Спросить
Войти
12. Кирьянов, И. К. Ресурсы по парламентской истории позднеимперской России в пространстве Рунета / И. К. Кирьянов, С. И. Корниенко, Д. А. Гагарина, И. В. Рябухин // Власть. - 2011. - № 12. - С. 159-163.
© Дроздов А. И., 2015 УДК 574:338.43(09)
«ОПЫТ, СЫН ОШИБОК ТРУДНЫХ»: ИСТОРИЧЕСКИЕ УРОКИ НАУЧНО-ПРОИЗВОДСТВЕННОЙ ИНТЕГРАЦИИ В СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ РЕГИОНА
А. В. Рычков
Омский государственный технический университет
Статья посвящена рассмотрению проблем научно-производственной интеграции в сельском хозяйстве через призму исторического опыта. Подчёркивается важность обеспечения научной обоснованности рекомендаций сельскохозяйственному производству. Автор указывает, что использование административных подходов в области внедрения в прошлом неоднократно приводило к негативным результатам, а успех достигался в случае их ограничения.
Международная ситуация, резко обострившаяся в последнее время, перевела вопрос о продовольственной безопасности страны из сферы отвлечённых рассуждений в практическую плоскость. Экспортно-сырьевая направленность экономики имела своим следствием не только ликвидацию целых отраслей отечественного сельского хозяйства, но и формирование импорто-продовольственной системы снабжения населения. Введение экономических санкций со всей очевидностью обнажило кризисную ситуацию в аграрной сфере и заставило правительство лихорадочно решать вопрос о замещении продовольственного импорта Запада за счёт продовольствия, произведённого в других регионах мира.
Бесспорно, что сохранение суверенитета страны без продовольственной самодостаточности обеспечить вряд ли возможно. Важнейшим условием развития отечественного сельского хозяйства является перевод его на научные рельсы. Однако процессы «онаучивания» сельского хозяйства оказались незавершёнными, внедрение научных достижений имело эпизодический характер как в советскую эпоху (несмотря на большее внимание государства к этому вопросу), так и в постсоветское, рыночное, время. Пришло осознание, что автоматически рынок не может выступить в роли научно-производственного интегратора. Напротив, ориентация на получение высокой прибыли (в этом отношении впечатляет пример сырьевых отраслей) привела к свёртыванию целых секторов сельского хозяйства и выводу из оборота огромного количества сельскохозяйственных угодий, размер которых в Российской Федерации практически сравнялся с количеством введённых в оборот в СССР земель в процессе массового освоения целины.
В представленной статье автор акцентирует внимание на некоторых проблемах повышения научного обеспечения сельского хозяйства через призму исторического опыта, анализ которого, по меньшей мере, поможет избежать возможных ошибок, с одной стороны, и выработать наиболее оптимальную модель развития аграрной отрасли - с другой.
Рассматривая научную составляющую проблемы, прежде всего следует указать, что на протяжении нескольких десятилетий, в условиях лысенковщины, рекомендации научных учреждений сельскохозяйственному производству нередко оказывались недоработанными, а иногда и просто вредными для сельского хозяйства. В это время развивались процессы примитивизации аграрной науки. Исследования велись со значительными методологическими и методическими нарушениями. В исследовательскую практику насаждались «передовые» приёмы, весьма сомнительные с научной точки зрения (например, «метод планомерного управления развитием растений»), но выигрышные в политическом плане как «созвучные плановому социалистическому земледелию». В свою очередь, полученные таким сомнительным образом не менее сомнительные научные результаты, не подтверждённые экспериментальным и опытным путём, немедленно и в широких масштабах внедрялись в производство.
В результате процессов примитивизации резко снизилась эффективность научной работы. Особенно негативно это отразилось на выведении новых сортов зерновых культур и прежде всего яровой пшеницы. В послевоенные годы в связи с большой распашкой территории, механизацией и химизацией земледелия потребовались сорта, стойкие против эрозионных процессов, оставляющие высокую и довольно крепкую стерню, отзывчивые на удобрение. Однако в 40-60-е гг. прошлого столетия расширение сортовых посевов зерновых культур происходило преимущественно за счёт сибирских сортов довоенной селекции, указанными признаками не обладавших. Большинство выведенных в этот период селекционерами сортов, районированных в разных регионах, впоследствии были сняты с районирования как недоработанные и не отвечающие условиям интенсивного земледелия.
