Спросить
Войти
ТАРИХ ВЕ МЕДЕНИЕТ - ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА
УДК: 94(47)+940.1
Чернышева Елена Валериевна1 E-mail: lenara-z@mail.ru
Сенситивный тип культуры в окружении идеациональных типов (на примере венецианцев и генуэзцев в средневековом Крыму)
Аннотация. В статье, посвященной истории итальянских колоний в средневековом Крыму, использована методология Питирима Сорокина, в соответствии с выводами которого доказывается: история венецианских и генуэзских поселенцев - яркий пример развития сообщества с чувственным (сенситивным) видом культуры среди идеациональных. Показан парадокс сочетания привнесенных торговым капитализмом передовых экономических взаимоотношений, интереса к другим культурам, сформировавшегося у итальянцев гражданского общества и, с другой стороны, - беспощадной социальной эксплуатации, обогащении за счет чужой территории и ресурсов
Sensitive Type of Culture Surrounded by Ideational Types (on example of the Venetians and the Genoese in the medieval Crimea)
Summary. The article devoted to the history of the Italian colonies in the medieval Crimea used the methodology of Pitirim Sorokin, according to which it is proved: the history of Venetian and Genoese settlers is a vivid example of the development of a community with a sensual (sensitive) culture among ideational. The paradox of the combination of advanced economic relations introduced by merchant capitalism, interest in other cultures, civil society formed by the Italians and, on the other hand, ruthless social exploitation,
enrichment at the expense of foreign territory and resources is shown.
Европейский ренессанс и ранний капитализм нашли неожиданное отражение в новой главе крымской истории, открыв дорогу становлению сенситивного мировосприятия, небольшие фрагменты которого можно было до этого обнаружить лишь в товарно-денежных отношениях, издавна присущих ведущим торговлю народам полуострова. При широко известном факте взаимодействия в Крыму самых различных конфессиональных групп, проживании общин православных христиан, армяно-григориан, караимов, иудеев и особой роли, которую играло пересечение торговых путей, приводивших на полуостров торговцев из самых различных стран Востока и Запада, не менее важным представляется участие в социальных процессах выходцев из итальянских городов-республик - эмиссаров западноевропейской культуры, поддерживающих постоянную связь со своей страной. Предполагаем, что венецианцы, а затем генуэзцы, сохранив элементы идеалистического мировос1 Чернышева Елена Валериевна, кандидат культурологии, научный сотрудник НИИ крымскотатарской филологии, истории и культуры этносов Крыма ГБОУВО РК КИПУ (Симферополь, Крым).
приятия, тем не менее являлись представителями страны раннего капитализма и формирующейся сенситивной культуры. В соответствии с теорией П. Сорокина, сенситивная или чувственная культура признает реальным, значимым мир, данный в опыте. Общая тенденция ее развития заключается в вытеснении вечных ценностей временными. В данном случае эксплуатация ресурсов и отношение к представителям других конфессий могли быть обусловлены сугубо рациональными соображениями, выгодой. [1, с. 437]. В то же время крымские мусульмане и представители греко-православной культуры, находящиеся в орбите влияния Византии, переживали этап развития, который можно соотнести с идеациональным, т.е. этапом, когда все сферы культуры объединяют религиозные ценности. Веротерпимость как основа формирующейся идеологии была связана с эзотерическими учениями суфиев у мусульман, исихастов у православных, а преодоление религиозного фанатизма основывалось на принципах сверхчувственности и сверхразумности.
Несмотря на значительное разнообразие культур, способов ведения хозяйства и религиозной жизни, социальная организация деятельности купцов из Венеции и Генуи была явлением достаточно обособленным и оригинальным. Его исключительность имела отношение в том числе и к алгоритму установления контактов с другими народами, и к преодолению цивилизационных различий. Экономическое проникновение в Тану, Солдайю и Каффу происходило в ходе освоения восточных рынков торговцами из Италии - самой передовой страны Запада. Для воплощения своих планов, полагает А.И. Фурсов, - их составляли самые состоятельные люди Европы, которых считали причастными самым дерзким и жестоким геополитическим проектам, таким, как организация крестовых походов, взятие Константинополя крестоносцами или позднейший его захват Османской империей [2]. По мнению исследователей, итальянские города-государства в католической Европе являлись своеобразными офшорами, причем не только в финансово-экономическом смысле, но также и в плане религиозно-духовном. В известной степени это были «островки» Европы, где нормы хозяйственной этики католицизма не действовали, или действовали в усеченном виде. Это были уже «островки капитализма», которые разными способами заражали «духом капитализма» всю католическую Европу [3]. А.Г. Ема-нов полагает, что начало проникновения итальянцев в Причерноморье следует соотнести по времени с изданием хрисо-вул Мануила Комнина, который в ноябре 1169 г. заключил договор с лигурийским посольством во главе с Амико ди Мурта [4, с. 63].
