Спросить
Войти
УДК 94(474.2+430) «1944/1953» : 355.257 ББК 63.3(2)622.1 Н 62
DOI: 10.24411/2409-1413-2018-10049
Илья Никифоров
ВОЙНА И ПЛЕН. УЗНИКИ ВООРУЖЕННЫХ ФОРМИРОВАНИЙ ГЕРМАНИИ И ЕЕ СОЮЗНИКОВ В ЛАГЕРЯХ ВОЕННОПЛЕННЫХ В ЭСТОНСКОЙ ССР
[ХОДЯКОВ М.В. ИНОСТРАННЫЕ ВОЕННОПЛЕННЫЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ В ЛАГЕРЯХ НКВД — МВД ЭСТОНИИ. 1944-1949 гг. СПБ.: БУМАЖНЫЕ КНИГИ, 2016. 320 С.]
[KAASIK PEETER. NOUKOGUDE LIIDU SOJAVANGIPOLIITIKA TEISE MAAILMASOJA AJAL JA SOJAJÁRGSETEL AASTATEL: SOJAVANGIDE KINNIPIDAMISSÜSTEEM EESTI NÁITEL JA HINNANG SOJAVANGIDE KOHTLEMISELE RAHVUSVAHELISE OIGUSE JÁRGI. TALLINN: TALLINNA ÜLIKOOL, 2012 ([POLTSAMAA : VALI PRESS]) 631 Ik.1]
АННОТАЦИЯ
В рецензии-обзоре уделено детальное внимание двум фундаментальным исследованиям в российской и эстонской историографии, посвященным содержанию военнопленных Германии и ее союзников в лагерях на территории Эстонской ССР, их задействованию в восстановлении и развитии промышленности и инфраструктуры республики. Выделено общее и особенное в трудах
двух авторов, в расширенном виде представлен анализ эстонских коллаборационистских подразделений, а также доминирующие в Эстонии подходы к их историко-правовой оценке.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
Великая Отечественная война; Эстонская ССР; эстонцы; нацистская Германия; военнопленные, НКВД-МВД.
ВХОДЕ Великой Отечественной войны против многонациональной Красной Армии выступали армии Германии, Японии, Венгрии, Румынии, Италии и Финляндии, а также в рамках подразделений СС, войск охраны тыла, вспомогательных и полицейских подразделений воевали сотни тысяч граждан СССР, а также граждан Эстонии, Латвии и Литвы, республик, на тот период инкорпорированных в состав Советского Союза. Более 4 млн военнослужащих армий противника были пленены в ходе войны и в результате капитуляции Германии и Японии. В дальнейшем свыше 2 млн военнопленных самых разных национальностей были задействованы в работах по восстановлению народного хозяйства СССР, сознательно разрушенного оккупантами, а также пострадавшего в ходе боевых действий.
В последние десятилетия в России был опубликован существенный массив архивных документов, ряд монографий и значительное число статей, касающихся различных аспектов пребывания немецких и других военнослужащих в советском плену. Как правило, публикации эти либо носили обобщающий характер и рассматривали тему войны и плена в рамках всего Советского Союза, либо касались архивов конкретного лагеря военнопленных. Авторы рецензируемых и реферируемых работ, напротив, сделали акцент на описании и анализе, хоть и региональной, но целостной, а поэтому обозримой в рамках монографии системы мест содержания военнопленных и использовании их в народном хозяйстве Эстонской ССР.
Так, М. В. Ходяков, изучая историю лагерей военнопленных в Эстонской ССР, отмечает интерес эстонских историков к этому вопросу. Он также выражает признательность коллегам из Эстонии за научное сотрудничество и помощь в работе с архивными материалами. Особенно М. В. Ходяков отмечает работы Пеэтера Каасика по указанной теме. Примечательно и то, что опубликованная на эстонском языке монография П. Каасика, озаглавленная «Советская политика в отношении военнопленных в период Второй мировой войны и в послевоенные годы: Система содержания военнопленных на примере Эстонии и оценка содержания в соответствии с международным правом» и подготовленная на ту же тему докторская диссертация во многом перекликаются с монографией М.В. Ходякова. Однако работы как российского, так и эстонского историков существенно дополняют друг друга, предлагая научному сообществу разные аспекты истории военнопленных, пребывавших в Эстонии в послевоенный период. Если М.В. Ходяков делает акцент на описании и оценке трудового вклада военнопленных в восстановление народного хозяйства республики и уделяет внимание лагерной повседневности, то П. Каазик посвящает значительную часть своей докторской диссертации и монографии судьбе военнопленных-эстонцев.
