Проблемы уничтожения архивных документов в государственных учреждениях на территории Чувашии во второй половине XIX века

ПРОБЛЕМЫ УНИЧТОЖЕНИЯ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ В ГОСУДАРСТВЕННЫХ УЧРЕЖДЕНИЯХ НА ТЕРРИТОРИИ ЧУВАШИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА

Современное изучение региональной истории невозможно представить без привлечения огромного ретроспективного информационного массива, представленного местными архивами. Все более нарастающий поток исследований историко-краеведческой тематики продемонстрировал не только богатое на события прошлое российской глубинки, но и заставил иначе взглянуть на судьбы ее архивов. Более того, действующее архивное законодательство, публикация на страницах отраслевых изданий материалов об опыте работы архивных учреждений субъектов Российской Федерации, чтение в ряде вузов страны лекционных курсов по истории архивного дела отдельных регионов, подготовка и защита диссертационных работ по данной проблематике и проч. свидетельствуют о складывании новой научной и учебной дисциплины - регионального архивоведения со своей специфической предметной областью.

В число ее ключевых проблем входит изучение вопросов, связанных с формированием региональных информационных ресурсов, закрепленных в законодательстве такими понятиями, как Архивный фонд субъекта Российской Федерации и архивный фонд поселения. Не менее важным является и тот факт, что в практике работы архивов одной из наиболее сложных и противоречивых всегда была и пока остается проблема отбора документов на государственное хранение (экспертизы ценности), которая на местах должна решаться с учетом местных особенностей развития архивного дела.

Цель настоящей статьи - осветить одну из неизученных сторон архивной деятельности дореволюционных государственных учреждений на территории Чувашии, связанную с их работой по выделению к уничтожению утративших практическое значение документов.

Накапливая значительные по объему архивные комплексы, многочисленные учреждения Российской империи рано или поздно должны были столкнуться с проблемой нехватки места для их хранения. Наиболее болезненно она стояла в провинции. Так, например, по опубликованным В.Д.Димитриевым данным генерального межевания мы знаем, что в Чебоксарах городническое правление, уездное казначейство, тюрьма, городнический дом размещались в казенных деревянных зданиях; питейная контора и магистрат имели отдельные каменные двухэтажные здания. Причем последний был построен на средства горожан. В Алатыре уездный суд, нижний земский суд, дворянская опека, уездное казначейство, городническое правление и тюрьма занимали казенное двухэтажное каменное здание, а почтовая контора находилась в частном доме. В Цивильске все государственные учреждения уезда размещались в одном казенном деревянном здании. Схожая ситуация

была и в Ядрине, в котором лишь городовой магистрат имел собственный деревянный дом [1].

По сведениям Чебоксарской городской думы, в 1820 г. в городе значились: каменного строения - уездное училище, тюремный замок, два корпуса винного и соляного магазинов, деревянные - городская полиция, земский суд и девять питейных домов. Городу принадлежало всего два строения: каменное - городовой магистрат и деревянное - занимаемое «постоем г-на городничего» [2], т.е. об архиве, как отдельно стоящем здании, не сообщается.

Любопытные данные находим в «Ведомости о принадлежащих городу Чебоксарам зданий», представленной местной думой в Казанскую губернскую строительную и дорожную комиссию в январе 1858 г. В ней указывается, что в здании магистрата размещались: « [...] В верхнем этаже дома: 1. Магистрат. 2. Дума. 3. Сиротский суд. 4. Словесный суд. 5. Городовое депутатское собрание. 6. Рекрутское отделение. В нижнем этаже дома: 1. Помещение для хранения в зимнее время пожарных инструментов. 2. Помещение [. ] инвалидной команды 3. Общий всех городовых мест архив» [3].

Ограниченные в средствах и штатной численности, а главное - в поиске дополнительных площадей для хранения архивов, местные учреждения вынуждены были как-то приспосабливаться к складывающимся обстоятельствам. Как правило, решение этой проблемы было сопряжено с одновременным ухудшением условий хранения документов. Постепенно она обрела масштабы серьезной угрозы существованию исторических архивов. Очень емко обрисовал сложившуюся в России ситуацию Д.Я.Самоквасов: «В половине истекшего столетия помещения канцелярий действующих учреждений были переполнены деловыми бумагами; трудно было размещаться чиновникам; передвигать устаревшие делопроизводства в нежилые помещения было уже невозможно, потому что таких помещений недоставало; приходилось нанимать помещения для архивов, а на этот предмет не полагалось средств в канцелярских штатах» [4].