Итальянские купцы появились, а затем усиливали позиции не просто мирно расселяясь, но и активно используя региональные противоречия, что само по себе было характерно для колониальной эпохи. В частности, венецианцы смогли захватит опорные пункты средиземноморской торговли после взятия крестоносцами Византии в 1204 г. Получив монопольное право колонизации в Причерноморье, купцы республики св. Марка появляются в черноморских портах, основывают ряд факторий в Крыму, крупнейшей из которых стал Судак [4, с. 64].
Как сообщает византийский историк Никифор Григора, «поскольку все латиняне ... ведут жизнь, полную трудов торговли и плаваний, и в этом имеют основной источник дохода, строжайше предусмотрено у них заключать договоры с правителями тех морских городов, где имеются удобные и защищенные от ветров гавани. Подвозят товары и там торгуют они не ранее, чем расположат к себе тех владетелей, от которых получили фактории. Заручившись всеми гарантиями, они начинают возводить дома, лавки, где могут жить и торговать» [5, с. 93]. Закономерно, что освоение новых рынков было важным и для ближайшего конкурента Венеции - республики Генуя. В свое время венецианцы обрели свои владения, способствуя падению Византии. Как отмечает Л.А. Моисеен-кова, генуэзцы продолжали добиваться утверждения в регионе, способствуя воссозданию империи [6, с. 178].
По Нимфейскому договору, заключенному 1261 г. с Византией в благодарность за помощь, оказанную в ее восстановлении, Генуэзская республика получала исключительное право морской торговли на Черном море. Последовавшее за этим основание Каффы, сведения о котором фиксировал Никифор Григора под 1340 г., укрепило монополию генуэзцев на новые владения в Газарии - таковым теперь было название северно-причерноморских владений в официальных генуэзских источниках. Генуэзский хронист Джорджо Стелла под 1257 г. сообщал, что некий Бальдо Дорри приобрел квартал Каффы и там поселился [4, с. 66]. Приобретение территориальных прав по-видимому, произошло несколько позже. По преданию, в 1266 г. был заключен договор с ханом-наместником Крыма Оран-Тимуром, который уступил эту землю за самую большую шкуру вола, поверхность которой была выложена десятью слоями золотых монет [7, с. 50]. Как отмечает Я.В. Пилипчук, Каффа была неподконтрольна Орде с самого начала; община города проводила политику, отличающуюся от действий иных колоний, находившихся в городах, зависимых от ордынской администрации [8]. В 1278 г. утвердилась консульская власть в Сол-дайе, куда прибыл первый консул из Венеции. Но и могущество Каффы быстро росло - первые консулы были посланы в Кафу и республику Сан Джорджо уже в 1289 г. С 1293 по 1299 г. республики вели войну Мир между Венецией и Генуей был заключен только 25 мая 1999 г. Стороны разграничили сферы влияния, но в целом позиции Венеции ослабли,
По мнению А.Г. Еманова, Каффа обладала такой силой, что могла снарядить экспедицию в Триполи для поддержания генуэзцев, осажденных египетским султаном. Итальянцы, опоздали с помощью, но, отправившись обратно в море, захватили мавританский корабль [4, с. 33 - 34]. Последнее свидетельствует о методах грабежа и разбоя.