Следует подчеркнуть, что процессы примитивизации охватили различные отрасли сельскохозяйственной науки. Характерным и показательным примером данного плана для сибирского региона является разработка и попытка внедрения так называемой «пропашной системы» земледелия. Именно её насаждение, осуществляемое при прямой поддержке Н. С. Хрущёва, явилось одной из причин того, что с 1963 года Советский Союз приступил к систематическим закупкам зерна за границей. Казалось бы, лысенковщина преодолена и возврат к старому невозможен. Однако импровизационные реформы в области образования и науки, недофинансирование отечественных научных учреждений, невостребованность науки со стороны производства порождают серьёзные опасения в плане возможного «повторения пройденного». К тому же, если меры по изменению ситуации в сельском хозяйстве не будут приняты и кризисная ситуация усугубится, то возрастёт вероятность появления «простых до трогательности» рекомендаций, обещающих быстрый экономический эффект (к тому же этот путь у нас пройден в области макроэкономики, и результат его очевиден). В целях предупреждения подобного развития событий может оказаться востребованным опыт, выражаясь медицинской терминологией, послелысен-ковского «выздоровления» аграрной науки, избавления её от «болезней» недавнего прошлого. В нашем случае осмысление этого опыта явится условием недопущения будущих «заболеваний». Конечно, данный процесс имел не одномоментный, а достаточно протяжённый характер (как и всякое восстановление организма после длительной болезни) и требовал принятия целого комплекса организационно-научных мер.
Указанный процесс в сибирском регионе имел свои особенности. С одной стороны, в Сибири идеи Т. Д. Лысенко пользовались определённой поддержкой в научно-аграрной среде, с другой - эти идеи именно здесь практически продемонстрировали свою полную несостоятельность, поэтому отказ от них в Сибири произошёл ранее окончательного разоблачения лысенковщины в 1965-1966 гг. Прежде всего, были восстановлены в правах теоретические биологические дисциплины. Важную роль в этом в нашем регионе сыграла деятельность коллектива, созданного в составе Сибирского отделения Академии наук Института цитологии и генетики, первым директором которого был академик Н. П. Дубинин. После развенчания Т. Д. Лысенко в аграрных научных учреждениях были восстановлены соответствующие лаборатории (цитологии, генетики, физиологии и др.), и роль Института цитологии и генетики СО АН (далее - ИЦГ) как теоретико-методологического центра ещё более возросла. Научные сотрудники ИЦГ становятся постоянными участниками научно-методических совещаний сельскохозяйственных научных учреждений Западной Сибири.
Не менее важным и неотложным делом было наведение порядка в области методики опытного дела. Единственная в стране кафедра методики опытного дела в Тимирязевской сельскохозяйственной академии в период доминирования Т. Д. Лысенко была ликвидирована. Даже когда научная общественность поднимала вопрос о «необходимости повышения точности и достоверности исследований и экономической оценки полученных выводов и предложений» [1, с. 6], «отцы-командиры» на это не реагировали. Оно и понятно: при условии чёткого соблюдения методических принципов опытного дела не могли бы появиться те «чудо-рекомендации», благодаря которым доминирование Т. Д. Лысенко поддерживалось.
Проведённые в 1965 году проверки высшими контрольными органами страны наиболее «отличившихся» в плане необоснованных рекомендаций научных учреждений региона показали, что первичная документация в отделах и лабораториях велась небрежно и представляла собой записки на отдельных листах или тетрадях, имелись факты расхождения данных первичной и отчётной документации, случаи фальсификации данных, допускалась преждевременная, поспешная выдача колхозам и совхозам необоснованных, не подтверждённых научными исследованиями, опытными и производственными данными рекомендаций [2].
Отсутствие единой методики проведения полевых и лабораторных опытов не позволяло сопоставить полученные различными научными учреждениями данные. В марте-апреле 1965 года министерство сельского хозяйства СССР проводит Всесоюзное совещание научно-исследовательских учреждений и вузов по вопросам повышения уровня научных исследований, на котором учёными было заявлено, что «восстановление норм методики опытного дела и норм экспериментирования вообще жизненно необходимо в качестве первого шага по пути повышения культуры земледелия и теоретического уровня агрономии» [3]. В принятом совещанием постановлении было признано необходимым, чтобы «методика всех исследований, проводимых опытными станциями, научно-исследовательскими институтами и высшими учебными заведениями, обязательно рассматривалась на заседаниях учёных советов или выделенных ими методических комиссиях» [4].
Чрезвычайно важное значение имел сформулированный в постановлении порядок формирования рекомендаций для производства: «Рекомендовать для внедрения в производство только те научные выводы и предложения, которые имеют высокую экономическую эффективность. В связи с этим необходимо установить такой порядок, чтобы учёные советы не принимали к рассмотрению законченные работы для внедрения в производство, если они не имеют экономической оценки и не внедрены в опытное хозяйство учреждения или учебно-опытное хозяйство вуза» [4, с. 104].
