РАССЕЛЕНИЕ МИГРАНТОВ В ГЛОБАЛЬНЫХ ГОРОДАХ И ЕГО ДЕТЕРМИНАНТЫ: ПАРИЖ, СИНГАПУР, СИДНЕЙ И МОСКВА В СРАВНЕНИИ. ЧАСТЬ II

представляем исследование

DOI: 10.14515/monitoring.2020.2.1640 правильная ссылка на статью:

Варшавер Е. А., Рочева А. Л., Иванова Н. С., Андреева А. С. Расселение мигрантов в глобальных городах и его детерминанты: Париж, Сингапур, Сидней и Москва в сравнении. Часть II //Мониторинг общественного мнения:Экономические и социальные перемены. 2020. № 2. С. 457—485. https://doi.org/10.14515/monitoring.2020.2.1640. For citation:

Varshaver E. A., Rocheva A. L., Ivanova N. S., Andreeva A. S. (2020) Migrants& settlement patterns in global cities and their determinants: Paris, Singapore, Sydney and Moscow. Part II. Monitoring of Public Opinion&.Economic and Social Changes. No. 2. P. 457—485. https://doi.org/ 10.14515/monitoring.2020.2.1640.

Е. А. Варшавер, А. Л. Рочева, Н. С. Иванова, А. С. Андреева РАССЕЛЕНИЕ МИГРАНТОВ В ГЛОБАЛЬНЫХ ГОРОДАХ И ЕГО ДЕТЕРМИНАНТЫ: пАРИЖ, СИНГАпУР, СИДНЕЙ И МОСКВА В СРАВНЕНИИ. ЧАСТЬ II

РАССЕЛЕНИЕ МИГРАНТОВ В ГЛОБАЛЬНЫХ ГОРОДАХ И ЕГО ДЕТЕРМИНАНТЫ: ПАРИЖ, СИНГАПУР, СИДНЕЙ И МОСКВА В СРАВНЕНИИ. ЧАСТЬ II

ВАРШАВЕР Евгений Александрович — кандидат социологических наук, руководитель Группы исследований миграции и этничности, старший научный сотрудник Центра региональных исследований и урбанистики, Российская академия народного хозяйствам государственной службы при Президенте Российской Федерации, Москва, Россия

E-MAIL: varshavere@gmail.com http://orcid.org/0000-0002-5901-8470

MIGRANTS& SETTLEMENT PATTERNS IN GLOBAL CITIES AND THEIR DETERMINANTS: PARIS, SINGAPORE, SYDNEY AND MOSCOW. PART II

Evgeni A. VARSHAVER1 — Cand. Sci. (Soc.), Head of the Group for Ethnicity and Migration Research, Senior Research Fellow at the Center for Regional Research and Urban Studies E-MAIL: varshavere@gmail.com http://orcid.org/0000-0002-5901-8470

РОЧЕВА Анна Леонидовна — кандидат социологических наук, ведущий исследователь Группы исследований миграции и этничности, научный сотрудник Центра региональных исследований и урбанистики, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Москва, Россия E-MAIL: anna.rocheva@gmail.com http://orcid.org/0000-0002-3181-9698

ИВАНОВА Наталия Сергеевна — магистр социологии, исследователь Группы исследований миграции и эт-ничности, научный сотрудник Центра региональных исследований и урбанистики, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Москва, Россия E-MAIL: nataliya.ivanova.0709@gmail.com http://orcid.org/0000-0002-1140-2334

АНДРЕЕВА Альбина Сергеевна — магистр международных отношений, исследователь Группы исследований миграции и этничности, Российская академия народного хозяйстваи государственной службы при Президенте Российской Федерации, Москва, Россия

E-MAIL: formulagerona@yandex.ru https://orcid.org/0000-0002-1353-5798

Аннотация. Приводятся результаты сравнительного анализа характеристик расселения этнических мигрантов и их детерминант в глобальных городах (Париж, Сингапур, Сидней и Москва). Статья написана на основании релевантной литературы, а также полевой работы в указанных городах, включавшей экспертные интервью со специалистами по урAnna L. ROCHEVA1 — Cand. Sci. (Soc.), Leading Researcher at the Group for Ethnicity and Migration Research, Research Fellow at the Center for Regional Research and Urban Studies E-MAIL: anna.rocheva@gmail.com http://orcid.org/0000-0002-3181-9698