И в то же время генуэзцы первыми открыли банки и кредитные ассоциации. Как отмечает Л.М. Моисеенкова, благодаря предпринимателям из Генуи развиваются ремесла, мореплавание
и судостроение. Они превратились в монополистов европейского масштаба в торговле целым рядом товаров [6, с. 182 - 183]. Давая позитивную оценку поселениям итальянских колонистов, испанский путешественник Перо Тафур пишет, что народ здесь трудолюбивый, скромный и «мало склонный к порокам», он «приобрел своим трудолюбием и мудростью много городов, поселков и замков на суше и много островов на море [9, с. 195]. Автор описывает процветание Венеции, во многом связывая его с разумной организацией управления и городской жизни. Восхищение Тафура вызывает местность венецианских купцов в выплатах по векселям. [9, с. 197 - 198] Используя борьбу за престол в Орде, генуэзцы смогли оставить за собой земли, отобранные в 30 - 40-е годы 14 столетия у «беспечных греческих князей», как охарактеризовал правителей Феодоро Иоанн Кантакузин. Там была выстроена крепость Чембало. В 1381 г. Тохтамыш признал этот захват за помощь, оказанную ему в борьбе с Мамаем (генуэзцы не позволили последнему укрыться в Крыму после поражения). Лишь временным союзником для республики Святого Георгия была Византия. Непосредственно на территории империи имели место постоянные конфликты генуэзцев с ромей-скими купцами. Например, как сообщает Никифор Григора, «генуэзцы, живущие насупротив Византии, одурманившись выгодами от свободной от пошлин торговли и забывшись, начали посматривать на римлян свысока и выражать им презрение, как людям более слабым. Однажды один из генуэзцев затеял с римлянином спор о нескольких овощах и, находя, что мечом скорее можно порешить дело, чем языком, в одну минуту лишил человека жизни.царь вспылил и взволновался так, как бы разрушен был целый город и было оскорблено царское величество. Тотчас же он окружил войсками все дома генуэзцев ... Быть может, их решительно всех постигла бы тогда гибель, если бы, приняв на себя жалостный вид и наложив сами на себя пеню, не позаботились они немало немедля припасть к ногам царя, с мольбами о прощении [5, с. 95].
«Задумали они немало», - говорится у Кантакузина. Они желали действовать на Черном море и не допускать византийцев плавать на кораблях, как будто море принадлежит только им». Слова басилевса подтверждает Никфор Григо-ра: «Генуэзцы хотели господствовать над всем морем, - сообщает он,- и прежде всего они захватили Эвксинский Понт по причине идущей оттуда наживы, но не только византийцам повелели они ... отказаться от плавания к Меотиде (Азовскому морю) и Танаису (Дону), а также к Херсону и прибрежным областям скифов по ту сторону Истра (Днестра), но и сдерживали там торговлю венецианцев, заботясь о том, чтобы закрыть пролив Понта (Босфор) многочисленными триерами, установить в святилище Сераписа тираническую и насильственную пошлину, если бы кто-нибудь захотел войти в Эвксинский Понт или выйти из него» [10, с. 36 -37].
Следует отметить, что в Крыму и в Малой Азии в этот период можно отметить соответствующие комплементарные отношения между мусульманами и православными христианами. При условии уплаты джизьи - особого подоходного налога - все немусульмане, постоянно живущие в ханстве, имели право исповедовать свою религию, владеть имуществом, совершать между собой сделки, регулируемые собственными обычаями. Вопросы, связанные с жизнью подданных - христиан, ханская администрация решала при посредничестве христианского духовенства. Примечательно, что при положительном отношении к мусульманам и к ханской администрации у многих ромеев доброжелательность и терпимость по отношению к итальянцам отсутствовала. Это напоминало ситуацию в Малой Азии, где, как отмечал Г. Иналджик, «греческое православное население фанатично сопротивлялось господству итальянцев и любым латинским воздействиям; и османские турки, которые поддерживали их в этой борьбе, вскоре стали смотреть на православных христиан как на своих вассалов» [11, с. 21]. Идеологическое противостояние между устоями идеациональной культуры и практикой сенситивной стало
первым в истории Крыма. Примечательно, что история итальянских колонистов дает пример необычайной широты амплитуды колебаний между тенденциями гуманистического духа эпохи и, с другой стороны, проявлениями крайнего эгоизма, корыстолюбия и жестокости. Происходящее на полуострове подтверждало европейские и всемирные закономерности. «В эпоху Ренессанса, - как говорится у А.А. Лосева, - люди совершали самые дикие преступления и ни в какой мере в них не каялись, и поступали они так потому, что последним критерием для человеческого поведения считалась тогда сама же изолированно чувствующая себя личность» [12, с. 437]. В то же время стремление возвысить, утвердить и познать мир, выход на историческую арену человека, обладающего чувством собственного достоинства и уважающего это качество в других людях, привели к культивированию в кругу гуманистов, оказывающих влияние на все ренес-сансное общество, новой системы ценностей. В понимании добродетели они исходили из «Никомаховой этики» Аристотеля, повторенной затем Цицероном, о разделении добродетелей на два рода. Это нравственные добродетели - мужество, щедрость, великодушие, справедливость, дружественность - и умственные - мудрость, благоразумие, приверженность науке и искусству. Развитие наук было органически связано с расширением пространственных горизонтов бытия, знакомством с людьми, являющимися носителями иных цивилизационных моделей. По свидетельству П. Густерина, интерес к Востоку проявляли видные гуманисты XV-XVI вв. Николай Кузанский, Мишель де Монтень, Джованни Пико делла Мирандола, Иоганн Рейхлин, Жо-зеф-Жюст Скалигер и др. [13]. Свою знаменитую книгу «О разнообразии мира», попав после сражения 1298г. у о. Кор-золы в генуэзскую тюрьму, продиктовал великий путешественник, венецианец Марко Поло. Произведение повествовало его путешествии в Китай и длительном пребывании там, в том числе и в качестве придворного хана Хубилая [14].
