Спросить
Войти
УДК 947.083.7(571.6):351.761.1 Позняк Т.З.
"Сухой закон", региональные власти и население Владивостока в период Первой мировой войны и Революции 1917 г.
Интерес к теме введения в Российской империи в 1914 г. запрета торговли спиртными напитками резко усилился в год столетия с начала Первой мировой войны как к одной из проблем, связанной с патриотическим порывом населения. Исследователи отмечают наряду с позитивным эффектом от введения "сухого закона" в России — уменьшением пьянства и уровня преступности, ростом доходов населения — и его неэффективность: населением фактически повсеместно, и в губерниях европейской части страны, и в Сибири практиковались изготовление самогона, бражки, подпольная торговля спиртными напитками, а также употребление различных спиртосодержащих жидкостей — лака, политуры, одеколона, лечебных настоек [6, с. 21-23; 8, с. 152-157; 10, с. 71-72; 11, с. 88-92]. Одним из важнейших негативных эффектов стало падение доходов государства, вызвавшее увеличение налогов [8, с. 155]. Порядок введения "сухого закона" и реакция торгово-промышленных кругов и населения Дальнего Востока на него в годы Первой мировой войны уже рассматривалась исследователями [5, с. 53-58; 13, с. 153-156; 17, с. 202-208], однако авторами затрагивались далеко не все аспекты этой обширной проблемы.
Данное исследование выполнено в рамках истории повседневности, в качестве методологической основы послужили идеи А. Людтке. Его концепция "истории повседневности" — это изучение прошлого через историю повседневных социальных практик в любых сферах жизни общества, тщательное исследование поведения рядовых людей в конкретных жизненных ситуациях. Людке вводит ряд принципиально важных понятий, одно из которых трудно переводимое на русский язык "Eigensinn" — "своеволие" или "своенравное упрямство". А. Людтке, изучая неформальные отношения и трудовые практики рабочих Германии 1920-1940-х гг., трактует это своеволие как отстаивание рабочим определённой автономии на рабочем месте, тем самым рабочие оставляли себе пространство и свободу выбора в условиях нараставшего давления властей, включая заводскую администрацию [7, с. 20-23].
Цель статьи показать на примере Владивостока действия региональных властей по обеспечению реализации "сухого закона" и практики обхода населением вводившихся запретов на торговлю и употребление спиртных напитков. Хронологические рамки исследования — от начала до конца Первой мировой войны (1914—1918), включая революционный год. Действия властей — правительства и региональной администрации — здесь рассматриваются как своеобразный "вызов", нарушивший привычную повседневную жизнь населения, а действия рядовых горожан — как ответ на этот вызов, способ нормализации повседневности, возвращения привычного времяпровождения и источника дохода.
С началом войны 19 июля 1914 г.1 в Российской империи на время проведения мобилизации был введён запрет на торговлю крепкими спиртными
© Позняк Т.З., 2018
ПОЗНЯК Татьяна Зиновьевна, канд. ист. наук, старший научный сотрудник Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН (г. Владивосток). E-mail: 777olga777@bk.ru
Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РФФИ № 17-81-01009-ОГН/18 "Повседневная жизнь населения г. Владивостока от Первой мировой до гражданской войны (1914—1922)"
напитками, кроме ресторанов 1 разряда, клубов, собраний и аптек, а в определённом радиусе от призывных участков всех спиртных напитков, включая вино и пиво. Сроком открытия продажи крепких напитков Минфином первоначально было намечено 7, затем 16 августа и 1 сентября. 22 августа 1914 г. продажа спирта, водки и водочных изделий высочайше была прекращена до окончания войны, запрещалась также торговля виноградным вином крепостью свыше 16 % и производство пива крепостью более 3,7 %. Относительно пива и вина в годы войны публиковался целый ряд положений то запрещавших их, то вновь разрешавших на определённых условиях. 27 сентября 1914 г. Николай II утвердил положение Совета Министров о праве земских и городских самоуправлений подавать ходатайства о воспрещении продажи крепких напитков на подведомственной им территории навсегда [12, с. 85-88].