Nataliya S. IVANOVA1 — Master of Sociology, Researcher at the Group for Ethnicity and Migration Research, Research Fellow at the Center for Regional Research and Urban Studies E-MAIL: nataliya.ivanova.0709@gmail.com http://orcid.org/0000-0002-1140-2334

Albina S. ANDREEVA1 — Master of International Relations, Researcher at the Group for Ethnicity and Migration Research

E-MAIL: formulagerona@yandex.ru https://orcid.org/0000-0002-1353-5798

Аbstract. The article presents the results of a comparative study devoted to the settlement of ethnic migrants and their determinants in the global cities, such as Paris, Singapore, Sydney, and Moscow. The article is based on the relevant literature and field studies conducted in these cities including interviews with experts in the urban studies and migrant integration, observation, in-depth and

банистике и интеграции мигрантов, наблюдения, глубинные и экспресс-интервью в городском пространстве, в частности в местах резидентной концентрации иноэтничных мигрантов (этномиграционных анклавах). Основной результат—теоретическая схема, описывающая главные детерминанты расселения мигрантов в разных контекстах. Среди основных факторов, объясняющих расселение мигрантов в глобальных городах, — социально-экономические параметры принимающего общества, характеристики миграционной политики, миграционных потоков, вертикальной социальной мобильности мигрантов и их детей, социальная структура пространства, локальная конструкция этничности, государственная и городская резидентная политика, а также резидентный выбор мигрантов и немигрантов. Для каждого случая набор факторов, объясняющий характеристики расселения мигрантов, различается. В статье приводятся детальные описания городов-случаев и показывается релевантный для них набор факторов. Статья разделена на две части, первая из которых опубликована в № 6 за 2019 год, вторая — в № 2 за 2020 год.

Благодарность. Статья подготовлена при поддержке гранта Российского научного фонда (проект РНФ № 18-7810086) «Анализ механизмов формирования этномиграционных анклавов в российских городах».

express interviews in the urban space, for example, in the areas of residential concentration of non-ethnic communities (ethno-migrant enclaves). The authors propose a theoretical scheme describing the key determinants of migrant settlement in different contexts. The basic factors behind migrant settlements in the global cities are as follows: socio-economic characteristics of the receiving community, migration policy, characteristics of migration flows, characteristics of vertical social mobility among migrants and their children, social structure of the urban space, local construction of ethnicity, state and urban residential policies, and residential choices of migrants and non-migrants. For each of these cases, factors explaining settlement preferences can be different. The article provides a detailed description of each city and depicts a set of factors relevant for each of these case studies. The article is divided on two parts, the first part is published in No. 6 (2019), the second part is published in No. 2 (2020).

Acknowledgments. The research behind the article is supported by the Russian Science Foundation (project RSF № 1878-10086) "Analysis of Ethno-Migrant Enclave Formation in Russian Cities".

Сидней

Вторая мировая война стала поворотным пунктом в истории иммиграции в Австралию. Австралия приняла участие в войне на стороне Великобритании и впервые столкнулись с опасностью военной оккупации. Это серьезно напугало австралийское общества. Слоган «населить или исчезнуть» хорошо выражал общественные настроения того времени. Поскольку общество разрывалось между идеей белой Австралии и необходимостью привлекать мигрантов, было решено в первую очередь обратиться к странам, где население фенотипически максимально соответствовало представлениям о «белом человеке», и, отправившись в европейские лагеря интернированных, министр иммиграции Артур Колвелл пригласил иммигрировать в Австралию эстонцев, латышей, литовцев и поляков 2. Их прибытие пробило брешь в Политике белой Австралии, и за 1945—1965 гг. туда прибыли порядка двух миллионов человек, при этом британцев из них была лишь половина. Документальное же окончание Политики белой Австралии относится

к 1966 г., когда был осуществлен пересмотр миграционной политики, и тогдашний министр иммиграции Хуберт Опперман заявил, что в качестве иммигрантов станут привлекаться иностранцы, если они «способны интегрироваться в общество и обладают квалификациями, полезными для Австралии» [Watt, 1968].

