Маньчжурское национальное меньшинство в конце двадцатого - начале двадцать первого века: проблема реставрации национальной идентичности

УДк 314.04

Иванова к.Д.

маньчжурское национальное МЕНЬШИНСТВО В конце ДВАДЦАТОГО - нАЧАЛЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОГО ВЕКА: ПРОБЛЕМА РЕСТАВРАЦИИ нАЦИОнАЛЬнОй ИДЕнТИЧнОСТИ

В данной работе речь идет о том, какие изменения происходили в статусе маньчжуров как национального меньшинства, а также о тех проблемах, с которыми им пришлось столкнуться при поиске новой самоидентификации и реставрации своей традиционной культуры. Всё это необходимо для того, чтобы ответить на вопрос: предпринимались ли китайскими властями какие-то действия, чтобы ограничить активность маньчжуров или же наоборот - благотворно повлиять на их деятельность? Важно понять, была ли необходимость вмешательства со стороны властей? Были ли какие-то реальные действия со стороны маньчжуров, которые шли бы вразрез с линией Коммунистической партии Китая. Или же активные призывы к предоставлению маньчжурам большей автономии носят не более чем декларативный характер?

Ivanova K.D.

MANCHU NATIONAL MINORITY IN THE END OF XX-BEGIN OF XXI CENTURY: THE PROBLEM OF NATIONAL IDENTITY RESTORATION

In this article, we shall discuss what changes occurred in the status of the Manchus as a national minority, as well as the challenges they faced in finding a new identity and the restoration of their traditional culture. All this is necessary in order to answer the question: If there are any actions the Chinese authorities do to limit the activity of the Manchus or was there a positive impact on their work? It is important to understand whether there was any need for the intervention by the authorities or not. Were there any real actions on the part of the Manchus, which could confront the line taken by the Communist Party of China? Alternatively, are the active calls for granting more autonomy to the Manchus nothing more than a declarative issue?

ведение

Маньчжурское национальное меньшинство находилось в тени и оставалось без очевидного внимания со стороны как властей, так и прессы, на протяжении почти столетия со времен падения Цинской империи. Впервые они привлекли к себе внимание только в последние десятилетия реформ [Laitinen 1990].

В этой связи представляется важным отметить, что, согласно китайским источникам, во второй половине двадцатого века численность маньчжуров как национального меньшинства неожиданно резко возросла. В источнике также приводятся конкретные цифры. Так, если в 1952 году было зафиксировано 2,4 миллиона маньчжуров, а в 1982 году уже 4 миллиона, 9,8 миллионов - в 1990 году, и более 10 миллионов в начале двадцать первого века [China Population Statistics Year Book 2006: 172]. Это фактически сделало их вторым по величине национальным меньшинством в Китае. Согласно данным национальной переписи 2005 года, популяция маньчжуров выросла фактически до 13 миллионов, что составляет приблизительно 0,82 процента от всего населения KHP[China Population Statistics Year Book 2006: 172].

Более 97% китайских маньчжуров проживает на территории пяти провинций: Ляонин, Хэбэй, Хэйлунцзян, Цзилинь и Внутренняя Монголия. Также достаточно большое число маньчжуров проживает в Пекине. При этом фактически 50 процентов маньчжурского национального меньшинства проживает на территории провинции Ляонин. Так называемый «маньчжурский бум» обусловлен, в основном, серьезными изменениями, произошедшими в политике китайских властей в отношении национальных меньшинств в 80-х гг. Согласно новой политике, те, кто скрывал свою национальную идентичность по ряду исторически обусловленных политических или же религиозных причин, получили право на самостоятельное самоопределение при условии, что они смогут предоставить доказательство принадлежности к конкретному национальному меньшинству. Результатом данной политики стало то, что более четырех миллионов человек в достаточно короткие строки юридически засвидетельствовали свою принадлежность к маньчжурскому национальному меньшинству. При этом данный процесс был максимально упрощен. Так, достаточно было доказать, что кто-то из родителей субъекта или же любой из его официально зарегистрированных предков являлся маньчжуром. Сама процедура также была достаточно проста: чтобы стать маньчжуром, достаточно было поставить печать на соответствующий документ. Сделать это можно было по месту прописки. Это в значительной степени объясняет то, что маньчжурский демографический всплеск произошел в столь короткие сроки. В качестве одного из основных преимуществ принадлежности к тому или иному, и в том числе маньчжурскому, национальному меньшинству можно назвать право на неуплату налога за второго ребенка. В последнюю четверть двадцатого века это была актуальная и желанная льгота, которую стремились получить не только этнические маньчжуры и представители других национальных меньшинств, но и ханьцы [Tian 2002: 14]. Так, многие этнические китайцы целенаправленно стремились попасть в списки маньчжуров, чтобы получить право не платить налог на рождение второго ребенка. А простота юридической процедуры лишь способствовала усилению интенсивности данных процессов.