Особенностью Дальнего Востока были более поздние сроки мобилизации. Высочайший указ Правительствующему Сенату о мобилизации в Приморской и Амурской областях (и ряде других регионов) был подписан 1 сентября 1914 г., согласно ему, были призваны на действительную службу нижние чины запаса армии, вызваны с льгот казаки Амурского и Уссурийского казачьих войск, было приказано поставить лошадей, повозки и упряжь [14. 1914. 23 сент.; 15, с. 80-81]. Временно командующий войсками Приамурского военного округа С.С. Саввич телеграммой на места первым днём мобилизации объявил 15 сентября (РГИА ДВ. Ф. 755. Оп. 2. Д. 1164. Л. 9)2 [15, с. 8182].
С началом войны региональные власти увеличили масштабы нормотворчества относительно спиртных напитков, первые регламентирующие документы августа ещё не содержали положений о запрете торговли ими, а касались ужесточения наказания за торговлю спиртным без необходимых документов, а также распития спиртных напитков и появление в пьяном виде в общественных местах. Например, Приамурский генерал-губернатор (далее ПГГ) Н. Л. Гондатти подобные Обязательные постановление издал 4 августа 1914 г. (№ 458) и 1 сентября 1914 г. (№ 529). Первым запрещалось "распитие крепких напитков на улицах, дорогах, площадях и в других открытых местах, в черте усадебной оседлости в селениях и в помещениях крестьянского общественного управления; появление в общественных местах, в черте усадебной оседлости селений и на проезжих дорогах в состоянии явного опьянения; хранение в селениях крепких напитков в помещениях частных лиц в количестве, явно превышающем потребности лиц, населяющих эти помещения", а "владельцам домов в черте усадебной оседлости селений вменяется в обязанность не допускать в принадлежащих им помещениях неразрешённой продажи крепких напитков и о производстве таковой немедленно извещать полицию или сельские общественные власти..." (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 663. Л. 15). Вторым запрещалось "в заведениях всякого рода открытых для публики, без приобретения установленных на питейную продажу патентов, хранение и употребление всяких крепких напитков, хотя бы оные были принесены самими посетителями заведений"; а также хранение и распитие напитков в заведениях, не имеющих патентов, и пр. (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 663. Л. 23). Наказание по этим и последующим постановлениям ПГГ военного времени были однотипными — денежный штраф до 3000 рублей или тюремное заключение до 3-х месяцев; право наложения взысканий за нарушение предоставлялось военным губернаторам Приморской и Амурской областей, Камчатскому и Сахалинскому губернаторам.
Это были только первые месяцы войны, в дальнейшем появлялись все новые распоряжения. Только Комендант Владивостокской крепости, генерал-лейтенант С. С. Саввич за июль-сентябрь 1914 г. издал более двух десятков различных приказов и особых оповещений. Первые его приказы вводили ограничения на работу заведений, где распивались спиртные напитки — № 1 от 19 июля 1914 г. — до 12 часов вечера [15, с. 67]; № 6 от 27 июля 1914 г. - до 11 часов (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 2. Д. 116. Л. 46). И только "особым оповещением по Владивостокскому крепостному району № 8 от 4 августа 1914 года" была запрещена продажа и распитие спиртных напитков во всех ресторанах, клубах, собраниях, столовых, питейных и проч. учреждени2 РГИА ДВ - Российский государственный исторический архив Дальнего Востока.
ях, на станциях железных дорог, шантанах и проч. увеселительных местах, открытых для общественного пользования. Распитие крепких напитков запрещалось и на улицах, площадях, набережных, бульварах, дорогах, в садах и вообще вне жилищ, более того, в крепостном районе нельзя было находиться в нетрезвом состоянии, запрещался "провоз и пронос спиртных напитков из селитебных частей в район крепости" (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 2. Д. 116. Л. 31). Оно не содержало ограничений по срокам действия, оповещение № 10 от 11 августа 1914 г., дополняя предыдущее, запретило "продажу спиртных напитков по 15 августа сего года включительно во всех торговых заведениях, торгующих спиртными напитками на вынос". Подобный же приказ № 13 от 15 августа 1914 г. продлил этот запрет до 1 сентября, разрешив продажу только виноградного вина (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 2. Д. 116. Л. 12, 17).
