Спросить
Войти
2008.04.017. КОЛЕР Р.Е. ИСКАТЕЛИ, ХРАНИТЕЛИ: КОЛЛЕКЦИОННЫЕ НАУКИ И ПРАКТИКА КОЛЛЕКЦИОНИРОВАНИЯ. KOHLER R.E. Finders, keepers: Collecting sciences and collecting practice // History of science. - Chalfont St. Giles, 2007. - Vol. 45, pt. 4. -P.428-453.
Научная практика, по словам американского автора, уже на протяжении последних двадцати лет находится в центре внимания истории и социологии науки. Начавшись с лабораторной и экспериментальной практики, затем эти исследования были распространены на не экспериментальные практики математики, построения теорий, точного измерения, моделирования и классификации, а далее и на «полевые науки». Тем не менее один вид практики до сих пор остается вне систематического изучения - а именно коллекционирование.
Причины подобного игнорирования легко объяснимы. Коллекционирование абсолютно не похоже на то, что происходит в лаборатории, и поэтому складывается впечатление, что оно находится за пределами истинной науки. Согласно позитивистской теории научного прогресса, коллекционирование - это то, чем занимались натуралисты до того, как стали учеными-экспериментаторами. Хотя позитивистские представления давно ушли в прошлое, такое отношение к коллекционированию по-прежнему актуально. Но, как полагает автор, растущий интерес историков и социологов науки к естественной истории и «полевым наукам», в которых коллекционирование занимает центральное место, заставит отказаться от этой устаревшей эпистемологической установки.
В своем исследовании автор пытается ответить на следующие вопросы. В каких науках коллекционирование составляет базовую практику? Можно ли говорить о том, что практика коллекционирования превращает их в особую, самостоятельную группу? Если ошибкой будет считать коллекционирование лишь предшественником собственно науки, тогда что отличает научное коллекционирование от любительского собирания раритетов? Как менялись практика и роль коллекционирования с превращением «ученого» и «любителя» в самостоятельные социальные категории?
Биологическая систематика - безусловный пример коллекционной науки, равно как и целый кластер других дисциплин: ботаника, зоология, палеонтология и пр. Даже в эпоху ДНК и компьютерного моделирования эти науки по-прежнему не могут существовать без больших и постоянно пополняемых коллекций. Другой пример коллекционных наук, относящихся уже к гуманитарному спектру дисциплин, - это этнология и особенно археология.
Геология и минералогия относятся к «полевым наукам», в которых поиски и классификация природных объектов когда-то были центральной практикой, а стратиграфическая геология так и осталась коллекционной наукой. Помимо этих, в общем, очевидных примеров, существуют другие «полевые науки», в которых коллекционирование и классификация природных объектов занимали или по-прежнему занимают важное место. К ним относятся метеорология, гляциология, геофизика, паталогоанатомия, неорганическая химия, экология, исследования фольклора и этномузыки, лингвистика.
Таким образом, категория коллекционных наук включает необычайное разнообразие дисциплин, набор которых меняется по мере того, как эти научные области отказываются от или сокращают практику коллекционирования. Ряд общих черт превращают основные коллекционные науки - стратиграфию, палеонтологию, естественную историю, этнологию и археологию - в самостоятельную и специфическую группу.
Во-первых, они все имеют дело (или имели дело) с материальными объектами, которые следует искать и собирать в естественных условиях. А для того чтобы эти объекты имели научную ценность, их необходимо сохранять в первоначальном виде.
Во-вторых, коллекционирование - это необычайно сложная социальная и культурная практика. В сердцевине каждой коллекционной науки находятся процедуры поиска, отбора, описания и передачи предметов на хранение. Не менее важны методы упорядочивания и классификации предметов, а также стратегии составления и формы подачи коллекций, чтобы они могли служить определенным научным целям. «Все ученые в той или иной степени искатели; но только ученые-коллекционеры еще и хранители» (с. 432).
В-третьих, лишь немногие науки в такой степени зависят от политических, социальных, экономических и культурных факторов, как те, которые занимаются коллекционированием. Коллекционирование предполагает поездки в отдаленные и малодоступные регионы мира, организацию больших и дорогостоящих экспедиций, создание адекватных условий для хранения и демонстрации собранных материалов.
