Иосиф Волоцкий и Геннадий новгородский: к вопросу о преемстве идей в контексте сочинений против “жидовствующих”

Иосиф Волоцкий и Геннадий Новгородский: к вопросу о преемстве идей в контексте сочинений против "жидовствующих"

Александр Александрович Казаков

Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова Москва, Россия

Joseph Volotsky and Gennady of Novgorod: the Borrowing of Ideas in the Context on anti-"Judaizers" Polemics

Alexander A. Kazakov

Lomonosov Moscow State University Moscow, Russia

Резюме

Сочинения волоколамского игумена Иосифа и послания новгородского архиепископа Геннадия представляют основной массив источников для изучения истории еретического движения "жидовская мудрствующих". При этом вопрос о связях между обличителями ереси остается недостаточно изученным, а наличие непосредственных контактов Волоцкого монастыря с новгородской владычной кафедрой гипотетическим. Вместе с тем обращение к агиографическим памятникам, посвященным Иосифу Волоцкому, позволяет предположить, что контакты существовали в форме обмена посланиями, а некоторые книги волоцкой монастырской библиотеки, судя по припискам писцов, создавались в скриптории при новгородской архиерейской кафедре. Факт передачи отдельных произведений из Новгорода на Волок, вероятно, имел решающее значение в формировании у игумена Иосифа представлений о ереси, а некоторые из присланных сочинений нашли непосредственное

This is an open access article distributed under the Creative Commons Attribution-NoDerivatives 4.0 International

отражение в его полемических сочинениях против еретиков. Автор выдвигает гипотезу, что представления об иудейском происхождении ереси формировались благодаря сопоставлению архиепископом Геннадием практик ико-нопочитания, характерных для новгородской религиозности, с известиями об иконоборчестве, почерпнутыми из Послания константинопольского патриарха Фотия князю Михаилу Болгарскому. Иконоклазм, таким образом, служил одним из главных признаков "жидовства". При этом сами "жидовская мудрствующие" не видели в привычных для них практиках иконопочитания ничего еретического. Такое отношение к обвинениям, выдвинутым архиепископом, дало повод последнему обвинить новгородцев в причастности в том числе и к мессалианской ереси. При этом владыка Геннадий опирался на статьи о мессалианах в Кормчей Древнеславянской редакции, содержащие указания на скрытный характер исповедания своих воззрений мессалианами и специфику их дисциплинарных практик. Не исключено, что список этой Кормчей был впоследствии доставлен из Новгорода в Волоцкий монастырь в числе списков иных произведений, обнаруженных архиепископом Геннадием у еретиков-"жидовствующих". Обращение к одной из статей Кормчей Древ-неславянской редакции о мессалианах позволило сделать вывод об основном источнике учения о "благопремудрственных коварствах", с помощью которых Иосиф Волоцкий предлагал выявлять еретиков.

ересь "жидовствующих", мессалианство, архиепископ Геннадий Новгородский, Иосиф Волоцкий, Кормчая книга, монастырская книжность, "благо-премудрственные коварства"

Abstract

Hegumen Joseph of Volokolamsk&s writings and Archbishop Gennady of Novgorod&s epistles are the bulk of sources for the history of the heresy movement known as the "Judaizers". However, the subject of relationship between these two accusers of heresy is still not sufficiently studied, and we have no proof of direct contacts between the Volotsk monastery and the Archbishop&s throne. At the same time, using the hagiographical sources about Joseph Volotsky allows us to suggest that these contacts did exist in the form of exchanging letters, and some books at the Volotsk Monastery library, judging by the scribes& additions, were made at the scriptorium of the Novgorodian throne. The transfer of several works from Novgorod to Volok probably was a decisive factor for hegumen Joseph&s notions of the heresy, and some of the works received had direct influence on his polemic essays against the heretics. The author proposes a hypothesis that the notions of Judaic origins of the heresy were formed as a result of Archbishop Gennady comparing iconolatry practices occurring in Novgorod with the description of iconoclasm from The Epistle of Photios, the Patriarch of Constantinople, to Mikhail, the Prince of Bulgaria. Thus, iconoclasm became one of the main features of the "Judaizers". But the "Judaizers" themselves did not view their common worshipping practices as heretical. This attitude towards the accusations allowed Archbishop Gennady to also accuse them of involvement with the Messalian heresy. Gennady based his charges on The Old Slavonic Nomocanon paragraphs on Messalians. Probably, the manuscript of this