Для отбора и выделения к уничтожению постоянно накапливавшихся дел, в соответствии с действовавшим законодательством в государственных учреждениях Российской империи функционировали специальные комиссии, которые стали создаваться в провинции примерно с середины XIX в. Сохранился ряд документов, отражающих деятельность таких комиссий на территории Чувашии. Так, 21 марта 1849 г. Чебоксарская городская дума получила из Казанского губернского правления указ, в соответствии с которым «для устранения неудобств, происходящих от накопления решенных дел в архивах уездных присутственных мест ведомства Министерства внутренних дел, учреждать, с разрешения Министерства, особые комиссии для разбора этих дел, сообразно правилам, постановленным в учреждении губернских правлений, но с тем, чтобы предварительно уничтожения тех из дел, кои признаны будут ненужными, испрашиваемо было каждый раз высочайшее разрешение, чрез Комитет гг. министров». В состав комиссии «для разбора старых дел» в уезд-

ных городах назначались: городничий, непременный член земского суда, городской голова и уездный стряпчий. Городничим, земским судам и городским думам было предписано «немедленно составить комиссии и приступить к разборке старых дел» [5].

В тот же день дума приняла указ губернского правления к «непременному исполнению» [6]. Не позднее апреля 1849 г. в Чебоксарах такая комиссия была создана, и уже 22 апреля она обратилась в городскую думу с просьбой составить опись решенных дел за 1786-1839 гг., подлежащих уничтожению, и представить ее в комиссию [7]. Поручение исполнить ее было дано гласному думы Ивану Швеину, в помощь которому был определен исполняющий должность бухгалтера Иван Заводов [8]. В сентябре того же года опись на 114 дел была готова и представлена в комиссию [9].

Подготовленный документ имел довольно громоздкое название: «Опись, составленная Чебоксарскою городскою думою вследствие указов Казанского губернского правления: 1-го от 30 октября 1848 года за № 9362, 2-го от 16 марта сего 1847 года за № 2031 и отношения комиссии, учрежденной для разборки старых дел от 22 истекшего апреля за № 2 решенным делам, находящимся в сей думе с 1786 по 1839 год, тем, которые согласно предписания г. министра внутренних дел и применяясь к 299, 300 и примеч. к 302 ст. Учреждения губернских правлений, следуют к уничтожению с особого разрешения г. мин. внут. дел. Сентябрь 1849 года». Опись имела 5 граф: 1) «№ делам и документам», 2) «когда начато дело», 3) «почему начато дело, и какое существо оного», 4) «на скольких листах», 5) «когда решено» [10].

Вся работа над ней осуществлялась следующим образом: дела, которые по мнению членов комиссии должны были сохраняться, вычеркивались, а по левому полю описи проставлялась новая нумерация подлежащих уничтожению дел. По этим отметкам можно судить, какими критериями руководствовались члены комиссии при отборе к уничтожению документов. Так, для дальнейшего хранения в основном отбирались дела, содержащие нормативные правовые акты. Среди них были также и дела о наборе рекрутов. Особого внимания заслуживает и то, что дальнейшему хранению подлежало и «Собрание бумаг о приведении в порядок хранящихся в архиве думы дел с 1786 по 1831 год» [11].

Первоочередному списанию подвергались все черновые документы. К этой же категории были отнесены и различные дела по прошениям местных и иногородних купцов, мещан, а также крестьян. Сюда же попали и документы по назначению мелких чиновников. Всего из описи к уничтожению было выделено 84 дела, а 30 оставлены на хранение.

Вместе с тем не всегда понятна логика отбора. Так, для дальнейшего хранения был оставлен «Реестр о мастерах, подмастерьях и учениках их» за 1797 г. [12], в то время как «Дело о доставлении г. Казанскому гражданскому губернатору и кавалеру именного списка о купцах по всем гильдиям» за 1807 г. [13] выделено к уничтожению. Кроме того, подлежали уничтожению и документы, в которых казалось бы должны быть заинтересованы местные власти. Например, в категорию «ненужных» попали: «Дело по прошению купца Бу-

даева о дозволении ему выстроить на городской выгонной земле колесчатую об одном поставе мельницу» за 1802-1804 гг. [14], «Дело о построении в сем городе вместо пришедшего в ветхость занимаемого под училищем дома другого» за 1803-1805 гг. [15], «Дело о застройке здешним отпущенным питейных сборов купцом Трофимовым на градской выгонной земле каменного кружечного двора и таможни» за 1804 г., «Дело об избрании на трехлетие в городскую думу гласных» за 1812 г. [16], «Дело об избрании на 1818 год от общества по балатировке градском старосте и словесных судов» за 1818 г. и др. В то же время обращают на себя внимание два дела за 1838-1839 гг. о постройке кузницы и конюшни для чебоксарской конно-этапной команды [17], вычеркнутые из числа подлежащих к уничтожению.

