Спросить
Войти

"ПРАВИЛА ИГРЫ": ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВО КАК ИМПУЛЬС ИНДУСТРИАЛЬНОГО ПРОГРЕССА

Автор: указан в статье

.. _ вопросы национализма 2016 № 1 (25)

Иван русаков

«Правила игры»:

предпринимательство как импульс индустриального

ПРОГРЕССА

Стоит ли мир на пороге очередной индустриальной революции? Ответ: однозначно да — для всех, кто хотя бы поверхностно знаком с теорией «кондратьевских длинных волн» или «кондратьевских циклов».

Важным дополнением к концепции экономической конъюнктуры великого русского экономиста Н.Д. Кондратьева являются идеи Й. Шумпетера о предпринимательском духе свободных рыночных отношений как непрерывном цикле экономической жизнедеятельности, обладающем эффектом «позитивного разрушения» или «позитивной деструкции». (Кстати, именно Шумпетер популяризовал идеи Кондратьева для мирового экономического сообщества, в то время как автор уже был уничтожен большевиками во времена массовых репрессий 30-х годов.) Непрерывная конкуренция создает эффект разрушения «отживших» экономических форм и динамического созидания новаторских моделей, обновленных хозяйствующих объектов, с помощью универсального экономического мотиватора — максимизации предпринимательской прибыли.

Именно Шумпетер, кстати, ввел в научный оборот и термин инновация как способа экономического развития, всплески которого осуществляются за счет крупнейших новшеств, а также сопутствующих им мелких и средних технологических изменений, подкрепленных, как правило, патентами и изобретениями. Прерывистым характером появления и внедрения инноваций Шумпетер объяснял экономические циклы с их неминуемыми спадами и подъемами и, как следствие, со всеми социальными катаклизмами, сопровождающими эти бурные процессы.

Практически все социалистические идеи вышли из наблюдаемого современниками на бытовом уровне феномена реальной будничной жизни человека в непростых условиях зарождения, развития и угасания экономических циклов. Все эти идеи сосредоточены на критике одной из составных частей динамико-циклической природы капиталистической экономики — периоде «структурного спада» и преодоления этих спадов и сопутствующих им социальных катаклизмов. «Левые» всегда пытались «рукотворным» (плановым) способом преодолеть спад и выстроить на основании умозрительных схем траекторию непрерывного развития, тем самым объективно отрицая полезность и объективную необходимость экономической «позитивной деструкции» и, как попутное следствие, самого творческого процесса — активного предпринимательства. Последнее, кстати, Шумпетером было определено в качестве четвертого фактора промышленного производства, наряду с капиталом, землей и трудом. Предпринимательская энергия свободного капитализма является одним из гарантов технологического, а затем и общественного развития человеческой цивилизации. В том числе и в преодолении феномена глобальной усред-ненности и деградации индивидуальности, сопровождающих повсеместно практики левых идеологий, и нынешних европейских — прежде всего.

Кондратьевская теория предполагает наличие длинного временного цикла развития экономической конъюнктуры в периоде 45-60 лет, который чередуется своими повышательными и понижательными фазами длиной 20-30 лет. Во время повышательной фазы общественного развития быстрое расширение экономики неизбежно приводит общество к необходимости социальной трансформации, при которой закономерное отставание общественных отношений (преобладания в обществе идей предшествующего социального опыта) провоцирует переход экономики в состояние понижающей фазы, что в свою очередь закономерно требует на фоне экономической и социальной депрессии радикальной перестройки экономических отношений и, как следствие, приводит к появлению новой социальной динамики.

Кондратьев теоретически обосновал несколько повторяющихся закономерностей. Перед началом и в самом начале повышательной волны каждого большого цикла наблюдаются значительные изменения в экономической жизни общества, выраженные в ускоренной конъюнктуре денежного обращения, появлении новой генерации технических изобретений и технологий, выдвижении новых стран или группы стран — «локомотивов» мировой экономики. Эти изменения происходят на фоне крупных общественных потрясений. Понижательную волну обычно сопровождают длительные экономические и социальные спады и рецессии. Большие циклы вмещают в себя и средние циклы, т.н. циклы Жюгляра, и малые циклы Китчина, с их собственными фазами подъема, кризиса и депрессии.