Судя по годовым отчётам за 1914 г. приставов полицейских частей Владивостока, эти запреты привели к снижению уровня преступности и уменьшению количества пьяных на городских улицах. Пристав 4-й части 3 февраля 1915 г. докладывал полицмейстеру: "Трактиры, рестораны и другие торговые предприятия, производившие торговлю спиртными напитками, закрыты и в данное время некоторые вовсе не функционируют, вследствие запрещения продажи спиртных напитков. Со второй половины 1914 г. в виду запрещения на торговлю спиртными напитками количество преступлений и проступков значительно уменьшилось и весьма изредка на улице можно встретить выпившего и то последнее явление происходит только из-за контрабандного привоза спирта из пределов Маньчжурии" (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 2. Д. 139. Л. 2). Пристав 2-й полицейской части в отчёте за 1914 г. писал, что "...с воспрещением продажи спиртных напитков рабочее население пришло в более нормальное состояние. Преступность в цифрах хотя и не убавилась, но имеет уже не такой тяжкий характер, как в предыдущие года, арестное же помещение за это время остаётся совершенно свободным от лиц, задерживаемых до вытрезвления" (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 2. Д. 139. Л. 5об.-6).
Реакция местного населения на нововведение, нарушившее привычный образ жизни, была различной — от полной и безоговорочной поддержки до негласного сопротивления. Местная общественность на волне патриотического подъёма поддержала политику правительства, важнейшим фактором выступало отношение российской интеллигенции к пьянству народа как злу, которое надо искоренять введением начального образования, пропагандой полезного времяпровождения и здорового образа жизни, Общественные организации и думы дальневосточных городов принимали резолюции в поддержку "сухого закона". В конце 1914 — начале 1915 г. думы Владивостока, Благовещенска, Хабаровска и Николаевска-на-Амуре подали ходатайство на имя Приамурского генерал-губернатора об отмене торговли спиртными напитками навсегда" [1. 23 янв.; 2. 27 марта].
Однако многочисленные факты свидетельствовали, что введение сухого закона, если и поддерживалось, то больше в виде ритуальных верноподданнических практик. Как и на всей территории страны, в регионе сразу после введения "сухого закона" стали фиксировать разного рода нарушения его. В Амурской и Приморской областях при проницаемости российско-китайской границы с прекращением производства спиртных напитков на российской территории наблюдался быстрый рост контрабанды спиртных напитков из приграничных районов Маньчжурии, некоторые селения превратили "подвоз спирта в профессию" [5, с. 56-57; 11, с. 102; 17, с. 202-208]. Открытое недовольство выражали владельцы винокуренных заводов и виноторговцы, терпевшие значительные убытки в условиях и без того тяжёлого экономического положения в регионе [2, 2 янв.; 5, с. 55]. Сразу после введения запрета в управы городов посыпались заявления от предпринимателей, торговавших спиртными напитками, на "сложение" или уменьшение трактирных сборов, на снятие недоимок по сборам ввиду убытков и "плачевного" состояния торговли (РГИА ДВ. Ф. 704. Оп. 5. Д. 254. Л. 323-323об., 374об.-375).
Война вызвала дополнительные расходы на выплаты жалованья служащим, призванным в войска, помощь беженцам, закупки продовольствия и прочие экстренные нужды. Помощь "терпящим нужду" в виду запрета на торговлю спиртными напитками не была приоритетом для городского самоуправления. Торговцам приходилось выживать самим, и они выживали, демонстрируя изобретательность и нежелание соблюдать запреты, приводившие их к разорению. Изобретательность торговцев по сокрытию спиртных напитков не знала предела - их зарывали в землю, прятали на чердаках, в подвалах, размещали не в торговых залах, а в смежных жилых помещениях, но часто просто игнорировали запрет и нелегально продавали алкоголь в столовых, чайных, харчевнях, гостиницах, также изощрённо действовали контрабандисты - провозили контрабанду в специальных поясах, прятали в бочки с квашеной капустой, солёной рыбой и пр.
Находчивость городских обывателей была поистине удивительна: они употребляли суррогаты и китайскую или корейскую водку вместо русской, выезжали на китайскую сторону и потребляли ханшин там, выпрашивали рецепты у врачей и приобретали спирт и вина в аптеке, нелегально производили спиртные напитки на дому и содержали тайные притоны для их потребления и пр. Владивостокская газета "Далёкая окраина" все военные годы была переполнена заметками о нелегальной торговле спиртным в столовых, трактирах, лавках, о составлении протоколов за появление в пьяном виде в общественных местах, об отравлении политурой, денатурированным спиртом, борцом, шпанскими, об обнаружении полицией тех или иных нарушений, что говорит как о масштабах нарушений, так и об интенсивной работе местной полиции [2. 6, 9, 14, янв., 3, 8, 11, 22, 24, 25, 27 февр., 15, 17, 18, 27, 28, 29, 31 марта, 1, 3, 6, 9, 10, 11, 16, 18, 25 апр., 8, 14, 16, 21, 23, 27, 30 мая, 20, 23, 24, 25, 27 июня, 1, 3, 8, 9, 11, 15,23, 26, 29 июля, 13, 19, 23, 26 авг., 6, 11, 25 сент., 11, 13, 15, 22 окт.].