Это способствовало активизации национальных меньшинств, что подразумевало не только открытое признание собственной национальной идентичности, но и локализацию больших групп представителей того или иного национального меньшинства, в данном случае маньчжуров, в конкретных областях, как в приведенных выше примерах.

С наступлением восьмидесятых годов XX в. национальные меньшинства Китая получили больше возможности для самовыражения. В данных обстоятельствах произошла значительная консолидация маньчжурского национального меньшинства [Tian 2002: 14]. Существенное изменение, произошедшее с демографическими показателями, приводится автором в качестве примера фактов, свидетельствующих о постепенной реставрации маньчжурской национальной идентичности. Однако важно помнить, что стремление подчеркнуть свою принадлежность к тому или иному этническому меньшинству также могло быть связано с предоставляемыми льготами.

В то же время в последней четверти XX в. на исторической территории Маньчжурии, в провинциях Цзилинь, Ляонин и Хэйлунцзян наблюдалась реставрация многих элементов традиционной маньчжурской культуры [Schein 1997: 15]. В связи с этим стало возможным изучить значительное количество восстановленного или же заново созданного по старым образцам этнографического материала, что, безусловно, представляет огромную ценность для специалистов, занимающихся бытовой, а также религиозной культурой традиционного маньчжурского общества.

Это могло быть также обусловлено необходимостью подчеркнуть связь с собственными историческими корнями, принадлежность к маньчжурскому национальному меньшинству. Всё это, как уже говорилось выше, требовалось для легитимного возрождения собственной национальной идентичности.

Указанные обстоятельства не могли не вызвать значительного всплеска интереса к маньчжуристике, в том числе и изучению отмирающего маньчжурского языка как на территории КНР, так и за её пределами, в частности на Западе и даже в России.

По результату всех произошедших изменений в провинции Хэбэй был образован Маньчжурский национальный округ, реальное большинство жителей которого действительно являются маньчжурами.

Помимо всего вышеперечисленного, широкое распространение и общая доступность Интернета также способствовали ускорению процесса реставрации маньчжурской национальной идентичности. Так, в частности, всемирная сеть была использована, чтобы омолодить движение, привлекая в его ряды новые поколения. Необходимо подчеркнуть, что в настоящее время в современном Китае существует некая общая ностальгия по утраченным культурным элементам национальных меньшинств. Однако в основной своей массе возрождение этих элементов отвечает конкретным потребностям, скорее материальным, чем духовным. Так, в частности, экономика целых районов держится на туристическом бизнесе, который существует за счет реставрации традиций и обычаев и последующей демонстрации их зрителям. Это имеет огромное значение, когда речь идет о маньчжурах, в первую

очередь, по причине того, что основная масса представителен данного национального меньшинства проживает на территориях, которые являются периферийными, и поэтому остро нуждается как в государственных дотациях, так и в таких распространенных в современном мире источниках дохода, как туризм [China Population Statistics Year Book 2006: 172]., который способствует развитию сопутствующих производств, в том числе и сувенирной продукции. Нельзя также забывать и о положительном влиянии развития туризма на инфраструктуру и транспортное сообщение в регионах [Schein 1997: 15].

Всё это объясняет существенно возросшую активность маньчжуров и их яростное стремление к восстановлению собственной идентичности. Существует масштабное онлайн-сообщество маньчжуров, которое призывает устанавливать как можно больше контактов через интернет, поскольку это в определенной степени способствует сплоченности. Результатом этого, в частности, стало увеличение числа маньчжурских вебсайтов [Tian 2002: 14].