История коллекционных наук может описываться разными способами. Наилучшим автору кажется тот, который учитывает различные стороны коллекционной практики: типы личностей, которые в ней участвуют; разные виды деятельности, которые она предполагает; а также социокультурный контекст, который придает коллекционированию его смысл и ценность. Свой анализ автор проводит с помощью конкретных примеров из истории геологии, палеонтологии, естественной истории, этнологии и археологии.
В 1800-1840-е годы геология была чрезвычайно популярной наукой в Англии. Люди самого разного положения и звания занимались поисками минералов и особенно окаменелостей (ископаемых остатков растений и животных прошлых геологических эпох), по которым определяют относительный возраст осадочных толщ земной коры. Это были ремесленники и фермеры, коллекционеры и торговцы, представители среднего класса, составляющие свои кабинеты диковинок, и ученые-геологи. Цели этих людей были столь же разнообразны: коммерческие, эстетические, религиозные, научные. В то время еще не существовало четких социальных границ между любительской и профессиональной наукой, а геологическая теория претерпевала серьезные изменения (естественно-научный взгляд вытеснял литературный и библейский), поэтому эта область в то время была открыта для любителей.
Как это ни удивительно, но коллекционирование окаменело-стей в Англии было институционализировано. Феномен провинциальных литературных и философских кружков, где велась научная работа, хорошо известен. Но, что менее известно, эти кружки также были и центрами широкомасштабного коллекционирования, прежде всего ископаемых остатков.
Однако большинство любителей не сами занимались коллекционированием, а приобретали образцы у местных перекупщиков, отдавая предпочтение красивым и необычным образцам. Поэтому
их коллекции оставались несистематизированными и не имели указаний на тот слой, где эти образцы были найдены, - данные, которые имеют решающее значение для научного анализа. Кроме того, частные коллекции строились по специфическим схемам, основанным на устаревших теориях или литературных источниках. То же самое происходило и в музеях, которые, по сути, представляли собой увеличенные в размерах «кабинеты диковинок». Этот недостаток оказался фатальным, когда провинциальные музеи попытались вписаться в новую космополитическую науку - стратиграфическую геологию. Новая геология нуждалась в новых практиках: для того чтобы проводить стратиграфический анализ, необходимы были гораздо более полные и подробные коллекции образцов.
Это заставило систему эволюционировать: от во многом случайных коллекций местных жителей, до смешанных практик, когда сбором образцов занимались самые разные люди, но под руководством профессионалов, к стандартизированным строго научным методам коллекционирования. Хотя для профессиональных геологов коллекционирование имело жизненное значение, тем не менее относились они к нему как к малопрестижному виду работы. В итоге полевые партии стали составляться из профессионального геолога и нескольких помощников, которые выполняли тяжелую работу.
Участие местных энтузиастов теперь ограничивалось передачей редких, особенно эффектных образцов, которые ученые использовали в качестве иллюстраций в своих монографиях. К 1850-м годам большинство провинциальных геологических музеев или пришли в запустение, или вообще исчезли. Коммерческое коллекционирование также сошло на нет: только редкие и особенно удачные образцы сохранили рыночную стоимость, и то скорее как диковинки, а не как представляющие научную ценность. Ту же логику развития практики коллекционирования, отмечает автор, можно наблюдать на примере палеонтологии - науки биологической, но возникшей в теснейшей связи с геологией.
Конец XIX и начало XX в. не воспринимаются в качестве великой эры естественно-научных коллекций, но в действительности этот период был таковым. Университеты, правительственные организации и особенно музеи естественной истории занимались широкомасштабными проектами коллекционирования, направив на протяжении 50 лет тысячи экспедиций в каждый регион мира. Если
раньше музеи собирали нецеленаправленно, получая образцы флоры и фауны в дар, обменивая их, приобретая по случаю, то теперь они собирали активно, по определенной программе и в беспрецедентном масштабе. Свою цель они видели в том, чтобы провести тотальную инвентаризацию всех видов растений и животных; и в отношении позвоночных животных им это практически удалось.
Это научное коллекционирование сильно отличается от коллекционирования ради удовольствия, как геологические изыскания отличались от случайного поиска окаменелостей. Во-первых, научное коллекционирование охватывало весь регион или даже континент, а во-вторых, собирались не отдельные экземпляры, а делались большие выборки образцов, которые отражали все многообразие видов животных и растений.