Именно методические вопросы стали занимать важное место в деятельности аграрных научных учреждений в середине 1960-х гг.: они начинают активно обсуждаться учёными советами, создаваемыми в отделах и лабораториях методическими комиссиями. В апреле 1966 года при Сибирском научно-исследовательском институте
сельского хозяйства состоялось Зональное научно-методическое совещание, на котором главное место отводилось вопросам методики. С докладом «Основные задачи исследований по вопросам земледелия, основные методические требования при постановке полевых опытов и порядок оформления научной документации» выступил директор института. Рекомендовалось закладывать более длительные опыты. Особое внимание обращалось на ведение документации. Каждый исследователь обязан был иметь полевую книжку или дневник, куда необходимо было вносить все полевые записи. Требовались вспомогательные журналы для проведения частных наблюдений (например, фенологических). Сводным должен был быть журнал полевого опыта, куда бы заносились все результаты исследований, общие сведения по опыту [5].
Важное место уделяется математизации исследовательской деятельности. С научными сотрудниками проводятся занятия по теории вероятностей и статистическим методам обработки материала, организуются курсы по подготовке программистов. С целью внедрения в сельскохозяйственную науку и производство современной вычислительной техники в Омском сельскохозяйственном институте организованы группы по проведению научно-исследовательской работы по применению математических методов и вычислительной техники при решении важнейших проблем сельскохозяйственной науки. Закономерно, что усилия, направленные на повышение методологического и методического уровня исследований, а также создание регионального отделения ВАСХНИЛ не могли не привести к позитивному результату. По свидетельству учёных, в результате преобразований начался «золотой этап» в области сибирской селекции [6, с. 10].
Весьма актуален сегодня вопрос о выборе внедренческой модели, о том, чей опыт организации внедренческой деятельности следует брать за основу - отечественный или зарубежный? В применимости западного опыта в российских условиях возникают большие сомнения. Не потому, что западный опыт негативен, а потому что он не для нас. Длительная традиция ведения интенсивного хозяйства на Западе (иного пути увеличения производства сельскохозяйственной продукции там просто не было) сформировала особый тип работника, ориентированного на интенсивный путь развития аграрной отрасли. В развитых странах Западной Европы, например, традиции интенсивного ведения сельского хозяйства передаются по наследству. М. Трейси, один из ведущих европейских специалистов в области аграрной теории и политики, пишет по этому поводу следующее: «Многие фермеры никогда не получали никакого официального специального образования, и значительная часть их не пользуется услугами консультационных служб... Это сыновья фермеров: опыт, передаваемый из поколения в поколение, является основой их сельскохозяйственной практики» [7, с. 46].
В нашей стране, напротив, культура производства была обусловлена длительной экстенсивной аграрной традицией, когда залежная система земледелия была ликвидирована только в результате массового освоения целинных земель в 1950-е гг. Большое внимание разработке принципов организации внедренческой деятельности уделял академик Н. И. Вавилов. Известно, что главную роль в определении и проведении в жизнь экономической и научной политики в Советском Союзе играло государство, что одновременно и восхищало, и настораживало Н. И. Вавилова. Восхищало, поскольку открывало возможности при соответствующей государственной поддержке «продолжить в растениеводстве начатую революцию» и изменить облик сельского хозяйства страны. Николай Иванович искренне верил в то, что возможно выстроить аграрную отрасль огромной страны на строго научной основе. Вместе с тем подавляющий «государственный дирижизм» порождал опасения, что возможные ошибки и просчёты могли быть растиражированы на территорию всей страны. «В условиях нашей страны нам приходится быть особенно внимательным и бдительным в нашей исследовательской работе. Наша советская наука политична, она абсолютно неотделима от политики», - подчёркивал он [8, с. 192].
К сожалению, последующие события многократно подтверждали опасения Н. И. Вавилова. К тому же, обращение Т. Д. Лысенко и его группы к проблемам внедрения объяснялось не столько желанием улучшить дело, сколько преследовало цель сохранения своего доминирования в аграрной науке [9]. Администрирование в области внедрения усиливалось в период важных политических кампаний, как это произошло на рубеже 1950-х -1960-х гг., когда стремление «подтянуть» сельское хозяйство страны и нашего региона к продекларированным в III программе КПСС показателям на практике обернулось попытками насаждения в производство непродуманных, скороспелых «рекомендаций», а также полной бессистемностью в области организационно-внедренческой деятельности.