Факт того, что для Китая характерно масштабное культурное разнообразие, не подлежит сомнению. Новая политика конца XX в., направленная на взаимодействие с национальными меньшинствами, способствовала тому, что признание национальной идентичности стало весьма размытым с точки зрения легитимности. Несмотря на то, что ханьцы являются абсолютным национальным большинством, доминирующим над остальными меньшинствами, а также проведение политики ограничения образования национальных округов и локализации национальных меньшинств в конкретных районах, КНР всегда подчеркивает, что является многонациональным государством [Schein 1997: 15]. В этой связи нельзя не отметить, что для демонстрации последовательности своих действий центральное правительство разрабатывает программы помощи отдельным национальным меньшинствам. Так, из государственного бюджета выделяются средства на улучшение жилищных условий, инфраструктуры, а также развитие культуры и сохранение собственных языков.

Факт мирного сосуществования множества национальных меньшинств в рамках одного государства постоянно подчеркивается. Так, в частности, в Пекине существует музей национальных меньшинств «Чжунхуа Минцзу», который представляет собой живописный парк, на территории которого расположены сорок четыре здания, каждое из которых является примером традиционной архитектуры, характерной для того или иного национального меньшинства. Интересно, что маньчжуры среди них не представлены, а ведь они, как уже говорилось выше, являются вторым по величине национальным меньшинством Китая. Возможно, это в значительной степени связано с историческими обстоятельствами и тем, что отношение к маньчжурам, как к оккупантам и узурпаторам, врагам китайского народа, всё ещё не до конца ушло в прошлое [Schein 1997: 15].

В республиканский период имела место антиманьчжурская пропаганда. Это было связано с восприятием маньчжуров как оккупантов и узурпаторов. В связи с этим само название «маньчжуры» считалось уничижительным и чаще использовалось в негативном контексте. Подобное отношение сохранялось также какое-то время после становления Китайской Народной Республики. Так, во время первой сессии Китайского Народного Консультативного собрания в составе делегации от национальных меньшинств Китая не было ни одного маньчжура. Так продолжалось до тех пор, пока делегацию Синцзяна не возглавил известный маньчжур Лаошэ, на тот период времени уже имевший не только статус народного артиста, но и множество наград. Он обратился к Чжоу Эньлаю с просьбой создать условия для реставрации маньчжурского национального меньшинства в новом Китае и изменения их статуса [Tian 2002: 14].

В сложившихся обстоятельствах маньчжурам, как национальному меньшинству, пришлось приспосабливаться как к социальным, так и к политическим условиям окружающего мира и среды. Фактически это привело к тому, что был запущен процесс, целью которого было сделать образ маньчжуров в целом менее агрессивным и более привлекательным, чтобы он нес в себе как можно меньше негативных коннотаций. Это делалось в первую очередь для того, чтобы изменить отношения доминирующей ханьской национальности к маньчжурам, как к национальному меньшинству, в положительную сторону. Данный процесс был запущен в конце 70-х - начале 80-х гг.ХХ в. В качестве довода представители маньчжуров заявляли, что существование Цинской империи - это неотъемлемая часть истории традиционного Китая. Современные представители данного национального меньшинства считают, что в прошлом их предки объединили разваливающуюся Китайскую империю, занимались освоением значительных пространств и присоединением к Цинской империи новых территорий, а также обогатили традиционную китайскую культуру. Маньчжуры также рассчитывали, что им позволят создавать муниципальные образования на их исконно исторических территориях, и что они будут обладать пусть и не очень высокой, но всё же определенной степенью автономии [Lague, China&s Manchu 2007].

В настоящее время многие маньчжуры предпочитают по-прежнему скрывать свою национальную идентичность, защищая себя подобным образом.

В связи с тем, что мы говорим о попытках возрождения маньчжурской национальной идентичности с целью легитимного существования национального меньшинства, целесообразным является задать вопрос: с какими трудностями при этом предстояло столкнуться? Дело в том, что существовал определенный ряд характеристик, которым должны были соответствовать представители этнической группы. Здесь, в случае маньчжуров, одним из наиболее сложных вопросов является язык. Это одна из обязательных характеристик для формирования этнической группы. При этом нельзя не упомянуть, что язык воспринимался и как значимый компонент любой культуры.