На практики обхода запретов накладывала отпечаток и такая особенность Владивостока, как присутствие большого числа азиатских мигрантов. Производство китайских и корейских национальных пьянящих напитков - сули, кваксы, ханшина - приняло "промышленные масштабы". В местных столовых и трактирах вместо водки и разведённого спирта стали предлагать сули — бутылка по 1 руб., а её выгонка обходилась в 6-7 коп. [2. 21, 27 мая, 7 июня]. В циркулярном письме и.д. полицмейстера Владивостока Л.П. Тауца от 14 февраля 1915 г. приставам и полицейским указывалось: в городе "развилась продажа корейцами своего национального спиртного напитка, под названием "квакса" . напиток этот по крепости мало уступает водке и публика, в особенности рабочий люд, довольно охотно покупают квак-су и конечно напиваются". Приставам предлагалось принять "все зависящие меры, чрез посредство чинов наружной полиции, вверенных им участков, к поимке продавцев-корейцев кваксой и торговцев — политурой и лаком без разрешения и привлекать их к ответственности в административном порядке" (РГИА ДВ. Ф515. Оп. 1. Д. 14. 508 Л. 75а-75а об.).
Запасы спиртного в домах и лавках горожан, выявленные в ходе полицейских проверок, потрясают воображение: 10 августа в погребе-кладовой при шашлычной Григолова было обнаружено около 33-х вёдер виноградного вина (в бутылках и баллонах) и чуть больше 1 ведра спирта [2. 12 авг.]. 30 августа из кладовой дома № 213 по Николаевскому проспекту у домовладельца А. Сенжина украли 27 ящиков коньяка [2. 1 сент.]. 30 сентября 1915 г. на углу Китайской и Пекинской улиц задержали ломового извозчика, перевозившего домашние вещи, в них оказались припрятанными 118 бутылок и 57 полбутылок разных вин [2. 1 окт.]. И таких примеров можно привести бесчисленное множество.
Неудивительно, что сухой закон значительной частью населения был встречен весьма прохладно, пьянство в довоенное время в дальневосточных городах было не просто повсеместным явлением и нередко принимало безобразные формы, а воспринималось населением едва ли не в качестве социальной нормы. Можно, конечно, допустить склонность местной прессы к преувеличению, созданию гипертрофированного образа местных обывателей. Позволю себе привести лишь одну цитату из многочисленных публикаций о нравах в дальневосточных городах. Автор "Комар" на страницах газеты "Дальний Восток" весьма нелестно характеризовал нравы Владивостока: "Ну уж и пили мы вчера! — повествует один обыватель другому каким-то хрипловатым "шепотком", явно свидетельствующим, что выпито, действительно, было в надлежащую. Черт знает, как пили и что пили! Водку пили, пиво пили, "медведя" давили, потом опять принялись за водку. На почве таких выпивок, доводящих
человека до полного скотоподобия, и процветают разные местные "Калинки", "Малинки", "Колхиды" и т.п. — где пьяное свинство доходит до своего апогея и ликует в своём безобразии, уже не стесняясь, открыто, — приправленное такими же "пьяными" пряностями, в виде свихнувшихся крестьянских баб и солдаток." [3. 26 февр.].
Региональные власти реагировали на многочисленные нарушения закона введением новых запретов, фактически все военные годы непрерывно издавались все новые постановления, рассылались циркуляры, направленные на борьбу с очередными нарушениями закона. Это напоминало своеобразное "латание дыр", "штопанье прорех": власти издавали постановления, касавшиеся одних нарушений, тут же появлялись другие — и это требовало новых приказов. По ним можно судить об изобретательности населения, стремившегося оставить себе свободное пространство выбора в условиях все усиливавшегося давления государства и ухудшающихся условий жизни.