Практика научного коллекционирования была специфична для своего времени. В 1890-1930-е годы экономические, культурные и научные факторы сплелись воедино таким образом, что подтолкнули многих талантливых натуралистов к изучению многообразия видов, открыли им доступ к новым территориям и обеспечили их социальными и научными стимулами.
Во-первых, развитие в конце XIX в. пароходного сообщения между континентами и строительство железных дорог сделало доступными отдаленные и малонаселенные территории, которые прежде посещали только самые отважные и богатые путешественники. В результате возникло нечто похожее на «золотую лихорадку» для специалистов по естественной истории.
Во-вторых, эти экспедиции были нужны биологической науке. Таксономия в конце XIX в. становилась точной наукой с усовершенствованными методами классификации и новым эволюционным концептом биологического вида. Поэтому, с одной стороны, объективные данные - образцы фауны и флоры - имели решающее значение для прогресса биологических наук, а с другой стороны, биологические знания помогали коллекционированию. Сотрудники музеев естественной истории, которые раньше были скорее кабинетными работниками, стали проводить исследования «в поле» и руководить экспедициями; только они знали, какой тип данных был необходим для новой таксономии.
В-третьих, столь бурный интерес к природе и естественной истории, заставивший государственные структуры и публичные
музеи снаряжать широкомасштабные экспедиции, был связан с серьезным сдвигом в культуре. Широкие слои общества получили возможность отдыхать на природе (турпоходы, поездки к морю, спортивная рыбная ловля и охота, занятия альпинизмом, наблюдение за птицами и пр.) и стали интересоваться окружающим миром, что поощряло их квазинаучный интерес к природе.
Безусловно, речь не идет о том, что эти представители среднего класса в массовом порядке обратились к науке, но они создали культуру, предрасполагающую к тому, чтобы ценить научное коллекционирование. Они посещали музеи естественной истории, увлекались книгами, в которых натуралисты описывали свои путешествия, давали деньги на экспедиции, а некоторые даже в них участвовали.
Как подчеркивает автор, серьезные «любители»-натуралисты всегда отличали себя от дилетантов, которые занимались коллекционированием спорадически ради развлечения. Хотя они и не были учеными-натуралистами, их практики коллекционирования часто были абсолютно профессиональными. «Таким образом, между любительским и научным коллекционированием существовал континуум смешанных практик» (с. 439).
Хотя этнология имеет дело с предметами, созданными человеком, но как коллекционная наука она демонстрирует отчетливое сходство с палеонтологией и естественной историей. Коллекционирование в этнологии также носит циклический характер; им занимались люди разного характера и склада. Этнологи тоже имели тесные и амбивалентные отношения с коллекционерами, чьи интересы носили эстетический или коммерческий характер. Но в отличие от палеоантропологов или натуралистов, этнологи отказались от коллекционирования артефактов и предпочли метод вербальных репортажей и культурного анализа.
Практику коллекционирования в этнологии автор рассматривает на примере отношения к предметам культуры американских индейцев. Торговля этими предметами велась с начала XIX в., но борьба за них как за научные образцы развернулась в 1880-е и 1920-е годы. Интерес к этим артефактам резко возрос в 1880-е годы, когда большие музеи, преимущественно в США и Канаде, бросились «снимать сливки», а к концу 1910-х годов столь же резко упал. Бум на рынке артефактов индейской культуры был связан
прежде всего с тем, что городские жители среднего класса очень хотели видеть подобные экспонаты в музеях и готовы были платить за это деньги.
Кроме того, под давлением цивилизации, промышленного развития и обращения индейцев в христианство, их образ жизни стал кардинально меняться. В результате индейцы стали заменять свои орудия труда более удобными западными, а также отказываться от традиционных церемоний и ритуалов. Это, в свою очередь, привело к массовому обесцениванию духовного и культурного значения артефактов. В то же время они приобретали новую ценность как образцы, которые можно коллекционировать и которые важны для науки.