Не случайно итальянцы, прежде всего венецианцы одними из первых устанавливают связи с Востоком. Для Венеции издавна было была характерна особая атмосфера, смешение древних религиозных и магических культов. В частности, символом Венеции являлся крылатый лев, одно из изображений которого расположилось на колонне Пьяцетты. Как считает А.И. Фурсов, этот символ бытовал в Персии в IV в. н.э. [2].
Средневековый Крым представлял исключительный интерес для путешественника, проявившего интерес к одному из самобытных вариантов восточного государства. Он стал регионом, где имело место сосуществование множества этнических и конфессиональных групп, диффузия различных типов культуры. Взаимовлияние принимало самые разнообразные формы - от взаимодействия индивидов до устойчивых контактов социальных сообществ.
Сотрудничество каффинцев с местной знатью, стабильные отношения с представителями различных конфессий были связаны с объективной необходимостью и рациональными соображениями. Отважные и состоятельные колонисты численно значительно уступали местному населению. Например, в Кафе в 1475г. на 70 тысяч жителей приходилась 1 тысяча генуэзцев [6, с. 186]. Генуэзцам была необходима лояльность местных элит. Брачный союз с их представительницами приносил немалые политические и коммерческие выгоды. Например, такой известный аристократ, как Захарий Гизольфи был сыном знатной черкешенки и итальянского купца.
Условия для полноценного экономического взаимодействия создаются целенаправленно. Для поселения в генуэзской колонии представителей различных этносов и конфессий большое значение имела упрощенная процедура получения гражданства. Жителем мог стать любой желающий, взявший на себя обязательства по уплате налогов и давший присягу в присутствии пары свидетелей. Население Каффы делилось по социальному статусу на более привилегированную группу жителей («генуэзских граждан») и менее привилегированную - «генуэзских жителей». Среди последних выделялись граждане
Каффы и, как это формулировалось в документах, ее обитатели, прожившие в городе более одного года, которые получали те же права, что и генуэзские граждане. Часть городских магистратов, как отмечает Бойцова, формировалась на пропорциональной основе - из генуэзцев и представителей местного населения (греков и армян) [15]. Жилые кварталы, храмы, принадлежащие различным конфессиям, находились внутри крепостных стен. Перечень праздничных дней, в которые официально запрещено было работать, диктовался из Генуи. В 1440г. был прислан список, который включал 51 обязательный католический праздник. По свидетельству Л.С. Мои-сенковой, мусульманские и иудейские праздники отмечать не запрещалось, а половина православных праздников совпадала с католическими. [6; с. 190]. Католические миссионеры стремились по возможности не навредить бизнесу. Известны даже случаи совместного богослужения. В частности, когда в 1467 г. были восстановлены и закончены новая цитадель и ограда Каффы, «франки, армяне и ромеи, поднимаясь со [своими] епископами и священниками, совершили обход с крестом и Евангелием, и они благословили [это] место» [16, с. 172]. Власти города поощряли браки генуэзских купцов с местными жительницами, особенно если генуэзцы приобретали недвижимость. Такие жители получали льготы на строительство жилья и денежное вознаграждение. Как отмечает А.Г. Еманов, принципиальное отличие генуэзской Кафы от других центров Ро-мании, скажем, Таны в том, что мигранты из Лигурии поселялись там надолго, обзаводясь недвижимостью, домохозяйством, нанимая слуг и вступая в брак с понтийскими женщинами. В XV в. генуэзские власти предприняли специальные меры, стимулировавшие стабильность лигурийского населения в Кафе: каждому генуэзцу, взявшему жену в этом городе и оставшемуся на постоянное жительство, предоставлялись вспомоществование в размере 1 соммо в месяц, а также льготы в получении земельного участка в городе и в строительстве дома [17, с. 112].