Составителям описи не удалось избежать и других погрешностей. Так, под № 16 в нее включен заголовок «Шесть книг о ремесленниках». В графе «на скольких листах» указано: «Каждое на 4 листах» [18]. Из данной записи не вполне понятно, составляла ли каждая книга отдельную единицу хранения, или же, ввиду небольшого объема, из книг было сформировано одно дело. В противном случае описание шести отдельных томов под одним номером вызывает еще большее недоумение.

Безусловно члены комиссии имели возможность визуально ознакомиться с каждым делом в случае возникновения затруднений. Но необходимо помнить о том, что окончательное решение об уничтожении дел принималось на уровне губернатора и соответствующего министерства. В данной и других аналогичных ситуациях высшие инстанции вынуждены были либо закрывать глаза на различные нестыковки в представляемых им документах, либо затевать длительную переписку по выяснению деталей. Разбирать же каждый такой частный случай было весьма не просто, если учесть тот факт, что на уровне даже одной губернии речь шла о тысячах пудов «ненужных» бумаг.

Даже из приведенного выше выборочного перечисления категорий дел городской думы не трудно убедиться в весьма субъективном подходе к их отбору. Очевидно в его основу была положена необходимость дальнейшего использования дел лишь в справочных целях. Но и такой подход, как видно из примеров, не всегда прослеживается в действиях членов комиссии.

В целом, анализ описи дает основание предполагать, что ни городская дума, ни составители описи не располагали четкими указаниями вышестоящих инстанций относительно критериев отбора документов. Очевидно в тот момент их и не существовало. Об этом, в частности, свидетельствует поручение симбирского губернского прокурора, направленное в марте 1843 г. ала-тырскому уездному стряпчему о представлении в «самом непродолжительном времени» и «под опасением строгого взыскания» сведений о состоянии местных архивов по специальному вопроснику.

Но прежде всего в этом документе привлекают внимание побудительные мотивы такого обращения. В преамбуле документа говорится: «Его сиятельство господин министр юстиции из дел министерства заметил, что многие архивы подведомственных сему министерству мест находятся более или ме-

нее в неудовлетворительном положении, и что дела прежнего времени, уже предавшиеся тлению, заполняют архивы и затрудняют оные в помещении дел позднейших, также год от году увеличивающихся. Посему, признав необходимым для общих по сему предмету соображений, собрать полные и достоверные сведения о положении всех архивов вобще, его сиятельство поручил мне представить о каждом Архиве ведомства Министерства юстиции в отдельности следующие сведения». Далее следуют 6 пунктов с вопросами, которые по мнению их авторов должны были помочь составить общую картину о положении архивов. Не имея возможности в данной публикации остановиться на каждом из них, хотелось бы отметить пятый пункт, в котором спрашивалось: «Не представляется ли по мнению прокуроров и самих присудственных мест, при которых состоят архивы, возможности к уничтожению которых дел или передаче в другие места и архивы, по каким причинам и какого рода сии дела» [19].

Отвечая именно на этот вопрос, местные чиновники и обозначили свои подходы к вопросу о выделении к уничтожению архивных документов. Так, Алатырский уездный суд высказал следующие соображения: «[. ] Следует уничтожить дела бывшей провинциальной канцелярии, ибо они не представляют существенной надобности по уважению тому, что заключают в себе отказы и бывшие споры по имениям и в книгах по разным сборам; но как уже в последующие времена споры о землях разрешены бывшим в Симбирской губернии Генеральным межеванием, а по владению крестьянами за протечением нескольких Земских давностей после Закона дела вновь вчинаемы быть не могут, а по денежным сборам никакой надобности вовсе не имеется». При этом он считал необходимым передать дела земского суда и городнического правления «в их ведение по уважению тому, что канцелярии сих мест достаточно усилены канцелярскими чиновниками и жалованьем» [20].