Согласно правительственным данным, в период до образования КНР не было свидетельств о распространенном использовании собственной письменности среди проживающих на территории Китая уйгуров, казахов, корейцев, тибетцев, дай, ицзу и других национальных меньшинств. После образования КНР партия и правительство стали активно оказывать помощь данным национальным

меньшинствам в реставрации их собственной традиционной письменности [Lague, Forhistorians... 2007]. Таким образом, в настоящее время, а именно в первой четверти XXI в., на территории КНР официально существует девятнадцать языков национальных меньшинств. Создается впечатление, что центральное правительство Китая стремится щедро помогать национальным меньшинствам в восстановлении их традиций, поскольку это в значительной степени помогает поддерживать образ благополучного многонационального государства. Но при этом нельзя не отметить, что маньчжуры почему-то были исключены из списка национальных меньшинств, обладающих собственной письменностью. Это при том, что в Китае сохранилась часть цинских архивов, в которых присутствует документация, написанная на маньчжурском [Lague, China&s Manchu 2007].

В шестидесятых годах XX в., возможно, последними истинными носителями маньчжурского национального языка были восемнадцать человек из отдаленной деревни в Северном Китае, которая носит название Саньцзяцзы. Ниже о сохранившихся обычаях и традициях этой деревни будет рассказано более подробно. В частности, это был не только один из последних очагов маньчжурской традиционной культуры, но и то место, где язык сохранился в естественной среде, где он употреблялся в быту [Lague, Forhistorians. 2007].

Ещё одним проявлением попыток реставрации маньчжурской письменности и маньчжурского языка было открытие в Пекине первой в постмаоистский период маньчжурской школы. Её основателем был потомок цинского чиновника, маньчжура по крови. В то время он занимал пост в одном из муниципальных комитетов Западного пекинского округа. Одним из первых преподавателей школы был маньчжур, которого звали Цзинь Баошэн или же Айсиньгирио Баошэн и который являлся одним из идейных вдохновителей программы по возрождению маньчжурской национальной гордости. По этой причине он был тем человеком, который при помощи волонтеров, как и он работавших в значительной степени на чистом энтузиазме, открыл ещё одну маньчжурскую школу. Для этого потребовалось совсем мало средств, а именно, была потрачена сумма приблизительно в двести юаней, что составляло около двадцати американских долларов [Lague, China&s Manchu 2007]. Известно, что в то время правительство не уделяло особого внимания проблеме маньчжурского образования и никак не поддерживало открытие вышеупомянутых учебных заведений.

Студенты первых маньчжурских групп в значительной степени представляли собой не только заинтересованные лица, но и срез населения Пекина тех времен в широком смысле этого слова. Они происходили из разных этнических групп, среди которых были монголы, уйгуры, хуэй и этнические китайцы, хотя большинство всё же принадлежало к маньчжурскому национальному меньшинству. Что же касается возраста, здесь разброс был крайне широк: от шестнадцати лет до семидесяти двух, от выпускников старшей и средней школы до обладателей научных степеней. Среди них можно было встретить как университетских профессоров и студентов вузов, так и рабочих и домохозяек. Люди приходил в маньчжурские школы по самым разным соображениям. Так, среди них был инженер, маньчжур по происхождению, который был увлечен переводом архивов, оставшихся со времен династии

Цин, а также женщина, работавшая в национальном книжном издательстве [Hess 1996: 3]. Несмотря на то, что издательство крайне редко печатало литературу, посвященную маньчжурам, она считала, что знание языка поможет ей стать более компетентным специалистом в данной области. Очевидным является тот факт, что, в отличие от упомянутых выше представителей маньчжурской интеллигенции, посещавшие школу люди овладевали языком не так быстро и с трудом, а значит, они едва ли могли внести свой вклад в процесс реставрации письменных культурных памятников. Серьёзной проблемой являлось и то, что подавляющее большинство не имело никакой возможности использовать данный язык в бытовых условиях, что также значительно усложняло процесс обучения [Lague, China&s Manchu 2007].

