Спросить
Войти
© 2003 г. О.Б. Герман
ПРАВОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ КАЗАКОВ И КРЕСТЬЯН
ЮГО-ВОСТОКА ЕВРОПЕЙСКОЙ РОССИИ В 1861 - 1920 ГГ.: УРОКИ ТРАГИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
Более десятилетия происходит определение социального и юридического статуса казачества. Безусловно, после признания легитимности казачества в Законе РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» от 26. 04. 1991 г. все последующие годы в поле зрения отечественных законодателей постоянно находится проблема создания нормативноправовой базы, регулирующей становление российского казачества в новых исторических условиях [1]. Однако казачество до сих пор не получило правового статуса. Поэтому вполне естественно, что в настоящее время возникают вопросы: «Почему не получается Закон “О казачестве” и почему принятые указы остаются зачастую невыполняемыми?». Это требует трезвого, обстоятельного ответа и, конечно же, конкретных, целенаправленных действий, а чтобы они были успешными и не повлекли за собой никаких негативных последствий, необходимо учитывать и правовые интересы неказаков, проживающих бок о бок с казаками в казачьих областях нашего государства.
Итак, одна из главных задач современности - совершенствование правовой базы, регламентирующей становление казачества России, в которой бы четко определялось его правовое положение, его юридический статус и никоим образом не ущемлялись права неказачьего населения. Чтобы не допустить непоправимых ошибок в решении поставленной задачи, следует обратиться к историческому опыту. Ведь возрождение казачества, стоящее на повестке дня, должно пониматься не как его возобновление в первоначальном виде, а как процесс восстановления естественноисторической преемственности и эволюции казачества и российского общества в целом. «Не поняв того, что было, - гласит восточная мудрость, -не поймешь того, что есть. Не забывай прошлого: оно учитель будущего».
События, развернувшиеся в казачьих областях юго-востока Европейской России в 1917 - 1920 гг., носили драматический характер во многом вследствие крайне сложных отношений между казаками и крестьянами, расхождения их правовых взглядов. Истоки конфликта, переросшего в кровопролитную войну на юго-востоке страны, берут начало еще во второй половине Х1Х - начале ХХ вв., когда в казачьих областях, как и в России в целом, произошли значительные преобразования, сопровождавшиеся пересмотром положения и роли казачества и крестьянства в государстве.
Оценивая правовое положение казачества Юго-Восточного региона и всей страны, необходимо учитывать, что с конца ХУШ в. создается значительный массив соответствующего законодательства [2 - 4]. Из содержа-
ния множества появившихся документов становится ясно, что происходило постепенное включение казачьих войск в общую систему государственного управления России, а также законодательное оформление специфического положения казаков и их особых социальных функций в государстве. Ряд актов, принятых с 1775 по 1848 г., уравнял казачьих офицеров с армейскими, а тех, кто достиг чина выше хорунжего, наделил правом потомственного дворянства [5, № 14251; 6, № 18673; 7, № 20436, 20508; 8, № 25131; 9, № 22016].
Военная служба казаков и наделение их землей регулировались «Положением об управлении войска Донского» от 26 мая 1835 г. и изданными вслед за ним указаниями по другим войскам [9, № 8163; 10, № 1404; 11, № 15809; 12, № 18526; 13, № 18600, 18739; 14, № 20079; 15, № 24796].
Что касается самоуправления казачьих войск, то оно было ограничено еще в 1716 г., когда данные войска перешли в ведение Сената [16, № 3750]. В 1858 г. образовалось Главное управление казачьих войск Военного министерства [17, с. 201-204; 18, с. 61-62]. Казачье сословное самоуправление сохранилось только на станичном уровне. Дворяне из казаков имели войсковое дворянское собрание.
Реформы 60-70-х гг. затронули практически все стороны функционирования Донского, Кубанского и Терского казачьих войск и прежде всего - управление, судебную систему, военную службу, землевладение и землепользование. Изменения в этих войсках, происходящие в пореформенный период, были отражены в ряде нормативных актов: «Положении о преобразовании административных учреждений Кубанской и Терской областей», «Положении о воинской повинности и содержании строевых частей Кубанского и Терского казачьих войск», «Положении о заселении предгорий западной части Кавказского хребта кубанскими казаками и другими переселенцами из России» и др. [19, № 45785; 20, № 46998].