Алатырский городской магистрат оказался более снисходительным по отношению к своим документам: «[...] Дела прежнего времени уничтожению не подлежат потому, что заключают в себе частию переписку о состоянии градских обывателей, а это может служить доказательством на получение потомкам почетных званий, дела же градской думы передавать в ведение ее находит излишним потому, что магистрат, состоя при думе, имеет в некоторых общее отношение, а кроме того и содержание канцелярий производится думе и магистрату из одних градских доходов» [21].

К сожалению, это пока единственные свидетельства такого рода. Собранные же и обобщенные губернским прокурором сведения из уездов скорее всего не сохранились в связи с катастрофическим по своим масштабам пожаром Симбирска в 1864 г. В ходе него погибла значительная часть документов государственных учреждений. Возможно аналогичные ответы имеются в фондах учреждений бывших уездных центров Симбирской губернии и конечно же в фонде самого Министерства юстиции.

О том, как проходила дальнейшая процедура согласования описей дел, выделенных к уничтожению, можно судить по сохранившемуся в фонде Че-

боксарской городской думы «Делу о разборке старых дел градской думы» за 1854-1856 гг. [22]. Так, примерно в начале 1854 г. дума представила в Чебоксарскую уездную комиссию опись № 2 «следующих к уничтожению дел» за 1792-1834 гг. Всего в нее было включено 39 дел. Документ был составлен специальной комиссией и подписан городничим, непременным заседателем, уездным стряпчим и городским головой [23].

В деле имеется заключение уездной комиссии [24], которое полагалось составлять в соответствии с «Правилами о разборе и уничтожении ненужных дел, накопляющихся в губернских, уездных и городских архивах присутственных мест» [25]. В нем обращалось внимание городской думы на наличие в описи дел «о выборе должностных лиц», которые подлежали дальнейшему хранению.

Принцип работы над описью мало чем отличался от рассмотренного выше случая. Из нее также вычеркивались дела, которые необходимо было сохранить. Единственным отличием было то, что не производилась перенумерация дел.

Рассмотрев заключение уездной комиссии, городская дума приняла решение об устранении замечаний и отсылке исправленного варианта обратно в комиссию [26]. Очевидно, документ неоднократно подвергался исправлению. В деле имеется еще один экземпляр описи также со следами правки [27]. К этому времени местные учреждения уже располагали соответствующими указаниями по отбору утративших практическую ценность дел. Об этом свидетельствует копия из собрания циркуляров и инструкций Министерства внутренних дел с перечнем таких категорий документов [28]. В результате в описи на уничтожение осталось 14 дел, т.е. меньше половины.

Дальнейшая судьба выделенных к уничтожению дел должна была решаться в губернском правлении и Министерстве внутренних дел. О том, насколько долго длился процесс согласования описи, можно судить по дате указа из Казанского губернского правления Чебоксарской городской думе по данному вопросу - 18 октября 1854 г. (т.е. около двух лет). В нем говорилось «В губернском правлении слушали предписание г. министра внутренних дел от 18 сентября за № 1721 следующего содержания: по рассмотрении сообщенной г. военным губернатором описи старым делам Чебоксарской городской думы с 1798-1834 г. Совет Министерства внутренних дел полагал: поименованные в описи 14 дел уничтожить или продать на бумажные фабрики с употреблением вырученных денег на канцелярские расходы думы с тем, чтобы были сохранены контракты и все вообще документы, буде таковые в делах находятся и чтобы в случае продажи дел, они были расшиты и приведены в такой вид, чтобы чтение их было невозможно. Г. министр внутренних дел, соглашаясь с таким заключением совета с тем притом, чтобы дела, сопряженные с денежною отчетностию, были проданы или уничтожены в том только случае, если отчетность по оным уже окончательно обревизована, уведомляет об этом г. военного губернатора для надлежащего распоряжения. Приказали: Об исполненном в предписании г. министра внутренних дел к должному исполнению дать знать Чебоксарской градской думе» [29].

Таким образом, процедура выделения к уничтожению дел каждый раз должна была заканчиваться подобным разрешением. Как видим, в данный период подход к вопросам отбора утративших практическую ценность дел был достаточно обстоятельным. Однако при вынесении решения в расчет принимались практические соображения ведомственного характера. Ни о каких научных интересах речи конечно же не шло.