Эта своего рода «маньчжурская лихорадка» захватила не только Пекин, но и многие другие места, где проживали представители этого национального меньшинства. Один из представителей интеллектуальной элиты маньчжурского национального округа Синбина, поделился своими впечатлениями о том, как он открыл для себя маньчжурский язык в возрасте шестидесяти лет [Lague, China&s Manchu 2007]. Таким образом, нельзя отрицать, что наблюдается возрождение маньчжурской национальной идентичности, как и тенденция возвращения к собственным историческим корням, однако в значительной степени данное явление можно охарактеризовать как веяние моды. Маньчжурская лихорадка стала сходить на нет уже в последнее десятилетие XX в. В результате единственным из сохранившихся учебных заведений, в которых можно было пройти обучение маньчжурскому языку, стала Пекинская школа. Однако и она в значительной степени утратила свою былую популярность. Она существует в основном благодаря щедрым пожертвованиям состоятельных маньчжуров [Hess 1996: 3]. Причины, по которым произошел резкий спад интереса к маньчжурскому языку, нужно рассматривать в комплексе. Свою роль здесь, безусловно, сыграла изначальная нерентабельность проекта. С коммерческой точки зрения он был абсолютно невыгодным, поскольку большинство учащихся не имели никакой возможности постоянно платить за обучение. Это было связано с небольшим денежным достатком этих людей. Кроме того, постоянных инвесторов у проекта не было, и на государственные дотации тоже рассчитывать не приходилось.

Многие национальные меньшинства, такие как монголы и корейцы, успешно сохраняют на территории Китая свой собственный язык, обычаи и традиции. Маньчжуры же в значительной степени сливаются с доминирующей ханьской национальностью [Tian 2002: 14]. Даже возросший интерес к языку носит в значительной степени академический характер, так как сам язык является мертвым и не используется в повседневном обиходе [Lague, China&s Manchu 2007]. В начале XXI в. интерес к маньчжурским письменным памятникам снова вырос. В частности, они привлекли внимание государства. Центральное правительство проявило интерес к проблеме реставрации письменных архивов и даже стало активно выделять деньги на развитие отечественной маньчжуристики.

Благодаря тому, что интерес к маньчжурскому языку резко вырос, значительную популярность приобрела и маньчжурская культура, особенно те её элементы, которые были связаны с национальными праздниками и обрядами и культами шаманизма. Это было вызвано тем, что популярность данных традиций, а, следовательно, и скорейшая их реставрация, положительно сказались на развитии туризма. Многие китайские специалисты в области маньчжуристики использовали возможность изучить цинские архивы. Был даже сформирован Комитет маньчжурской культуры, под эгидой Тайваньско-маньчжурской ассоциации. Как уже говорилось выше, интерес к элементам маньчжурской культуры вспыхнул не только на территории Китая, но и за его пределами. Так, в частности, вымирающие культы маньчжурского шаманизма привлекли внимание исследователей по всему миру, например, в США, Великобритании и России.

Пекинскаяой, обучавшая маньчжурскому языку, также предоставляла возможность посещать занятия по истории маньчжуров. Это явилось результатом маньчжурского бума. Он в значительной степени был связан с попыткой реставрации маньчжурской национальной идентичности, а также результатом политики возвращения к историческим истокам. Фактически главной целью было создать условия, в которых молодое поколение маньчжуров, которое, в основном, и являлось целью воздействия, возвращалось к историческим истокам. Новые поколения должны были осознать, что у них есть основания гордиться своим прошлым, что они должны чтить и уважать своих предков, стремиться к восстановлению утраченных родословных. Идеологи этой политики утверждали, что многие знаменитые маньчжуры, добившиеся значительных успехов в любых сферах современной социальной и политической жизни, стремятся скрывать своё происхождение. Как следствие, молодые поколения не имеют ни малейшего представления о собственной этнической истории и тех достижениях, которыми славились их предки. Они не знают о маньчжурских национальных обычаях и традициях, поскольку выросли в другой культурной среде, активно взаимодействуя при этом с доминирующим национальным большинством. На занятиях это нередко преподносилось как национальная трагедия современной маньчжурской общности, поскольку условия современного мира, стремительно развивающегося и постоянно меняющегося, пагубно влияют на маньчжурскую общину, подталкивая людей к тому, чтобы больше думать лишь о своих личных целях [Ое^ж 1995: 23].