Nomocanon was delivered from Novgorod Archiepiscopal Court to Volokolamsk monastery along with the copies of other "Judaizers"& writings, found by the archbishop. Some paragraphs on Messalians from the The Old Slavonic No-mocanon brought us to conclusion that they were used by Joseph Volotsky as the main source for his theory of "wise guiles", which were supposed to reveal heretics.

Heresy of Judaizers, Messalians, Archbishop Gennady of Novgorod, Joseph Vo-lotsky, Nomokanon, monastic book culture, theory of "wise guiles"

Несмотря на исключительное значение, которое имели выступления новгородского архиепископа Геннадия и Иосифа Волоцкого против "жидовствующих", вопрос о связях и взаимодействии двух крупнейших обличителей ереси представляется едва обозначенным. Фрагментарный характер сведений о контактах новгородской кафедры и монастыря на Волоке зачастую заставлял исследователей обращаться к поиску точек соприкосновения во взглядах на ересь у Геннадия Новгородского, с одной стороны, и у Иосифа Волоцкого, с другой. Так, Я. С. Лурье приводил доводы в пользу первичности и, соответственно, большей достоверности свидетельств новгородского архиепископа о движении "жидов-ствующих". К сочинениям Иосифа Волоцкого против еретиков ученый относился скептически: согласно его построениям, в "словах" и посланиях волоцкого игумена отсутствовала систематичность, "взгляды лиц, осужденных в одних памятниках, никак не связывались со взглядами, осуждавшимися в других памятниках". Иосиф обобщил сведения о ереси в рамках "Просветителя", однако, как доказывал Я. С. Лурье, исказив при этом как многочисленные факты истории еретического движения, так и взгляды "жидовствующих". Исследователь особо подчеркивал "характерную для «Просветителя» неразборчивость в приписывании уже побежденным вольнодумцам всевозможных еретических взглядов" [Лурье 1960: 154-157]. А. И. Алексеев, позиция которого основана главным образом на доверии к известиям "Просветителя"1 и во многом прямо противоположна результатам разысканий Я. С. Лурье, предложил гипотезу о том, что "полемика со взглядами, которых еретики не высказывали, грозила обличителям тем, что их аргументация будет проигнорирована благосклонными к еретикам светскими и церковными властями и не найдет понимания в обществе" [Алексеев 2012: 438].

"отражающего реалии начала решающего этапа напряженной борьбы с ересью" [Алексеев 2012: 382].