Преобразование управления казачьих войск Юго-Восточного региона способствовало ослаблению замкнутости казачьего сословия, слиянию его с местным неказачьим населением под общим гражданским управлением. Обособленность сохранялась только в военном устройстве. В то же время был изменен правовой статус низшего звена управления - станичного. Некоторое расширение его прав нашло отражение в «Положении об общественном управлении в казачьих войсках» 1870 г. Казачьим станичным обществам было предоставлено полное самоуправление по распорядительным, хозяйственным и судебным делам. В этом документе также акцентировалось внимание на разрешении участия лиц невойскового сословия в станичных сходах [21, № 48554].
Несмотря на старания реформаторов улучшить экономическое положение казачества, оно по-прежнему оставалось достаточно сложным и противоречивым. Так, с одной стороны, капиталистическое развитие всей страны все больше влияло на хозяйственную жизнь казаков, с другой -
правительство всячески стремилось сохранить общинный характер землевладения казаков как репродуктивную основу их военной службы.
В конце Х1Х в. царское правительство старалось всеми возможными способами воспрепятствовать расслоению казачества и сохранить общину. В результате проведения политики контрреформ был принят ряд новых нормативных актов, касающихся правового положения казаков. Наиболее важным из них является «Положение об общественном управлении станиц казачьих войск» 1891 г., в соответствии с которым власти значительно ограничили местное самоуправление. Войсковому начальству предоставлено «право контроля и руководства всех органов общественного управления». Царское правительство в своей деятельности преследовало цель сохранить сословную замкнутость и усилить военную организацию донских, кубанских и терских казаков, как и российского казачества в целом [22, № 7782].
С «Положением об общественном управлении станиц казачьих войск» 1891 г. казаки Дона, Кубани и Терека, как и все российское казачество, окунулись в события 1917 г., они имели законодательно оформленные документы как в земледелии, так и в отношении функционирования общественной организации, что само собой способствовало возвышению их статуса по сравнению с невойсковыми жителями.
Во второй половине Х1Х - начале ХХ в. неказачье население Дона, Кубани и Терека находилось в более тяжелом и бесправном положении по сравнению с казаками. Анализ казачьего быта, устройства, землевладения и землепользования, а также службы позволяет отметить, что царское правительство способствовало формированию «искусственного менталитета» казачества на основе его якобы особой исключительности. Коренное и иногороднее крестьянство, хотя юридически и было свободным, находилось, однако, в большой экономической и политической зависимости от казаков.
Имущественная и социальная дифференциация в казачьих областях Юго-Восточного региона протекала медленнее, чем в центральных губерниях России. Это объясняется меньшим количеством экономических пережитков крепостничества в этом крае по сравнению с центром страны, более тесной связью с российским и мировым рынками, постоянным притоком дешевой рабочей силы, лучшей, но неравномерной обеспеченностью землей, более благоприятными условиями аренды.
Всестороннее рассмотрение сельскохозяйственного производства на юго-востоке Европейской России показывает, что в начале ХХ в. в сельском хозяйстве происходил рост зернового хозяйства и хлебного экспорта. Хозяйства этого края на общероссийском фоне выделялись своей зажиточностью, устойчивостью и производительностью, а следовательно и высокими товарными возможностями. Даже в период первой мировой войны, когда здесь происходило обеднение деревни, хозяйства казачьих
областей продолжали получать немалые доходы и занимать ведущее положение в стране [23, с. 407; 24, с. 43 - 44].
К концу Х1Х - началу ХХ в. число казаков уступало общему количеству «невойскового» населения. Такое изменение соотношения в составе населения не в пользу казачества при его привилегированном положении создавало предпосылки межсословного, социально-группового противостояния.
Окраинное положение, характер населения, система войскового землевладения, широкая колонизация казачьих областей юго-востока Европейской России в пореформенную эпоху - все это способствовало складыванию своеобразных отношений на Дону, Кубани и Тереке.
Аграрные отношения в этих областях были результатом разнородных процессов, что обусловливало появление особого типа мелкого производителя.
Источником постоянного недовольства и раздражения крестьян являлись диспропорции в земельном обеспечении казачества и крестьянства, что усиливало межсословную и межэтническую напряженность на Дону, Кубани и Тереке.
