловский объяснил стремлением Бруно «привязаться к какой-то видимой форме, усталостью в поисках; церковь и монастырь ассоциировались у него с воспоминаниями детства и манившими его призраками какого-то видимого покоя» [4, с.375.]. Ментальность Бруно принадлежала уже другой культурной эпохе -новому времени, но вынуждена была прятаться в старые формы. По мнению А.Веселовского, Бруно был личностью переходной эпохи, эпохи «исхода» Ренессанса. Повороты судьбы Бруно: его порыв отказаться от ортодоксального христианства и, одновременно, желание вписаться в отжившие для новой идеи, старые формы монастыря - отражают одно из противоречий эпохи Возрождения.
Мысль о трагедии Возрождения, выраженная в личности Бруно, предельно ясно была представлена в работе Л.Карсавина 1923 года в Берлине. В настоящее время существует версия, предлагающая интерпретировать книгу «Джиордано Бруно» в качестве скрытой исповеди Льва Карсавина [12], в которой он объяснил загадочные для многих исследователей мотивы своих поступков, в частности "необъяснимый" с точки зрения обычной логики, причину возвращения из сытой и благополучной Литвы в Советскую Россию. Бруно также возвратился в монастырь, зная, что ему неминуемо придется предстать перед судом инквизиции. Русский историк в "тоске по забытому" дому возвратился на Родину, догадываясь, что его ожидает. Л.Карсавин через судьбу Бруно "предсказал" свой трагический финал своей жизни. Интерпретация работы Л.Карсавина о Бруно, как мистического предчувствия своей трагической судьбы, на наш взгляд, вполне обоснованна, поскольку у российских историков-эмигрантов осмысление Ренессанса было связано с глубокими личными переживаниями. Как писал М.Алданов, «русская эмиграция как бы снова переписывала свою историю, возвращаясь к далеким эпохам и царствованиям, как русской, так и мировой истории, в надежде найти ответы на мучительную потерю своей страны» [8. с. 3].
Л.Карсавин называл Бруно «центральной личностью эпохи Ренессанса», осмысливая его личность в связи с вопросом о месте Ренессанса в истории культуры Европы, в контексте глобальной проблемы исторического прогресса в целом. Трагическое мироощущение заставило Л.Карсавина иначе интерпретировать эпоху известного расцвета в культуре - Ренессанса. В главе IV своей книги о Бруно, под заголовком «Дж. Бруно и трагедия Ренессанса» Л. Карсавин излагал свою идею с парадоксального тезиса, так раздражавшего впоследствии его критиков: «Ренессанс классической эпохи (т.е. XV - XVI вв.) - это не расцвет культуры, а ее закат. Со школьной скамьи мы привыкли считать Возрождение своего рода «золотым веком» современного человечества, эпохой высшего расцвета его сил, эпохой «индивидуализма», туманного, но лестного для нашей гордости понятия. При этом мы забываем, что в ограниченности индивидуализма таится убивающий его яд, что индивидуализм, в известном смысле, - болезнь, на прекрасном лице Чезаре Борджиа лежит скрывающая следы сифилиса маска. Эпоха Ренессанса, как и личность, и система Бруно - трагедия индивидуализма, не золотой век. Она - время не расцвета, а начинающего мельчания сил; и сила ее, ни что иное, как безмерная мощь еще не оторвавшегося от средневековья единства с божеством духа, всеединого в своем истоке, мельчающего в своих обнаружениях» [9, с.271].
Трагедию Ренессанса Л.Карсавин увидел в «трагедии духа в момент отрыва их от Всеединства и разрыва Всеединства» [9, с.272]. Всякая трагедия цельна и прекрасна своим примиряющим разре1 Раймунд Луллий (1235-1315) - философ, теолог и писатель, францисканский монах.