Впрочем, вопрос о достоверности известий обличителей можно вынести за скобки: так или иначе, и архиепископ Геннадий, и игумен Иосиф, руководствуясь в значительной степени книжными понятиями и образами при описании движения "жидовствующих", не столько стремились к изображению "объективной реальности", сколько предлагали толкования воззрений и практик еретиков через соотнесение с "книжными" образцами. В связи с этим необходимо остановиться на характерных для Средневековья критериях, которые лежали в основе отнесения тех или иных практик к еретическим. Я. Р. Хоулетт полагает, что обличителями в первую очередь "отмечались наглядные доказательства ереси, т. е. отступления от принятой нормы в поведении и богослужебной практике", а затем "по этим «симптомам» в противоеретических писаниях разыскивалась еретическая группа, к которой принадлежали «новоявившиеся еретики»" [Хоулетт 1993: 65]2. Сходным образом обстоит дело и с обвинениями архиепископом Геннадием новгородцев в "жидовстве". Владыка, в частности, указывал на широкое распространение среди новгородцев практик, которые трактовались им как "иконоборческие": "Якоже иконоборьцев проклятию предаша, такоже и ныне иконоборьци появились: коли щепляет иконы, режет, безчествует, — ино проклятье ему тоже, а любо и сугубо подобает их прокляти" [Казакова, Лурье 1955: 381]. При этом, согласно свидетельствам архиепископа, последователи местного иконоклазма "называют ся христиане православные", а "та прелесть здесе распростерлася, не токмо в граде, но и по селом" [Ibid.: 316317]. Обращение к статьям епитимийников — "А кртъ или икоиы или ючи во сты^ъ изимл еси ил которыя потревы и ылоры" [Алмазов 1894: 406] — убеждает, что такого рода отношение к иконам с точки зрения церкви представляло безусловный проступок, грех, но никак не ересь. Трактуя обнаруженные практики как "иконоборчество" и скрывающееся за ним "жидовство", архиепископ Геннадий, очевидно, опирался на довольно авторитетное с его точки зрения сочинение — Послание Фотея патриарха ко князю Михаилу Болгарьскому3, обнаруженное им среди книг, которые "у еретиков все есть" [Казакова, Лурье 1955: 320]. О иконоборцах в нем сказано так:

Но тии новая христоборных иудей рожениа ими же убо честную икону Христову и святых его досажаху, прародителное наполняху лишение, в яже от

иудей дерзнутая относими и победи любопрящеся величеством усердиа рожших. Ими же христиан посреде не имаху дрьзнути на Христа, но устнами отверзатися и самыа оноя иудескиа и отеческыа ревности являхуся отпада-юще и любодеищно и сие показующе подражание и никако же стоание име-юще, но яко же злым омрачившееся ереси семо и овамо поревахуся и пре-ношахуся. Христиан бо убо себе имянующе, на Христа яряхуся, и июдейскаго звания не приемлюще, христоборное тех ревноваху иконоборствием и пре-восхожаху [Синицына 1965: 109].

Очевидно, не имея ясного представления об обрядовой стороне современной ему иудейской религии4, владыка вынужден был трактовать многие распространенные среди православных обычаи как проявление "жидовства". Поэтому едва ли можно говорить о том, что "иконоборчество жидовствующих следует трактовать как сознательное поругание христианских святынь, ценность [. . .] которых для христиан осознавалась членами еретического сообщества" [Алексеев 2012: 258]. Такой подход возможен лишь при "отождествлении религии и религиозной институции", что, как показал А. А. Панченко, зачастую ошибочно [Панчен-ко 2002: 66-78]. Институциональные и неинституциональные формы религиозных практик зачастую серьезно различались, отсюда — резкие оценки феноменов "народной религиозности" как "иконоборчества" у Геннадия. В рамках неинституциональной религиозности резание и щепление икон представляли собой специфические народные формы иконопочитания, ведь иконы фактически разбирались на реликвии5. В связи с этим особое значение приобретают не только конкретные

свидетельства обличителей о тех или иных практиках, которые расцениваются как еретические, но и те тексты, которые непосредственно влияют на оценку описанных феноменов. Не менее важным для понимания того, как оформлялась панорама еретического движения в сознании его обличителей, становится выявление точек соприкосновения между взглядами обличителей на ересь и трансляцией идей, высказанных архиепископом Геннадием и затем подхваченных Иосифом Волоц-ким, который, по мнению некоторых исследователей, "мог получать лишь косвенные свидетельства о ереси" [Р^и20У 1992: 281].