Современные последователи теорий Кондратьева и Шумпетера связывают

смену волн с повышенных циклов на пониженные и наоборот с развитием и затуханием новых технологических возможностей. Новые «критические технологии» открывают простор для расширения производства, формируют новые кластеры экономики и образуют новые технологические способы производства и социальные отношения.

Сводная система «кондратьевских волн» и новых технологических способов производства выглядит таким образом (годами отмечены моменты минимумов экономических показателей мировой экономики):

- 1 цикл, с 1803 до 1841-43 гг.: текстильные фабрики, использование в промышленности каменного угля.

- 2 цикл, с 1844-51 до 1890-96 гг.: черная металлургия, паровой двигатель, железнодорожное строительство, пулемет.

- 3 цикл, с 1891-96 до 1945-47 гг.: тяжелое машиностроение, электроэнергетика, неорганическая химия, производство стали и электрических двигателей, авиация, ядерное оружие и энергетика.

- 4 цикл, с 1945-47 до 1981-83 гг.: производство автомобилей и других машин, химическая промышленность, нефтепереработка, массовое производство, космос.

- 5 цикл, 1981-83 до примерно 2018 г.: развитие электроники, робототехники, вычислительной, лазерной и телекоммуникационной техники, мобильная связь, персональные компьютеры.

- 6 цикл (прогноз), примерно с 2018 до примерно 2060 г.: конвергенция нано-, био-, информационных и когнитивных технологий, искусственный интеллект.

Особо хотелось бы отметить: эти экономические «волны» и технологические циклы полностью соответствуют экономическим и социальным динамикам генерирующих стран т.н. «первого мира» или стран ОЭСР (более

60% мирового ВВП), в которых в наибольшей степени реализованы принципы открытой капиталистической экономики. Это не только страны Европы, США, Япония и Южная Корея, но и Турция, Мексика, Чили... Как видите, это страны с разными культурными, историческими и социальными доминантами, объединенные исключительно на институциональных принципах — открытость экономики и гарантии прав собственности.

Все остальные страны с крупной экономикой, включая Россию, Бразилию, Китай и Индию (которые уже давно ведут переговоры по вступлению в ОЭСР), являются странами «второго мира», их еще иногда называют странами БРИКС (чуть больше 20% мирового ВВП), с «догоняющим» типом развития, по крайней мере на всем протяжении «Нового времени», в которых вышеупомянутые принципы находятся на разных уровнях развития и укоренения. Как говорится, за всю «историю наблюдений», начиная с времен первого технологического цикла, эти государства были зонами технологической периферии. Иногда эта «периферия» на короткое время в узких и локальных областях могла являть «граду и миру» технологические чудеса, как, например, наша страна в космосе, в военном и мирном атоме, фундаментальной физике и математике.

К сожалению, никогда подобные научные прорывы и научные откровения не становились институциональным долгосрочным признаком этих государств, никогда научно-технологический процесс не становился в этих обществах состоянием органическим и имеющим свою самодостаточную фазу развития. В лучшем случае страны «второго мира» становятся качественными «копиистами» передовых технологий, приходящих с Запада, когда это ему становится необходимым.

Даже сейчас, когда мир находится в состоянии излета очередного индустриального цикла, в так называемой «инновационной паузе», ключевые узлы «критических технологий» находятся все равно на территории про-мышленно развитых стран. Да, компьютеры и телефоны Apple собираются в Китае(до 2% прибавочного продукта), но процессоры и сборка всего «софта» происходит непосредственно в Америке (более 60% прибавочного продукта). И нет никакого сомнения, что и в дальнейшем именно самые передовые страны «первого мира» будут запускать узловые генерации нового технологического типа. Да, Китай — это сегодняшняя «мастерская мира», но не больше, а Россия, как бы это ни было прискорбно, всего лишь — бен-зо- и газоколонка европейских и других стран ОЭСР. «66,3% — доля, которую в экспорте из России занимали нефть, нефтепродукты и природный газ по итогам 2014 г. В их добыче, переработке и транспортировке было занято 1,34 млн человек, или 0,9% россиян. Остальные — в массе своей — благополучно паразитировали на нефтегазовых доходах, обеспечивавших более половины всех доходов федерального бюджета. Следует заметить, что данный показатель — самый высокий за всю историю нашей страны: даже во времена упадка Советского Союза, в 1989 г., он составлял "всего" 36,9%, накануне дефолта 1998 г. — 42,8%, к концу первого президентского срока Владимира Путина — 57,7%. Да, мы ещё довольно далеки от Венесуэлы (94,2%) или Нигерии (97,2%), но Объединённые Арабские Эмираты, когда-то "моноотраслевое" государство, за четверть века сократили долю нефти, нефтепродуктов и газа в экспорте с более чем 80% до 53,3%, а в Бразилии, которую в своё время президент Кар-дозо называл не иначе как uma Rusia tropical, углеводороды составляют 9,8% экспорта»1.