Мощным символическим актом, указавшим на то, что Австралия теперь принимает мигрантов со всего света, включая тех, кому раньше, как считалось, не место в стране, стал прием в 1978 г. беженцев из Вьетнама [Price, 1981]. Параллельно шла гражданская война в Ливане (1975—1990), и в страну прибыли порядка 30 тысяч ливанцев — суннитов, шиитов и христиан [Tabar, Noble, Poynting, 2010]. Среди прочих эпизодов истории XX века, в результате которых беженцы оказались в Австралии, можно указать конфликт в Восточном Тиморе (1975), установление диктатур в странах Латинской Америки (1970-е), выступления китайских студентов в Пекине (1988), Балканские войны (1991—2001). Примерно тогда же — в 1970—80-х — начинает вырабатываться миграционная политика мультикультуральной Австралии, действующая по настоящее время. Ее основа — это баланс между экономической целесообразностью и гуманитарными мерами. Экономическую целесообразность обеспечивает т. н. балльная система, согласно которой определяется, мигранты с какими квалификациями нужны Австралии, а также специальные программы для бизнесменов, гуманитарная составляющая — это программа воссоединения семей и программа приема беженцев. С 1990-х гг. и по настоящее время в Австралию прибывают мигранты из разных стран. Новые конфликты открывают новые направления вынужденной миграции — например, из Афганистана, Ирака, а позже — Сирии и других постреволюционных арабских стран. Интенсифицируется миграция с индийского субконтинента (Индия, Пакистан, Бангладеш), а также из Китая и прочих небольших государств Восточной Азии, таких как Тайвань, Гонконг и Макао. Параллельно с этим «посеянные семена» миграции беженцев, прежде всего из Ливана и Вьетнама, «прорастают» прочими видами иммиграции, в частности по линии воссоединения семей, а также — переезда специалистов и бизнесменов. За последние годы Австралия принимает порядка 180—190 тысяч иммигрантов по визам, необходимым для постоянного проживания, из которых около 110 тысяч — это квалифицированные специалисты, 60 тысяч — члены семей, а еще 13—14 тысяч — это беженцы [Phillips, Simon-Davies, 2016]. В этих условиях в 2016 г. наиболее частотными странами происхождения иммигрантов стали Индия (38264 человек), Китай (29604), Соединенное Королевство (16982), Ирак (9771), Сирия (8229), Новая Зеландия (8199), Пакистан (6315) и Вьетнам (5579). Всего же на данный момент порядка 29 % жителей Австралии (из 25-миллионного населения страны) родились за ее пределами, а еще порядка 20 %—дети мигрантов. Самой распространенной страной происхождения австралийских иммигрантов является Англия (около 1 млн человек), на втором месте — Новая Зеландия (568 тыс.), Китай (557 тыс.), Индия (489 тыс.), Филиппины (252 тыс.) и Вьетнам (243 тыс.). Кроме того в десятку входят Италия, Южная Африка, Малайзия, Шотландия и Шри Ланка [Liddy, 2018].

Сидней с момента основания является воротами в Австралию для мигрантов. Именно он на протяжении XX века чаще всего становился первым местом поселения для мигрантов, и сейчас, если совокупная доля мигрантов и их детей в населении Австралии составляет 49 %, для 4,5-миллионного Сиднея эта цифра—68 %, самый высокий процент для всех крупных пунктов Австралии. Мельбурн и Перт несколько уступают (62 % и 64 % соответственно), остальные же столицы штатов, а также столица, Канберра, уступают еще существеннее. Несколько различается этнический бэкграунд мигрантов и их детей, проживающих в Сиднее и в других городах. Так, Сидней проигрывает Мельбурну по доле греков и итальянцев, зато там больше китайских и арабских мигрантов, а также их детей 3.

Где живут мигранты в Сиднее? Ответ на этот вопрос зависит от определения мигранта. Австралийская перепись в качестве таковых позволяет выделять родившихся вне Австралии, родившихся в Австралии у родителей, родившихся вне Австралии, а также указавших в качестве своего «этнического происхождения» категорию иную, нежели Австралия, а язык общения дома — иной, нежели английский. Эти множества частично накладываются, поэтому в публичном пространстве и научных дебатах сосуществуют ответы, согласно которым мигранты селятся везде, и Сидней является смешанным городом, и что существует два Сиднея — ми-грантский и немигрантский. Для начала — посмотрим на «расовую карту» Сиднея, составленную на основании переписи 2016 года (см. рис. 1).