Среди военнопленных, захваченных как в бою, так и сдавшихся после капитуляции Германии, были также и граждане Прибалтийских республик, которые как добровольно, так и в рамках массовых мобилизаций служили в национальных легионах СС (15-я, 19-я и 20-я дивизии войск СС), в охранных (полицейских) батальонах, пограничных частях, вспомогательных подразделениях Люфтваффе. Воевавшие на стороне Германии граждане стран Прибалтики, с одной стороны, рассматривались советской стороной как граждане СССР, совершившие преступления, предусмотренные Уголовным кодексом, либо просто подлежащие репатриации в СССР, а с другой — власти часто с ними поступали точно так же, как и с военнопленными-иностранцами. Особенностью докторской работы Пеэтера Каа-сика является естественное для современного эстонского историка особое внимание к судьбам военнопленных эстонского происхождения в советских лагерях. Автор настаивает на том, что лиц эстонского происхождения (вне зависимости от национальности) следует рассматривать именно как военнопленных, но не как предателей или изменников родины. Основанием для этого П. Каасик считает распространенную в странах Балтии исто-рико-политическую интерпретацию событий 1940 г., в ходе которых страны Балтии, в том числе и Эстония, были оккупированы, аннексированы и принудительно инкорпорированы в состав СССР. Такое понимание предвоенных событий, по мнению автора, не дает оснований обвинять в измене эстонских граждан, попавших в советский плен в форме немецкой армии2.
Дискуссионный — по крайней мере, для российской историографии — статус граждан Прибалтийских стран приводит автора и к расширительному пониманию темы лагерей военнопленных в Эстонии. В сферу интереса исследователя попадают не только плененные и размещенные в соответствующих лагерях военнослужащие, но и фильтрационные лагеря и лагеря системы ГУЛАГ НКВД-МВД и спецконтингент, проходящий по учетам НКВД — НКГБ-МГБ, и, как следствие, военно-строительные части и рабочие батальоны, куда направлялись многие эстонцы призывного возраста, на счет которых были обоснованные подозрения об их службе в немецкой или финской армиях3. Таким образом, в том, что касается эстонцев, служивших в армиях и вспомогательных частях противника, то вместе с военнопленными, взятыми на поле боя, в предмет исследования попадают все, кто в той или иной степени по решению советских властей был занят принудительным трудом.
Оба автора, и российский, и эстонский, вводят в оборот много новых, доселе неизвестных историкам документов. Естественно, эстонский историк П. Каасик опирается на документы местных архивов (например, Государственный архив Эстонии — ERAF4), делая многие из них доступными в переводе (или как минимум в изложении) с русского на эстонский язык,
а также и на российские архивы5. В той части работы, которая затрагивает судьбу военнопленных эстонского происхождения, а также историю тех подразделений германской армии и войск СС, в которых они служили, автором задействованы документы из архивов ФРГ6. Наряду с архивными документами и российскими источниками П. Каасик предлагает широкую картину эстонских исследований периода Второй мировой войны, предшествующих ей лет и послевоенного периода.
Российский же историк М.В. Ходяков также обнародовал большой объем документов, хранящихся в эстонских архивах7 и по этой чисто технической причине малодоступных широкой научной общественности в России. Оба исследователя опираются на корпус документов и исследований по теме войны и плена, опубликованных в России на русском языке за последние два десятка лет. Причем в том, что касается российской историографии вопроса, оба автора используют один корпус исследований и материалов. Для эстонской исторической науки это представляет несомненный интерес, так как работы на эстонский язык не переводились и подробное и скрупулезное изложение приведенных в них фактов в труде П. Каасика дает возможность эстонскому читателю составить адекватное представление об основных этапах советской политики в отношении военнопленных в период Второй мировой войны.
Наряду с документами из Государственного архива Эстонии М.В. Ходя-ков широко использует архивные материалы Российского государственного военного архива (РГВА), Центрального государственного архива Санкт-Петербурга (ЦГАСПб), Центрального государственного архива кинофотодокументов Санкт-Петербурга (ЦГАКФФД) и др.Особую ценность рецензируемая работа представляет и за счет публикации архивных карт и схем лагерей военнопленных, лагерных жилых, производственных и вспомогательных помещений, а также нескольких схем лагерных кладбищ. Автор приводит эти данные в качестве примеров, не ставя перед собой задачи опубликовать всю имеющуюся в архивах картографическую информацию. Но эти примеры, опубликованные в качестве иллюстраций, имеют ценность для новейшей истории Эстонии и местных краеведов, занимающихся историей Таллинна, Кохтла-Ярве и Нарвы.