шением. Но в чем разрешение или смысл трагедии Ренессанса? В возврате к жизни и в церковь. Л. Карсавин считал исход Возрождения завершением эпохи. Духовные метания таких личностей, как Бруно, в поисках новой веры, нового знания, русский ученый рассматривал как проявление слабости. «Люди Возрождения возвращались в церковь, но возвращались, отрекаясь от себя и от мира, не в поисках нового, а в тоске по забытому. Вот почему проблема дальнейших эпох заключалась не в повороте назад, к схоластике, к средневековью, а в утверждении индивидуальности новой философии и мирской науки» [9, с.273].
Л.Карсавина пытается определить место ренессансной культуры в истории европейской культуры. В таком контексте есть три варианта: 1. Ренессанс - предтеча культуры нового времени; 2. Ренессанс - законченный культурный цикл; 3. Ренессанс - начало кризиса европейской культуры.
С одной стороны, Л.П.Карсавин призывал избавиться от гнетущего современное человечество фантома прогресса и, в конце концов, от приведения всякой личности и всякой эпохи к абсолютному нулю. «Каков бы ни был исход исторического процесса, - не будем заботиться о завтрашнем дне, - Бруно необходим в нем как одна из индивидуализации тварного единства и эксплицитности бытия» [9, с. 268].
С другой стороны, Л.Карсавин отмечал преемственность между Ренессансом и современной ему культурой, «не случайно в ней усмотрели зарю нового времени такие чуткие историки, как Мишле и Буркхардт. Связь и переплетение эпох, их enjambement1, - один из интереснейших факторов исторического развития, отражение внутренней иерархии всеединства» [9, с.273]. Такие противоречивые мысли Л.Карсавин высказывает в ходе развития одной идеи: с одной стороны - абсолютный нуль на исходе всякой эпохи, с другой - признание всеединства, т.е. единства исторического процесса. Что кроется за этим противоречием? По-видимому, переосмысление Ренессанса, предпринятое русскими историками в начале ХХ века, в условиях кризиса культуры, не укладывалось ни в просветительскую схему поступательного прогресса или регресса, когда считалось, что "золотой век" позади нас, ни в циклическую модель культурно-исторического развития О.Шпенглера. Эпоха Ренессанса в ХХ веке стала казаться историкам более сложной, более противоречивой, чем, скажем, историкам XVIII и XIX вв.
Реакция на книгу Л.Карсавина в сообществе русских историков-эмигрантов последовала незамедлительно. П.Бицилли в своей книге «Очерки теории исторической науки» (1925) позитивно относится к стремлению Л. Карсавина вскрыть "душу" философии Бруно, «для чего возводит эту философию к психическим основам и устанавливает их органическую связь с множеством самых разнообразных явлений, в которых раскрывает себя психея Ренессанса» [3. с.25].
Однако П.Бицилли считал позицию Л.Карсавина ошибочной, т.к. тот стоял на точке зрения не философии культуры, а философии истории. «Духовная трагедия Бруно, изображается у Л.Карсавина как "трагедия Ренессанса", не в смысле только этапа в религиозно-философском развитии западного христианского человечества, но в смысле культурной эпохи, взятой в целом. ...Отправляясь от Бруно, как от центра, - но судит эпоху, оценивая ее с избранной религиозно-философской точки зрения» [3. с.25]. Аллегоризм Л. Карсавина в комментарии к историческим фактам по поводу "сифилитической маски Чезаре Борджиа" и фанфаронады Аретино, „.уродцев Баччио Бандинелли и т.д., по мнению П. Бицилли, создает образы яркие, но не убедительные. П.Бицилли считает, что Л.Карсавин "подводит под факты им построенный символизм .... Аллегоризм - это эстетический приговор искусству Возрождения"^, с.25-27]. П.Бицилли считал, что начавшийся в XV-XVI в. упадок культуры Возрождения - это не специфическое явление. Все прежние величайшие достижения человеческого гения ограничены, и, с каждой достигнутой в известном направлении кульминационной точки начинается, уже в силу определения, спуск вниз [3, с. 27-28].