Рисунок 1. Карта «рас» Сиднея. Источник: Sydney Race Map (2016). voomMAPS. URL: https://voommaps.com/race-ethnicity-maps/sydney-race-map-2016/.

Australian Bureau of Statistics (2016). URL: https://www.abs.gov.au.

Эта карта построена на основании переменной «происхождение» и учитывает, таким образом, и первое, и второе поколение мигрантов, при этом все европейские мигранты и их потомки — отнесены к категории «белые», а кроме того выделены регионы происхождения: «восточная Азия» (прежде всего Китай, Вьетнам и Корея), «Ближний Восток» (прежде всего Ливан и прочие арабские страны) и «Субконтинент» (Индия, Пакистан, Бангладеш и Шри-Ланка). Прослеживается несколько четких паттернов.

Во-первых, ближневосточные мигранты живут компактно в кластере западных пригородов Обурн, Гринакр, Фэрфилд, Ливерпуль, Бэнкстаун, субконтинентальные мигранты концентрируются в районе Стрэтфилда и Парраматты, китайские же и вьетнамские мигранты — живут более дисперсно, хотя есть и места концентрации, например — Кабраматта. Очевидно, что эти кластеры находятся преимущественно на запад и на юго-запад от центрального Сиднея. Напротив, «белые» живут в ближайших к центру пригородах, на восток и на север от него, а также — по всем направлениям на окраинах города. Выборочно приглядимся к нескольким районам и посмотрим их этнический состав. В преимущественно восточно-азиатском пригороде Кабраматта 4 самые большие группы — это вьетнамцы (33 %), китайцы (24 %), камбоджийцы (8 %), британцы (5 %) и австралийцы (4 %). Этот пригород на слуху и считается самым азиатским в Сиднее. А во внутреннем пригороде Энмор 5 этот чарт выглядит так: британцы (23 %), австралийцы (18 %), ирландцы (10 %), шотландцы (8 %) и китайцы (3 %). Посмотрим теперь на северный пригород Мэнли 6, находящийся на берегу океана и считающийся раем для серферов: британцы (29 %), австралийцы (16 %), ирландцы (10 %), шотландцы (8 %), немцы (4 %). Вернемся на восток—в Роузхилл: индийцы (22 %), британцы (10 %), китайцы (10 %), ливанцы (7 %), австралийцы (7 %). И закончим окраиной города — пригородом Маунт Аннан 7: австралийцы (28 %), британцы (25 %), ирландцы (7 %), шотландцы (6 %), итальянцы (3 %). Перечисление пригородов можно было бы продолжить, и оно показало бы значительное разнообразие вариантов этнического состава, но в целом можно предположить определенный уровень расовой сегрегации в Сиднее. Так ли это?

Социальные географы Поульсен, Джонстон и Форрест [Poulsen, Johnston, Forrest, 2004] разделили все пригороды Сиднея на пять типов в зависимости от доли иммигрантов, а также стран их происхождения. Пригороды, в которых принимающее население составило 80 % и более, они назвали изолированными сообществами местных (isolated host communities). Неизолированными сообществами местных (non-isolated host communities) были названы пригороды, в которых принимающее население составило 50—80 %. Третий тип — ассимиляционно-плюральные анклавы (associated assimilation-pluralism enclaves), в них принимающее население

является значимым (30 %-50 %) меньшинством, а разные мигрантские группы составляют от 50 % до 70 % жителей пригорода. Четвертый тип — анклав смешанных меньшинств (mixed-minority enclaves), в которых большую часть населения составляют иммигрантские группы, но ни одна из них не превосходит численно все остальные более чем в два раза. Пятый тип — поляризованные анклавы (polarized enclaves), где доминирующая группа меньшинства превосходит более чем в два раза все остальные группы меньшинств. Последний, шестой тип, авторы назвали гетто или экстремально поляризованные анклавы (Ghettos or extreme polarized enclaves) и в нем доминирующая группа составляет 60 % населения, кроме того 30 % этой группы в Сиднее живет в такого рода переписных единицах. Такого рода гетто авторы в Сиднее не обнаружили.