ФОРМИРОВАНИЕ СИСТЕМЫ ЛАГЕРЕЙ И ВОССТАНОВЛЕНИЕ РАЗРУШЕННОГО
Эстонский историки П. Каасик в своей монографии и докторской диссертации подробно описывает на примере Эстонии систему лагерей военнопленных, находившихся в подчинении республиканского НКВД-МВД, опираясь как на опубликованные уже документы из российских источников, так и на архивные документы Государственного архива Эстонии. Он, в частности, публикует в переводе на эстонский язык основные документы, регламентирующие правовое положение военнопленных в СССР8. В работе дотошно описывается состав и размещение лагерей на территории Эстонии, структура управления лагерем, численность «узников войны». По официальным данным, приводимым М.В. Ходяковым, всего за период с 1944 по 1949 г. в Эстонию прибыло 73 194 военнопленных9. В отличие от своего российского коллеги, эстонский историк полагает, что официальная цифра 73 194 военнопленных, прошедших через лагеря в ЭССР, не совсем соответствует действительности, но расширение численности за счет перемещения пленных из одного лагеря в другой до 160 000 не выглядит оправданным. По мнению П. Каасика, если принять во внимание и численность спецконтингента и фактически учитывать его как военнопленных, то общая численность узников войны, содержавшихся на территории Эстонии, может быть в пределах 100 00010.
В докторской диссертации и монографии П. Каасика содержатся подробные данные о списочном составе администрации лагерей военнопленных, фильтрационных лагерей, командный состав конвойных батальонов, а также, например, данные о руководящем составе строительных батальонов «Балтвоенморстроя» вплоть до офицеров—командиров рот11. П. Каасик подробно описывает регламентированный соответствующими документами лагерный режим, правила, которыми руководствовалась администрация и «узники войны»12. Пристальное внимание к административно-правовой стороне содержания военнопленных продиктовано темой исследования. В меньшей степени автор описывает реальные коллизии, которые не всегда соответствовали административно-правовым предписаниям.
Российский историк тоже посвящает первую главу своей монографии формированию системы лагерей военнопленных на территории Эстонской ССР, а также размещению по территории республики лагерных пунктов. Три первых лагеря в Таллине, в Валге и Кохтла-Ярве были организованы еще в конце 1944 г. Затем система лагерей военнопленных была дополнена еще шестью лагерями. Вплоть до конца 1949 г. лагерная система в ЭССР, как и общесоюзная, подвергалась постоянному реформированию. Лагеря и лагпункты закрывались, переподчинялись, сокращались или, наоборот, расширялись13. Автор скрупулезно описывает эти процессы, хотя в отличие от эстонского коллеги не ставит задачу обнародовать списочный состав высших чинов лагерной администрации.
Несомненным достоинством работы М.В. Ходякова является удачная попытка описать политико-административный и хозяйственно-экономический контекст, в котором в Эстонской ССР во второй половине 1940-х гг. складывалась, функционировала и завершила свое существование система лагерей военнопленных. Автор характеризует и дает биографические справки на ключевые фигуры политического и хозяйственного руководства Эстонской ССР: на первого секретаря Николая Каротамма, председателя правительства ЭССР Арнольда Веймера14, главу НКВД-МВД Эстонии Александра Резева, председателя Президиума ВС ЭССР Йоханнеса Вареса, министра торговли ЭССР А. Ханзена, высокопоставленных партийных работников Г.В. Перова и С.В. Сазонова.
Автор счел возможным упомянуть в своей работе версию о насильственной смерти (убийстве) Й. Вареса 29 ноября 1946 г.15. Однако автор ссылается лишь на ничем не подтвержденное предположение бывшего последнего заместителя председателя КГБ ЭССР В. Пооля, высказанное им однажды на страницах популярной газеты16. В новейшей эстонской историографии эта версия не получила развития.
На излете исследуемого периода многих партийных деятелей ЭССР постигла трагическая судьба17, но это уже выходит за рамки темы исследования. Как известно, Н. Каротамм был отправлен в отставку, вместе с ним после восьмого Пленума ЦК КПЭ в марте 1950 г. были отстранены от власти и А. Веймер, и А. Резев, и А. Хансен. Вернуться во власть после двух лет почетной ссылки в Академию наук ЭССР сумел только Арнольд Веймер. Эстонский историк П. Каасик этой теме также уделяет внимание, не оставляет за скобками исследования политическое руководство хозяйственной деятельностью лагерей военнопленных, в том числе и тему участия военнопленных эстонцев в строительстве Комбината по обогащению урана в г. Силламяэ18.