Обязательное постановление ПГГ от 13 ноября 1914 г. № 701 запрещало отпуск из аптек, аптекарских магазинов и торговых заведений древесного спирта и спиртового лака; постановлением от 9 января 1915 г. № 1 к ним была добавлена политура. Продажа технических средств допускалась только по предъявлении покупателями удостоверения от полиции, свидетельствующего, что они необходимы "для хозяйственных или техническо-промышлен-ных целей" (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 1. Д. 14. Л. 67; Ф. 702. Оп. 1. Д. 663. Л. 27, 28.); его же постановление от 2 сентября 1915 г. № 9 запрещало "изготовление, приобретение, сбыт и хранение предметов, специально приспособленных для переноса тайным образом спирта и вообще спиртных напитков" [15. 1915. 8 сент.] (РГИА ДВ. Ф. 7 02. Оп. 1. Д. 663. Л. 37).
В январе 1915 г. власти обратили внимание на повсеместную продажу спиртных напитков из аптек. 13 января 1915 г. ПГГ сообщил военному губернатору Приморской области, что "аптеки и аптекарские магазины отпускают в неумеренном количестве спиртные напитки, сделав их предметом торговли". 18 января губернатор сделал "надлежащее указание правительственным гражданским врачам, владельцам и управляющим аптек области". Однако, видимо, оно не принесло должного результата, потому что генерал-губернатор повторил своё требование 23 января, а губернатор в циркуляре от 9 февраля 1915 г. распорядился аптекам, аптекарским складам и магазинам отпуск спиртных напитков, выписку винного спирта врачами для больных по рецептам ограничить 50 гр. для внутреннего употребления и 100 гр. для наружного для одного больного; прочих вин, перечисленных в аптекарской таксе, — 400 мл. Приобретение из складов и магазинов аптеками вин и спирта производилось исключительно по удостоверениям Врачебного управления. В прошениях о разрешении приобрести нужное аптеке количество вина и спирта, подаваемых во Врачебное отделение Приморского областного правления, аптекари должны были указать, когда в последний раз, сколько именно было разрешено приобрести и каких именно напитков, куда и сколько их израсходовано и сколько имеется на лицо к моменту подачи прошения. Аптеки должны были завести "особую материальную книгу прихода и расхода спиртных напитков" и представлять её ежемесячно между 1—5 числом в г. Владивостоке во Врачебное Отделение областного правления, в прочих городах городовым, а в уездах уездным врачам, вместе с рецептами и другими документами на просмотр соответствия записи расходам. Аптекам запрещалось "отпускать вина и спирт по каким-либо запискам врачей", только по рецептам (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 1. Д. 14. Л. 75).
Постановление ПГГ от 16 июля 1916 г. № 27 сводило воедино все запреты о домашнем приготовлении всякого рода опьяняющих напитков, производстве, хранении, провозе, проносе, продаже, приобретении и употреблении спиртных напитков, их заменителей и суррогатов (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 2. Д. 663. Л. 51). Количество и характер постановлений свидетельствовали о попытках власти решить проблему нарушений введением тотального контроля, мелочной регламентации, строгой отчётности и ужесточением наказаний. Военные губернаторы областей бомбардировали полицмейстеров на подведомственной территории требованиями "принять все зависящие меры через чинов наружной полиции". Полиция проводила проверки торговых и иных помещений, выявляла нарушителей, составляла протоколы. В виду плохой сохранности документов полицейских управлений невозможно оценить статистически масштаб нарушений, можно привести только отрывочные данные. Пристав 2 части Владивостока за 1915 г. составил 22 протокола за торговлю спиртными напитками, 7 — за задержание контрабандного спирта, 20 — за содержание опиекурилен, 7 — банковок, 210 — о кражах, по 13 — о поджогах и пожарах, 19 — об обнаружении трупов (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 1. Д. 106. Л. 45). С 1 января по 28 сентября 1915 г. полиция Владивостока составила 156 протоколов за торговлю спиртными напитками, 89 — о задержании контрабанды, 46 — об обнаружении опиекурилен, 26 — об обнаружении банковок [2. 28 сент.].
Чины наружной полиции не всегда достигали поставленных задач, причиной тому была, возможно, слабая профессиональная подготовка, нежелание бороться с пьянством, коррупция или просто разгильдяйство, но, возможно, из-за столь значительного масштаба нарушений полиция была просто не в состоянии справиться с ними. А, скорее, и то, и другое. На страницах местных газет упоминается составление протоколов об обнаружении спиртного на владельцев столовых и трактиров в пятый, шестой и более раз.