Существует еще несколько тонко1 Slon.ru/posts/56555

170

стей, характеризующих страны, где закономерно появление новых «технологических волн». Например, это возможность концентрации необходимых финансовых ресурсов и инвестиций, наличие устоявшихся финансовых институтов, имеющих опыт венчурного финансирования. В то же время наличие у арабских нефтяных монархий гигантских финансовых ресурсов, а это фактически «кошелек» стран «первого мира», не делает их ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущим — лидерами революционных технологических изменений, и даже наличие развитых институтов капитализма не дает обозримой возможности таким странам, как Турция и Мексика, стать лидерами научно-технического процесса.

только высокоразвитые образование и фундаментальная наука (как часть общей цивилизационной культуры и устоявшихся институтов) гарантируют успех глобальных технологических трансформаций. Научные центры, вне зависимости от того, являются ли они технологическими инновационными, венчурными центрами или центрами фундаментальной науки и образования — институциональный каркас Науки и центры Культуры, а также Среда человеческого капитала, где и формируются первичные импульсы новых технологических укладов и их адаптаций в социальной среде.

«Если мы проанализируем ситуацию в странах, которым удалось выйти на траекторию умного инновационного роста, мы увидим, что это произошло благодаря сильному участию правительства», — сказала Мариана Мац-цукато, профессор Sussex University, мировой авторитет в теории инновационного развития, в интервью газете «Ведомости» от 20.08.15 года. Кстати, именно такой подход наиболее характерен и для нашей страны, видимо, это единственное, что институционально роднит европейскую и российскую науки. Исторически в России государство «окормляет» науку и образование, и нет никаких предпосылок, чтобы в ближайшем будущем в этой сфере произошло какое-то радикальное изменение.

В странах «первого мира» технологические революции происходят достаточно органически, роли лидеров, особенно политических, вторичны. Стивы Джобсы, Биллы Гейтсы, Эло-ны Маски — имеют институциональные возможности по реализации своей предпринимательской гениальности, своим делом подтверждая теоретическую правоту старины Шумпете-ра. В государствах «догоняющего развития», таких как Россия, роль лидера и ядра правящего класса в выборе и реализации технологической и социальной динамики являются определяющими.

Русская история знает два типа индустриального развития, они, кстати, всегда совпадали с циклами новых социальных динамик: или в виде запуска насильственной индустриализации и насильственной новой социальной динамики, или ненасильственной индустриализации и социальной динамики. Инициатором этих изменений всегда выступало государство. Оба указанных типа развития объединяло одно специфическое свойство.

Индустриализация всегда осуществлялась на западной технологической платформе, идеи также приходили с Запада, но «творчески » приспосабливались правящим классом под свои умозрительные или реальные нужды и вызовы русского общества и государства.

Насильственные модернизации — петровская и сталинская — осуществлялись с опорой на собственные финансовые источники, через массовое ограбление собственного населения. Ненасильственные — столыпинские и реформы Витте — опирались на внешние источники финансирования — частные и государственные займы, приходящие с Запада.

В этом же коренится главное отличие западного и российского опыта индустриального развития. Запад самостоятельно, опираясь только на собственные внутренние силы, формировал с помощью своих общественных и экономических институтов технологические революции (они были органической частью капитализма), как ранее университеты — бывшие органической частью эпохи Возрождения, и самостоятельно, в том числе с помощью военной силы, «изыскивал» источники финансирования этих трансформаций, благодаря политике равного сотрудничества государства с национальным торговым и банковским капиталом. Классическим примером такого сотрудничества являются все эти Ост- и Вест-Индские компании, корсары Елизаветы и проч.