Политика ущемления прав, проводившаяся в казачьих областях по отношению к неказакам, не ограничивалась областью публичного права. Она проникла и в сферу частных гражданских отношений.
Безземельные и малоземельные крестьяне понимали, что передел помещичьих и других частновладельческих земель не разрешит земельного вопроса. Поэтому они требовали ликвидации всей надельной земли, в том числе казачьей, уравнения в правах с казаками.
Февральская революция 1917 г. на юго-востоке Европейской России подорвала существовавшие устои, пробудила к политической жизни широкие массы городского и сельского населения, втянула их в борьбу с устаревшим, способствовала установлению демократической системы власти и управления. Возникшее местное многовластие состояло из органов, находившихся в разном правовом положении. В новой системе власти не все органы были легитимными. Весной 1917 г. она объединялась стремлением к демократизации общества [25, с. 17].
Формирование местной власти на местах весной 1917 г. являлось составной частью процесса становления системы государственной власти. Местная власть в этот период не сложилась в относительно самостоятельную систему. В обстановке централизованного управления государством, в котором стали формироваться федеративные отношения, местная власть имела достаточно непростой характер. Его противоречивость выражалась в развитии от «власти на местах» к «местной власти».
Наблюдалось изменение всех форм властных структур со времени их возникновения в начале марта 1917 г. и до конца существования Временного правительства в октябре того же года. Между ними велась борьба за
власть. Эволюция всех органов управления и самоуправления за этот промежуток времени была явной. Общественные исполнительные комитеты прекратили свое существование, комиссары фактически объединились с казачьими структурами, сохранившими свою власть, Советы из безвластных организаций превратились в органы власти, хотя на юго-востоке страны борьба за их власть продолжалась. Что касается дум, то они и при отсутствии Временного правительства некоторое время еще функционировали и даже объявляли себя единственной избранной населением легитимной властью [26, с. 59-60].
После Февраля 1917 г. российская демократия оказалась не в силах решить крестьянский вопрос. Межсословные взаимоотношения казачьего и неказачьего населения Дона, Кубани и Терека становились все более сложными и напряженными, особенно когда распространились слухи, что Учредительное собрание может лишить казаков части земли [27, л. 81].
В это время в крае раздавались отдельные голоса, призывающие к полному слиянию казачества с крестьянством и устранению всех недоразумений между ними. Эти призывы хорошо воспринимались самыми широкими слоями крестьянства и казачьей бедноты, но совершенно не устраивали казачью верхушку.
Казачество испытывало сильную тревогу за свои земли, поскольку неуклонно возрастали требования коренных крестьян и особенно иногородних о разделе казачьих земель. Противостояние усиливало активность сословий и аграрное движение. В поисках выхода казаки присоединились к антипомещичьей борьбе крестьянства. Они надеялись за счет ликвидации помещичьего землевладения хотя бы частично уменьшить претензии крестьян на свои земли. Но казачьи верхи признали права на помещичьи земли только за коренным крестьянством, что не позволило разрешить аграрную проблему полностью. Позиция атаманской верхушки усугубила противоречия между казачьим и крестьянским населением юго-востока России.
Крестьяне были настроены намного радикальнее в разрешении земельного вопроса, чем Временное правительство. Весной 1917 г. большинство крестьян, следуя за левыми эсерами, еще надеялось найти выход из аграрной проблемы, не нарушая закона, т.е. с помощью Учредительного собрания [28, с. 198-199; 29, с. 197].
Революционный путь казачества был намного сложнее крестьянского. Первая буржуазно-демократическая революция лишь приоткрыла глаза казачеству, была для него серьезным потрясением, но в его сословных рамках. Две революции 1917 г. окончательно открыли глаза казачеству и заставили его искать ответы на вопросы: с кем ему по пути и есть ли у него свой особый путь в революции?
На казачьих кругах, радах и крестьянских съездах прежде всего уделялось внимание вопросам о форме правления и аграрному. Однако несмот-
ря на многочисленные дискуссии по этим проблемам, согласия между казачеством и крестьянством достигнуто не было. Казаки не желали делиться своими правами ни с кем и считали только себя хозяева в казачьих областях [30, с. 1].