Закономерным образом, имела место диффузия этносов, невзирая на различия типов культуры. На основе сохранившихся нотариальных актов А.Г. Еманов приводит примеры заключения соответствующих брачных союзов: итальянец Джованни де Кастроново берет в жены гречанку Марию; генуэзец Бьянко Сальваго, взявший в служанки гречанку Елену, возвысил ее в супруги с согласия родителей; флорентинец Альбертуччо сватался к Пиперции, гречанке; русская женщина Франческина вышла замуж за Уголино из Пьяченцы; венгерка Марро-та была женой Петруччоло из Кремоны; Ciragnese, дочь Toder, имела сына от генуэзца Джакомо де Бонифаччо; две девушки по имени Jerana обручились одна с Крешино из Асти, другая с Дже-рардо Террафока. [17, с. 111 - 112]. Мы видим, что в пределах Каффы и, тем более, в брачно-семейных отношениях относительное взаимопонимание между представителями греко-православного и римско-католического вероисповедания было найдено задолго до унии 1482г., и противостояние между идеациональ-ным и сенситивным, на первый взгляд, сведено к минимуму.
В результате появляются особые демографические группы. Дети латинян и сирийских женщин получили название пуланы, ребенок от итальянца и гречанки принадлежал к гамсулам. Франко-карда-сы представляли собой результат браков латинян и черкешенок [18]. Как отмечалось выше, все люди, рожденные от смешанных браков, вне зависимости от вероисповедания и языка, имея равные права, считались генуэзцами. «Столько и так необычны племена, которые там собрались, что, поистине, не будь там генуэзцев, то, вероятно, жители тамошние ничем не походили бы на нас, настолько они разнятся в манере одеваться, принимать пищу, в обычаях женщин», - заметил по этому поводу П. Тафур [9, с. 128] Католический архиепископ Иоанн Галлифон-тен, неоднократно посещавший Каффу в конце XIV - начале XV веков, записал: «Здесь говорят на всех восточных языках, и однажды я сумел насчитать целых 35» [18]. Колонисты постепенно выработали особый разговорный язык, доступный как европейцам-латинянам, так и представителям восточных общин. К началу XV века население Каффы слилось в мало с чем сравнимую демографическую группу
Как отмечает Е.А. Катюшин, к этому времени был уже нарушен и сам этнический принцип, изначально положенный в основу городской планировки. Из генуэзских документов следует, что латиняне снимали у левантийцев жилье, вступали с ними в совместное владение недвижимостью. Истинную этническую принадлежность лиц, упоминаемых в этих деловых записях, установить очень сложно. В них приводятся имена армян -подданных русских князей; русских, признающих себя слугами татарского хана; болгар, родственных то ли грекам, то ли татарам; венгров, происходивших либо из христианского королевства Венгрии, либо из языческой Венгрии на Волге [18]. При этом следует учитывать, что итальянцы считали «Россией» Литовское княжество, а иногда и Польшу, а наименование «татары», закрепилось за тюркским населением не только Крыма, но и бескрайних пространств Золотой Орды. Греками также называли как местных крымских жителей, так и выходцев из Византии, Испании, Сирии и Палестины, если они владели греческим языком или придерживались религиозных воззрений византийской церкви
При всей пестроте и разнообразии населения в Каффе, а также и в Тане происходит постепенное формирование единой общности, основанной на взаимном сотрудничестве. Различные культуры, различные системы ценностей словно срастались, образуя уникальное образование, синкретичное по своей сути. Смысл этой общности, как отмечает Н.Ю. Сейтвелиева, выходит за рамки определения этногеографической принадлежности. Понятие это вскоре наполняется определенным юридическим и сословно-имущественным содержанием. Быть «генуэзцем» означало обладать рядом особых прав и привилегий, т. е. понятие «генуэзец» плавно перетекает в определение некоего особого статуса, к получению которого необходимо стремиться. Центры генуэзского