Первым делом, однако, следует коснуться вопроса о непосредственных контактах Геннадия и Иосифа. В свое время И. П. Хрущев привел интересный факт, касающийся этих церковных деятелей:

Между Иосифом и Геннадием была связь через Кутузовых, помещиков и вотчинников волоколамских. Когда митрополит Геронтий посадил Геннадия, еще архимандрита, в ледник за самовольное разрешение пищи накануне Богоявления, защитниками последнего являются Борис Васильевич Кутузов и двоюродный брат его Юрий Шестак [Хрущов 1868: 104].

Из минейного Жития Иосифа Волоцкого известно, что Борис Кутузов "отъ синьклитска роду" с юности "прилипися божественою любо-вш" к Ивану Санину, будущему волоцкому игумену [Житие 1868: 456]. Наблюдения Хрущева, однако, еще не дают оснований для далеко идущих выводов6.

Более убедительным свидетельством представляется обнаруженное Б. М. Клоссом в Волок583 анонимное Послание [Волок583, л. 106-106об.] — или, что более вероятно, его фрагмент, — которое с большой долей вероятности может быть атрибутировано Иосифу Волоцкому; адресовалось же оно, по-видимому, архиепископу Геннадию. Из послания следует, что адресат прежде сообщил автору "о еретицех, что наругаются христианом, а сами жидовъство держат" [Клосс 1974: 351]. К тому же в тексте выказывается поддержка начинаний адресата в борьбе с еретиками: "Тебе же, господине, ныне время благоприятно о ис-тинне попечение имети и немощных подкрепити. Аще и скорбно при-лучится претерпети Христа ради, занеже никто же не подвизався венец

приати" [Ibid.: 352]. Последняя фраза может свидетельствовать о том, что адресатом был новгородский владыка, в послании собору епископов вынужденный оправдываться из-за обвинений чернеца Захара, называвшего Геннадия еретиком и рассылавшего соответствующие послания "по всем градом", что могло иметь для архиепископа весьма серьезные последствия [Казакова, Лурье 1955: 380]7.

Факт переписки между игуменом и его владыкой хорошо согласуется с известиями агиографических сочинений об Иосифе Волоцком. И если анонимное Житие сообщает об Иосифе, что "Генадiе же архiерей посланми с нимъ бесЬдуа" [Белокуров 1903: 32], то рассказ минейного Жития более пространен. Савва Черный в рамках повествования о ереси пишет: "Бысть же ае зло при арх1епископЪ Генадш. И возвести архЬ епископъ ае зло игумену 1осифу, и проситъ помощи [. . .] И нача отець 1осиеъ ово наказашемъ, ово же писашемъ спомогати архiепископу" [Житие 1868: 472-473]. Несколько иначе описывается ситуация в "Надгробном слове преподобному Иосифу": как сообщает Досифей Топорков, Иосиф "писа же и къ НовогородскомК арх1етскопу Генадш, и воздвиже его на ревность Бж1ю". Более того, Досифей упоминает, что новгородский архиепископ, учинив согласно соборному приговору 1490 г. расправу над "жидовствующими", "с!а вса писаше ко отцу, и тако обличиша sло-честивую ересь" [Невоструев 1865: 172-173]8. Впрочем, существование переписки между игуменом и архиепископом, даже будучи с высокой степенью вероятности установленным, лишено конкретики: из контекста

их объединить усилия в борьбе с ересью", в то время как из данного послания "следует, что именно его адресат являлся главным информатором автора о ереси и обращался с помощью о поддержке и помощи". Поэтому "Иосиф Волоцкий являлся адресатом, но не автором анонимного послания. Автор же послания занимал идеологическую позицию, близкую к позиции старцев заволжских монастырей" [Ibid.: 489-491]. На это можно возразить, что Иосиф, будучи информатором лиц, к которым он направлял послания о еретиках, сам должен был черпать откуда-то сведения о "жидовствующих".

послания ясно, что Геннадий передал Иосифу какие-то сведения о "жи-довствующих", но что это были за сведения и как они могли повлиять на полемику Иосифа с ересью, остается невыясненным.

