Спросить
Войти
5. Graham MSS (Manuscripts). Microfilms. Bodleian Library, Oxford.
Об авторе
Грач Сережаевич Аракелян — аспирант кафедры истории Института гуманитарных наук Балтийского федерального университета им. И. Канта, arakelyan.grach@yandex.ru
И. В. Литвиненко
Британская делегация на Берлинском конгрессе: команда единомышленников или политических конкурентов?
Охарактеризованы деятельность лидеров британской делегации Бенджамина Дизраэли, Роберта Солсбери и Одо Рассела на Берлинском конгрессе в 1878 г., характер их взаимоотношений и его влияние на общий переговорный процесс. Кратко обозначены пробелы в историографии, касающейся рассмотрения особенностей дипломатического маневрирования английских уполномоченных на конгрессе.
Конгресс в Берлине был созван для пересмотра условий Сан-Стефанского мира, заключенного по итогам русско-турецкой войны, и проходил с 13 июня по 13 июля 1878 г. Инициатива его созыва исходила от Англии и Австро-Венгрии, которые были недовольны перспективой усиления российского влияния на Балканах. Британская делегация на Берлинском конгрессе была одной из самых многочисленных, насчитывая около 40 участников (дипломаты, военные советники, секретари, ассистенты и т. д.). Уполномоченными представителями Великобритании на заседаниях были трое: глава делегации премьер-министр Бенджамин Дизраэли, министр иностранных дел лорд Солсбери и английский посол в Берлине Одо Рассел. Перед каждым из них стояли задачи, соответствовавшие их должностным полномочиям, а перед всеми вместе как перед единой командой была установка не допустить ущемления интересов своей страны.
Недостатка в подробностях пребывания Бенджамина Дизраэли и Роберта Солсбери в Берлине нет. Оба оставили большое количество писем и дневниковых записей. Историография насчитывает достаточно много работ, комментирующих деятельность британских первых лиц на конгрессе. Особо важными представляются исследования Б. Самнера [10] и У. Медликотта [9], в которых подробно проанализированы события в Берлине летом 1878 г.
Лорд Биконсфильд (Дизраэли был удостоен данного титула в 1876 г.) в Берлине преследовал цели максимального укрепления престижа Англии на всем евразийском пространстве и признания ее главенствующей роли в регулировании международного порядка. Успех своей миссии он связывал с существенным ограничением зафиксированных Сан-Стефанским миром достижений своего основного антагониста — России. Тактическая ставка при этом делалась на дипломатическое сближение с Бисмарком, так как это позволило бы Дизраэли, с одной стороны, вносить разлад в союз трех императоров, а с другой — оказывать влияние на российских дипломатов через канцлера. Уже через час после приезда в Берлин, поздним вечером 11 июня 1878 г. английский премьер-министр отправился на первую частную беседу с германским канцлером, ожидавшим его с не меньшим нетерпением. Взвалив на себя эту ношу, Дизраэли практически все время проводил на светских раутах и в приватных разговорах с лидерами дипмиссий
других государств. А на главу Форин офис легла вся тяжесть переговоров на рабочих заседаниях конгресса.
Лорд Солсбери был настроен по отношению к России не так воинственно, как Дизраэли, и достаточно последовательно в ходе всего Восточного кризиса придерживался позиции, что, возможно, Англия в русле проводимой премьер-министром политики вынуждена будет начать войну, но лишь в случае если российские войска займут Константинополь. Учитывая в целом настроения членов кабинета министров, которые были проанализированы Биконсфильдом после одного из заседаний осенью 1877 г. [3, р. 194—195], можно охарактеризовать позицию Солсбери как промежуточную между крайне воинствующей и мирной. Эти умеренные настроения, впрочем, были достаточно «антироссийскими» [3, р. 229], что, несомненно, сближало их с точкой зрения премьер-министра.
Разлад во внешнеполитических взглядах среди членов правительства был крайне неприятен для Дизраэли — ведь на двенадцать присутствовавших министров по вопросу дальнейших отношений с Россией пришлось семь разных точек зрения. После отставки Генри Карнарвона и Эдварда Дерби, основных оппонентов премьер-министра, страсти в кабинете улеглись, а Солсбери, несмотря на неполную тождественность во взглядах с Биконс-фильдом, благодаря своей активной деятельности (первоапрельскому циркуляру [13, с. 2698—2706] и заключенным соглашениям с Россией, Турцией и Австро-Венгрией) стал наиболее вероятной кандидатурой для поездки в Берлин. Кому как не ему было контролировать завершение начатых до конгресса переговорных процессов. О.А. Науменков, правда, считает, что Дизраэли решил взять с собой министра иностранных дел исключительно из корыстных соображений — чтобы отвести от себя нападки, с одной стороны, либеральной общественности из-за раздела Турции и, с другой — джингоистских фанатиков за уступки России [1, с. 128—129]. Но даже если допустить такое объяснение, то это был лишь один из множества моментов, учтенных премьер-министром при выборе кандидатуры для поездки в Берлин.
