«Воцерковление» 1917 года: церковный кризис и приходская революция

Грегори Фриз

«Воцерковление» 1917 года: церковный кризис и приходская революция

DOI: https://doi.org/lO.22394/2073-7203-20i9-37-l/2-30-57 Gregory Freeze

"Churching" 1917: The Church Crisis and the Parish Revolution

Gregory Freeze — Brandeis University (USA). freeze@brandeis.edu

In recent decades scholars have done much to correct the previous neglect of the Russian Orthodox Church, but secular historians have virtually ignored this massive volume of dissertations, books, and articles on the Church. That also applies to the role of the Church in 1917. Although that neglect is largely due to the secularist bias in the traditional historiography, it is at least partly attributable to the new scholarship on the Church — which has tended to have a narrow focus: the internal history of the Church. That is, it has concentrated on the "history of the Church", not on the "Church in history". To shift that focus to the latter (and make the research more meaningful for secular historians), it is essential to redirect attention from the "Church" and clergy (especially elites) to the "church" (parish) and lay believers. This study seeks to encourage that new direction in scholarship and explores how the Church reforms in the spring turned into a parish revolution in the summer. It draws upon a number of archival repositories (central and local) as well as the Orthodox press (especially the diocesan gazettes). It shows how the crisis at the top (in central and diocesan administration) undermined the capacity of the "Church" to govern the "church," how the laity asserted their authority over parish finances and the local clerical staff, and how the parish clergy responded (most dramatically, by forming unions to defend their rights and interests).

Работа выполнена при поддержке гранта Российского научного фонда №15-1800119.

Фриз Г. «Воцерковление» 1917 года: церковный кризис и приходская революция // Государство, религия, церковь 30 в России и за рубежом. 2019. № 1-2. С. 30-57.

Freeze, Gregory (2019) "&Churching& 1917: The Church Crisis and the Parish Revolution", Gosudarstvo, religiia, tserkov& v Rossii i za rubezhom 37(1-2): 30-57.

ПОСЛЕ распада Советского Союза в 1991 году исследования Русской православной церкви росли в геометрической прогрессии1, но мало что из этого нашло свое отражение в многочисленных публикациях светских историков. Одна новейшая история революции, объемом 856 страниц, упоминает Русскую православную церковь лишь дважды, тогда как Григорий Распутин упомянут 56 раз2. В другой работе Православная церковь удостоена только одного упоминания (Распутин — 14)3. Здесь не чувствуется никакого «постсекулярного поворота». На одиннадцати конференциях, посвященных столетию Революции, только 6 из 305 работ (1,9%) были посвящены религиозной тематике4. Сборник статей по Петербургской конференции опубликовал 24 доклада, и только один из них был посвящен Церкви5. Обзоры современной историографии также игнорируют новые научные исследования по церковной тематике6. Учитывая состоявший1. До этого подобные исследования были не просто редки, но еще и невысокого качества, что отражало и ограниченный доступ к архивам, и секуляристскую тенденциозность, принижающую значение Церкви и религии, особенно после XVII века. До 1991 года поиск в библиографической базе данных диссертаций находит 18 американских и всего 6 советских диссертаций о Русской православной церкви. С 1991 года аналогичный поиск выявляет 117 американских и 779 российских диссертаций. Эти цифры здесь являются лишь приблизительными — конкретные цифры несколько варьируются в зависимости от используемых показателей и критериев; тем не менее, они отражают феноменальный взрыв исследовательского интереса к этим сюжетам после 1991 года.

ся отказ от канонического тезиса о «секуляризации»7, вызывает недоумение тот факт, что историография о революции 1917 г. остается настолько «секуляристской» и глухой по отношению к новым исследованиям в области религии8. Конечно, бывают исключения: в последних книгах, выпущенных Академией наук и посвященных Великой войне и 1917 году, содержатся детальные главы о месте и роли религии9; некоторые важные статьи появились в журналах и сборниках статей10. Однако преобладают чисто светские подходы, что затрудняет европейским ученым включение России в сравнительный анализ11.

These 100 Years", Kritika 16: 787-797; Boterbloem, K. (2012) "Chto Delat? World War I in Russian Historiography after Communism", Journal of Slavic Military Studies 25: 393-408.