присутствия в Северном Причерноморье (и особенно Каффа), - полагает исследователь, - являли собой ярчайший пример симбиоза двух цивилизаций и культур - западной и восточной. Это проявилось и в особенностях внутреннего устройства и жизни колоний, в архитектуре, в метрологии Таврики XIV - XV вв., в особенностях празднования указанных в Уставе 1449 г праздников [19, с. 93]. Через два столетия, прослеживая судьбу каффинцев после турецкого вторжения 1475 г., доминиканец Эмидо Доротелли д, Асколи сообщал, что некоторая часть знатных итальянцев была уведена в Константинополь, где им отвели улицу для житья поблизости дворца императора Константина Великого, которая ныне называется "Кеффе-мага-лази" (chieffe Mahalasi). К 17 столетию там осталось только две семьи. Другие ушли в Черкесию из-за своих жен -черкешенок получив от черкесов название франк-кардаш (french Cardase), что означает - «франки наши братья». Иные остались в Каффе, и, следуя за своими женами - гречанками, перешли в греческое вероисповедание. Иные же остались при дворе хана, даровавшего им селение, называемое Сивурташ (Sivurtasc), т.е. остроконечный камень, которое до сих пор существует и заметен издали [20]. Хан дал им также бея той же национальности, называвшегося Сивурташ-беем. Хан очень дорожил ими и отправлял их в качестве послов в Польшу и к другим христианским государям; сделал их всех спагами (spaha), т.е. придворными дворянами; избавил от уплаты податей, десятины и прочих налогов, обязав только сопровождать хана на войну. Со временем бей перешел в магометанство, многие последовали его примеру. Д, Асколи отмечал, что «Сивурташ находится на близком расстоянии от ханского дворца, потому приезжавшие к хану знакомые или родственники чиркасы уходили затем к немногим христианам, оставшимся в Сивурташе, и сильно стесняли тех, а потому они, 30 лет тому назад, со всеми семьями, переселились в Феччиалу, на полдня пути далее, но в стороне, в прелестной местности, орошенной рекой, с источниками
вкуснейшей воды и изобилием плодов. «Они пользуются льготами наравне с чиркасами и имеют одинаковые с ними обычаи и обряды, но, из боязни хана, вместо мечей, им служат языки для злословия; единодушны они бывают», -говорится у автора, - «только когда пьют вместе» [20]. Возвращаясь к носителям ренессансных добродетелей, среди которых особое место занимает приверженность науке, следует упомянуть об Иосафате (Джиосафате) Барбаро, - венецианском купце, дипломате, государственном деятеле и путешественнике. В 23 года Барбаро переехал в Тану - венецианскую колонию на берегу Азовского моря, где провел вдали от дома 16 лет. Основной сферой его занятий были торговля, получение доходов от рыбных промыслов, продажи жемчуга и драгоценных камней. Побывав в Крыму, Закавказье, в странах Кавказа и Персии, после возвращения в Венецию был назначен на дипломатическую службу в Далмацию, а затем в Албанию. Не ограничиваясь коммерческими интересами, Барбаро изучил татарский язык и с любознательностью усваивал культуру крымцев. Он охотно знакомится, а затем поддерживает дружеские отношения со знатным татарином - Эдельмугом [21]. Иосафат Барбаро - человек новой эпохи, безусловно признающий право на существование у иного народа собственных представлений и культурных традиций. Путешественник с пониманием относится к словам татарского купца «башни строит трусливый» в ответ на его замечание о красоте башни над воротами Таны. Барбаро восхищен тем, что татары с легкостью переправляются через реку «безо всяких хлопот и с такой уверенностью, как будто они идут по земле», видит особую привлекательность в укладе кочевых народов степи. «Татарские станы, - пишет он, - представляются нам огромнейшими и красивыми [21]. Венецианский купец благороден и отважен. Он помог освободить из плена двух незаконно захваченных на Риальто татар из Крыма. Один из этих людей узнает в путешественнике незнакомца, уже один раз приходившего ему на помощь. Освобожденный говорит: «Ты дважды
спас мне жизнь: один раз теперь, потому что, оказавшись в рабстве, я считал себя умершим, другой раз, когда горела Тана: ты тогда пробил пролом в стене, через который вышло много людей» Парадокс сочетания традиций взаимопомощи и взаимовыручки, рыцарской отваги в защите своего государства, сформировавшегося у итальянцев гражданского общества и присущих эпохе ренессанса интереса к иным культурам, жажды познания и, с другой стороны, - работорговли, безжалостной социальной эксплуатации, соотносим с аналогичными явлениями в других культурах и определен А.А. Лосевым как «обратная сторона возрожденческого титанизма». Человек, освобожденный от страха перед Богом, раскрывает разнообразные, в том числе и низменные качества своей природы [12, с. 81]. Как отмечает И.