Наиболее же типичное для иммигрантов Сиднея проживание — в неизолированных сообществах местных. Для большинства групп иммигрантов доля живущих в таких переписных единицах составляет 50 % и более, распространенным является и проживание в смешанном анклаве (до четверти живущих в таких пригородах для некоторых мигрантских групп). Авторы этого исследования в отличие от авторов карты в качестве местных рассматривали только «англо-кельтов», а прочие европейские группы мигрантов были исследованы отдельно (на карте же итальянцы и греки включены в совокупность белых, с учетом того, что это старая миграция, такой подход представляется более справедливым).

С какой долей уверенности можно говорить о том, что в целом мигранты больше концентрируются в тех или иных районах? Те же авторы провели другое исследование [Forrest, Johnston, 2001], где на основании переписи 1996 г. измерили диссимилярность этнических групп в Сиднее. Индекс диссимилярности, который они использовали, варьируется от 0 до 100, где 0 означает, что для достижения равномерного расселения никого из этой группы не надо переселить в другие пространственные единицы, а 100 — что всех. Согласно результатам исследования, самая низкая диссимилярность у шотландцев, немцев, северных ирландцев, новозеландцев и финнов, а самая высокая — у лаосцев, камбоджийцев, вьетнамцев, мигрантов из СССР, а также иракцев. Паттерн выражен довольно ярко, и авторы объясняют это не культурными особенностями, а временем, проведенным в Австралии, указывая на важную характеристику расселения мигрантов в Австралии: места концентрации мигрантов — это зачастую места аккомодации, то есть первичного поселения; освоившись и заработав денег, мигранты переезжают в другие районы. Эти районы нередко более смешанные, однако в силу того что миграционные волны — это одновременный переезд многих людей со схожими социально-экономическими характеристиками, из первых районов во вторые мигранты переезжают тоже относительно массово, и создаются места вторичной концентрации мигрантов. С учетом того, что важной универсальной детерминантой выбора района проживания для мигрантов в Австралии является близость к родственникам и друзьям, эти районы зачастую находятся недалеко от районов первичного проживания мигрантов. Такими парами районов стали, например, Марриквиль и Эрлвуд для греков, а также Лакемба и северный Бэнкстаун для ливанцев. Расстояние между этими районами не превышает 4 километров.

В результате выработался и другой паттерн, характеризующий расселение мигрантов в Сиднее. Некоторые пригороды, зачастую, являющиеся местами первичной концентрации мигрантов, со временем полностью меняют свой этнический профиль. Это произошло, например, с пригородом Хэррис Парк, который сначала был местом концентрации ливанских мигрантов, но сейчас ливанцев почти полностью заменили индийцы. Это произошло и с упомянутым Марриквиллем: когда оттуда стали выезжать греки, там поселились вьетнамцы; а в последние годы он переживает джентрификацию и становится этнически более разнообразным.

Можно сказать, что Сидней в целом поделен на две части. В одной концентрируются белые мигранты и немигранты, во второй — небелые мигранты. Границы между этими «двумя Сиднеями», в целом, проходимы, более того, старые мигрант-ские группы, например, поляки и греки, в 1960-х гг., рассматриваясь австралийцами как «небелые» мигранты, с интенсификацией прочих еще более культурно отличных миграционных потоков, стали «белыми», в том числе и в части паттернов расселения, однако «небелый» Сидней, локализованный в западных и юго-западных пригородах, воспроизводит себя новыми мигрантскими группами, которые селятся там, откуда выезжают старые мигранты. Белые же (раньше британцы и австралийцы, а теперь и прочие европейские мигрантские группы) селятся в восточных и северных пригородах, а также на самых окраинах города. В связи с чем сложились именно такие паттерны расселения?