В настоящее время маньчжуры позиционируют себя как более консолидированное национальное меньшинство. Важно отметить также, что в значительной степени изменилось отношение ханьцев к маньчжурам. Их давно не представляют врагами народа. Изменения произошли не только в крупных городах, но и по всей стране. К 1988 году существовало уже шестьдесят шесть Маньчжурских Ассоциаций, разбросанных по всему Китаю. Первая Маньчжурская Ассоциация была создана на исторической родине данного национального меньшинства, в небольшом городе Шэньян в провинции Ляонин [Пап 2002: 14].

Большинство из возникших Маньчжурских Ассоциаций официально находятся в ведении местных органов управления. Это подразумевает наличие определенной организации, а именно подчинение всех акторов определенным правилам, а также выполнение ими соответствующих функций. Так, в частности, Маньчжурские Ассоциации обязаны не только являться академическими центрами, заниматься сбором и хранением исторической информации, её обработкой и тесным взаимодействием с учеными специалистами с целью оказания помощи всемирному научному сообществу, но и обеспечивать социальные связи в обществе маньчжуров, проживающих в данном конкретном регионе. К помощи членов Ассоциаций также прибегают при решении некоторых конфликтов, в том числе если стороны принадлежат к различным национальным меньшинствам, или же это конфликт ханьцев и маньчжуров. Деятельность Маньчжурских Ассоциаций официально контролируется государством.

Таким образом, представители национального меньшинства имеют возможность решать ряд проблем, прибегая к помощи Маньчжурских Ассоциаций. Данная практика сохраняется до сих пор. Наиболее заметную популярность она приобрела в последнее десятилетие XX в. Несмотря на то что Маньчжурские ассоциации, как уже упоминалось выше, контролируются государством, сами по себе они не являются государственными организациями. Однако в определенных ситуациях получают официальные задания и полномочия. Одним из них явилось формирование маньчжурского онлайн-сообщества с целью создания удобной сети коммуникаций для общения представителей данного национального меньшинства и надежной доступной связи. Здесь определенную проблему, очевидно, представляет тот факт, что маньчжурские поселения в основном расположены в периферийных, зачастую аграрных районах. Таким образом, далеко не всегда речь идет о крупных городах, а значит и доступ к глобальной сети может быть затруднен.

Маньчжуры по-прежнему стремятся к созданию маньчжурского национального автономного округа, который обладал бы высокой степенью экономической и политической автономии, что не может не беспокоить центральные власти. Причина данных стремлений заключается, по всей вероятности, в том, что чем масштабней будет данный округ, тем больше привилегий официально будут получать его жители. Такова точка зрения маньчжурских активистов. В частности, муниципальное образование выше уровня уезда гарантирует не только более высокий уровень самостоятельности, касающейся действий органов местного самоуправления, но и большее количество представительских мест в центральных органах власти. Также существует ряд экономических преимуществ, например, больший контроль в распределении налогов на нужды непосредственно данного региона. Необходимо отметить, что размер государственных дотаций в этом случае также значительно возрастет.

В ведении маньчжурских ассоциаций также находится вопрос возрождения местных традиций и национальной культуры. Ведется активная борьба за право на проведение собственных праздников и воссоздание на их фоне фестивалей и других мероприятий. В данной ситуации правительство всячески поддерживает начинание Маньчжурских Ассоциаций, поскольку возрождение культуры национальных меньшинств, как уже говорилось выше, приводит к обогащению региона из-за увеличения количества туристов. Большинство праздников и фестивалей, разумеется, носит этнический характер. Так, одним из первых был воссоздан в 1989 году фестиваль Баньцзинь, посвященный маньчжурскому национальному языку. Он был призван не только отпраздновать новый всплеск интереса к маньчжурской культуре и олицетворять собой начало процесса возрождения маньчжурской национальной идентичности, но и фактически заменил собой другой маньчжурский фестиваль, носивший называние «Бала». «Бала» был введен чуть раньше и официально организован одним из ведущих журналов КНР о национальных меньшинствах - «Минцзу Гунцзо Цанькао». Более того, как только Синьбинь официально стал маньчжурским автономным округом, «Баньцзинь» приобрел статус официального праздника [Litzinger 1995: 1].