И. Гарин, ис-кусительные идеи неограниченности человеческих возможностей, непрерывности прогресса и лучшего из миров в эту эпоху полностью вытеснили эсхатологические мотивы борьбы Бога и дьявола в душе отдельного человека. В передаче прерогатив Бога отдельному человеку можно увидеть, - полагает ученый, - и истоки ницшеанства [22]. «Вне меня нет права. Если это справедливо для мня, это справедливо вообще, - утверждает итальянский философ XV столетия Лоренцо Валла. - Власть идет впереди права и с полным правом» Ренессанс-ный человек Яго у Шекспира заявляет: «Ведь совесть -- слово, сказанное трусом, чтоб сильных напугать и остеречь. Кулак - нам совесть, наше право - меч» [22]. Вместе с передовыми по своему характеру экономическими отношениями венецианцы и генуэзцы привнесли и пороки эпохи первоначального накопления капитала. Прежде всего, итальянцы занимались похищением людей, работорговлей, причем среди захваченных могли оказаться не только захваченные в набегах пленники, но и сами татары, живущие на полуострове. Нередкими были столкновения между конкурентами, например, морское сражение в 14 августа 1277 г. между пизанцами и генуэзцами. Византийский автор так описывает поведение пиратов: «Некоторые из их
племени построили две трииры, чтобы заниматься морским разбоем, и, тайно прошедши византийский пролив, вышли было в Эвксинский Понт, не отдав царю чести по принятому обычаю. Царь, взяв значительное число триир и один большой корабль, ...становится у замка Иера [крепость Иерапетра на Крите] в ожидании появления пиратов с тем, чтобы эти дерзкие и негодные люди не ускользнули невредимо». Это не утаилось от пиратов, и для своего спасения они придумали следующее: «Все свое богатство, добытое разбоем, они складывают, как будто купеческий товар, на огромный корабль, снабжают его всевозможными орудиями обороны и выжидают времени, когда сильнее начнут дуть северные ветры, чтобы, снявшись с якорей, пуститься в море и, силою открыть себе дорогу между теми, которые сторожили их в устье [23].
В генуэзских источниках, в частности, в «Дневнике Антония», хранящемся в библиотеке Генуи, сохранилось упоминание об известном на полуострове пирате - Лучино Тариго, предпринявшим грабительскую экспедицию из Азовского моря по Дону и Волге на Каспий, где разбойник сам был ограблен новгородцами и был вынужден вернуться домой без корабля и команды [24].
Средневековый Крым становится не только регионом сосуществования множества этнических и конфессиональных групп, в котором имела место определенная диффузия различных типов культуры, но и местом разнообразных систем хозяйствования. Феодальные отношения объединяли различные группы земледельцев и кочевников, переживающих этап перехода к оседлому образу жизни. Попадание крымского побережья в сферу пристальных интересов итальянских республик, в своем развитии опередивших не только страны Востока, но также иные европейские государства, стало серьезным вызовом для местных жителей. Уже эпоху треченто нарождавшаяся итальянская буржуазия не просто добилась для себя прав у власть предержащих сеньоров, но и сама полноправно влилась в правящий класс города - государства. Возник нобилитет,
господствующий симбиоз взаимопроникающих сословий - городской верхушки и военно-землевладельческой аристократии. Ранний торговый капитализм положил начало торговому колониализму. Целью последнего были восточные рынки, монополия на торговлю товарами этого региона, создание форпоста, а при наличии возможностей - аннексия территорий. В силу ряда особенностей и незначительности ресурсов Генуэзская и Венецианская республики не стремились к разрушению всего, что было вне западной цивилизации. Однако уже в их деятельности были намечены истоки экспансии Запада эпохи первоначального накопления капитала, приведшей в последующие столетия к «.искоренению, порабощению и погребению заживо туземного населения в рудниках», разграблению Ост-Индии, «превращению Африки в опытное поле охоты на чернокожих» [25, с. 760]. Как отмечает А.А. Дельнов, в торговле генуэзцы, где было возможно, старались установить неэквивалентный обмен. Так, взяв в свои руки торговлю солью, продуктом жизненно необходимым, они втридорога продавали ее касогам (адыгам). Зная о нехватке хлеба в Константинополе, в случае любых разногласий умело «перекрывали пищевод [14]. С точки зрения А.Г. Еманова, итальянская торговая экспансия осуществлялась путем неравноправной торговли, монополизации сбыта местной продукции, обмена порченой монетой [4, с. 23]. Как и в последующую колониальную эпоху, внешнеполитическая активность итальянских негоциантов опиралась на поддержку метрополии, активное применение военной силы и приводила к созданию замкнутых административно-автономных анклавов, копировавших метрополию. Возможно ли было в ту эпоху восприятие итальянцев не как торговцев, насыщающих рынок и приносящих пользу, в операциях которых можно с выгодой для себя поучаствовать, а как колонизаторов и поработителей? Появление собственно антиколониальной борьбы? Скорее всего, торговый колониализм был явлением иных масштабов и иного порядка. На осваиваемой территории экспансия не