Нередко рапорты Владивостокского полицеймейстера возвращались ему с резолюцией губернатора об отказе наложить взыскания на торговцев. В частности 4-е отделение Приморского областного правления 31 июля 1915 г. сообщило полицмейстеру, что ходатайство его "о наложении взыскания в порядке административном на содержательницу мелочной лавки Марию Юзвак, за обнаружение в квартире её одной четвертной банки спирта и графина с вишнёвой настойкой, оставлено без последствий, так как факт торговли Марией Юзвак спиртными напитками протоколом не установлен, так как хранение напитков в частной квартире в городе не оставляет нарушение обязательного постановления № 529" (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 1. Д. 14. Л. 327-327об.). Полицеймейстер, удручённый, видимо, частыми возвратами губернатором прошений о наложении взысканий, 10 декабря 1915 г. отправил приставам циркулярное письмо: "Из представляемых мне протоколов, о нарушении обязательных постановлений, в особенности, о задержании спиртных напитков и борьбе с тайной торговлей таковыми — усмотрено, что чины полиции, обнаружив спиртные напитки в частной квартире, составленные об этом протоколы считают оконченными и дальнейших мер к установлению факта тайной торговли не принимают. При обнаружении же спиртных напитков в торговом заведении, так же, не устанавливается, где именно обнаружены таковые, т.е. в самом помещении, или в смежной комнате с ним и, в последнем случае, из протокола не видно, имеет ли комната, в которой обнаружены спиртные напитки, непосредственное сообщение с торговым заведением и, вообще, самое нарушение формулируется не ясно и не полно. Благодаря отсутствию перечисленных выше сведений в протоколах — таковые оставляются без последствий, а виновные безнаказанными" (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 1. Д. 79. Л. 111). Он указал подчинённым, что подобное составление протоколов считает в дальнейшем "не допустимым" и предложил, "во-первых, при составлении протокола тщательно выяснять обстоятельства нарушения, во-вторых, при обнаружении спиртных напитков в частной квартире, принимать все меры к установлению факта тайной торговли, посредством опроса, как квартирантов дома, в котором обнаружены спиртные напитки, так равно и соседних жильцов и, вообще все сведения к выяснению лиц, могущих подтвердить факт торговли, и, в-третьих, при обнаружении спиртных напитков в смежном с торговым заведением помещении, надо устанавливать, имеет
ли последнее с торговым залом непосредственное сообщение" (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 1. Д. 79. Л. 111-111об.).
Этот шквал приказов создаёт стойкое ощущение, с одной стороны, что власть уповала на рассылаемые бумаги и приказы как на меру, которая могла как-то исправить ситуацию, с другой — осознание бессилия власти в борьбе с практиками сопротивления населения. Издание многочисленных распоряжений, посвящённых борьбе с нарушителями сухого закона, не было исключительным явлением, а вероятно, лишь одним из проявлений усилившейся бюрократизации. Бесконечные отчёты и ответы на запросы вышестоящих инстанций требовали от полицеймейстеров и полицейских приставов значительного времени, которое приходилось отнимать от реальной борьбы с нарушителями и преступниками. Так что остаётся большим вопросом, что было причиной неэффективности — низкий уровень исполнительской дисциплины или невозможность выполнить колоссальный объем работы?
Среди населения было немало местных общественных деятелей и рядовых обывателей, поддерживавших введение "сухого закона". На страницах местной прессы регулярно появлялись публикации о вреде пьянства, положительном воздействии сухого закона на здоровье и "нравственное состояние нации" [2. 22 июня]. Безымянный автор статьи "Борьба с зелёным змием" признавал, что "местами горько пьют древесный и денатурированный спирт, политуру, одеколон, кислушку (из мела), настойки из одурманивающих грибов, практикуют домашнюю варку пива. отравляются кое-где и другими суррогатами, ищут выхода в игре в карты, которая по свидетельству наблюдателей народной жизни, получает широкое распространение." и подчёркивал острую необходимость просветительства среди населения о вреде алкогольных напитков [2. 15 янв.].