Вместе с тем коммуникация Иосифа Волоцкого с новгородской кафедрой все же осуществлялась и имела достаточно интересные результаты. Весьма интенсивное взаимодействие шло не только на уровне обмена посланиями, но и в не менее важной для русского средневековья сфере книжности. И здесь нужно обратить внимание на деятельность книжников новгородской кафедры.

Первое известие о связях с ними Иосифова монастыря относится к 1486 или 1487 г., приблизительно тому времени, когда в Новгороде была обнаружена ересь. Правда, факт присылки из Новгорода в Иосифов монастырь сборника, содержащего Скитский патерик, едва ли как-то может касаться "жидовствующих". Тем не менее, в тексте патерика сохранились следующие пометы:

Л&Ъта. чего нлпислнл вы книга сУл въ дЛ прчстыА гноу игКменоу иосифК. потрКженУемъ гр&Ъшнлго черньчишкл герлсимл погмтки" и "гне гсрь юси^ъ , почне чести книгК сУю помдни мд гр&Ъшнлго въ сТы свои млтвл , л ^ тев&Ъ моеМ гноу челй вУю , и прочеи всеи врлтУи [Волок657, л. 250].

О самом Герасиме Поповке сохранилось не так много сведений, однако известно, что он был среди приближенных к новгородскому владыке лиц, причем, по замечанию Л. Н. Майкова,

общее руководство над изготовлением новгородского библейского кодекса 1499 года принадлежало иноку Герасиму, о чем и сохранилось отчетливое свидетельство на первом листе этой рукописи, где сказано, что она писана "при архиепископе новогороцком Генадии, в Великом Нове Городе, во дворе архиепископле, повелением архиепископля архидиакона инока Герасима" [Майков 1900: 372-373, 378].

Возможно также, Герасим Поповка задолго до того, как оказаться при владычном дворе, был связан с Иосифом Саниным. Не исключено, что Герасим был пострижеником Пафнутия Боровского и мог подвизаться вместе с Иосифом во время игуменства последнего в Пафнутьевом монастыре. На это косвенно указывает обращение Герасима к Иосифу как к "моему господину", а также то, что Герасим, вероятно, незадолго до кончины, будучи уже игуменом Богоявленского монастыря в Москве, вложил на помин души в Пафнутьев монастырь книгу творений Дионисия Ареопагита [Строев 1891: 313; Майков 1900: 378].

Рукопись присланного на Волок Скитского патерика обнаруживает следы правки, сделанной рукою Тимофея Вениаминова — еще одного участника кружка при архиепископе Геннадии. Тимофею, как показал

Б. Л. Фонкич, принадлежит обширная приписка в рукописи Волок437, содержащей Книги против ариан и Послание о празднике Пасхи Афанасия Александрийского [Фонкич 1977: 32, 36]; этот сборник, очевидно, также попал в Иосифов монастырь из Новгорода. В тексте автографа сообщается, что работу над сборником Тимофей завершил в декабре 1488 г.:

В то лето здесе в преименитом ту Неуполеос мнози священникы и диакони и от простых людий диаки явилися сквернители на веру непорочную, велика беда постигла град сей, и колика тма и туга постиже место се [. . .] Но въскоре исполънися о бозе благодати духа святааго пресвященный архиепископ Ге-надие обнажил их еретичества злодейство [. . .] [Ibid.: 32; Волок437, л. 237-237об.].

Приведенная запись является, вероятно, одним из первых сообщений об обнаружении новгородской ереси, отправленным в Волоцкий монастырь.