Сидней, появившись в конце XVIII века, быстро разросся из небольшой плохо организованной колонии до экономической столицы региона 8. Первый этап роста пришелся на начало XIX века и связан с именем губернатора Лахлана Маквари, спланировавшего сеть дорог и возведшего первые каменные строения до того деревянного городка. Второй этап связан с золотой лихорадкой 1850-х, прямым последствием которой стала индустриализация. Мануфактуры (а позже и заводы) скапливались на юге, юго-западе и западе от центральной части Сиднея, там же — появляются районы, в которых живут рабочие. Белые воротнички, а также зарождающаяся буржуазия предпочитала селиться в восточных пригородах. Факторов, связанных именно с таким распределением, несколько. Во-первых, Сидней, расположенный на тот момент на южном берегу бухты, имеет довольно сложный ландшафт, и места для размещения промышленности выбирались там, где полого и были проложены первые железнодорожные пути. Во-вторых, производствам нужна была пресная вода, которая бралась из рек, преимущественно находившихся в западном и юго-западном направлении, а кроме того—там располагались и другие ресурсы, например, глина для кирпичного производства в Марриквилле бралась из реки Кукс. В-третьих, жаркий климат Сиднея заставляет особенно ценить бриз — ветер с моря, который эффективно охлаждает в первую очередь восточные пригороды. В результате, уже к концу XIX века сложилась классовая структура пространства. Бурное развитие транспорта на рубеже веков позволило рабочим переселиться в пригороды, однако эти пригороды находились в тех же направлениях—прежде всего на запад и юго-запад от центра. Там же возникали новые фабрики. После второй мировой войны,

когда стали прибывать небританские мигранты, внешние пригороды также были классово дифференцированы.

Приняв решение о стимулировании интенсивной иммиграции, австралийское правительство довольно быстро определилось и с интеграционной концепцией — иммигранты должны как можно быстрее встать на ноги, но в этом им надо помочь. Для этого были открыты центры приема иммигрантов или мигрантские общежития. Зачастую такие общежития представляли собой бывшие военные бараки или промышленные здания и могли располагаться как в черте города, так и за его пределами. Самое известное такое общежитие называлось Бонегилла и располагалось недалеко от города Олбери в 300 километрах от Сиднея 9. Были, однако, общежития и в самом Сиднее. В частности, на 1966 г. таковых было тринадцать 10 и располагались они в районах Брэдфилд парк (1050 мест), Бротон (250 мест), Буннеронг (1200 мест), Кабраматта (1190 мест), Дандас (410 мест), Ист Хиллз (1200 мест), Хилскот роуд (800), Матравилл (500), Виллавуд (2520). Большая их часть также располагалась на запад от сити.

Такое расположение было связано с расположением инфраструктуры, необходимой для организации таких общежитий, а также с тем, что трудоустройство послевоенных иммигрантов планировалось на заводах, находящихся в этой части города. Впрочем, некоторые комментаторы [Pryor, 2014] также отмечают, что в той степени, в какой миграция была тяжелым компромиссом для австралийского общества того времени, австралийцы хотели вынести интеграционную инфраструктуру подальше — на окраины тогдашнего города.

В общежитиях мигранты жили несколько месяцев, за это время зачастую трудоустраивались на близлежащих фабриках и когда вставал вопрос о том, где жить, покинув общежития, наиболее очевидным решением было поселиться в одном из районов рядом, тем более там уже жили родственники и друзья, также прошедшие через общежития. Согласно исследованию Варвика Вилсона [Wilson, 1990], изучавшего вьетнамских «лодочных» иммигрантов, абсолютное их большинство (96 %) прошло через общежития и жило на расстоянии не более 10 километров от них, а чаще — в радиусе трех-четырех километров. Иммиграционные волны сменяли одна другую, в общежитиях на место британцев приходили итальянцы, на место итальянцев — вьетнамцы, на место вьетнамцев — балканцы, однако этот механизм поиска жилья оставался единым для всех, и когда интеграционная политика сменилась, на смену расселению в общежитиях пришла установка на максимальное использование помощи родственников, а в случаях, когда это невозможно, на предоставление социального жилья, относительно равномерно распределенного по территории города, паттерн успел сформироваться.

Как и в других контекстах, мигранты и немигранты делали свой резидентный выбор. Универсальными и самыми важными факторами были близость к родственникам и друзьям, однако затем для низкодоходных групп на первый план вышла близость работы [Waxman, 1999], а для средне- и высокодоходных—хо9 Bonegilla Migrant Experience (2019). URL: https://www.bonegilla.org.au.