П.Бицилли в своем анализе работы Л.Карсавина продемонстрировал методологические преимущества культуролога, рассматривая Ренессанс как особый стиль культуры. «Метод изучения культуры на ее упадочных проявлениях очень плодотворен: упадочники доводят до крайностей как раз те черты, на которых сказывается ограниченность данной культуры, условия ее собственной специфической трагедии. Нельзя не признать, что «трагедия Ренессанса» понятна и изображена Л. Карсавиным с большой глубиной и проникновенностью. С наибольшей глубиной представлена им проблема разрешения трагедии Ренессанса, которую он понимает как основную проблему всей современной культуры. Однако и здесь, на мой взгляд, сказалось неизбежное для всякого философа истории смешение собственно философской и собственно-исторической точек зрения. Жизнь бесконечно сложнее наших построений и схем» [3, с.27-29].
П.Бицилли считал, что у Ренессанса была не одна, а целый ряд особого рода трагедий: первая -трагедия религиозной мысли, приведшая к расцвету точной науки; вторая - трагедия италийской государственности, оставшаяся без всякого разрешения около трех веков; третья - трагедия классического искусства, разрешившаяся в очаровательном искусстве сен- и сеттеченто. У всех трагедий был различный финал. Этот вывод П.Бицилли можно рассматривать, как одно из продолжений традиции ревизии концепции Ренессанса Я.Буркхардта, начало которой в российской историографии положил А.Веселовский.
Более полувека (с 1871 по 1933 гг.) личность Дж. Бруно, его философская система и религиозные искания, с разной степенью интенсивности исследовались российскими гуманитариями. Обращаясь к личности Дж. Бруно русские культурологи стремились понять сущность "заката", исхода Ренессанса. Обращением к личности Бруно переосмысление образа Ренессанса в русской историко-культурном знании первой половины XX века не закончилось. П.Бицилли завершил уточнение этого образа в книге "Место Ренессанса в истории культуры" (1933). Нам неизвестно, что написал Л.Карсавин в 1932-1937 гг. о Ренессансе, поскольку его труды, написанные в Литве1, не переведены на русский язык [10].
Вопрос о том, почему русские медиевисты в эмиграции разрабатывали преимущественно проблемы культуры Ренессанса, может иметь несколько вариантов ответа. Российские ученые рассматривали Ренессанс, как и всю западноевропейскую историю, сквозь призму собственного национально-культурного опыта. Ученые мучительно искали ответа на вопросы: "куда мы идем?" и "что нас ожидает?" Рефлексии российских культурологов были связаны с попытками создать такую модель культурного развития Европы, которая хотя бы умозрительно все связала и объяснила, в том числе ситуацию рубежа XIX-XX вв. Критику П.М.Бицилли концепции Антиренессанса Л.П.Карсавина можно рассматривать, как избавление от апокалиптического миросозерцания европейцев, которое так мощно было выражено О.Шпенглером в его концепции «смерти культуры» и в пессимистическом образе Средневековья Й. Хейзинги.
Остается констатировать, что усложненный образ Ренессанса, созданный российскими историками культуры, не проник в советскую историографию 1930-х гг. Канонический образ Ренессанса как "золотого века" века европейской культуры надолго закрепился в советских школьных учебниках и научной литературе. Проблема «противоречий Возрождения» (А.Н.Веселовский), «кризиса Ренессанса» (Л.П.Карсавин), «кризиса индивидуализма» (П.М.Бицилли) получила продолжение в дискуссии об «обратной стороне титанизма» в сообществе советских медиевистов и гуманитариев только в 19601980-х гг. В ней приняли участие А.Ф.Лосев, Л.М.Баткин, В.И.Рутенбург. Интерес к наследию российских историков культуры второй половины XIX-первой половины XX веков, в лице А.Н.Веселовского, Л.П. Карсавина и П.Бицилли возник значительно позднее, уже в 1990-2000-е годы. Современным историографам можно только надеяться на то, что переиздание, а по сути, повторное введение в научный оборот трудов не до конца забытых медиевистов позволят существенно скорректировать хрестоматийный миф о Ренессансе, закрепившийся в российском культурном пространстве.