Также непосредственную связь с еретическим движением обнаруживает присланная Герасимом Поповкой в библиотеку Иосифова монастыря в январе 1489 г. рукопись "Святого Сильвестра и преподобнаго Антониа истолкование о Святей Троице и о всей твари" с припиской следующего содержания:

гноу игоуменоу iwwX. на ллмьскои волокъ герлсиме плповкл гр^шнии черньчишко тело вТю. посла есми с твоимъ старце &еодосТе въ пречтнХю овите прчтие вгомтри, и тев&Ъ моемъ гноу и веб старце; книгК селивестрл плпК рисклго; дл вочю лососеи, дл полтора лКвл

соли; въ л^ ДЦ,ч,з, из нова гwродл, мЦл, гевлрд, Ks [. . .] [Волок505, л. 167об; Хрущов 1868: 262-263]9.

Книгу "Сильвестра папы Римского"10 архиепископ Геннадий упоминает в составленном в феврале 1489 г. послании Иоасафу, бывшему

в церкви и донынЬ, яко богатьство нЬкое храняще, имЬють" [Белокуров 1903: 31]. Как справедливо полагал Л. Н. Майков, для такого отождествления нет действительных оснований [Майков 1900: 374]. Однако подобного рода ошибка вполне простительна, ибо уже в книжной описи 1573 г. о вкладе Герасима Поповки сказано следующее: "Книга Селиверъст и преподобнаго Антония толкование о Святей Троицы и припись, писмо Герасима Черного" [Лихачев 1991: 76].

архиепископу Ростовскому, в числе иных сочинений, причем контекст упоминания книг весьма любопытен:

Да есть ли у вас в Кирилове, или в Фарафонтове, или на Каменном, книги: Селивестр папа Римскы, да Афанасей Александрейскы, да Слово Козьмы прозвитера на новоявльшую ересь на богумилю, да Послание Фотея патриарха ко царю Борису Болгарьскому, да Пророчьства, да Бытия, да Царства, да Притчи, да Менандр, да Исус Сирахов, да Логика, да Деонисей Ареопагит? Зане же те книги у еретиков все есть" [Казакова, Лурье 1955: 320]11.

Я. С. Лурье, анализируя приведенный Геннадием список, отметил два важных момента. Во-первых, книги из списка "имели ортодоксальный характер и признавались церковью"12, во-вторых, новгородский архиепископ "разыскивал, переписывал с помощью своих сподвижников и рассылал по монастырям" списки этих сочинений [Лурье 1960: 188-189]. О том, что новгородская кафедра стала местом, где активно переписывались и откуда распространялись книги, которые "у еретиков все есть", свидетельствует присылка в 1489 г. Герасимом Поповкой в Кирилло-Белозерский монастырь книги Афанасия Александрийского [Майков 1900: 376], упомянутой Геннадием. Очевидно, в то же время список сочинений Афанасия Александрийского попадает и на Волок. Названные архиепископом в послании сочинения копировались, по-видимому, и для самих членов его кружка: выше уже сообщалось о передаче иноком Герасимом в Пафнутьев монастырь книги творений Дионисия Ареопагита. Говоря о книжном собрании бывшего игумена

с "Диалектикой" Иоанна Дамаскина [Ibid.: 481-482]. Отметим, что книга "Иван Дамаскин", либо не сохранившаяся, либо пока не обнаруженная в книжных собраниях, упоминается среди рукописей Досифея Соловецкого [Бобров 2010: 57], входившего в кружок Геннадиевских книжников. Происхождение же большей части книг Досифея уверенно связывается с его пребыванием при новгородской кафедре.

Соловецкого монастыря Досифея, еще одного книжника новгородской кафедры, А. Г. Бобров отметил "общую близость состава манускриптов, переписанных по заказу Досифея Соловецкого, к «рекомендательному списку» книг архиепископа Геннадия Новгородского из его известного послания 1489 г. архиепископу Иоасафу Ростовскому" [Бобров 2010: 58].

Вернемся, однако, к Иосифо-Волоцкому монастырю. Известен еще один вклад, сделанный, по-видимому, новгородской кафедрой в библиотеку Иосифова монастыря; это Пятикнижие Моисеево, упоминаемое архиепископом Геннадием в его послании Иоасафу и датируемое по приписке сентябрем 1493 г. [Волок8, л. 376].