В этом виноваты не только светские историки: мы, историки Русской церкви, также несем за это ответственность12. Слишком часто новое исследование пишется в духе «старой церковной истории» (замкнутой, внутри-институциональной) и не учитывает более широкий контекст и роль Церкви в современной российской истории. Светские историки могли бы уделить больше внимания этим вопросам, если бы мы вышли за рамки «истории церкви» (как бы она ни была важна сама по себе), чтобы рассмотреть «церковь в истории», то есть то, как церковь отражала и формировала более широкую динамику в государстве и обществе. Важно также все больше двигаться от исследований церкви как «большого института» к «церкви» на уровне прихода; от тематики иерархов и обер-прокуроров к тематике священников и прихожан; от официального православия к народному. Хотя некоторые ученые уже движутся в этих направлениях, обобщающие труды — даже по истории Церкви как таковой — еще только начинают включать в себя эти новые сюжеты13. Неудивительно, что светские историки, будь то в России или за рубежом, игнорировали важнейшую динамику кризиса в Церкви (с большой буквы) и революции в церкви (с маленькой буквы, т.е. в приходе).

В данной работе мы рассматриваем именно взаимосвязь этих двух процессов — церковного кризиса наверху и приходской революции внизу. Церковный кризис был многомерным; он был обусловлен ухудшением отношений между Церковью и Временным правительством, чистками правящей иерархии, развалом церковных финансов, управления и образовательных учреждений. Приходская же революция была следствием процессов, начавшихся еще до 1917 года, но после Февраля она неуклонно набирала обороты. К концу лета прихожане контролировали приходские церкви, ее финансы и даже духовенство. Эта приходская революция

усугубила церковный кризис, поставив церковные учреждения на грань банкротства и продемонстрировав уязвимость духовенства, будь то митрополит или деревенский священник. Короче говоря, эти два процесса привели к развалу всего института Церкви и расширению прав и возможностей мирян. Большевики, после их прихода к власти, унаследовали именно такое положение вещей и в течение десятилетия относились к нему терпимо.

Тот факт, что Церковь не просто не могла, но и не желала защищать старый режим во время Февральской революции, активно обсуждался в исследованиях последнего времени. Как было наглядно продемонстрировано, большинство епископов приветствовали свержение династии Романовых14, при этом лишь небольшое меньшинство (от 5 до 7 процентов) осмелилось высказаться в поддержку старого режима15. Хотя многие специалисты скептически относятся к утверждению М.А. Бабкина о том, что Церковь была вообще центральным актором революции, в целом верно то, что иерархи приветствовали смену режима — или в частном порядке, или даже публично16. Их отношения с Временным правительством вскоре ухудшились, частично из-за того, что правительство расширило права других конфессий, а частично из-за вмешательства нового обер-прокурора Синода, В.Н. Львова, в церковные дела (самое нашумевшее из таких действий Львова — роспуск Синода 14 апреля с целью резкой смены его состава). Тем не менее Церковь продолжала поддерживать правительство, ка14. Бабкин М.А. Святейший Синод Российской православной церкви и свержение монархии в 1917-м году // Вопросы истории. 2005. № 2. C. 97-109; Бабкин МА. Иерархи Русской православной церкви и свержение монархии в России (участие духовенства в революционных торжествах) // Вестник Московского государственного университета, Серия 8: История. 2006. № 1. C. 70-90; Гайда ФА. Русская церковь и политическая ситуация после февральской революции 1917 года (к постановке вопроса) // Материалы по истории Российской иерархии. М., 2002. C. 6068; Рогозный П.Г. Церковная революция 1917 г. СПб., 2008.

кое бы оно ни было, как обладающее божественной санкцией, как было и прежде, и при этом защищала свои интересы и имущество.