Важнейшей проблемой, волновавшей Солсбери на конгрессе, была болгарская, все остальные представлялись ему куда более простыми, хотя и требующими времени и сил [4, р. 281]. Причиной тому являлось упорное сопротивление влиятельного члена
российской делегации П.А. Шувалова по ряду вопросов, оставшихся нерешенными еще в рамках предварительного соглашения 30 мая 1878 г. [2, с. 343—345] и намеченных для последующего обсуждения. Но Солсбери не собирался сдаваться с. 280]. Да и сам Дизраэли в письме канцлеру казначейства Стаффорду Норт-коту писал: «Шестой пункт Сан-Стефанского договора является основной причиной созыва конгресса... От его решения зависит, быть ли Турции в Европе или нет» [3, p. 321]. Следует помнить, что данный пункт касался образования независимого княжества Болгария и его границ. Поэтому Биконсфильд даже счел нужным присоединиться к Солсбери в переговорах с Шуваловым для того, чтобы защитить интересы Османской империи и не допустить создания большого славянского государства на Балканах.
Второй задачей Солсбери было преподнести публике тот факт, что Кипр по соответствующей договоренности с Османской империей переходит под британское управление. Он определенно опасался негативной шумихи, которая могла подняться при преждевременном обнародовании этой перспективы. Главе Форин офис необходимо было если не одобрение, то хотя бы молчаливое согласие остальных великих держав на имперские притязания Англии. Положительный исход в решении данной проблемы играл на руку достижению цели, поставленной Дизраэли, — утверждению главенствующей роли Британской империи в международных отношениях.
Кроме того, непростая ситуация складывалась и в самой Англии, причем она даже представлялась Солсбери куда серьезнее международной. По регулярно доходившим до Солсбери сообщениям от С. Норткота, оставшегося во главе правительства в отсутствие Биконсфильда, обстановка в британском обществе была достаточно накаленной из-за выступлений джингоистов, возмущенных просочившимися в прессу сообщениями о территориальных приобретениях России в Армении по соглашению Шувалова — Солсбери [11, p. 94—96]. Нежелание этой ультрапатриотической группы граждан принять необходимость определенных уступок британского правительства российским властям привело к организации ими митингов и выступлений. Будучи силой, изначально поддерживавшей политический курс, проводимый правительством Дизраэли в рамках Восточного кризиса, джинго вдруг превратились в серьезную помеху, которой опасались чуть ли не
больше оппозиции. Солсбери подозревал в утечке информации Россию, стремившуюся дестабилизировать обстановку в Соединенном Королевстве путем обнародования англо-русских договоренностей до момента официального объявления о Кипрской конвенции, которое могло стать для британской общественности своеобразной оправдательной компенсацией за уступки России. Сам Дизраэли был также крайне встревожен обострением внутриполитической ситуации и даже рассматривал вариант покинуть конгресс раньше, чтобы успокоить общественность. Солсбери решительно отстранился от решения данной проблемы. В ответном письме встревоженному С. Норткоту он достаточно едко прокомментировал сложившееся положение: «Джинго надо успокаивать на их собственном языке, и он (Дизраэли. — И. Л.) единственный из нас владеет им свободно» [4, р. 288].
Что касается взаимоотношений Дизраэли и Солсбери, то о каком-либо соперничестве вряд ли можно говорить. На момент проведения конгресса лорду Биконсфильду шел 74-й год, его одолевали болезни. Для многих было очевидно, что этот триумфальный выход Дизраэли в свет европейской дипломатии является одним из последних в его карьере. Понимал это и сам премьер. Солсбери же на конгрессе работал на свое будущее и терпеливо ждал своего часа (и действительно, именно он стал лидером консервативной партии после смерти Дизраэли в 1881 г.). Раздражение, периодически выплескивавшееся в адрес Дизраэли в письмах и отдельных ремарках вслух, не накаляло отношений между ними.
Роль Одо Рассела, третьего официального представителя британской делегации, не до конца ясна. В упоминавшихся трудах У. Медликотта и Б. Самнера британскому послу практически не уделяется внимания. В зарубежной историографии есть также два исследования, посвященных жизни и дипломатической службе Одо Рассела, — они принадлежат В. Таффс (1938) и К. Урбах (1999). Но даже они, ввиду недостаточного количества источников, лишь отчасти проливают свет на то, какую роль сыграл Рассел в переговорах. Обе исследовательницы объясняют нехватку материалов тем, что он выполнял в основном поручения, данные ему устно [12, р. 234; 14, р. 193]. Отечественные историки не обращались к данной теме в принципе.