У полиции появились добровольные помощники в борьбе с торговлей спиртными напитками: среди делопроизводственной переписки немало встречается обращений горожан, указывавших на нарушителей и требовавших их наказать. В конце июля 1915 г. на имя Коменданта крепости гор. Владивостока поступило анонимное письмо: ". В крепости у Вас идёт тайная, но и вполне явная торговля спиртными напитками. До того явная, что даже пьяниц приводит в смущение. Городской сад "Веранда" каждому посетителю предлагают водку и другие напитки, подают в бутылках из под Ситро, берут два руб. за бут., коньяку 8 руб. Счётов теперь не дают так как их нужно оплачивать марками, записи делают на бумаге. Торгует буфетчик и на вынос, склад видимо при саде. Сидит тут же и околоточный, но он ничего (старается) не видеть, ведь им это очень выгодно. Лакей заявляет, что два раза попались, но выкрутились "ничего". В саду "Италия" идёт, как и в городском саду, торговля вином во всех шашлычных подвалах. Номера Ефимова (бывшие) по Китайской улице, склад вина. Ресторан "Золотой Рог" пожалуйста сколько угодно. А вот и мелкое учреждение для солдатиков. Лавчонка против трамвайного парка. Солдат обирают, за стаканчик один руб. Офицерство особенно пользуется большим доверием в этих садах, т.к. не опасно, положиться можно. Если зайти на веранду и подойти к столику офицера, то пожалуйста что угодно найдёте, а от суда (отсюда) взяв 2-3 полбутылки идут в шантан (где между прочим Вам ничего не дадут спиртного, но вносить не препятствуют) и идёт там веселье, а иногда и безобразие. . Не повторились ли бы Московские дела у нас в крепости. Вино обогащает 10 подлецов, но и возбуждает 1000" (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 2. Д. 141. Л. 45.). Это письмо комендант переслал губернатору области, который в свою очередь распорядился произвести расследование и внезапные обыски во всех заведениях, указанных в переписке, а о результатах доложить (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 2. Д. 141. Л. 45об.). Среди архивных материалов по сухому закону выявлены не только анонимные, но и подписанные письма с требованиями прекратить пьяные безобразия в ресторанах и шашлычных и подозрения в подкупе полицейских чинов, которые закрывают глаза на творящиеся безобразия (РГИА ДВ. Ф. 515. Оп. 1. Д. 14. Л. 278-279об.).
После Февральской революции 1917 г. Временное правительство оставило в силе все ограничения, действовавшие в рамках сухого закона. Постановлением Временного правительства 27 марта 1917 г. была запрещена повсеместно в России продажа "для питьевого потребления крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ из каких бы припасов
и материалов и какими бы способами эти напитки и вещества ни были приготовлены" [16, с. 115-117]. Во Владивостоке, как и других городах, борьбу с торговлей спиртными напитками и пьянством взяли на себя Комитет общественной безопасности, исполком Совета рабочих и солдатских депутатов, органы городского самоуправления. Они публиковали воззвания к населению, в дополнение к общероссийским распоряжениям издавали местные нормативные документы, направленные на борьбу с контрабандой спиртных напитков, торговлей и употреблением их. На третьем заседании КОБа Приморской области 7 марта 1917 г. было принято решение о создании секции по борьбе со спиртными напитками. 15 марта 1917 г. на страницах "Известий КОБа Приморской области" было опубликовано воззвание этой секции к населению. В дальнейшем КОБ ещё не раз поднимал вопросы борьбы с пьянством [4. 12, 15 марта, 3 мая].
Октябрьский переворот в Петрограде привёл к массовым пьяным погромам, разгулу анархии, преступности и вынудил большевиков принимать экстренные меры для борьбы с этим явлением. Несмотря на существовавший запрет, власть столкнулась с пьяными погромами, принявшими в некоторых регионах масштабы катастрофы, деморализация власти привела к пьяной вакханалии [9, с. 196-206; 10, с. 73]. Большинство мер СНК были нацелены не столько на борьбу с пьянством и производством спиртных напитков, сколько с пьяными погромами, спекулянтами, крестьянами, уклонявшихся от сдачи зерна государству и пускавшими его на производство самогона.
На Дальнем Востоке в период с октября 1917 г. и до июля 1918 г. наряду с Советами продолжали действовать запрещённые на территории, подконтрольной СНК, земские и городские самоуправления. В отношении торговли и употребления спиртных напитков в регионе действовали законы Временного правительства и издавались местные нормативные акты. 30 ноября 1917 г. Владивостокская городская дума издала "согласно ст. 108 Городового Положения п.п. 17, 26 и 28" два обязательных постановления "О ликвидации оставшихся на водочных заводах и в торговых заведениях всех водочных изделий и спиртовых морсов (настойки)" и "По борьбе с пьянством в гор. Владивостоке". Первым предлагалось "всем владельцам спирта и водочных изделий в городе Владивостоке в течение одного месяца со времени распубликования означенного распоряжения хлебное вино в 40 % в розливе, водочные изделия (коньяки, ликёры, наливки, настойки) вывезти для продажи или на хранение заграницу в Японию со сложением акциза при соблюдении акцизных и таможенных формальностей; спирт же и хлебное вино в 40 %, хранящееся в бочках, передать в склад секции для денатурирования по цене, установленной Правительством для конфискованных напитков 8 коп. за градус со сложением акциза или денатурировать их на местах в своих складах с обязательством продажи такового, установленной Городскою Управою". В случае неисполнения распоряжения к указанному сроку, спирт и хлебное вино в 40 % реквизировались для денатурации; водочные же изделия уничтожались "без всякого вознаграждения от казны" (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 767. Л. 32).