Что касается приходского духовенства, то большинство искренне и с энтузиазмом поддержало Революцию, Временное правительство и продолжение войны17. Постановление, принятое духовенством Челябинска 21 марта, было вполне типичным: «Духовенство признает Временное правительство, всецело подчиняется ему и готово всемерно содействовать и помогать ему — как в укреплении нового строя, так и в доведении настоящей войны до победного конца»18. Хотя некоторые священники придерживались монархических взглядов, а другие перешли на крайне левые позиции (что вызвало обвинения в церковном «большевизме»19), подавляющее большинство клира склонялось скорее к либеральным, популистским позициям, настаивая на фундаментальной реформе церкви и предлагая реализовать требования рабочих и крестьян после окончания войны.

Еще более драматичной и упущенной из виду была «революция внутри Церкви»20. Недавние исследования сосредоточены на восстании против епископата, долгое время являвшегося мишенью для враждебности со стороны приходского духовенства, особенно в эпоху «распутинщины». Восстание против епископов, получившее открытое выражение на епархиальных съездах, привело к отстранению около двадцати иерархов (либо за предполагаемые связи с Распутиным, либо за злоупотребление властью). Жестокой критике подверглись даже прелаты, сумевшие удержаться на своем посту; по данным одного подсчета, более половины епископов (35 из 67) подверглись критике21. Конклав свя17. Большое количество документов, отражающих эту позицию, см. в: Бабкин М.А. Духовенство Русской православной церкви и свержение монархии.

щеннослужителей в Новгороде выражал негодование: «Владык в большинстве случаев не любили, их исключительно боялись»22. Влиятельный журнал Московской духовной академии опубликовал статью, посвященную концу «самодержавия епископского» и провозгласившую вновь созданный, обновившийся Синод «своего рода временным революционным правительством церкви»23. Во всяком случае, повсюду была поддержана идея избрания епископов; как позже писал один из членов Синода: «Синод был завален петициями с мест с требованиями выбранного епископата»24. Синод согласился: 29 апреля он одобрил порядок выборов в целом и основные правила для избрания двенадцати иерархов в течение следующих нескольких месяцев (включая выборы Тихона [Беллавина] митрополитом Москвы)25.

Дух времени был радикальным, иногда даже модернистским. Некоторые епархии предложили выбирать епископов не только из числа ученых монахов, но и из приходского духовенства и прихожан. Так, например, в мае Могилевский епархиальный съезд принял такую резолюцию: «Епископ должен быть избранником всей паствы. Избирается он из белого, черного духовенства и мирян. Монашество для избираемого епископа не обязательно. Брачная жизнь также не может служить препятствием к избранию в епископа»26.

Демократизация церкви пошла еще дальше: она также означала расширение прав и возможностей священников и прихожан посредством их включения в управление Церковью27. Как пояснил Союз Демократического Духовенства, «церковный демократизм» должен повлечь за собой «активное участие каждого члена Церкви во всех сторонах ее жизни»28. Это была не только радикальная риторика; епархиальные власти в Орле поддержали демократическую соборность и предложили применять ее на всех уровнях — от Поместного Собора и Синода и вплоть до каждого отдельного прихода29. Власть на епархиальном уровне была тоже реформирована: духовную консисторию, состоявшую из епископских назначенцев, должен был сменить «епархиальный совет» из избранных представителей приходского духовенства и мирян. Епархиальный съезд, в прошлом состоявший только из священников и ограничивавшийся вопросами семинарии (в основном финансовыми), теперь узаконил «соборность»: он должен был собираться регулярно и включать не только духовенство, но и мирян, которые вместе могли бы решать любые епархиальные проблемы и определять политику епархии.

Наконец, некоторые епархии приступили к демократизации и самого прихода. Либеральный архиепископ Уфимский Андрей (Ухтомский) продвигал свой «Устав православных приходов Уфимской епархии» по которому избирательные права были предоставлены всем прихожанам (мужчинам и женщинам30) старше 18 лет, в качестве исполнительного органа учреждался приходской совет, и приход получал право выдвигать кандидатов на должности свямогут быть монахи, приходское духовенство или миряне, причем никто из них не обязан принимать монашеские обеты. 1917 год. Южный Урал: Сборник документов и материалов. С. 119.

щенников31. Подобные выборы уже были реальностью: 30 апреля, например, приход в Рязани избрал кандидата на должность священника, а другие епархии сообщили об аналогичных событиях32.