Тем не менее, постепенно в области организации внедрения в нашей стране административные импульсы ослабевали, внедренческая деятельность стала строиться на опыте так называемых «маяков» - передовых хозяйств и производственных подразделений, в области научно-производственной интеграции перешли к использованию экономических механизмов. Были осуществлены масштабные научно-внедренческие проекты: внедрена почвозащитная система земледелия на целинных землях (в 1981 году эта система земледелия применялась в СССР на площади 43,8 млн га), на обширных территориях зерновое производство стало основываться на интенсивных технологиях, ряд регионов Сибири вышел на лидирующие позиции в СССР по производству высококачественного зерна (Омская область занимала первое место в яровой пшеничной зоне СССР по данному показателю). При этом органы власти, партийной и советской, выступали в роли отраслевых координаторов, а также формировали соответствующую инновационную атмосферу. Представляется, что данная функция должна сохраниться за соответствующими властными структурами и в наше время.
Подведём итоги. Важнейшим фактором интеграции науки и производства является обеспечение научной обоснованности рекомендаций, что достигается постоянным вниманием учёных к методологическим и методическим проблемам аграрной науки. Использование административных подходов в организации внедренческой деятельности неоднократно в прошлом приводило к насаждению в сельскохозяйственную практику приёмов, ведущих к снижению экономических показателей. Напротив, достижения были обусловлены перенесением в государственной политике акцентов с административных на экономические методы.
Библиографический список
© Рычков А. В., 2015
УДК 94 (47). 084.6
К ВОПРОСУ О ТЕХНИЧЕСКОМ ОБСЛУЖИВАНИИ И РЕМОНТЕ ТЕХНИКИ В МАШИННО-ТРАКТОРНЫХ СТАНЦИЯХ ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ В 1930-е гг.
О. Н. Шулбаев
Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова
В статье рассматривается проблема формирования и развития ремонтно-технической базы машинно-тракторных станций Восточной Сибири в 1930-е гг. Обращается внимание на основные вопросы технического обслуживания и ремонта машинно-тракторного парка машинно-тракторных станций.
Отечественная историография располагает значительным количеством научных статей и монографий, освещающих различные аспекты работы машинно-тракторных станций (далее - МТС) Восточной Сибири. В том числе достаточно полно изучены и освещены деятельность политотделов МТС в 1933-1934 и 1941-1943 гг., специфика формирования механизаторских кадров и производственных взаимоотношений между МТС и колхозами и др. В то же время такие аспекты деятельности МТС, как подготовка кадров ремонтных рабочих, развитие ремонтно-технической базы по обслуживанию тракторов и сельскохозяйственной техники, не получили достаточной разработки и требуют дополнительного изучения и осмысления. В связи с этим актуальным является освещение основных вопросов технического обслуживания и ремонта машинно-тракторного парка МТС Восточной Сибири в 1930-е гг.
Отправной точкой создания МТС В Восточной Сибири, функционировавших в виде специальных государственных предприятий, стало начало 1931 года, когда «было организовано 11 МТС с общим числом тракторов 349 единиц» [1, с. 40]. На начало 1939 года в основных районах Восточной Сибири - Бурят-Монгольской АССР, Иркутской области, Красноярском крае, Читинской области - уже функционировали 244 МТС [2, с. 68].
Техническую базу первых МТС составляли в основном импортные тракторы таких марок, как «Катерпил-лер», «Интернационал», «Кейс» и др. Уязвимой стороной использования этой техники было отсутствие должного количества запасных частей, плохое качество узловых деталей и дефекты сборки. Вскоре на смену им поступили в эксплуатацию отечественные тракторы марок СТЗ, ХТЗ, ЧТЗ. И уже в 1935 году удельный вес тракторов отечественного производства в общей численности тракторного парка МТС Восточно-Сибирского края составил 93,4 %, Красноярского края - 93,1 % [3, с. 680]. Но, несмотря на новое поступление техники в МТС, количество поломок и выхода её из строя не уменьшилось.
Эффективная эксплуатация тракторов и их обслуживание во многом зависели от уровня квалификации трактористов. Как показала практика, большинство из них владело лишь элементарными навыками управления и основами материально-технического обслуживания техники. К примеру, в 1931 году «одна треть тракторного парка МТС Восточно-Сибирского края, проработавшего всего один год, в среднем 2 100 часов, потребовала капитального ремонта. Основными причинами выхода из строя техники были варварское обращение с тракторами и плохая подготовка кадров» [4, с. 25-27]. Последнее было вызвано высокой текучестью кадров трактори-