Второе постановление запрещало продажу "спиртных и спиртосодержащих напитков в трактирных заведениях, ресторанах, биллиардных, шашлычных, в залах общественных собраний, театрах, кофейных и других заведениях, открытых для посещения публики", в случае обнаружения продажи, хранения и распития нарушителям грозила конфискация напитков и закрытие заведений (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 767. Л. 33, 36). С объявлением себя единственной властью во Владивостоке 25 января 1918 г. Исполком Советов рабочих и солдатских депутатов издал постановление, в котором говорилось, "что лица, занимающиеся продажей спиртных напитков, предаются суду с конфискацией имуществ" (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 808. Л. 149).
Нововведением революционного времени стало образованием в городе Секции по борьбе со спиртными напитками при КОБе, затем Комиссии и летучего отряда по борьбе с пьянством во главе с Бадариным, подчинявшихся Исполкому Совета. Летучий отряд выявлял нарушителей среди торговцев, содержателей ресторанов и столовых, составлял протоколы и представлял их в Исполком Совета, проводил облавы, реагировал на сигналы населения. Владивостокский Совет рабочих депутатов предлагал начальнику городской милиции в случае обнаружения нарушений лиц, занимавшихся продажей
спиртных напитков, предавать суду с конфискацией имущества, а рестораны и столовые "немедленно конфисковать и передать со всем инвентарём в распоряжение Областного Комитета Биржи Труда для устройства в них дешёвых столовых, крайне необходимых для безработных и беднейшего населения города" (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 808. Л. 149-149об.). Несмотря на смену правительства, население продолжало игнорировать запреты, распивало спиртные напитки не только в ресторанах, трактирах, торговавших ими нелегально, но и устраивало тайные притоны в частных квартирах, на борту пароходов, стоявших на рейде (РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 808. Л. 62-62об.).
Введение сухого закона на Дальнем Востоке, как и в стране в целом, наряду с его масштабным одобрением в виде верноподданнических телеграмм благодарности, многочисленных собраний с резолюциями поддержки, постановлений городских дум о запрете торговли спиртным навсегда, встретило и сопротивление населения — часто не проговариваемое, но от этого не менее действенное. Мера, направленная на уменьшение погромов и беспорядков в военное время, привела к сохранению пьянства с замещением привычных спиртных напитков суррогатами, контрабанде и нелегальному производству спиртных напитков. Лишение русского человека традиционного средства релаксации, предпринимателей — доходов, а казны — значительных финансовых поступлений в условиях военного времени было явно непродуманным решением имперской власти. Свершившаяся революция и приход к власти Временного правительства, а затем Совнаркома мало что изменило в отношении сухого закона и его нарушений: власть продолжала запрещать, население нарушать. Предприниматели Владивостока продолжали изготавливать, нелегально ввозить из заграницы, хранить и продавать, городской обыватель и военные всех родов войск — употреблять спиртные напитки. Население в условиях нараставшего давления власти оставляло себе свободное пространство выбора, препятствовало вторжению регламентирующих норм в свою жизнь, постоянно изобретая все новые способы обхода запретов. Подобное поведение рядового обывателя, скорее всего, было не сознательным протестом против власти и её требований, а бессознательным способом нормализации повседневности, стремлением жить обычной жизнью с привычными радостями и удовольствиями, своеобразным своеволием, протестом против ухудшающихся условий жизни, дороговизны, жестокости войны, стресса. Представители же власти демонстрировали стойкое непонимание бесполезности вала приказов, если надзор за их исполнением полиция и сменившая её милиция не могли осуществлять в виду малочисленности штатов, загруженности бумажной работой и многочисленности, даже тотальности, нарушений. Введение сухого закона в России и повседневные практики сопротивления насе