М.В. Ходяков справедливо отмечает, что советское партийное и хозяйственное руководство Эстонской ССР внимательно отслеживало ситуацию с военнопленными на территории Эстонии и всячески способствовало привлечению военнопленных в качестве рабочей силы для восстановления и строительства хозяйственных, социальных и культурных объектов в республике19. В целом по СССР во второй половине 1940-х гг. доля военнопленных в числе занятых рабочих и служащих достигала 7%20, а в Эстонии в начале 1946 г. — 24,6%21. Напрашивается вывод, что высокие достижения в экономическом строительстве ЭССР в первые послевоенные годы были бы невозможны без труда военнопленных, а также и отдельных рабочих батальонов (ОРБ), бойцы которых формально военнопленными не являлись. В числе этих достижений и восстановление жилого фонда Таллина, и добыча горючего сланца, и восстановление Кренгольмской мануфактуры, и строительство Силламяэ-ского комбината, и строительство объектов газоснабжения Ленинграда и т.д.
Заинтересованность советского руководства в Эстонской ССР в использовании труда военнопленных описывает и П. Каасик, приводя в качестве примера доклад А. Веймера В. Молотову, а также обращение республиканского руководства к командующему тылом Ленинградского фронта генерал-лейтенанту Соловьеву с просьбой выделить для нужд народного хозяйства четыре-пять тысяч военнопленных22. С такой же просьбой 25 сентября 1944 г. обратились к военному совету Ленинградского фронта первый секретарь ЦК КПЭ Н. Каротамм и председатель республиканского Совнаркома А. Веймер. Запрашивали они 6200 человек. 2 октября А. Веймер писал в адрес Военного совета Ленинградского фронта о том, что нужно уже 20 000 воен-нопленных23. Автор подробно прослеживает динамику поступления военнопленных в республику и распределение их в соответствии с лимитами, выделенными республиканским министерствам. П. Каасик, ссылаясь на доклад главы МВД ЭССР А. Резева, указывает, что в 1945 г. военнопленные отра-
ботали 3 886 361 рабочий день, а в 1947 г. уже 8 447 454 рабочих дня24. Активное и настойчивое использование военнопленных в строительстве и промышленности эстонский автор связывает с тем, что руководство компартии Эстонии взяло курс на ускоренную индустриализацию республики25.
ЛАГЕРНЫЙ ПАЕК
Вопросы, затронутые во второй главе рецензируемой монографии М.В. Ходякова, а именно вопросы содержания и трудового использования военнопленных, представляют несомненный интерес. Автор подробно рассматривает порядок и размеры продуктового и вещевого довольствия, а также материально-технического снабжения военнопленных. Нормативы разрабатывались централизованно, и Эстония в этом отношении ничем не выделялась. Поэтому на эстонском примере можно судить о советской политике в отношении питания и материально-технического снабжения лагерей военнопленных в целом. Нормативы снабжения продуктами питания военнопленных за рассматриваемый период несколько раз повышались, практиковались меры по улучшенному питанию для тех, кто выполнял трудовые нормы. Особо выделялись больные и ослабленные. Все это происходило в условиях послевоенной разрухи, хронического дефицита продовольствия и даже голода в 1946-1947 гг.26 Автор отмечает, что нормы пищевого и иного довольствия не оставались стабильными и неоднократно менялись и уточнялись. Так, приказом НКВД от 19 мая 1945 г. были введены нормативы суточного довольствия для больных дистрофией и общегоспитальных больных. Несмотря на то что нормы снабжения неоднократно менялись, предполагалось, что военнопленный должен получать от 600 до 800 г хлеба в день. Автор тем не менее отмечает, что дефицит и централизованная система снабжения не всегда позволяли выполнять предписанные нормативы. Особенно это касалось материально-технического обеспечения27.
Неудивительно, что на местах, в том числе и в Эстонии, культивировалось, а руководством сверху поощрялось создание подсобных хозяйств, сбор и заготовка грибов, ягод и прочих съедобных растений. Автор приводит документы, согласно которым только в одном лагере (№ 135) за время его существования было заготовлено 66 тонн съедобной зелени, 98,8 тонны листьев свеклы и капусты, 24 тонны ягод, 21 тонна грибов28.