В последнее десятилетие XX в. широкое распространение получило такое явление, как паломничество маньчжуров на историческую родину в рамках политики возвращения к корням. Маньчжуры, живущие за пределами континентального Китая, - на Тайване, в Гонконге, Японии и США - посещают северную Маньчжурию с целью принять участие в местных традиционных праздниках и фестивалях, почувствовать себя частью почти утерянной культуры. Данное явление продолжает существовать и в начале XXI в.

Активная деятельность «паломников» в других странах способствовала налаживанию кросскультурных контактов и межнациональных коммуникаций в современном маньчжурском сообществе [Tian 2002: 14]. В частности, это привело к образованию немногочисленных маньчжурских общин на некитайских территориях. Наиболее обширное сообщество по данным, касающимся начала XXI в., проживает на территории Тайваня. Это сообщество также является весьма активным. Его членами являются многие идеологи политики возвращения к корням. В этой связи представители тайваньских маньчжуров чаще других посещают свою историческую родину на территории Северо-Восточного Китая [Litzinger 1995: 1].

Результатом этих визитов, как правило, становится яркий всплеск активности в среде литературной и исследовательской деятельности. В частности, печатается и издается много так называемых «ностальгических статей», которые в основном попадают в местные этнографические журналы, а также периодические издания национальных меньшинств, самым популярным из которых в начале двухтысячных годов была признана газета «The Manchu Cultural Quarterly». Впрочем, многие из них отражают в большей степени внутренние переживания автора, чем реальную ситуацию в регионе и написаны лишь с целью привлечь внимание властей к той или иной проблеме.

Одним из авторов статей подобного рода является Вэн Фусиан, президент Тайваньской Маньчжурской Ассоциации. Чтобы проиллюстрировать приведенное выше суждение, приведем цитату из одной из его статей:

«Нас, маньчжуров, классифицируют, как вторую по величине этническую группу на Тайване, наряду с ханьцами, монголами, тибетцами и хуэйцами, однако наше существование как самостоятельного национального меньшинства находится сейчас под угрозой, так как мы не можем сохранять и отстаивать свои позиции. На материковом Китае правительство заявляет, что все национальные меньшинства имеют равный статус и равные права, в том числе и на самовыражение, однако оно не скрывает своего настороженного отношения к маньчжурскому национальному меньшинству. Очевидно, что маньчжурам на территории материкового Китая, даже на своей исконной исторической родине, позволено иметь только автономные

округа, в то время как другие национальности, более малочисленные, имеют не только право на автономные округа, но и на автономные префектуры. Таким образом, маньчжуры ощущают давление и становятся жертвами несправедливости...» [Weng 1996: 3].

В некотором смысле, появление в доступной печати статей такого рода всё же оказало некоторое влияние на маньчжурское самовосприятие и придало некоторую активность деятельности, направленной на реставрацию самоидентичности данного национального меньшинства. Однако хотелось бы подчеркнуть, что каких-либо конкретных действий предпринято не было, и всплеск интереса маньчжуров к данной проблеме по сути своей ограничился повышением активности разнообразных интернет-сообществ. В этой связи необходимо признать тот факт, что отсутствие реакции со стороны властей обусловлено не бездействием или же либеральным отношением к процессу реставрации маньчжурской национальной идентичности, а отсутствием необходимости что-либо предпринимать, поскольку процесс этот носит хаотичный характер, а деятельность идеологов движения за возвращение к корням может быть охарактеризована как крайне осторожная и лишенная всяческого системного подхода.

В общем и целом ярких вспышек активности маньчжурского сообщества, которые были бы реально заметны, не наблюдалось с конца 80-х гг. ХХ в. Однако это не означает, что маньчжуры сами по себе оставили идею создания сплоченного сообщества на территории континентального Китая [Litzinger 1995: 1]. Сам по себе процесс реорганизации местного самоуправления, как и деятельность различных идеологических групп, продолжили своё существование, просто на первый план в значительной степени выдвинулась программа по реставрации и возрождению северной культуры, которой оказывало дотационную помощь государство.