Надо полагать, что рассмотренный выше процесс выделения к уничтожению «ненужных» дел не всегда проходил гладко. Слишком многое здесь зависело от таких субъективных факторов, как компетентность и расторопность чиновников. Увы, тому есть немало и негативных примеров.

Так, например, 22 ноября 1854 г. в Чебоксарскую городскую думу поступил очередной указ из губернского правления, который предусматривал создание комиссий «для разборки старых архивных дел уездных присутственных мест Министерства внутренних дел». В ее состав должны были входить все те же городничий, непременный член земского суда, городской голова и уездный стряпчий, к которым добавлялся дворянский заседатель уездного суда. Комиссиям вменялось в обязанность «разобрать решенные дела [...] включительно до 1844 года» и представить описи в губернское правление [30]. На обороте документа имеется копия решения городской думы по данному вопросу: «1854 года ноября 22 дня. Приказали: Указ этот принять к сведению и должному в свое время исполнению».

Очевидно это поручение не было исполнено в срок. В завязавшейся переписке о выполнении указания получили наглядное отражение некоторые аспекты организации подобной работы, а также нравы провинциального чиновничества. Так, 6 июня 1856 г. канцелярия Казанского губернского правления направила в адрес чебоксарской уездной комиссии для разборки дел напоминание о необходимости исполнения данного поручения [31]. Несмотря на то, что речь в указе шла о рассмотрении дел уездных учреждений, член этой комиссии, старший непременный заседатель Чебоксарского земского суда А.Троцкий 11 июня того же года почему-то переправил его для исполнения городскому голове, уведомив также городническое правление [32]. Аналогичным образом поступает 14 июня другой член комиссии - уездный стряпчий [33]. Лишь 3 июля городской голова дает соответствующее указание думе [34]. Не позднее следующего дня последняя откликнулась на это свои решением: «Требуемые старшим непременным заседателем Троцким описи доставить к нему в непродолжительном времени». При этом никому не было дано каких-либо поручений [35].

В связи с задержкой ответа уездный стряпчий вынужден был 22 августа обратиться в городскую думу [36]. В письме с пометкой «весьма нужное» указывалось: «Г. градский глава от 3-го июля сего года за № 17-м на предложение мое от 14-го июня за № 325-м меня уведомил, что [о] составлении описей делам градской думы за прежнее время предложено от него к исполнению оной думе. Вследствие чего предлагаю градской думе немедленно за-

няться этим делом потому собственно, что об этом строжайше предписано от губернского правления, и это делается по предписанию господина министра внутренних дел и вследствие высочайшей воли государя императора, следовательно здесь никакой медленности допускаемо быть не должно, в противном случае виновные могут подвергнуться строжайшей ответственности, а легко может быть и то, что насчет виновных будет прислана от господина министра внутренних дел эстафета».

На обороте документа имеется копия решения городской думы. В нем указывалось: «Уведомить г. уездного стряпчего, что опись делам сей думы за прежнее время составлена, которая и отослана г. старшему непременному заседателю Чебоксарского земского суда Троцкому при отношении от 21-го августа за № 661». Здесь же сделана отметка: «Исполнено 31 августа за № 676» [37].

Казалось, проблема на этом исчерпана. Однако 13 декабря 1856 г. в уездную комиссию вновь поступает напоминание из канцелярии губернского правления за подписью вице-губернатора Андреева [38]. Изготовленное типографским способом на трафаретном бланке, оно имело пометку «Второе понуждение». В документе указывалось: «В губернском правлении не получено ответного донесения комиссии на предписание от 20 августа 1856 г. за № 3007; почему я и предлагаю комиссии исполнить указ губерн. правления от 15 ноября 1856 г. о представлении описи делам думы в семид[невный] срок, со дня получения сего, и объяснить при том в донесении губернскому правлению о причине такой медленности». В тот же день Троцкий переправляет его городскому голове «для надлежащего по оному исполнения» [39], а 14 декабря то же самое делает уездный стряпчий.. .[40].

Таким образом, по прошествии двух лет все вернулось к своей исходной точке. К сожалению, в деле отсутствуют документы, свидетельствующие о решении возникшей проблемы или проливающие свет на причину возникшей волокиты.

Не менее интересно и то, как в дальнейшем решалась судьба выделенных к уничтожению дел. Как известно, процедура утилизации их регулировалась законодательством. Постепенно она была сведена к формальности, что привело к массовому уничтожению архивов. В еще большей степени этот процесс подстегивала возможность продажи документов на бумажные фабрики для переработки на картон. Первоначально вырученные средства поступали в казну. Однако специальным распоряжением Министерства финансов часть денег могла использоваться на устройство архивов и поощрение чиновников. С 1891 г. эта сумма составляла 50% от вырученных средств.