Фактом передачи из Новгорода на Волок четырех рукописей книжные связи между владычной кафедрой и Волоцким монастырем практически исчерпываются13. Однако есть повод говорить еще об одной книге, присланной от архиепископа Геннадия в Иосифов монастырь. В описи Волоколамского книгохранилища среди прочих Кормчих упоминаются "Правила Поповкинскые словут, переплетка по немецки" [Лихачев 1991: 32, 74]. Весьма вероятно, Кормчая была вкладом все того же Герасима Поповки, во всяком случае, на это однозначно указывает ее именование в описи. Не будет преувеличением связать появление вложенного на Волок списка с деятельностью книжников новгородской кафедры, тем более что у этого предположения есть определенные основания.

В рукописном собрании упомянутого выше Досифея Соловецкого, участника Геннадиева кружка, находились два списка Кормчих: Сол858/ 968 и Сол1056/1165, причем последний — среди семи рукописей личной библиотеки Досифея [Бобров 2010: 49, 57]. Согласно наблюдениям Я. Н. Щапова, список Сол1056/1165, "Книга тител монастырская старая", относится к концу XV в. Текст рукописи, скорее всего, был переписан в Новгороде, "в скриптории, связанном с Софийским собором", где, как предполагает исследователь, "хранился древний Ефремовский список — протограф Соловецкого списка", в котором "воспроизведены на полях пометы Ефремовского" [Щапов 1978: 115, 260].

Вместе с тем, согласно разысканиям М. А. Цветкова, "находившиеся у истоков формирования русского церковного права древнейшие новгородские рукописи, а также более поздние и зависимые от них, создававшиеся при новгородском Владычном дворе списки Кормчей из

Соловецкого собрания конца XV в." Геннадий цитировал в посланиях, чтобы обличать еретиков. [Цветков 2003: 181]. Весьма вероятно, Геннадий пользовался Кормчей Древнеславянской редакции, к которой принадлежит и список Сол1056/1165, где читается сочинение Тимофея пресвитера о способах обращения еретиков. Выдержки из этого трактата архиепископ использовал в посланиях, извещавших иерархов об обнаружении в Новгороде ереси. Так, в послании епископу Прохору Сарскому Геннадий сообщает о появлении "новгородскых еретиков жидовская мудръстствующих. Покрыты же суть онех еретик укоризною маркианскиа глаголю и месалианскиа". Следом владыка разъясняет существо обвинений в маркианской и мессалинской ереси: "Сии бо, егда въпрошаеми, от своих велений отметници бывают и безстудно и усердно кленутся и проклинають вся тако мудръствующая или мудръ-ствовавших и ротятся без страха, яко таковая повелениа ненавидящих" [Казакова, Лурье 1955: 310]. Как показал М. А. Цветков, данный пассаж был выписан архиепископом Геннадием из гл. 19 указанного сочинения Тимофея пресвитера о мессалианах в составе Кормчей: "Си въпрашак-ми Ш своихъ велении Шмьстьници бывають, и бе стоуда и оусьрдьно проклинають вьсд тако моудрьствоующам. или моудрьствовавъшиихъ, и ротлтьсл бе страха, яко таковая велЬни^ ненавиддщиимъ" [Цветков 2003: 185; Бенешевич 1906: 738]. Далее архиепископ Геннадий сообщает о еретиках следующее:

Да что они недостойно служат божественую литургию, то явлено в 12 главе, а что кленутся без страха, а то в 19 главе тех же ересей явлено. Да что есть ересей месалианскых, то они все мудръствуют, толко то жидовскым десято-словием людей прельщают, яко благочествующе мнятся [Казакова, Лурье 1955: 310].