«Церковный демократизм» на приходе, однако, вызывал много споров. Хотя по некоторым позициям (таким как включение женщин в состав приходских ассамблей и советов) был консенсус33, контроль над финансами и назначение священнослужителей были более сложными вопросами. Некоторые епархии, особенно весной, решили расширить права прихода в этих делах. Например, епархиальные власти Орла признали приход юридическим лицом и предоставили ему право выдвигать кандидатов на должности священнослужителей: «...В обновленной церкви все вакантные места в клире должны замещаться только кандидатами, свободно избранными самим приходом»34. Однако в других случаях выражались опасения, что прихожане откажутся финансировать основные потребности епархии (особенно семинарии) и даже предпочтут малообразованных (и менее дорогостоящих) кандидатов. Например, епископ Астраханский жаловался, что он уже сталкивался с просьбами о выдвижении неквалифицированных кандидатов и попытками изгнать нынешних священников, чтобы освободить для них место: «Нельзя же ... поставлять во священники малограмотных и не могущих растолковать вам слово Бо-жие, нельзя же без вины виноватых лишать мест и удалять. Куда же их определять? А у них может быть семьи.»35

Такие заявления не имели большого эффекта, так как ни Временное правительство, ни Церковь не имели сил подавить приходскую революцию36. Временное Правительство быстро утратило способность регулировать этот процесс37, тем самым способствуя распространенному убеждению, что «никаких сейчас законов нет, так как до Учредительного собрания нет такой власти, которая могла бы издавать законы, а иметь дело с буржуями не хотим»38. Нижние эшелоны власти, особенно советские, активно поддерживали подавление якобы «контрреволюционного» духовенства39. Эту оценку государственной власти дала газета Пензенской епархии: «Страна находится в состоянии анархии. Правда, есть Временное Правительство, часто меняющее свой состав, но порою представляется, что никакой власти в России нет»40. Сама Церковь теряла свои позиции еще быстрее: «церковная революция» сделала Синод и епископат бессильными как-то влиять на то, что про36. Еще одним отягчающим обстоятельством стало ухудшение отношений между Церковью и Временным правительством. См.: Саввотеева Н.В. Сельский приход Русской Православной Церкви в 1917-1922 гг. (по материалам губерний Центральной России). С. 73-74; Соколов А.В. Временное правительство и Русская православная церковь (1917 год). С. 37-38.

исходило в приходах. К этому добавился и практически полный развал церковной администрации: военный призыв и «страшная инфляция» демонтировали то, что осталось от духовного ведомства41. Откровенно говоря, ни государство, ни Церковь не смогли ничего сделать даже для борьбы с разграблением церквей42.

Другим критическим процессом 1917 года стал распад армии43, когда рост дезертирства после июньского наступления стабильно увеличивался44 и превратился в массовое бегство45. Все это имело для Церкви роковые последствия: у солдат росли антиклерикальные настроения (в значительной степени из-за того, что Церковь с энтузиазмом поддерживала «проклятую войну»). Эта неприязнь усилилась из-за слухов о немецком влиянии в высших эшелонах власти, включая Церковь46. В епархиальной газете в Пензе подчеркивалась угроза, создаваемая наплывом дезертиров: «Армия, которая еще в 1916 году совершенно разгромила часть австро-германских армий, превратилась почти в беспорядочную толпу, не признававшую никакой власти над собою и никакой

дисциплины»47. Главный капеллан Г.И. Шавельский пожаловался на отсутствие религиозности у солдат и склонность к срыву бо-гослужений48. Как писала одна церковная газета: «Печальным явлением для православной церкви в сем году является охлаждение к церкви многих людей — солдат, которые на войне заразились разными еретическими учениями»49.