Поговорим собственно, о русском индустриализационном историческим опыте. Нет никакого сомнения, что петровские преобразования создали Российскую империю как новую институцию русских царей, современные для того времени вооруженные силы и флот, новый тип правящего класса и новую форму его представительства, российское государство стало частью европейского «политического концерта».

Видимой частью произошедшей промышленной революции стало то, что Россия действительно стала производить чугуна больше всех в Европе и даже экспортировать его в Англию, было налажено собственное производство вооружений и военных кораблей, драгоценных металлов, бумаги, производства сукна. При Петре было открыто более двухсот современных мануфактур.

Российская промышленная модернизация произошла с массовой помощью европейских технических специалистов и тотальным экспортом промышленных технологий. Пётр усиленно привлекал к делу иностранцев. В 1698 г., когда он возвращался из своего первого заграничного путешествия, за ним следовало множество нанятых им ремесленников и мастеров. В одном только Амстердаме он нанял около 1000 человек. В 1702 г. по всей Европе распространялся петровский указ, приглашавший на промышленную службу в Россию иноземцев на очень выгодных для них условиях. Русским резидентам при европейских дворах Пётр велел разыскивать и нанимать на русскую службу знатоков различных промышленных технологий, первыми российскими учеными были также представители европейских университетов. Как известно, российская Академия наук была открыта по настоянию великого Лейбница (у которого с Петром установились личные человеческие отношения), правда, уже после смерти царя-реформатора.

Какую цену заплатило русское общество за такие впечатляющие изменения?

Самый главный социальный итог для русского простонародья: перевод в 1719 г. всех владельческих крестьян в юридический статус «холопов», т.е. экономических рабов. Крепостное право при Петре стало всеобщим и всесословным и осуществлялось в трех видах: как государственное, частное и корпоративное. Даже дворяне были «крепостными государства»: их служба была бессрочна, они не освобождались от телесных наказаний, по воле царя или его представителей должны были менять место жительства. Все это породило фактическое банкротство государства после смерти царя-реформатора, массовое оскудение и опустошение социального пространства того русского общества... В прямом смысле цена петровских реформ — это полное разорение российского государства и общества: «К 1725 году государство полностью обанкротилось: недоимки податей за 1724 год достигли одного миллиона рублей (при девяти миллионах расходной части бюджета), а за две трети 1725 года ( т.е. сразу вслед за смер171

тью Петра) до двух третей исчисляемого оклада»2.

Сталинская модернизация. Большевики в то время и не скрывали, что планы индустриализации были фактически планами сверхмилитаризации советской экономики. Никакие «гитлеры», против которых якобы собирался вооружаться Советский Союз, в конце 20-х годов, когда принимались решения о коллективизации и индустриализации, еще не были реальной угрозой, ускоренная милитаризация Германии началась, как известно, только с 1935 г. Вооружался СССР только во имя поддержки и завоеваний мировой революции, для этого нужна была военная промышленность, для военной промышленности нужны люди и деньги, деньги можно было получить, только изъяв их у городского населения и крестьян, так как международные займы были невозможны из-за проблемы отказа большевиков выплачивать долги «старой России». Крестьянство для большевиков было враждебной антисоциалистической средой, поэтому необходимо было уничтожить его относительно модернизированную элиту — кулаков, а остальных, включая и горожан, социализировать, ограбить и привести к покорности.

Нет никакого сомнения, что в течение 30-х годов в Советском Союзе был построен «каркас» современной индустриальной экономики того времени. Только крупнейшей американской проектной компанией «Albert Kahn Ink» было спроектировано и поставлено оборудования на сумму свыше двух млрд еще тех долларов на 571 промышленный объект, включая тракторные заводы (они же танковые) в Сталинграде, Челябинске и Харькове, автомобильные заводы в Москве и Горьком, кузнечные цеха в Магнитогорске и Нижнем тагиле, моторные заводы в Перми и Самаре... «Крупп» стро2 Брюханов В. Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881г. М., 2007. С. 161.