Это проявляется даже в таких, казалось бы, мелочах, как формирование образа маньчжуров в традиционных и очень популярных в Китае телевизионных исторических сериалах, разнообразных костюмированных драмах и других подобных произведениях. Хотелось бы сразу отметить тот факт, что благодаря популярности данного жанра, он в значительной степени влияет на представление населения о том или ином историческом периоде. Так, в середине ХХ в. большинство фильмов, так или иначе повествующих о периоде правления династии Цин, были целиком и полностью посвящены патриотически настроенным китайцам, которые боролись против развращенного, погрязшего в коррупции цинского аппарата и утратившего легитимность цинского императорского рода. Таким образом, акценты были расставлены предельно четко, и тяжело поверить в то, что это было сделано не целенаправленно. При этом образы маньчжуров, если даже не преподносились негативно, оставались достаточно расплывчатыми. В настоящее же время в кинематографических произведениях такого рода огромное внимание уделяется северной культуре и её представителям, их обычаям и традициям. И даже облик последней императорской династии Китая становится чуть более естественным и даже приближенным к восприятию самих маньчжуров, что, по мнению идеологов политики возвращения к корням, является существенным прогрессом и большим шагом вперед. При этом они неоднократно подчеркивали, что предпочтение, безусловно, стоит отдавать

именно гонконгским режиссерам, так как их видение якобы наиболее объективно.

Таким образом, мы подходим к другой большой теме, которая в значительной степени отражает взаимодействие государства с маньчжурским национальным меньшинством, а именно к вопросу об этническом туризме.

Важно отметить, что Маньчжурские Ассоциации континентального Китая при содействии иностранных делегаций и государства работали над тем, чтобы поднять огромный пласт исторической информации, занимаясь разработкой и изучением многих цинских источников. Всё это делалось для того, чтобы воссоздать традиционный маньчжурский костюм, традиционное жилище и быт, а также многие культы, обряды и ритуалы и необходимые для них сакральные предметы [Litzinger 1995: 1]. Благодаря этому удалось воссоздать традиционный маньчжурский образ, который более чем активно задействован в этническом туризме северных регионов. При этом существует ряд особенностей, который в целом характерен для всего данного туристического направления Китая, а не только северного, но особенно ярко проявляется в этом случае. Здесь стоит указать на то, что маньчжуры, при своей достаточно большой численности, взаимодействуют с ханьцами очень тесно, что позволяет утверждать, что процесс их культурной ассимиляции в ХХ в. протекал очень активно. Это приводит нас к выводу о том, что, когда мы говорим о реставрации культурных аспектов и возвращении в обиход тех или иных традиций, некогда ушедших в прошлое, тяжело утверждать, что это процесс, обусловленный стремлением восстановить собственную национальную идентичность или же проявлением идеологии возвращения к своим корням. Важно помнить, что это может быть также погоня за государственными дотациями и стремление к развитию туристического бизнеса, причем далеко не всегда оно присуще именно этническим маньчжурам, многие ханьцы, проживающие в северных регионах, также активно включились в этот процесс.

В своем исследовании данного феномена Ральф Литзингер называет этнический туризм «индустрией», на которую работает огромное множество людей [Litzinger 1995: 1]. При этом он однозначно указывает, что помимо стремления к получению доходов от данного выгодного предприятия, в этническом туризме Китая, как феномене, присутствует также заметный ностальгический элемент [Weng 1996: 3]. Причем само по себе это ностальгическое чувство не является осознанным изобретеньем конца ХХ - начала XXI в. Оно, скорее, является естественным результатом стремления общества к переменам в социальной и политической жизни, которые происходили в начале и середине ХХ в. и во многих сферах достигали впечатляющих масштабов.

Этим фактором также пытались воспользоваться идеологи движения за возвращение к корням, активно боровшиеся за восстановление маньчжурской национальной идентичности. По их мнению, именно то самое носта?