Все эти факторы привели к настоящему взрыву агрессии со стороны многих прихожан в 1917 г. Жалобы со стороны священников стали появляться сразу же после Февраля50, и в этом смысле типичной можно считать следующую революцию епархиального съезда в Рязани: «Съезд обратил внимание на новые явления в приходской жизни духовенства епархии: прихожане отказываются от вознаграждения за требоисправления, а так как духовенство почти во всех приходах живет только этим вознаграждением, то подобные отказы прихожан ставят его в крайне безвыходное материальное положение». Замечая, что «в разных местах епархии прихожане отказываются от платы за требоисправления и решили обратить в свою пользу церковно-причтовую землю», съезд оценил материальное положение священников как «крайне тяжелое и печальное»51. Уже 5 мая Синод издал указ с целью улучшить положение священников, изгнанных из прихода, разрешая им временно перейти к светским занятиям52. В том же мае епархиальный совет в Саратове выступил с протестом против изгна47. К текущему моменту: погибающая Россия // Пензенские епархиальные ведомости. 1917. № 18 (20 августа). С. 536.

ния священников, обвиняя лидеров антиклерикалов и ссылаясь на «террористические» методы для запугивания прихожан: «(а) руководителями прихода в вопросе об удалении священника из прихода является очень часто или небольшая группа враждебно настроенных к священнику лиц, или даже отдельные лица, часто притом или совершенно индифферентно относящиеся к церковной жизни, или даже непроживающие в последнее время в приходе; (б) акты об удалении священников составляются во многих случаях террористически, путем угроз, по отношению к тем прихожанам, которые не желали бы оскорблять незаслуженно своего пастыря»53. В потоке сообщений об изгнании невинных священников54 Саратовский епархиальный совет предложил наказать приходы — оставить их без священника и отменить службы. В том же мае епархиальный съезд в Киеве выразил сходный протест против изгнания священников и предложил подобное же наказание55. Какой бы заманчивой ни казалась такая тактика, она вызвала еще больше антирелигиозных действий, и киевской консистории пришлось отказаться от этой меры: «Предложение бойкотировать приходы удаляемых священников консистория находит мерою крайнею и опасною, а потому и отклоняет ее»56.

Приходская революция, конечно, обсуждалась и на Всероссийском съезде духовенства и мирян 1-12 июня 1917 г.57 По-прежнему охваченный либеральным и демократическим духом58, Съезд подтвердил поддержку приходской реформы, включая введение контроля прихода над финансами,59 но при этом старался отреагировать на ущемление прав священников. Съезд получил мно53. Епархиальная хроника // Архангельские епархиальные ведомости. 1917. № 15 (1 августа). С. 282-283.

го тревожных сигналов. Так, один «сельский старший клирик» в письме к съезду негодовал, что «в многих епархиях крестьяне, как негодных наемников, выгоняют из приходов священников»60. Съезд также получил «Программу освобождения духовенства», которая предлагала бойкотировать агрессивных мирян («приходы, позволяющие эксцессы против духовенства, лишаются права иметь собственный причт») и категорически защищала неприкосновенность церковных земель («духовенство всемерно должно защищать землю от хищных покушений на нее»)61. Тревога по поводу захвата церковных земель крестьянами также была высказана в письме некоего «старого священника», который заявил, что «церковные земли ни в коем случае не должны быть секуляризованными; их, во что бы то ни стало, нужно отстоять и оставить в церковном владении для пользования служащего ду-ховенства»62. В дополнение к призыву прекратить нападки на священников63 съезд призвал создать церковный профсоюз для «защиты правовых и материальных интересов духовенства перед государственными и общественными учреждениями», в особенности с целью предоставить «материальную поддержку членам союза, в случае нужды, из кассы союза»64.

Несмотря на такую риторику, летом приходская революция переросла в полномасштабный мятеж. Одним из ключевых аспектов было «налоговое восстание»: приходы отказались платить обязательные епархиальные сборы. Недовольство сборами не было чем-то новым, но усилилось во время войны: с одной стороны, епархиальные власти увеличили сборы (на финансирование военной благотворительной деятельности), с другой — снизились реальные приходские доходы (из-за инфляции и призыва кормильцев)65.

65. Некоторые священники объясняли напористость приходов антиклерикальными настроениями, распространявшимися в светской прессе, например: «Вследствие газетной травли православного духовенства, почти все церковно-приходские советы округа были настроены недоброжелательно» к духовенству. Сипейкин А.В. Информационные документы церковного делопроизводства как исторический источник (1914-1921 гг.) // Вестник ТвГУ. 2015. № 4. С. 94. Антицерковные настроения в светской прессе показаны в: Соколов А.В. Времен