ил «Уралмаш», «Сименс» — Днепрогэс, «Шкода» — оснащала станками «Сибсельмаш», а как известно, каждый третий патрон и снаряд в Красной Армии — это было дело наших «сибирских рук».

Вся сталинская индустриализация была проведена за счет технической и интеллектуальной мощи западной буржуазии, собственные русские предприниматели были просто ранее ограблены и истреблены, роль большевиков свелась к закупкам и поставкам готовых заводов на свободные площадки, а также к сборке этих заводов и их эксплуатации. До сих пор экономические историки спорят об уровне вклада большевиков в преодолении Западом Великой депрессии, но несомненно одно: этот вклад — бесценен.

Какую цену заплатил русский народ за сталинскую догоняющую модернизацию? Ущерб можно оценить, как сопоставимую величину от иностранного вооруженного вторжения. Коллективизация: буквальное истребление около миллиона человек членов семей крестьян — кулаков, голод убил не менее 1,5 млн. человек, сыпным тифом переболело более 1 млн. человек. Уже первым пятилетним планом было установлено снижение реальных доходов населения на 14%, фонды потребления были снижены с 86% до немногим более 60%, денежная масса с 1929 по 1939 г. увеличилась в 7 раз, страна была в плену потребительской инфляции, цены на потребительские товары за это же период выросли на 400%, в ГУЛАГе единовременно находилось в среднем 1,8 млн. «сидельцев», и только 40% от них — политические и уголовные, остальные «бытовики» — рабочие и крестьяне, детская младенческая смертность во время Отечественной войны (на неоккупированных территориях) составляла 50%. Последние случаи голодного каннибализма были зафиксированы органами НКВД в 1948 г.

На территории Советского Союза было полностью восстановлено в буквальном смысле — феодальное общество. Народ был прикреплён к земле в деревнях, в городах были воспроизведены посадские практики прикрепления к фабрикам и заводам, правящий класс выступал как служилое сословие.

Если это не социальная катастрофа в мирное время — то что вообще можно называть катастрофой.

Были ли в России времена, когда опережающее развитие экономики на базе промышленной модернизации было бы не так разрушительно для русского общества? Да, конечно же были. Это период реализации реформ Витте и Столыпина (с 1892 по 1911 г.), синтеза усилий государства и предпринимательского сословия, основанного на естественных законах экономики, торжества права, уважения к институтам частной собственности и эффективной и ответственной государственной инвестиционной политики, опиравшейся на массовые финансовые западные заимствования.

Небывалый экономический подъем начала 90-х годов XIX века в России был следствием социальной динамики, запущенной еще царем-реформатором Александром II за несколько десятилетий до этого: отмена крепостного рабства, европейского типа реформы права, реформы по организации местного самоуправления (земства) создали тот социальный опыт и человеческий капитал, с помощью которого и стал возможен тот технологический прорыв, который совершила Россия.

Первоначальной базой технологического рывка, стало массовое железнодорожное строительство, которое открыло для торговли и инвестиций в промышленность внутреннюю Россию, вовлекало в хозяйственный оборот массы русского населения. Витте, будучи министром финансов, блестяще провел денежную реформу, и с

того времени наш рубль (ранее за который «давали в морду», по словам классика) получил золотое обеспечение, стал свободно конвертируемой валютою и надежной гарантией частных вложений из Западной Европы в зарождающуюся русскую промышленность. Благодаря этой политике в страну хлынул небывалый поток западных инвестиций, а золотой запас Государственного банка к 1914 г. составлял 1,5 млрд рублей, превышая золотой запас Англии и Германии вместе взятых.

Сам С.Ю. Витте был сторонником политики промышленного протекционизма (высоких таможенных пошлин) для защиты отечественного производителя, он считал необходимым ввозить в Россию не импортные промышленные товары, а иностранные финансовые ресурсы (займы) для формирования собственного промышленного производства.