рошие школы [Chiang, Hsu, 2005]. Параллельно в расчет принимался этнический состав района, а также близость культурных организаций. Установка «жить только среди своих» у мигрантов в Сиднее присутствует редко, однако некоторая их доля может быть желательна.

Зачастую у жителей Сиднея разной этнической принадлежности есть представление о том, с кем им не хотелось бы жить рядом—для белых австралийцев это могут быть, например, индусы (когда они готовят, по дому разносится запах карри) или арабы (районы их преимущественного проживания нередко ассоциируются с высокой криминальной активностью).

В результате действия этих трех факторов складывается этническая мозаика Сиднея. Особым образом в нее встраиваются группы, состоящие преимущественно из квалифицированных специалистов (например, китайцы и индусы), однако и они вписываются в этот паттерн — хотя уже через несколько лет они станут австралийским средним классом, но в первые годы после иммиграции им придётся непросто и они предпочитают селиться в районах с невысокой стоимостью недвижимости.

Сидней, в котором 68 % населения составляют мигранты, таким образом, делится на две части, одна из них населена белыми австралийцами, а также европейскими мигрантами и их потомками, во второй селятся мигранты из прочих частей света и их дети. Эти две части, однако, местами накладываются. Более того, хотя вторая часть Сиднея, в целом, беднее, эта бедность не является устойчивой и межпоколенческой—австралийское общество предоставляет мигрантам, а особенно их детям возможности для вертикальной мобильности — большинство групп мигрантов второго поколения образованы лучше сопоставимых местных [Khoo, McDonald, Giorgas, 2002]. В результате, значительная часть мигрантского Сиднея — среднеклассовая. Можно, таким образом, говорить об умеренной сегрегации, не связанной с классовыми различиями.

Москва

До 1991 г. Советский Союз, правопреемником которого является Россия, за редкими исключениями, пришедшимися преимущественно на 1920—1930-е гг. (американские инженеры в годы индустриализации, «дети Испании»), практически не принимал международных мигрантов. Вместе с этим за 70 лет существования СССР сложилась масштабная система внутренней миграции, объединившая в себя перемещения, осуществляемые в рамках разнообразия логик и институтов: индустриализация, начавшаяся в конце 1920-х гг. и длившаяся на протяжении всего советского периода, перемещала сельское населения в города; модернизация требовала специалистов и сначала притягивала молодежь в города, а затем в рамках системы распределения — отправляла их работать в отдаленные уголки страны, в том числе — и в «национальные» республики СССР и РСФСР; дефицит способствовал появлению торговцев из южных регионов в сибирских городах, репрессивная система — перемещению населения на север и восток страны. В 1991 г. с распадом Советского Союза началось складывание постсоветской международной миграционной системы 11 с центром в России.

Сегодняшняя миграция в Россию — это, с одной стороны, отражение процессов прошлого, с другой — важная часть демографических и экономических реалий нынешней российской жизни. В 1990-е гг. из-за конфликтов, политических и экономических неурядиц на постсоветском пространстве в Россию приехали не менее 3,5 млн человек, многие из которых были детьми или внуками когда-то уехавших из РСФСР людей [Зайончковская, 2013]. В 2000-е гг. с ростом цен на нефть российская экономика стала нуждаться в большем числе рабочих рук, которых в силу демографической ситуации в стране не оказалось. При этом в бывших советских республиках, прежде всего закавказских и среднеазиатских, а также в Молдавии и Украине, число людей, готовых работать, превышало число рабочих мест, а те рабочие места, которые были, предполагали более низкую зарплату, чем в России. Так, на основе сохранившихся с советского времени социальных связей стали появляться и крепнуть миграционные потоки, направленные в Россию. Сегодня демографическая ситуация в России характеризуется естественной убылью населения, в том числе, трудоспособного [Вишневский, 2013], снижается общий уровень экономического благосостояния. По прогнозам демографов, через десять лет естественная убыль российского населения может составлять до 500 тысяч человек в год 12, важность миграции в свете этого признается на государственном уровне 13.