Гл. 12 мессалианской ереси в составе Кормчей повествует о взглядах древних еретиков на таинство Евхаристии: "Глють стое тЬло и крьвь Хсвоу, истиньнааго Ба нашего, стоумоу причащению никако же оуспЬти, ни врЬдити, достоино или недостоино сихъ причащающиихъсд. Яко того ради тъкъмо црквьнааго обьщени^ никъгда же подобьно Шлоучатисд" [Бенешевич 1906: 736]. Содержание статьи Кормчей согласуется со свидетельствами архиепископа Геннадия о некоторых, вероятно, распространенных в то время в Новгороде практиках, касающихся дисциплинарных установок духовенства. Как пишет Геннадий, новгородские попы, во-первых, "завтрокав и пив до обеда, обедню служат"14, а во-вторых,

более чем снисходительны к своим духовным чадам, поскольку "блуд или прелюбодейство, или ины грех [. . .] удобь пращают, церковным каноном не последующее" [Казакова, Лурье 1955: 316-317].

Безусловно, ссылки на статьи Кормчей в контексте выдвинутых архиепископом обвинений имели такое же значение, какое имело Послание патриарха Фотия болгарскому князю Михаилу: оно позволяло уличить новгородцев в ереси. Правда, иногда отсылки к мессалианской ереси в Геннадиевых посланиях трактовались исследователями как указание на возможную близость к ней учения "жидовствующих", если о таком учении вообще можно вести речь [Лурье 1960: 155; Цветков 2003: 183-185]. Едва ли это так, никакой связи между двумя этими феноменами, кроме той, которая была предложена новгородским архиепископом, нет; а утверждение А. И. Плигузова, что "упоминание Кормчей книги отнюдь не дают возможности прояснить существо ереси" [Pligu-zov 1992: 278], представляется вполне справедливым. Кроме того, по наблюдениям С. А. Иванова, обвинения в мессалианстве были известны и в византийской традиции, причем выдвигались они главным образом против юродивых, а также против исихастов их противниками, в частности Никифором Григорой [Иванов 2005: 221-223]. Культурный смысл такого рода обвинений мог свидетельствовать не только и не столько о том, что сами обвиняемые были связаны с мессалианами, сколько о неприязни отдельных церковных деятелей к неинституциональным формам выражения православной религиозности, которые на основании отсылок к авторитетным текстам трактовались как мессали-анские, т. е. еретические. Так поступали противники паламитов, так поступал и архиепископ Геннадий, хотя, разумеется, ничего общего между практиками умной молитвы и слабой дисциплиной новгородского духовенства быть не могло.

Возвращаясь к "жидовству" еретиков, отметим, что статьи об иудеях обнаруживает и Кормчая в списке Сол858/968, с которой архиепископ Геннадий также был, видимо, хорошо знаком [Цветков 2003: 181].

Как отмечает О. В. Чумичева, текст Сол858/968 содержит статьи, направленные против саддукеев [Сол858/968, л. 257-262], которые возводят хулу на Святой Дух, не верят в воскресение мертвых, существование ангелов. Кроме того, иудаизм осуждается за неправильное соблюдение постов — в понедельник, четверг и субботу, за особое значение субботы, а также за "звездочетство" и "чародейство". В самом конце упоминается также обрезание [Чумичева 2010: 214]15. В посланиях против еретиков архиепископ Геннадий саддукеев не упоминал, однако вспомнил о них в предисловии к составленной им после наступления восьмой тысячи лет пасхалии:

Въ жидЬхъ же быша фарисЬи и саддукЬи, саддукЬи же отметахуся въскре-шеша мертвыхъ, и ни ангела, ни духа имЬяху; фарисЬи же обоя исповЬдаху. Но по фарисЬехъ многое божественое писаше свЬдЬтельствуетъ, и отъ Про-рокъ, и Апостолъ, и отъ святыхъ Отець; саддукиемъ же ни едино отъ сихъ. И еретицы убо, саддукЬйская дръжаще, истинну отвръгше, лжи послЬдоваху [РИБ 1880: 815].

И