«В среднем темпы прироста промышленной продукции составляли более 9% в год. Почти на одну треть по сравнению с 1908 г. к 1913 г. возросло количество промышленных предприятий. В целом с 1893 по 1913 г. выплавка стали и железа возросла в 13 раз (4,05 млн. т в 1913 г.), чугуна в 4 раза. меди в 5 раз. добыча угля в 6 раз. добыча нефти составила 9 млн. т, производство сахара возросло в 4 раза. переработка хлопка в 7 раз. Российская хлопчатобумажная промышленность занимала четвертое место в мировом производстве. В 1910 году на душу населения в России произведено было 1,8 кг тканей — в два раза больше, чем в 1890 году. Повышалось благосостояние народа. Количество потребляемых на внутреннем рынке товаров за два предвоенных десятилетия более чем удвоилось. Вклады в государственные сберегательные кассы выросли за эти же годы почти в шесть раз и достигли 1 млрд 704 млн рублей. Закон от 4 марта 1906 г. разрешил создание профсоюзов. В 1912 г. было введено обязательное страхование рабочих от несчастного случая»3.

Столыпинская аграрная реформа завершила раскрепощение крестьян, начатое «царем-реформатором»

Александром II в середине предыдущего века — надельная земля, впервые в русской истории по желанию самого крестьянина, могла быть закреплена именно лично за ним и его семьей. В течение всего лишь 9 лет — с 1906 года по 1915 год — не менее 15% крестьян добровольно покинули свои сельские общины, это поистине русское социальное проклятие, и стали жить и обрабатывать свою землю самостоятельно. К сожалению, эта земля не стала для русских крестьян частной собственностью по обстоятельствам, от них не зависящим. Дворянскому правящему классу не нужна была политическая конкуренция, даже со стороны модернизированного русского крестьянства, ведь статус частного собственника давал в имущественно-цензовой демократии тех времен право голоса на различного рода местных и национальных выборах в представительные органы власти. Особую ненависть распространение идей и практик частной собственности среди русских крестьян вызывало у эсеров и большевиков, которые понимали: если реформы состоятся, возможности для народного бунта будут весьма ограничены.

Немаловажно, ведь именно на годы реформ Витте и Столыпина пришло время, которое потом назовут Серебряным веком русской культуры, а без этой духовной составляющей невозможны были бы никакие научные прорывы и откровения, не был бы возможен взлёт русской инженерной и технической школы, мировой уровень которой даже большевики не подвергали сомнению.

Высокий уровень русской науки, рожденной русским капитализмом и

174 3 История России. XX век: 1894-1939 / Под

_ ред. А. Зубова М., 2009. С. 231

просвещённым государством буквально за несколько десятилетий, в те годы был подтвержден получением Нобелевских премий в 1904 г. И.П. Павловым по физиологии и в 1908 г. — И.И. Мечниковым по биологии.

Вот краткий список ученых и созданных ими научных школ, вклад которых в мировой технологический процесс является общепризнанным, в том числе и западными историками науки:

— П.И. Лебедев — основы физики электромагнитных волн;

— В.И. Вернадский — основы радиологии, биохимии, геохимии, общая теория биосферы и ноосферы;

— Н.Е. Жуковский — основы аэродинамики;

— К.Э. Циолковский — основы ракетостроения и управляемых космических полетов;

— И.В. Мичурин — основы генетики;

— Д.И. Менделеев — периодическая система элементов;

— А.М. Бутлеров — теория химического строения органических веществ;

— П.А. Сорокин — основы научной социологии (в эмиграции);

— Б.Л. Розинг и В.К. Зворыкин — изобретатели телевидения (эмиграция);

— А.Н. Лодыгин — изобретение ламп накаливания;

— И.И. Сикорский — тяжелые самолеты и вертолеты (эмиграция);

— В.О. Ключевский — социология истории. Европейская историческая школа «Анналов» стоит на принципах, разработанных русским историком.

Вспомним советских: Королева, Келдыша, Курчатова, Капицу — все они начинали в научных школах и технических кружках еще той, дореволюционной России. Эти «брызги» того неимоверного научного взлета, во многом благодаря инерции сохранения научных школ и среды человеческого капитала, долетели еще до наших времен и на наших же глазах закончились и умерли, в лучшем случае в виде личной

эмиграции российских ученых в западные университеты и научные лаборатории.