Казачество, уставшее от затяжной войны и других различных невзгод, заразилось «общероссийской болезнью - затемнением государственной мысли» и осталось глухим ко всем первоначальным призывам казачьей верхушки к борьбе с большевизмом, заняв настороженно-выжидательную позицию.
В целом большевистские лидеры пытались вести по отношению к казачеству довольно осторожную и гибкую политику с учетом политических настроений различных его слоев, рассматривая казачество как особую сословно-замкнутую и военизированную часть русского крестьянства, сохранившую множество феодальных пережитков. Советская власть пыталась оторвать от казачьих верхов основную массу казачества, нейтрализовать ее и по возможности перетянуть некоторую часть казаков на свою сторону. Однако настойчивые требования крестьян о немедленном улучшении своего положения вносили определенный диссонанс в упорядоченность большевистской политики.
Падение же калединщины, не поддержанной вернувшимися домой ка-заками-фронтовиками, вовсе не означало полного примирения казачества с утвердившейся на их родной земле советской властью. Самоценность казачьего уклада абсолютно не интересовала большевистских лидеров. В советской системе диктатуры пролетариата, основывающейся на идеологии классовой борьбы, уничтожении частной собственности и уравнительном коллективизме, казачеству как своеобразному сообществу не находилось места. Большевики всячески старались насадить казакам совершенно новую, непонятную им форму власти и самоуправления.
Сердцевиной антиказачьей политики была нивелировка казачьего населения под привычную «гребенку» общекрестьянских социальных параметров. Главная задача большевиков на начальном этапе государственного строительства состояла в том, чтобы преодолеть сословные пережитки казаков, уравнять их в экономическом, политическом и правовом отношении с крестьянами. Безусловно, большевики по отношению к казакам, как и к крестьянам, проводили достаточно суровую классовую линию, претворение в жизнь которой объективно приводило к расказачиванию.
С 1917 по 1920 гг. была образована основная законодательная база, преследовавшая цель уравнять казачество и крестьянство в политическом и юридическом отношениях. Началось создание правовой базы «расказачивания» практически сразу после провозглашения советской власти. Так, 10 ноября 1917 г. был принят декрет ВЦИК и СНК «Об уничтожении сословий и гражданских чинов», упразднивший юридический статус казачества как сословия. Планы по превращению казачества в «нормальное»
крестьянство, претворявшиеся в жизнь большевиками в первые месяцы 1918 г., казалось, близились к завершению. Но казачество, хорошо присмотревшись к новой власти и испытав на себе ее первую практику, совершенно неожиданно для большевиков восстало. В конечном счете казачество не поверило в красный вариант государственности и оказало поддержку альтернативному белому движению, став костяком его кавалерии.
Болезнь казачества, в ходе которой оно наделало много ошибок и потеряло покинутых им А.М. Каледина, М.П. Богаевского, А.М. Назарова, М.А. Караулова и многих других, была недолгой. Казаки восстали за свою честь, свободу, за право управлять своими делами, жить самостоятельно, за свои земли, недра, за свое историческое достояние. Казачество никак не могло смириться с желанием советской власти превратить его в крестьянство.
А несколько позже, как известно, появилось «Циркулярное письмо об отношении к казакам» от 24. 01. 1919 г., которое уже санкционировало их физическое уничтожение. Завершающим документом, подводящим итог первого периода государственной политики по отношению к казачеству, стал декрет от 25.03. 1920 г. «О строительстве Советской власти в казачьих областях». Согласно ему, отменялся декрет от 01. 06. 1918 г. «Об организации управления казачьими областями». Казачьи войсковые территории как отдельные административные единицы подлежали ликвидации. На их месте вводились органы власти, предусмотренные Конституцией РСФСР 1918 г. и положением ВЦИК «О сельских Советах и волостных исполкомах» [31, № 24].
Гражданская война стала настоящей трагедией для казачьего и крестьянского населения, и не было здесь ни победителей, ни побежденных.
Таковы основные уроки исторического прошлого, касающегося правового положения казаков и крестьян юго-востока Европейской России в 1861 - 1920 гг. Безусловно, время и практическая деятельность внесут свои коррективы.
му очерку «Главное Управление казачьих войск» Т. XI. Ч. 2. СПб., 1907.
Ростовский юридический институт 29 ноября 2002 г.