В фонде Ядринской городской управы сохранилось дело «О продаже дел и бумаг, хранящихся при управе в архивном помещении с 1804 по 1870 год», датированное 1892 г. Начинается оно выпиской из журнала управы от 9 марта 1892 г., в которой зафиксировано: «Ядринская городская управа, признавая необходимым по тесноте архивного помещения, устроенного при городской управе, для хранения в нем дел, некоторые из них, как не имеющие никакой

важности, а потому и не подлежащие дальнейшему хранению, подвергнуть уничтожению, почему, сделав тщательную выборку из тех дел и составив опись делам, предназначенным ею в продажу, представляла 27 ноября 1891 г. на обсуждение городской думы вопрос о разрешении ей сказанной продажи. Городская дума по обсуждении этого вопроса постановлением, состоявшимся того 27-го ноября, определила: Разрешив продажу ненужных архивных дел с веса, поручить управе произвести продажу посредством торга, сделав предварительно оценку предназначающихся к продаже дел, чрез присяжных оце-новщиков. Во исполнение означенного поручения думы городская управа постановила: На продажу ненужных архивных дел назначить торги 13-го числа текущего марта месяца, предварительно пригласив для оценки присяжных оце-новщиков, а по назначенным торгам составить объявления, несколько экземпляров таковых препроводить в местное полицейское управление для оповещения о торгах жителей города, о чем и записать в настоящее постановление» [41].

В деле есть акт оценки выделенных к уничтожению дел от 13 марта 1892 г. В нем записано: «[...] Мы, нижеподписавшиеся оценовщики ядринские мещане Александр Иванов Цыганов и Иван Егоров Гущин, составили настоящий акт в следующем: прибыв сего числа в городскую управу по приглашению для производства оценки разрешенных к продаже городскою думою старых ненужных архивных дел, причем оценили стоимость дел по 25 коп. за каждый пуд. Постановили: записать об этом в настоящий акт, который и передать в Ядринскую городскую управу для объявления этих цен лицам, желающим торговаться. В том и подписуемся. Оценовщик Александр Иванов Цыганов. Вместо неграмотного оценовщика Ивана Гущина по его личной просьбе подписался Федор Иванов Абакумов» [44].

Но, пожалуй, самым интересным документом в деле является «Торговый лист, составленный в Ядринской городской управе на продажу разрешенных городскою думой архивных дел с 1804 по 1870 год» [45]. Как следует из его текста, торг состоялся в день составления акта об определении стоимости дел. В нем также зафиксировано, что «к торгу явились: крестьянин Петр Степанов Зубков, Иван Александров Горин, Дмитрий Семенов Мордвинов, Егор Иванов Абакумов». Сама процедура представляла собой аукцион, участники которого предлагали свою цену за выставленные на продажу архивные дела. Первым оценить пуд бумаг в 2б копеек предложил П.С.Зубков. Он же и выиграл торги, объявив в итоге цену в 50 копеек. Его соперники прекратили торговаться: Горин на 33 копейках, Мордвинов - на 41, Абакумов - на 42.

К сожалению, из документов дела нельзя почерпнуть сведения об объеме выделенных к уничтожению дел, а также о том, что это был за архив. Как известно, городские управы были учреждены в 1870 г. Одновременно были уп-

разднены городские думы, действовавшие с 1785 г. Таким образом, напрашивается вывод о том, что это был архив Ядринской городской думы. Сегодня ее архивный фонд представлен в Государственном историческом архиве Чувашской Республики всего лишь семью делами за 1833, 1852-1853 и 1870 годы [46].

О том, что торговля архивными документами была выгодной, свидетельствует состоявшийся не позднее февраля 1868 г. в Чебоксарах весьма интересный судебный процесс «по делу о продаже архивных дел Иваном Ивановым Прозоровым» [47]. Как было установлено следствием, некий, ранее уже судимый, крестьянин И.И. Еропов, 63 лет от роду, путем подделки паспорта и свидетельства, под именем И.И.Прозорова подрядился разобрать старые архивные дела в Чебоксарском магистрате. Причем эта работа была поручена только ему одному и, очевидно, никем не контролировалась. Воспользовавшись небрежностью чиновников, этот ловкий авантюрист с помощью семи нанятых им мальчиков 10-14 лет выкрал и продал утратившие практическую ценность дела местным купцам и мещанам (всего 11 человекам).