Находясь по долгу службы вдали от Форин офис, Рассел явно испытывал недостаток информации о планах своего начальства на предстоящем конгрессе. Так, в марте 1878 г. в письме своему коллеге лорду Р. Лайонсу он сетовал, что находится в полном неведении насчет курса политики своего правительства, не знает, будут ли отвергнуты правительством положения Сан-Стефанского договора и т. д. Последние данные, которыми он располагал на тот момент, — нота Дерби от 6 мая 1877 г., где были обозначены внешнеполитические интересы Соединенного Королевства [8, p. 130]. Подробные инструкции от Солсбери поступили к нему только 8 июня 1878 г., за несколько дней до начала заседаний [5, p. 2—4].
Подобная отстраненность Рассела от общего подготовительного процесса, вероятно, объясняется как тем, что последнее из трех предварительных соглашений Солсбери было заключено лишь 6 июня, и до этого соблюдалась полнейшая секретность, так и тем, что между ним и Дизраэли было не все гладко, поэтому Одо Рассел не входил в круг доверенных лиц. Так, осенью 1877 г. Дизраэли в своих письмах Дерби не раз жаловался на Рассела, характеризуя его как довольно бесполезного сотрудника, чьи способности не отвечают требованиям текущей ситуации [3, p. 178], а также на то, что посол полностью попал под влияние Бисмарка [3, p. 188]. Вдобавок Рассел не разделял откровенно провокационной политики Дизраэли в отношении России. В конце марта 1878 г., через несколько дней после того, как Дерби покинул пост, в письме своему брату Гастингсу Одо писал: «Если бы я мог, я бы подал в отставку, как лорд Дерби, чем поддерживать политику войны, противную моим убеждениям и чувствам! По моему мнению, нет никакого casus belli в Сан-Стефанском соглашении, и мы можем отлично в ходе терпеливых переговоров получить столько же и даже больше, нежели посредством войны!» [14, p. 193].
По-видимому, зная о подобных настроениях своего подчиненного, Дизраэли и Солсбери в рамках конгресса все серьезные переговоры проводили сами, а обязанности Одо Рассела были сокращены настолько, что историк Карина Урбах позволила себе сравнить его с простым посыльным [14, p. 193]. Подобное необычное отношение к одному из участников делегации не ускользнуло от внимания оппозиции и сторонников-консерваторов. По возвращении дипломатической миссии в Лондон ее первые лица выступили в парламенте. Среди разного рода высказанных в их адрес критических замечаний задавались вопросы о том, почему
инструкции, данные Одо Расселу незадолго до начала конгресса, противоречили заключенному с Россией соглашению, а сам посол о нем не знал. Объяснения Солсбери представлялись его оппонентам сомнительными, поскольку еще совсем недавно он отрицал существование секретного англо-русского соглашения [6, р. 355].
Винифред Таффс объясняет данную ситуацию тем, что инструкция, написанная Солсбери для Рассела, подлежала публикации в Синих книгах, а поскольку соглашение с Шуваловым было секретным, упоминать его не следовало [12, р. 232]. Вероятно, посол был все же в курсе событий, учитывая утечку информации из Форин офис в прессу, а также его доверительные отношения с Бисмарком, знавшим о договоренности Англии и России. Именно эти отношения с германским канцлером делали его крайне нужным членом в британской делегации. Кроме того, Рассел был популярен в дипломатической среде, успев за годы работы в Берлине обзавестись необходимыми контактами. Его жена на протяжении конгресса давала замечательные званые вечера, на которых также устраивались важные встречи. А Одо Рассел, в свою очередь, прилагал максимум усилий для того, чтобы наладить отношения с шефом. Об одном из таких вечеров он рассказывал: «Я окружил лорда Биконсфильда почестями и уважением и уступил ему свое место за столом, как если бы он был королевой или принцем Уэльским, чем, кажется, он был доволен, так как звал меня "своим дорогим и особенным коллегой" и уверял в том, что одним из основных поводов приехать в Берлин было повидать мою "дражайшую жену"...» [14, р. 193].
Несмотря на определенные идейные и личные разногласия, британские делегаты старались выстроить единую политику на конгрессе и производили впечатление слаженной команды. Незначительное участие Одо Рассела в переговорном процессе не производило впечатления внутренней конфронтации в команде «два против одного», а легко объяснялось его более скромным служебным положением. Уильям Гладстон впоследствии с сожалением отметил, что Дизраэли и Солсбери в абсолютной гармонии действовали вразрез с традициями, принципами и чувствами своей нации [7, р. 677], но для сторонников правительственной политики этот согласованный дипломатический прорыв империи был несомненной победой.
Список источников и литературы
Об авторе
Ирина Владимировна Литвиненко — аспирантка кафедры истории Института гуманитарных наук Балтийского федерального университета им. И. Канта (Калининград), irina_litvinenko@inbox.ru