могла распространяться вширь, поскольку собственный потенциал развития успешно реализовывался и далеко не был исчерпан. Татарам всячески импонировал и был близок коммерческий дух. Золотая Орда имела опыт контроля над обширными территориями, создания инфраструктуры, развития местной власти - торговля была им выгодна в принципе, что не исключало конфликтов купцов со многими правителями. В определенном смысле можно наблюдать и взаимное сближение стандартов. Тем не менее методы торговой экспансии сменяются методами экспансии колониальной. Начинается захват территории [4, с. 66]. Сыграл свою роль и субъективный фактор - претензии на исключительное право на коммерческую деятельность приводили к бытовым конфликтам. Об одном из конфликтов, имеющим серьезные последствия, сообщает Иоанн Кан-такузин: «Случилось так, что какой-то венецианец вступил в бой с неким скифом (татарином), татары вступились за соплеменника, а латиняне - за своего, и началось общее побоище между ними; многие из латинян были убиты, татар же вдвое больше. Затем латиняне вернулись на корабли, а скифы не могли этого сделать, так как не владели искусством навигации, и осадили Каффу, крепость, построенную генуэзцами на морском побережье Скифии. Осада длилась безрезультатно два года, были значительные потери жителей от сражений и материальные издержки латинян. Несмотря на слабость тогда еще не вполне отстроенных стен, защитники отважно сражались и понесли значительные убытки» [26]. Известно, что начало вооруженному конфликту с 1343 по 1344 г. в действительности было положено убийством татарина в ссоре с генуэзцем, после чего началась блокада Каффы. Как отмечает Я.В. Пилипчук, во время блокады жители Каффы успевали сесть на галеры, ограбить татарские берега и с добычей вернуться в Каффу. Затем генуэзцы сами вторглись в неприятельский стан, уничтожили вражеское оружие и истребили более 5000 войска. Хан отправил предложение мира жителям Каффы, но те отказались. Униженный Джанибек отправился в татарское посольство в Генуе и там заключил мир [28]. Имели место разнообразные и достаточно острые инциденты между татарскими и итальянскими купцами. В частности, как указывалось в сообщении Бердибека Кут-луг-Тимуру, 4 марта 1356 года произошёл инцидент в Константинополе. Двое татар было убито, а двух других два года держали в тюрьме. Венецианцы ограбили татар на сумму в 2 330 сомов серебром. Наместник Крыма отправил посла к венецианцам, желая добиться возмещения убытков, но он так ничего и не получил. Кроме этого, сообщалось, что галеры венецианцев напали на купца Бачмана и ограбили его, отобрав товары на сумму в 500 сомов. Кутлуг-Тимуру и Черкес-беку приказано было обратиться к венецианскому консулу и потребовать возместить материальный ущерб. Была отправлена платёжная ведомость венецианскому дожу с перечислением персон, которым было необходимо возместить убытки. Этот документ подписали Могул-Буга, Кутлуг-Тимур, Тимур, Кора-ган, Черкес-ходжа. Бердибек требовал вернуть до 300 тыс. дирхемов или около 50 тыс. динаров. Лично Бачману требовали возместить убытки на сумму в 10 263 динара или 60 тыс. дирхемов. Требовала возмещения убытков и Тайду-ла-хатун. В её письме венецианцам, которое датировано 4 марта 1359 года, упомянуты те самые случаи, что и в письме Бердибека [8]. В 1365 г, когда в Золотой Орде начался династический кризис, генуэзцы захватили 18 поселений от Qosio до Osdafum (Qosio (с. Солнечная Долина (Козы), Sancti Joannis (Солнечногорское, Куру-Узень), Tarataxii (долина Ай-Ван), de lo Sille (Громовка, Шелен), Vorin (Ворон), Osdafum (урочище Сотера вблизи Алушты), de la Canechna (курорт Луч), de Carpati (Зеленогорье, Арпат), de lo Scuto (Приветное, Ускут), de Bazalega (Малореченское, Кучук-Узень), de Buzult (Рыбачье, Туак), de Cara ihoclac (Весёлое, Кутлак), de lo Diauollo (Копсель), de lo Carlo (Морское, Капсхор), Sancti Erigni (Генеральское, Улу Узень), Saragaihi (урочище Карагач), Paradixii (Богатовка, Токлук), с. Междуречье, de lo Cheder (Ай-Серес) и город Судак. Эти земли вошли в Солдайское консульство генуэзцев. Летом 1365 года Мамай блокировал Каффу с суши. В ответ, 19 июля генуэзцы взяли Судак. В 1375 году Мамаю удалось вернуть татарам контроль над Го-тией и сельско?