Питание военнопленных было откровенно плохим, констатирует автор. Жиров относительно норматива поступала лишь треть, На складах органов снабжения продукты отсутствовали. Пайки для дистрофиков и дополнительные пайки за перевыполнение норм порой не выдавались. Улучшение ситуации обозначилось только во второй половине 1946 г.29
Ситуация тотального дефицита, отсутствие полноценного питания и методы самоснабжения, в частности посредством подсобных хозяйств, приводили в некоторых случаях (как минимум в тех, что были задокументированы) к смычкам и сращиванию советских граждан, охраны и администрации лагерей с военнопленными на почве «расхищения социалистической собственности». Например, была создана комиссия в лагере № 286, которая проводила расследование в лагерном отделении № 5 на острове Вормси, где находилось лагерное подсобное хозяйство. Как выяснилось, начальник лагерного отделения и его заместитель по снабжению культивировали семейственность, «срослись» с военнопленными и активно занимались «разбазариванием» продовольствия лагеря, спекулировали мясом, похищали продукты подсобного хозяйства, систематически пьянствовали и бездельничали. Заведующая животноводческой фермой была женой начальника лагерного отделения, содержала на лагерной ферме личных поросят, поручила ферму военнопленным, а сама занималась только личными делами. В результате работы комиссии по поводу подсобного хозяйства лагеря № 286 были сняты с должностей начальник лагерного отделения, его заместители, инспекторы по учету. Заведующая животноводческой фермой была не только снята с работы, но и уволена из органов МВД30.
ФИНАНСЫ И УЧЕТ
Труд военнопленных на территории Эстонии был организован во исполнение постановления ГКО СССР от 4 июня и приказа НКВД СССР от 15 июня 1945 г., который был подписан Л. Берией. Документы определяли совокупность мероприятий по размещению более чем 2 млн военнопленных для трудового использования на работах различных наркоматов и ведомств, указывает автор31. Для ГУПВИ НКВД СССР лагеря военнопленных сами по себе не были производственными единицами как таковыми, лагеря заключали договоры с хозяйствующими субъектами и предоставляли на основании этих договоров имеющиеся в виде военнопленных человеческие ресурсы в качестве рабочей силы. Труд оплачивался по действующим расценкам. В заключаемых договорах указывались права и обязанности сторон. Лагерь выделял военнопленных и обеспечивал их охрану на объектах работы, а хозяйствующие субъекты брали на себя обязательства по организации работ, выделению инструментов, строительных и иных материалов, спецодежды и обуви «по нормам ВЦСПС»32. Также хозорган в некоторых случаях за свой счет возводил жилые бараки, столовые, общежития для охраны, кухню, умывальник, санчасть, прачечную, весь комплект, необходимый для содержания и производственного использования военнопленных. Договорные обязательства далеко не всегда соблюдались в полной мере, но все эти позиции в приводимых авторами договорах лагеря № 286 присутствовали33.
Оплата произведенных работ по установленным нормам и расценкам осуществлялась переводом средств на счета лагерей. Средства использовались на содержание этих лагерей. М.В. Ходяков специально обращает внимание на то,что лагеря военнопленных отчитывались о финансовых результатах своей деятельности перед финотделом НКВД-МВД ЭССР. До 1 октября
Автор приводит интересные примеры хозяйствнно-управленческой работы со стороны администрации лагерей военнопленных, которые на основании приказа НКВД СССР от 24 сентября 1945 г. получили денежные премии. Первое лагерное отделение лагеря № 289 по итогам работы в августе 1946 г. в результате правильно организации труда военнопленных выполнило норму выработки на 97,6% с учетом всего числа рабочей силы. Самоокупаемость этого подразделения лагеря составила 169%. В результате начальник лагерного отделения был премирован суммой в 1200 руб., зам по производству — 1050 руб., два инспектора по организации труда получили 525 и 450 руб. и несколько вахтеров-красноармейцев по 150 руб. Приказ о премиях просуществовал недолго. Из-за выявленных приписок он был отменен36, отмечает М.В. Ходяков.
С одной стороны, хозяйственные органы республики были кровно заинтересованы в этом, и М.В. Ходяков приводит ряд примеров подобного37, а с другой — организация труда и низкая эффективность работы лагерной администрации снижали экономический эффект. Причинами этого были и использование военнопленных на работах без учета образования, навыков и профессиональной квалификации. Отсутствие у военнопленных порой необходимой одежды, обуви, а со стороны администрации еще и конвоя для сопровождения групп военнопленных на работы существенно снижало эффективность трудового использования военнопленных38.