После разбирательства суд освободил от наказания и подростков - соучастников преступления, и покупателей, как лиц, не знавших о незаконности действий Еропова. Сам же виновный указом из Казанской палаты уголовного суда был лишен всех прав и преимуществ и отдан в арестантские роты гражданского ведомства сроком на три с половиной года. Учитывая возраст подсудимого, «в случае неспособности к работам в ротах», было разрешено заключить его в работный дом или тюрьму. Но и после отбывания указанного срока Еропов должен был находиться под надзором полиции еще четыре года [48].

Конечно же, столь суровое наказание последовало в первую очередь за подделку документов, а не за несанкционированную продажу архивных дел. Однако затеянная авантюра должна была стоить того, коль скоро этот ловкий и ранее уже судимый делец пошел на такой риск.

На масштабы уничтожения архивных дел в Казанской губернии проливает некоторый свет сообщение члена Общества археологии, истории и этнографии (ОАИЭ) при императорском Казанском университете Д.А. Корсакова, сделанное на общем собрании ОАИЭ 31 октября 1878 г. В нем указывалось: «Летом 1877 г. я, с разрешения г. казанского вице-губернатора К.Н. Хитрово, посетил архив Казанского губернского правления, думая найти в нем какие-нибудь данные по 20-му запросу программы IV археологического съезда: Какие рукописи, дела, акты и грамоты в местных собраниях и архивах Казанской губ. могут служить источниками для истории Казанского края? Оказалось, что старый архив Казанского губернского правления сгорел в пожаре 1815 г., а поступавшие затем бумаги продавались, по миновании в них надобности, на вес. Самые старые дела в архиве оказались 1832 года. Таким образом, для целей археологического съезда я ничего не нашел, так как новая история не входит в его программу» [49].

Подобное отношение к архивам было вполне типичным и в последующие годы, причем не только в Казанской губернии. Эту же картину мы на-

блюдаем и в Симбирской губернии. Так, известный исследователь Алатыр-ского края В.Э.Красовский, посетив в 1889 г. Алатырь, сообщал о продаже с торгов части архива Алатырского волостного правления, начиная с 1801 года [50]. Причина такого решения была типична - теснота помещений.

Таким образом, местные городские и уездные учреждения, получив в конце 40-х годов XIX в. разрешение на уничтожение своих архивных документов, одновременно не были снабжены четкими указаниями относительно критериев отбора документов. В результате вся работа изначально строилась исходя из личного усмотрения чиновников. Проведенный анализ описей позволяет говорить об отсутствии интереса к дальнейшему научному использованию документов. Об этом, в частности, свидетельствует немалое количество выделявшихся к уничтожению дел, которые оказались бы весьма полезны для историков при изучении истории населения городов и уездов края.

Тем не менее необходимо отметить, что со стороны казанских губернских властей на первых порах осуществлялся достаточно жесткий контроль за процессом уничтожения архивных дел. В состав местных комиссий входили городничий, непременный член земского суда, уездный стряпчий, дворянский заседатель уездного суда, городской голова. Примечательно, что в Чебоксарах вся работа по выделению к уничтожению документов фактически перекладывалась на плечи последнего и, соответственно, на городскую думу, которая формировалась в основном из представителей купеческого сословия на срок в 3 года.

Кроме того, приведенные факты указывают на то, что скупка утративших практическую ценность дел постепенно становится выгодным промыслом. Это порой побуждало предприимчивых «дельцов» к противозаконным действиям. Подобные случаи вряд ли были бы возможны при добросовестном выполнении своих обязанностей местными чиновниками.

Отсутствие опытных в архивном деле работников и заинтересованности в научном использовании документов, а также материальная заинтересованность служащих госучреждений в продаже возможно большего количества архивных дел и прочие факторы неизбежно вели к значительным утратам весьма ценных исторических источников.

Литература и источники

ТКАЧЕНКО ВЛАДИМИР ГЛЕБОВИЧ родился в 1958 г. Окончил Московский государственный историко-архивный институт. Доцент кафедры источниковедения и архивоведения. Почетный архивист России. Область научных интересов -архивоведение, археография, документоведение, историческое краеведение. Автор четырех документальных изданий, одной книги, шести научных статей.__________