Эти и некоторые другие факторы стали причиной очередной «золотой лихорадки» - погони за артефактами, которые на короткое время стали высоко цениться и в искусстве, и в науке. Коллекционеры артефактов представляли собой очень пеструю группу -от неграмотных и грубых торговцев до глубоко образованных энтузиастов и ценителей культуры американских индейцев.
По мере того как этнологов стали больше интересовать обычаи и ритуалы, чем сами объекты, появилась необходимость в сборе данных о предназначении и использовании орудий труда и ритуальных предметов. Без таких данных предметы сохраняли художественную ценность, но утрачивали научную. В результате музейные работники были вынуждены сами заниматься коллекционированием или обучать помощников из числа местных жителей методам и задачам научного коллекционирования.
Конец «золотой лихорадки» в 1910-е годы частично стал результатом превышения предложения над спросом. В определенный момент музеи решили, что у них достаточно материалов из данного региона, и переключились на другие регионы мира. Кроме того, цена отдельных старинных и хорошо сохранившихся артефактов поднималась по мере того, как их запас истощался. В итоге отпала необходимость в многочисленных экспедициях, которые занимались коллекционированием в массовом порядке. То же самое происходило и в естественной истории. Когда список позвоночных животных был практически исчерпан, а открытие новых видов стало редким и случайным, лучшим выходом было отдать их поиск на откуп отдельным коллекционерам.
Одновременно этнология расширяла сферу своей деятельности, включив в нее психологию и социальные науки. Этнологи надеялись повысить статус своей науки, дистанцировавшись от коллекционирования произведений искусства. Знаком времени стал переход ведущих этнологов из музеев в университеты. Этот процесс был столь интенсивным, что спустя поколение этнологи смогли забыть, что еще совсем недавно были коллекционерами и музейными работниками.
Ни одна наука не зависит от коллекционирования больше, чем археология. Тем не менее в истории и социологии этой научной области нет ни одной работы, в которой практика коллекционирования стояла бы на первом месте. В то же время сами археологи очень много писали и пишут о методах ведения раскопок, издано множество руководств по практике археологических изысканий. Для археологов очевидно, что именно строгие методы ведения раскопок, описания и классификации найденных предметов отличают археологию от старой традиции коллекционирования предметов искусства и торговли древностями.
Современная археология была и остается коллекционной наукой. Как и в случае с другими коллекционными науками, современная археологическая практика сложилась в период между 1870-ми и 1930-ми годами. Именно тогда ведение раскопок приобрело форму комплексной практики, где существует разделение труда, стандартные методы поиска, описания и классификации найденных предметов, а также места, где они были обнаружены.
Однако проведение раскопок - это лишь первый шаг; следующий - это анализ обнаруженных предметов. Скандинавские археологи были первыми, кто в 1820-е годы стал пользоваться историческими, а не эстетическими схемами классификаций. Они же изобрели деление на три «века»: каменный, бронзовый и железный, равно как и методы относительного датирования артефактов, обнаруженных в могильниках.
Археологи, как и другие ученые-коллекционеры, пытались избавиться от зависимости от артефактов и коллекционирования. В качестве единицы анализа они стали рассматривать целые поселения, а не набор предметов, и обратились от формального анализа к реконструкции экономики и культуры исторических обществ. Вторая тенденция, также общая для большинства коллекционных
наук, состояла в том, что уникальные и прекрасно сохранившиеся предметы стали иметь меньшее значение, чем систематический сбор фрагментов, местоположение которых занесено на карту. Но не в силах археологов, равно как и этнологов, полностью отказаться от артефактов и коллекционирования. Для того чтобы восстановить прошлое, в распоряжении археологов есть молчаливые предметы, которые должны быть найдены, извлечены, сохранены, положены на полку, упорядочены и проанализированы.
Таким образом, коллекционные практики разных наук имеют не только свою специфику, но и общие черты.
Коллекционные науки в отличие от экспериментальных и лабораторных наук сохраняют связь с реальностью и предметами естественного происхождения. «Пока мы не знаем, - пишет автор в заключение, - к чему приведут столь сильный отрыв ученых от природной реальности и создание взамен ее искусственной реальности. Экспериментаторы до сих пор пользуются архаичными выражениями "обнаруженные факты" или "открытие", тогда как "создание" и "конструирование" гораздо больше подходит для обозначения того, что они делают» (с. 452).
Т. В. Виноградова