Вот такие поразительные результаты реформ, охвативших всего-навсего несколько десятилетий временного промежутка между т.н. пореформенным годами политики Александра II и до пресловутого 1913 года. Позвольте процитировать известного российского социального историка Андрея Мар-кевича:

«.Средние темпы роста российской экономики в терминах ВВП на душу населения в период до 1913 года составляли 1,74 процента в год. Поэтому к концу 1920-х фактический душевой доход был ниже потенциального на четверть. И лишь к концу 1930-х советская экономика вернулась к дореволюционному тренду. При этом основной рывок она совершила с 1933-го по 1937 год. Поэтому расхваливаемая многими современниками сталинская индустриализация лишь вернула хозяйственную мощь страны к ее потенциалу, не более того»4.

Обращаю ваше внимание еще на один ряд цифр. При среднем российском дореволюционном росте ВВП на душу населения в 1,74% в год европейские страны с 1870 по 1913 г. в среднем прирастали: Англия — 1,1% в год, Германия — 1,6%, Франция — 1,4%, Италия — 0,7%, США — 2,2%.

Долгосрочный тренд роста подушевого ВВП России за 130 лет составил величину между 1,8 и 1,9%, в советское время этот тренд был превышен только к середине 60-х годов, во времена т.н. «косыгинской реформы», а темпы подушевого ВВП с 1885 по 1913 г. императорской России был выше времен «сталинской модернизации». В нашей небольшой работе невозможно рассказать об этом экономическом феномене, можно только обратить ваше внимание на то, что, оказывается, и в России все может происходить по класси4 http://ivgnnm.livejournal.com/165775.html

ческим европейским образцам и стандартам...

И не было миллионов расстрелянных, и не было лагерных миллионов за опоздание или прогул. И имели рабочие самое передовое законодательство по социальному страхованию, а средняя зарплата русского рабочего не отличалась от заработков рабочих Рура или Манчестера. И Серебряный век русской культуры явил себя миру именно в эти годы. И не требовался этой культуре «партийный большевиц-кий поводырь», а нужны были меценаты, представители русской буржуазии, которые фактически и профинансировали этот культурный феномен.

Господа, вы до сих пор уверены, что та Русская цивилизация, сгоревшая в пламени адского «левого» социального эксперимента, была не в состоянии перекрыть плотиной реку Днепр и смонтировать три десятка крупных заводов? Победить безграмотность и массовые эпидемии? И водрузить знамя Победы над Берлином? Пройти свой путь — от «сохи до атомной бомбы» — без насилия и социальных катастроф? Я думаю, мои вопросы риторические. тогда в чем смысл тех жертв и лишений?..

Безусловно, СССР был индустриальной супердержавой по совокупной мощности производства (по производству чугуна и металлорудных окатышей, например, мы были впереди планеты всей), а также танков, бронемашин и прочего железного ассортимента ВПК (куда этот «чугуний с окатышами» и утекал). Эту индустрию обслуживало довольно качественное образование и наука («очагами» на мировом уровне). Существовало и несколько гражданских технологических кластеров мирового уровня: атомная электроэнергетика и машиностроение, гражданская космическая и авиационная промышленность, турбины для судов.

Запущенная коммунистами на XX съезде КПСС новая социальная динамика не дала «внутренней» возможности насильственного перехода на следующий технологический уровень. Но более всего затормозила реализацию научно-технологической революции в Советском Союзе «внешняя» составляющая — отсутствие возможности экспорта передовых западных технологий. Эти меры Запад принял в ответ на развязанную Сталиным «холодную войну» против стран свободного мира. Мы, советские граждане (во времена СССР), благодаря коммунистической пропаганде, всегда «знали»: поджигателем этой войны был Черчилль со своей Фултонской речью, но никто и никогда из обычных людей не читал ее. Сейчас она доступна каждому в Интернете под названием «Мускулы мира», вот небольшая цитата: «Сегодня на сцену послевоенной жизни, еще совсем недавно сиявшую в ярком свете союзнической победы, легла черная тень. Никто не может сказать, чего можно ожидать в ближайшем будущем от Советской России и руководимого ею международного коммунистического сообщества и каковы пределы, если они вообще существуют, их экспансионистских устремлений и настойчивых стараний обратить весь мир в свою веру». Далее там упоминается опустившийся на Европу «железный занавес» и ставится вопрос: как можно странам свободного мира противостоять внешней экспансии большевизма, и ничего более. Предложение было, кстати, крайне... романтическое: создать международные силы под эгидой ООН, которые были бы надежным щитом против любой внешней агрессии и попыток изменения существующих границ.