По совокупности причин, отмечает российский автор, образовывался излишек незанятой рабочей силы в лагерях и лагпунктах, что противоречило политике советских властей того периода. Производительность труда была неудовлетворительной, очень низкой была механизация строительных работ. Многие трудоемкие работы производились вручную, некачественными инструментами. В общем, труд военнопленных очень часто был неэффективным, как и организация этого труда39.
Тем не менее общий народнохозяйственный результат от использования труда военнопленных в Эстонии был заметным. М.В. Ходяков в качестве примера указывает, что трудом военнопленных лагеря № 135 были построены заново и введены в действие шахта № 10 мощностью один миллион тонн добычи сланца в год, шахта № 6, шахта № 2, восстановлена шахта Вийви-конд, Йыхвиский ремонтно-механический завод, Ахтмеские деревообрабатывающие мастерские. Построены пять детсадов на 150 детей, столько же яслей на 80 детей, три клуба на 350 мест, шесть школ на 500 мест каждая. Возведено и восстановлено жилой площади 95 тыс. кв. м. Построено железных
дорог 53 км. И пройдено горных выработок 20 500 п. м40. Тем не менее этот крупнейший в ЭССР лагерь военнопленных по финансовым показателям был среди отстающих и вплоть до 1948 г. находился на дотации41.
В Эстонской ССР около 60% контингента лагерей военнопленных в Эстонии использовались в период 1945-1949 гг. в промышленном и гражданском строительстве, примерно 20% были заняты добычей горючего сланца и торфа, еще 15% трудились непосредственно на промышленных предприятиях42. Для сравнения отметим, что автор приводит данные о том, что на рубеже 1944-1945 гг. из общего числа 685 тыс. военнопленных, находившихся в СССР, для работ на предприятиях различных наркоматов, было выделено 435 тыс. Остальные числились как инвалиды, больные и резко ослабленные43. В последующие годы в лагерях военнопленных в ЭССР для инвалидов и ослабленных были организованы мастерские для выполнения заказов личного состава лагерей и гражданского населения.
В Эстонии же в том,что касается рентабельности содержания лагерей военнопленных и эффективности их использования в качестве рабочей силы в строительстве, добыче сланца и промышленном производстве, по данным министра внутренних дел Эстонской ССР генерал-майора А. Резева о работе ОПВИ министерства за период с 1945 по 1950 г., указывалось, что доходы лагерей от использования рабочей силы превысили их расходы44.
БЕГЛЕЦЫ И ПРЕСЛЕДОВАТЕЛИ
М.В. Ходяков на основании доступных документов подробно описывает ситуацию с побегами из лагерей военнопленных в Эстонской ССР. Приводятся выводы администрации лагерей о причинах побегов, к которым были отнесены и нехватка стрелков конвойных войск, и внутрилагерные конфликты, и близость Эстонии к западным границам СССР. Из лагерей для военнопленных, согласно официальной статистике НКВД, в период с 1943 по 1948 г. бежали 11 403 военнопленных. Из них — 10 761 человек были задержан, а 292 убиты при задержании, и только 350 военнопленных сумели совершить удачный побег45. Делопроизводство НКВД, отмечает автор, требовало в каждом случае побега составлять соответствующий документ и акт в двух экземплярах, с указанием обстоятельств побега и задержания. Один хранился в лагерном архиве, другой отправлялся в Москву. Строго регламентировался и порядок применения оружия в случае попытки побега46. За побеги военнопленных руководство администрации лагерей подвергалось наказанию. Часто их отправляли под домашний арест на одну-две недели с удержанием части заработной платы47.
Предупреждением готовящихся побегов занималась оперативно-розыскная служба через внедрение агентуры. Начиная с лета 1945 г. в ряде лагерей стали создаваться вспомогательные команды из числа физически здоровых и, по возможности, владеющих русским языком военнопленных для вывода остальных военнопленных на работы без конвоя под руководством и при— 183 —
смотром таких же военнопленных, но пользующихся доверием администрации. Члены таких вспомогательных команд получали лучшее питание и обмундирование48.
Автор отмечает и то обстоятельство, что, хотя за организацию поисков беглецов отвечала администрация лагеря, ориентировки рассылались во все отделения НКВД — МВД ЭССР, а также привлекались бригады содействия из числа активистов из местного населения. Так, в лагере № 135 за все время его существования членами бригад содействия было около 140 человек, а в лагере № 289 около 200 человек49.
Ценную информацию содержит сводная таблица национального состава лиц, совершивших побег из лагеря для военнопленных № 289 с декабря 1944 по январь 1950 г.: прошло через лагерь немцев 34 983, из них бежало 165, возвращено из побега 126, убито конвоем 18. Австрийцев в лагере было 1506 человек, бежало 3, возвращено из побега 3. Эстонцев содержалось за отчетный период 952 человека, бежало 2 и возвращено из побега 250.
В ходе разбирательств выяснилось, что одной из причин побегов была грубость конвойных войск, а также страх наказания за нарушения лагерного режима. Автор приводит случай, когда некий конвоир дал военнопленному денег за часы. Но пленный часов не принес, а деньги присвоил. Был за это избит и, опасаясь дальнейших наказаний, бежал. Был пойман, возвращен в лагерь и отправлен в штрафную роту. Конвоир же, не получивший в итоге ни денег, ни часов, был наказан гауптвахтой на 15 суток51. Был случай, когда двое военнопленных бежали, воспользовавшись коллективным посещением оперного театра «Эстония». Задержали их через две недели52. Провоцировала побеги и распространенная связь с местным населением, особенно с женщинами, которые укрывали беглецов, снабжали их одеждой, жильем, посещали с ними кино и танцы53.
М.В. Ходяков, опираясь на многочисленные документы, ставит под сомнение достоверность существующей в настоящее время официальной статистики побегов военнопленных из лагерей Эстонии. Он полагает, что цифры, скорее всего, не точны, занижены при передаче отчетов в вышестоящие инстанции. По мнению автора, бежали и не были задержаны десятки, а может быть, и сотни человек54.
С другой стороны, архивные документов содержат описание случаев применения бойцами конвойных войск оружия для сведения личных счетов, но под предлогом пресечения побегов. В некоторых случаях убийцы военнопленных из числа конвоиров отдавались под суд и приговаривались к реальным срокам лишения свободы55.
БОЛЕЗНИ И СМЕРТНОСТЬ
Отдельная глава монографии посвящена вопросам медико-санитарного обеспечения военнопленных. М.В. Ходяков приводит примеры многочисленных нормативных документов, регламентирующих и численность
медицинского персонала, и санитарные нормы, предъявляемые к местам содержания военнопленных, и нормативы обеспечения медицинских учреждений медицинским же оборудованием и инструментами56. М.В. Хо-дяков справедливо отмечает, что нормативная база в значительной степени не соответствовала реальным материально-техническим возможностям. Нехватку персонала восполняли за счет медицинских работников из числа военнопленных, техническое оборудование оставалось в дефиците, и положение улучшилось лишь к 1949 г.57, последнему году существования системы лагерей военнопленных в ЭССР, когда там были организованы даже стоматологические кабинеты.
Российский историк отмечает, что руководство НКВД-МВД было заинтересовано в росте доли трудоспособных военнопленных в общем их числе, и для этого создавались оздоровительные команды и даже оздоровительные лагеря, куда направлялись больные и ослабленные военнопленные из обычных производственных лагерей. М.В. Ходяков приводит подробную статистику, отражающую сведения о физическом состоянии военнопленных в лагерях на территории ЭССР58.
Весной 1945 г. по данным, которые приводит автор на примере лагеря № 135, эшелоны с прибывающими военнопленными отличались тем, что среди этих военнопленных было много дистрофиков, больных в тяжелом состоянии. Много людей требовало специальных оздоровительных мероприятий. Доля ослабленных и больных от эшелона к эшелону менялась, но могла доходить до 45% от списочного состава. Эшелоны приходили в данный лагерь, например, из Познани. В пришедшем в октябре 1945 г. эшелоне из Румынии больных и сильно ослабленных было почти 80%59.
Автор приходит к выводу, что лагеря в ЭССР никогда не значились в списке неблагополучных лагерей НКВД СССР, в которых фиксировались высокие показатели смертности. Высокая смертность военнопленных в 1945 г. объяснялась неудовлетворительным физическим состоянием большой части прибывших в Эстонию военнопленных и, вследствие этого, повышенной восприимчивостью к различного рода заболеваниям, особенно простудным и инфекционным60.
Сводная таблица, представленная в рецензируемой монографии61, показывает, что смертность в лагерях НКВД-МВД Эстонской ССР в период с 1945 по 1949 г. (в течение пяти лет) составила 3488 человек. Из них от болезней умерли 3284, от производственных травм 104, убито конвойными войсками 100 человек.
М.В. Ходяков обращается к малоизученному вопросу кладбищ военнопленных. Он отмечает, что администрация лагерей очень серьезно относилась к вопросу захоронения умерших военнопленных62. Автор приводит текст инструкции от 24 августа 1944 г. по захоронению тел умерших военнопленных. Все строго документировалось, кладбище располагалось вблизи лагеря или госпиталя, проводился строгий учет умерших военнопленных и мест их захоронения, велись кладбищенские книги, в которые вносились
и план кладбища с привязкой к местности, фамилия и имя умершего, год рождения, воинское звание, национальность, дата смерти и захоронения, номер могилы и кладбищенского участка (квадрата). Фотокопии отдельных страниц таких кладбищенских книг представлены в книге автора63. В целом в Эстонии учет умерших военнопленных находился на высоком уровне.
После ликвидации лагерей кладбища военнопленных передавались по соответствующим актам органам МВД республики. Например, в акте передачи кладбищ целой группы лагерей в Нарве было указано общее количество могил — 109 и захороненных в них трупов — 128. Отмечалось, что кладбища находятся в хорошем состоянии: «могилы обложены дерном, промежутки между ними засыпаны песком, на каждой могиле поставлены столбики с металлическими пластинами и огорожены проволокой»»64. В архивах Эстонии сохранились карты-схемы кладбищ с привязкой к местности в целом ряде населенных пунктов. Эти карты-схемы приводятся в книге М.В. Ходякова.
Эстонский историк П. Каасик в своей работе, также подробно рассматривая медико-санитарное состояние лагерей военнопленных в Эстонии, приводит таблицу, согласно которой по состоянию на 1958 г. на учете числилось 24 кладбища военнопленных. Могил числилось 2521. А больше всего захоронений было в районе Кивиыли (839 захоронений)65.
Подводя итог, вслед за российским автором, можно указать, что из общего числа в 73 194 узника войны, прошедших через систему лагерей НКВД-МВД ЭССР, погибли от болезней, недостаточного питания, тяжелых условий труда 3490 человек, а именно 4,8%. Из них значительная часть умерла в период 1944-1945 гг. И, по разным оценкам, эта доля составляет от 1801 до 1838 военнопленных. Для сравнения автор указывает, что из военнопленных, прошедших через лагеря Ленинграда и Ленинградской области, умерло более 11%66. А в целом смертность иностранных военнопленных в лагерях СССР составила 15%67 (цифра дана со ссылкой на сборник документов «Военнопленные в СССР»).
РУБЛЬ В ЛАГЕРНОЙ ПОВСЕДНЕВНОСТИ
Особый интерес представляет поднятая и подробно рассмотренная В.М. Ходяковым тема лагерной повседневности, в частности — вопрос денег и «черного рынка», а также связанного с этим периодического «сращивания» администрации лагерей военнопленных и самих «узников войны» на почве полулегального денежного обращения, дефицита продуктов питания и промышленных товаров. Автор отмечает, что возможность военнопленным пользоваться личными деньгами предусматривалась уже в директиве об организации работы отделений по учету военнопленных в лагерях, принятой 25 сентября 1939 г. Управлением по делам военнопленных НКВД СССР. Тогда военнопленным разрешалось иметь на руках до ста рублей в месяц, которые они могли использовать для приобретения в ларь— 186 ках лагеря продуктов, одежды, белья, обуви и других предметов повседневной необходимости68.
Впоследствии денежное обращение в среде военнопленных рассматривались советским руководством лагерей как дополнительный способ стимуляции более активного трудового процесса. В частности, на предприятиях Наркомата угольной промышленности действовала инструкция, согласно которой через лагерные отделения можно было осуществлять выплату в качестве поощрения военнопленным премиальных от 50 руб. на поверхностных работах, до 250 руб. на подземных работах; бригадиры, горные мастера, командиры взводов, рот, батальонов могли получать в месяц до 500 руб. Конечно, при условии перевыполнения производственных заданий69.
В лагерях НКВД действовала и инструкция о порядке финансирования, учета и отчетности от 13 апреля 1945 г. Она содержала пункт о получении военнопленными денежного довольствия за счет ассигнований по бюджету (от 7 руб. в месяц рядовому и младшему начсоставу до 30 руб. в месяц высшему офицерско