Сколько в России мигрантов сегодня? За 2018 г. в России на миграционный учет были поставлены около 12 млн иностранных граждан, эта цифра включает в себя очень разных людей: туристов, студентов, иностранцев, приехавших лечиться и повидать родственников, а также из них почти пять миллионов указали, что приехали работать. Важнейший регион-донор для России — это Средняя Азия: из пяти миллионов «трудовых мигрантов» больше половины — три миллиона — приходится 14 на три страны: Узбекистан (2 млн), Таджикистан (1 млн) и Киргизию (0,4 млн). Кроме того, на работу многие приезжают из Украины (0,5 млн), Молдовы (0,2 млн), Азербайджана (0,2 млн и Армении (0,2 млн).

Одновременно с этим каждый год некоторое количество иностранцев получает гражданство России, переставая отражаться в миграционной статистике. Например, за 2015—2017 гг. гражданами РФ стали порядка 700 тысяч человек, а за весь постсоветский период — около 9 миллионов человек 15. Важно, что приобретение гражданства не означает желание остаться в России навсегда или даже того, что «новый россиянин» живет в России. Во многих случаях гражданство равняется возможности претендовать на работу с более высокой зарплатой и избавлению от проблем, связанных с оформлением документов для иностранцев

и взаимодействием с полицейскими. И наоборот—человек может жить в России годами, не приобретая российское гражданство.

Москва, столица России, привлекает мигрантов больше, чем любой другой город России: например, из тех пяти миллионов, кто приехал в 2018 году работать, почти 1,7 миллиона приходится на Москву 16. Значительное число тех, кто получил российское гражданство, живет в Москве. В целом, мигранты в Москве представляют собой разнообразие социально-экономических групп: от успешных бизнесменов, переехавших с семьей еще в 1990-е гг., в чьих семьях выросли дети, считающие родным языком русский, до «одиночек», приезжающих временно на низкоквалифицированную работу и русский язык знающие плохо. Значительная и наиболее видимая часть мигрантов тяготеет ко второму типу. Как и во многих других странах, они занимаются теми видами работы, на которые не претендуют местные жители, и в Москве они в первую очередь заняты в строительстве и сфере обслуживания.

Как расселены мигранты в Москве? Социологические исследования [Rocheva, 2015; Demintseva, 2017] свидетельствуют: 1. В Москве не складываются «этнические районы» (резидентные территории, на которых мигранты или люди с миграционным бэкграундом составляли бы большинство); 2. Несмотря на то что в одних частях Москвы представителей некоторых мигрантских групп может быть чуть больше, чем в других [Вендина, 2004], мигранты в целом равномерно расселены по московским районам. Такие же выводы можно сделать на основании переписи 2010 г., о которой, однако, известно, что по разным причинаминформация по этническим мигрантам в ней существенно недопредставлена, представлена некорректно или вводит в заблуждение 17. Так, самая большая доля иноэтнич-ных мигрантов среди всех территориальных единиц столицы обнаруживается в маленьких деревнях Новой Москвы, включенной в состав столицы незадолго до переписи 2010 года. Например, в Юрьевке, деревне, входящей в Вороновское поселение, и удерживающей первенство по доле иноэтничных мигрантов среди всех переписных единиц Москвы (60 %), мигранты составляют 12 из 20 переписанных человек. Для всего Вороновского поселения, где проживает 8139 человек, доля иноэтничных мигрантов составляет только 0,7 %, из чего можно сделать вывод, что территории компактного проживания иноэтничных мигрантов в Вороново не сложилось 18. Район «старой Москвы» с самой высокой долей мигрантов — Арбат (9,5 %), однако, скорее всего, это вновь артефакт сбора данных и настолько высокая доля объясняется, во-первых, наличием в этом районе большого числа гостиниц, во-вторых, тем, что в центре в тот период располагались организации, временно регистрировавшие мигрантов, и вразрез с официаль16 Сводка основных показателей деятельности по миграционной ситуации в Российской Федерации за январь—декабрь 2018 год МВД России. 2019. URL: https://xn--b1aew.xn--p1ai/Deljatelnost/statistics/migracionnaya.

17 Среди причин такой недопредставленности: наличие специального переписного листа для иностранцев, о котором могли не знать переписчики, уязвимое положение этнических мигрантов, в результате которого дверь переписчикам могли просто не от?