Таким образом, первоначальные предложения по плану Маршалла были свернуты, и следующей волны «новой индустриализации», которая бы сопровождалась насилием и опорой на внутренние ресурсы, удалось избежать, к счастью, и прежде всего — для населения Советского Союза. В то

же самое время эта дихотомия в конце концов не позволила СССР выдержать экономическое и технологическое соревнование с Западом (несмотря на космос и атом), что по большому счету и привело к распаду СССР. Хотелось бы еще раз заострить внимание: Советский Союз развалился не благодаря проискам ЦРУ, плану Даллеса или действию отечественных диссидентов, а потому что в целом был неэффективной социальной, экономической и технологической системой, не выдержавшей глобальной цивилизаци-онной конкуренции со странами «первого мира», странами капитализма. Эта система пала бы и раньше девяностых годов, если бы не мировой энергетический кризис начала семидесятых, совпавший с открытием и массовым экспортом нефтяных запасов Сибири, что продлило еще на два десятилетия социальную и экономическую агонию Советской власти.

Отсутствие «внутренних» стимулов к насильственной модернизации было обусловлено консенсусом коммунистического правящего класса по поводу невозможности репрессий, прежде всего внутри собственного круга, и, как вытекающее следствие, для всего населения страны, за исключением выборочного террора по отношению к наиболее активным членам общества. Правила социальной динамики в советской социалистической общественной среде не предусматривали системы меритократической конкуренции среди коммунистической номенклатуры, и, как следствие, управление обществом осуществлялось не на рациональном уровне, а на уровне умозрительных конструкций, характерных для древних обществ и архаичного типа развития. Например: нельзя рассматривать Запад как один из источников финансирования, потому что можно попасть в геополитическую зависимость; теория конвергенции и «еврокоммунизм» рассматривались как опасная ересь, которая может «подорвать» социалистическую догматику. Все это неминуемо привело к провалу политики «мирного существования двух систем», т.н. «разрядки», и, как следствие, блокированию со стороны Запада не только экспорта двойных технологий (который существовал с самого начала «холодной войны»), но и экспорта т.н. «критических технологий». Многие, наверное, помнят, что даже для пресловутых советских газопроводов в Европу поставки такого нехитрого, в принципе, товара, как трубы высокого давления из Японии и ФРГ проходили мучительно трудно, с большим внешнеполитическим напряжением для всей советской системы.

Вот еще один наглядный пример, который уже сегодня касается практически каждого жителя России: персональные компьютеры как массовый продукт попали на территорию бывшего Советского Союза только после «падения» коммунизма.

так как Россия является традиционно и исторически государством догоняющего типа развития, стоит посмотреть на примеры успешных результатов технологического обновления стран с похожей исторической динамикой. Лучший пример — это Китай, правящий класс которого откинул различного рода умозрительные схемы вроде построения самого передового общественного строя, следования особому китайскому пути, обращения к китайским «духовным и культурным скрепам» и прочим эмоциональным конструкциям — для глобального технологического обновления. Китайский правящий класс начал реализо-вывать начиная с конца 70-х годов абсолютно рациональные стратегии в области социальных динамик, индустриального развития и принятия западных технологических норм и стандартов в производстве, строительстве, науке и образовании. Именно в Китае последовательно реализуются успешные

сценарии ненасильственной модернизации, в отличие от прошлых попыток («большой скачок», «культурная революция»). Постепенная, ненасильственная модернизация осуществляется на западной технологической основе и с помощью гигантских западных инвестиций, конкурентной социальной динамике собственного правящего класса. За последние 15 лет в России правит по сути один и тот же, несменяемый политический лидер и его команда, и невооруженным глазом видны динамически нарастающие элементы «застоя» различного рода социальных практик в общественном и государственном развитии. В Китае же мирно и без социальных потрясений сменилось несколько политических лидеров правящего класса со своими командами, а сама система госуправления выстроена на конкурентных меритокра-тических принципах формирования политической и хозяйственной элиты, без особой привязки к какому-то конкретному политическому «вождю».

Почему эту проблему смог решить китайский политически

Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты