Общественное здоровье и холерный вибрион: российская империя, медицина и бактериология начала XX века перед угрозой холеры

УДК 94(47).083

ОБЩЕСТВЕННОЕ ЗДОРОВЬЕ И ХОЛЕРНЫЙ ВИБРИОН: РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ, МЕДИЦИНА И БАКТЕРИОЛОГИЯ НАЧАЛА XX ВЕКА ПЕРЕД УГРОЗОЙ ХОЛЕРЫ

Д.В. Михель

Саратовский государственный университет, кафедра истории Российской цивилизации E-mail: miheldv@info.sgu.ru

Статья посвящена ранней истории становления российского здравоохранения, связанной с попытками царского правительства разработать меры по защите империи от эпидемий. Принятие в 1903 г. холерного законодательства послужило поводом для обострения отношений между правительством и либеральной медицинской общественностью, которая осознала чуждость царской политики своим профессиональным интересам. Очередная холерная эпидемия, начавшаяся в 1904 г., привела к радикализации позиции врачей, которые к тому времени уже осознавали себя главными защитниками общественного здоровья. В лагере оппозиции оказались также ученые-бактериологи. В результате этого в короткий период бактериологические знания стали достоянием врачей, а сами бактериологи оказались способны занять руководящие позиции в медицинском сообществе. Сложились предпосылки для формирования современной системы здравоохранения.

Public Health and the Cholera Vibrio: Russian Empire, Medicine and Bacteriology of Early XX Century in the Face of Cholera Danger

D.V. Mikhel

The article is devoted to the early history of formation of Russian health care, which is related with to the efforts of tsarist government to develop the measures of defense of empire against epidemics. Taking of cholera regulations in 1903 gave occasion for straining of relations between the government and the liberal medical community, which has realized the extraneousness of tsarist policy to their professional interests. The usual cholera epidemic in 1904 has resulted in the radicalization of position of physicians, who have been by now realized themselves as main defenders of public health. The bacteriologists are also found themselves in the opposition camp. In the end, the bacteriological knowledge became the property of physicians and the bacteriologists might to take the leading positions within medical community. The preconditions for formation of contemporary health care are appeared.

В 1899 г. в Индии вспыхнула очередная эпидемия холеры, которая через два года распространилась за пределы южно-азиатского субконтинента. В 1901 г. болезнь была занесена в Индокитай, Индонезию и Японию. В 1902 г. холера дала о

себе знать в Китае и в том же году проникла на российский Дальний Восток. Эпидемией были охвачены четыре губернии - Приморская, Амурская, Забайкальская и Иркутская. В 1904 г. холера уже охватила Персию, Месопотамию, Египет и Турцию и в августе того же года появилась в Европейской России. Таково было начало шестой всемирной пандемии холеры, продолжавшейся более четверти века (1901-1926)1.

Демографические последствия этой пандемии, как и предыдущих пяти, были ужасны. Огромные человеческие потери понесли Япония и Китай, а в Индии они были еще больше: в 1900 г. от холеры умерло почти миллион индийцев2, а всего к 1920 г. - около 12 миллионов человек3. Масштабы заболеваемости холерой в России, как и число смертных случаев, были значительно меньше, чем в Индии, но отличались в худшую сторону от того, что было на Западе. В 1902 г. заболели холерой 2 167 человек и умерли 1 393, в 1904 г. - 9 226 и 6 850. Новый подъем начался в 1907 г.: заболели 12 703, умерли 6 424. В 1910 г. был достигнут максимум: заболели 230 232, умерли 109 5604.

Не менее существенными были и социальнополитические последствия этой пандемии. В России они переплелись с революционными потрясениями 1905 и 1917 гг. и Гражданской войной. Но, как и в Европе в XIX в., связь между холерными эпидемиями и революциями не была однозначной5. Вместе с тем сочетание этих двух форм общественной нестабильности дало сильный совокупный эффект. Вступая в период шестой пандемии, Россия еще только приступила к формированию собственной национальной системы здравоохранения, а выходя из него, страна, ставшая совершенно другой, уже имела такую систему. На протяжении всего этого периода проблема охраны общественного здоровья постоянно находилась на повестке дне. Холера, наряду с чумой и другими заразными болезнями, стала грозным вызовом для правительства и профессионалов, которые стремились дать на него адекватный ответ.

В 1904 г., когда холера распространилась по 15 европейским губерниям царской России, общество уже имело восьмидесятилетний опыт

© Д.В. Михель, 2008

знакомства с этой болезнью. Однако формирование научного знания о природе болезни и способах противодействия ей едва только началось. Ситуация осложнялась тем, что и власть, и народ, и медики с большим подозрением относились друг к другу6. Очередной пик этих подозрений, переросших в ряде случаев в открытую враждебность, пришелся на период революции 1905 г. Начавшаяся революция послужила толчком к мобилизации всех общественных сил, в том числе врачей, которые не только поддержали остальную часть российской либерально-демократической интеллигенции в ее антиправительственных выступлениях, но и сумели связать вопрос о холере с требованиями построения эффективной системы здравоохранения. Одновременно с этим медики впервые начали усваивать новые представления о холере, которые были предложены сравнительно немногочисленной группой первых ученых-бактериологов. Усилившийся интерес врачей к холерному вибриону во многом был следствием внешних причин, понять которые не всегда удавалось историкам прошлого.

Очевидно, что первые несколько лет ХХ в. стали наиболее важными в судьбах зарождающегося российского здравоохранения. Именно тогда были поставлены вопросы о том, каким ему быть. Некоторые ответы на такие вопросы были даны не сразу. Тем не менее, именно тогда родилось осознание того, что охрана общественного здоровья должна строиться с учетом самых передовых достижений науки. Борьба за реализацию этой идеи стала одним из наиболее существенных событий отечественной истории начала ХХ в.

В рамках данной статьи будет предпринята попытка исследовать, что представляла собой политика охраны общественного здоровья в Российской империи в первые годы ХХ в., совпавшие и с началом очередной холерной пандемии, и с периодом первой русской революции. С этой целью будут рассмотрены вопросы о том, какие меры предприняла государственная власть для защиты страны от надвигающейся холерной опасности, как восприняла эти меры российская медицинская общественность и в чем состоял вклад такой новой области знания, как бактериология, в дело укрощения холеры и охрану общественного здоровья.

Вторая половина XIX в. была временем дальнейшего разрастания Российской империи. Были присоединены новые территории в Средней Азии и на Дальнем Востоке. В самом конце столетия Россия начала строительство Китайской Восточной железной дороги (1897-1903). В самом Китае был приобретен Порт-Артур, ставший самым удаленным форпостом империи. Продви-

гаясь на Восток, модернизирующаяся империя столкнулась с угрозой новых эпидемий. Первый тревожный сигнал прозвучал в 1894 г., когда в портовых городах Южного Китая вспыхнула эпидемия бубонной чумы. В 1896 г. чума уже была в Бомбее, что означало резкое возрастание опасности для всех западных держав, связанных с Индией пароходными сообщениями7.

Для защиты своих границ царское правительство приступило к решительным действиям. 11 января 1897 г. был издан царский указ о создании «Высочайше утвержденной комиссии о мерах предупреждения и борьбы с чумной заразой» -знаменитой Противочумной комиссии. В том же месяце с целью прекращения контактов с Афганистаном, Персией и Турцией были закрыты все южные границы и порты на Черном и Каспийском морях. В феврале для изучения эпидемии чумы в Бомбей была отправлена небольшая экспедиция во главе с профессором В.К. Высоковичем. В том же году в Петербургском институте экспериментальной медицины приступили к изготовлению противочумной сыворотки для крупного рогатого скота. Продолжая готовиться к приходу чумы, царское правительство отправило с инспекторской миссией по городам Поволжья особую комиссию под председательством сенатора В.И. Лихачева, который в итоге дал отрицательную оценку санитарного состояния Астрахани и других больших городов региона8.

Поступающие по телеграфу все новые сообщения об эпидемической обстановке в Китае вынудили правительство мобилизовать все силы для отражения надвигающейся чумы. Когда она вспыхнула в 1901-1902 гг. в Одессе, Противочумная комиссия приняла решительные меры для ее ликвидации9.

В 1903 г. в связи с холерной эпидемией на Дальнем Востоке было принято решение о расширении полномочий Противочумной комиссии: теперь наряду с чумой Комиссия должны была заниматься и противодействием холере. Весной

По инициативе В.К. Плеве для противодействия чуме и холере была создана единая система противоэпидемической безопасности, состоящая из губернских санитарно-исполнительных комиссий, подчиненных министерству внутренних дел и координирующих свою работу с Противочумной комиссией. Был шанс, что санитарно-исполнительные комиссии должны были начать работу только в восточных губерниях страны, где не было земских санитарных организаций. Однако ввиду начала в 1904 г. холерной эпидемии на территории Европейской России В.К. Плеве добился того,

чтобы санитарно-исполнительные комиссии действовали на территории всей империи, т.е. и в земских губерниях также. Деятельность санитарно-исполнительных комиссий регулировалась «Высочайше утвержденными 11-го августа 1903 г. правилами о принятии мер к прекращению холеры и чумы». Они были широко опубликованы в местных санитарномедицинских периодических изданиях.

Согласно этим правилам, Комиссии предоставлялось право «объявлять неблагополучными (зараженными) по чуме и холере отдельные населенные пункты (город, порт, местечко, селение и др.), целые губернии и области или их части и угрожаемыми по названным болезням», а также «издавать обязательные для всех ведомств, учреждений и лиц постановления, касающиеся борьбы с холерой и чумой»11. Санитарно-исполнительные комиссии должны были действовать не на постоянной основе, а на период эпидемии. Для каждого административно-территориального образования должна была быть создана своя комиссия - губернская, уездная, городская. Состав губернской комиссии определялся следующим образом: губернатор - в качестве председателя, вице-губернатор, губернский предводитель дворянства, управляющий казенной палатой, губернский врачебный инспектор, старший фабричный инспектор, окружной горный инженер, полицмейстер, по одному представителю от местного управления государственных имуществ, местных округов путей сообщения, управлений местных железных дорог, военного и духовного ведомств, а в портовых городах - представитель морского ведомства местных портовых управлений. Кроме того, в комиссию должна была входить губернская земская управа в полном составе, городской голова губернского города и по одному врачу от городской управы и от губернской земской управы. При этом председатель имел возможность включать в состав комиссии необходимых с его точки зрения лиц.

При необходимости комиссии имели право прибегать к самым решительным противоэпидемическим мерам - устанавливать оцепления зараженных районов, закрывать ярмарки, базары, запрещать скопления людей, продажу спиртных напитков и пр. Комиссиям предписывалось вводить надзор за приезжающими из зараженных районов, не допускать ввоза зараженных предметов, прибегать к домашней или больничной изоляции заразных лиц, проводить дезинфекцию жилищ и вещей, назначать в угрожаемые и зараженные местности санитарных попечителей, организовывать работу по очищению местностей, заниматься контролем за чистотой жилищ, качеством питьевой воды и продовольствия, а также прибегать к уничтожению крыс и мышей в местностях, где обнаружена чума. Комиссия могла также привлекать к работе врачей, нанимать санитаров, вести разъяснительную работу с населением, организовывать работу

кладбищ, не допускать уличной торговли старьем и отбросами и пр.12

В советской историографии деятельность вновь созданных санитарных комиссий, равно как и все холерное законодательство 1903 г., оценивалась негативно13. Во многом такая оценка все еще остается верной, однако полезно иметь в виду, что царское правительство, двигаясь по пути жесткой регламентации противоэпидемической работы, руководствовалось не только идеей тупой бюрократизации, но и понятным желанием добиться большей эффективности и управляемости всей системы. К тому же, как участник международных санитарных конференций и сторона, подписавшая международные санитарные конвенции, российское правительство должно было иметь четкую информацию об эпидемической обстановке в своей стране и при необходимости взаимодействовать с другими государствами. Последнее обстоятельство заставляет отнестись к правительственным инициативам с некоторым пониманием.

В одном ряду с новыми холерными правилами шли правительственные мероприятия по изменению структуры управления российской системой здравоохранения. К 1904 г. такая система уже существовала, хотя и в самом зачаточном виде. При этом она была дуалистичной по своей структуре. Как напоминает Н. Фриден, российские законы 1890-х гг. предоставляли губернаторам право ведать общими вопросами охраны общественного здоровья на подведомственных им территориях, однако на период возникновения эпидемий решение таких вопросов сосредотачивалось в руках земских медицинских чиновников - особой санитарно-исполнительной комиссии при губернской земской управе, возглавляемой председателем управы. Однако в первые годы ХХ в. с таким дуализмом было покончено. По мысли Н. Фриден, идея ограничения прав земских организаций впервые пришла в голову министру финансов С.Ю. Витте в 1899 г. Затем к ней обратился тогдашний директор Медицинского управления при Министерстве внутренних дел Л.Ф. Рагозин, который искал более рациональные методы управления российским здравоохранением. Но осуществил ее лишь В.К. Плеве, возглавивший в 1902 г. Министерство внутренних дел. Взяв за основу рагозинские идеи, Плеве, однако, пошел дальше и придал процессу централизации

российского здравоохранения совершенно бюрократические черты. 22 марта 1904 г. в рамках процесса реформирования МВД специальным законом руководство всеми больничными учреждениями было передано в компетенцию Главного управления по делам местного хозяйства в составе Министерства внутренних дел, которое возглавлял Н.А. Зиновьев, текущие же вопросы руководства провинциальными медицинскими сообществами, организации гигиенического просвещения и т.п. были переданы в Управление Главного врачебного инспектора МВД. При этом было ликвидировано прежнее Медицинское управление, а многие медицинские чиновники уволены14.

Дж. Хатчинсон отмечает, что все три решения царского правительства, принятые с 1897 по

Впрочем, как уже отмечалось выше, царское правительство, похоже, было обречено на совершение таких шагов. Не имея эффективной системы управления огромной империей, правительство отчаянно пыталось добиться хоть какой-то рациональности. В этих условиях всякая централизация управления мыслилась как панацея. Но вряд ли эта централизация могла дать ожидаемые результаты. Пробуждающееся российское гражданское общество было враждебно настроено ко всякому процессу усиления центральной власти. С этой точки зрения, даже угроза холеры не должна была служить основанием для предпринятых правительством действий.

Вместе с тем царское правительство продолжало упорно двигаться в избранном направлении. Всего через два дня после разгона мирной демонстрации в столице и начала Первой русской революции из аппарата Министра внутренних дел губернаторам был разослан циркуляр «К вопросу о борьбе с холерой».

Этот состоявший всего из пяти пунктов документ сопровождался более обширным приложением, представляющим собой «Наставление о противохолерных мерах», которое было выработано в рамках Управления Главного врачебного инспектора и было одобрено Медицинским советом министерства. Среди целого ряда разумных рекомендаций, прозвучавших в нем, в том числе предписаний прибегать к бактериологической диагностике больных и бактериологической оценке качества питьевой воды, обращало на себя внимание следующее положение: «Применение

одних мер полицейско-разведочного характера в деле своевременного обнаружения заболеваний всегда является более или менее недостаточным, а потому должно заботиться также и об усилении врачебной помощи населению в обычных заболеваниях, путем открытия амбулаторий и врачебно-продовольственных пунктов, которые, помимо общего их санитарного значения, оказывают существенное содействие к обнаружению подозрительных заболеваний среди тех классов населения, которые именно наиболее подвержены всякого рода заразным заболеваниям»16.

Таким образом, правительственная машина продолжала работать в заданном ритме. Реальная противоэпидемическая работа, о которой большинство государственных чиновников имело смутное представление, подменялась производством циркуляров - пусть даже и вполне разумных по содержанию.

В определенном смысле эпидемии холеры породили медицинскую профессию. В самом деле, здесь была некая связь. XIX век стал временем холерных эпидемий, и именно тогда же в разных странах - от Америки до России - стали появляться первые медицинские ассоциации. Врачи заявили о себе как об особой профессиональной группе, способной эффективно противодействовать холерной заразе, в то время, как другие силы, прежде всего власти, были неспособны справиться с этой проблемой.

В литературе эта тема хорошо разработана17, поэтому нет смысла во всех деталях объяснять, почему в XIX в. после первых неудач по применению карантинов и военных оцеплений для защиты от холеры правительства разных стран вынуждены были отказаться от традиционных «контагионистских мер» и согласиться с «анти-контагионистской моделью», сторонниками которой выступили первые врачи-гигиенисты и другие представители либеральных групп. В Великобритании такой поворот был связан с деятельностью

Холера, природа которой долго оставалась загадкой, раз за разом ставила царское правительство перед осознанием тщетности применяемых мер. Статистика жертв холеры, которую стали собирать гигиенисты, в еще большей степени подчеркивала, что «синюю смерть» смогут

остановить лишь современные научные меры. Лозунгом санитарных врачей второй половины XIX в. стали слова Н.И. Пирогова: «Болезнь легче предупреждать, чем лечить». Профилактика же холеры требовала осуществления работы по сбору информации о состоянии воды, почвы и воздуха, контроля над качеством продовольствия, улучшения канализации и водоснабжения. Все эти вопросы и были подняты российскими врачами-общественниками, которые увидели свою миссию в том, чтобы служить делу охраны «народного здравия».

Разбросанные по всей стране врачи сумели наладить эффективную коммуникацию и довольно быстро самоорганизовались. С образованием в 1885 г. Пироговского общества российские медики создали фактически постоянно действующую организацию, которая на общественных началах стала заниматься проблемой здравоохранения в национальном масштабе18.

Развернутая Пироговским обществом пропаганда идей профилактической медицины оказала огромное воздействие не только на образованную общественность, но даже и на правительство. Во многом благодаря влиянию этой пропаганды, а также в связи с реальными трудностями борьбы с холерой в 1892 г. Министерство внутренних дел передало вопросы противодействия очередной эпидемии в ведение земских медицинских организаций19.

Эпидемия 1892 г. унесла более 300 000 жизней, а в 1893 г. от холеры умерли еще более 42 000 человек. В этих условиях врачи-общественники развернули активную деятельность. Они решительно «шли в народ», занимались гигиеническим просвещением, призывали крестьян кипятить воду и дезинфицировать свои жилища и постели. Когда в конце 1893 г. эпидемия пошла на спад, врачи с полной уверенностью могли поздравлять друг друга с успешно выполненной работой. Опыт участия врачей в ликвидации эпидемии в последующем стал темой для большого числа публикаций20.

Передача правительством земским медицинским организациям полномочий для противохолерной работы в результате привела к возникновению двоевластия в сфере зарождающегося российского здравоохранения. На базе временных санитарно-исполнительных комиссий сложились постоянно действующие земские медицинские советы, координирующие свою работу не с центральным правительством, а с местными выборными органами власти и Пироговским обществом врачей.

Борьба с холерой в 1892-1893 гг. привела врачей к быстрому осознанию жертвенности своей профессии. Подобно простому народу врачи часто становились жертвами болезни, и смерть коллег служила им напоминанием о том, какому риску неизбежно подвержены профессиональные медики, стоящие на охране общественного здоровья. Но жертвенность профессии могла проявляться

и другим образом. Врачи, работавшие в сельской местности, иногда становились объектом нападений со стороны враждебно настроенного к ним народа. Последнее обстоятельство вынудило правление Пироговского общества задаться вопросом о том, как лучше наладить диалог между врачами и крестьянскими массами. Для решения этой цели в 1893 г. была учреждена Комиссия по общественному гигиеническому образованию при Пироговском обществе21.

Понятно теперь, почему после 1903 г. российские врачи оказались так воинственно настроены против всех правительственных реорганизаций в сфере здравоохранения. Вновь созданные санитарно-исполнительные комиссии, как и все холерное законодательство, казалось им посягательством на их профессиональную компетенцию, средством ограничения их власти.

Главным критиком правительственных реорганизаций стало Пироговское общество, координирующее работу всех земских медицинских организаций, а также выходящие при его поддержке «Журнал общества русских врачей памяти Пирогова» и «Русский врач». Они стали активно публиковать критические высказывания в адрес проводимых преобразований, звучавшие из всех концов России. В феврале 1904 г. «Русский врач» перепечатал статью из «Сибирских врачебных ведомостей», посвященную предполагаемой ликвидации Медицинского управления МВД: данная мера в ней оценивалась отрицательно22.

С появлением холеры в Европейской России критика врачей по адресу правительства резко усилилась. Уже в августе 1904 г. правительственный план противохолерных мероприятий, как и все холерное законодательство, стали публично обсуждаться представителями земской медицины. В частности, земский врач из Саратовской губернии Е.П. Николаев обнаружил целую серию противоречий в правительственной концепции борьбы с холерой, в особенности в административной и финансовой части. Защищая прежний дуализм структуры управления здравоохранением, он писал: «Может быть, такая двойственность и мешала достижению полной стройности и единообразию действий во всей губернии, но во всяком случае роль губернского земства была определеннее и проще»23.

Волна недовольства все возрастала и, наконец, после событий 9 января 1905 г. она достигла запредельного уровня. Высказывания врачей против санитарно-исполнительных комиссий соединились с открытой критикой правительства и прямым осуждением самодержавия.

На волне этих настроений и появился уже упомянутый циркуляр Министра внутренних дел П.Д. Святополка-Мирского от 11 января 1905 г., призывающий губернаторов более энергично поддерживать холерное законодательство и санитарно-исполнительные комиссии. Это была последняя капля, переполнившая чащу терпения.

Врач из Саратовской губернии М. Черво-ненкис расценил этот документ как характерный случай негодного во всех отношениях холерного законодательства. По его словам, «в них (холерных законах. - Д.М.) ярко отразилась вся система недоверия к обществу и его силам, система всепоглощающей опеки, не допускающей со стороны опекаемого ни малейшего проявления самодеятельности. Несмотря на ряд близких и дальних уроков, она, по-видимому, не намерена еще сдаваться и упорно желает сохранить свои основы в полной неприкосновенности»25.

По земским губерниям стали собираться съезды и совещания врачей, целью которых было принять осуждающие режим резолюции, а также выработать собственную позицию в области охраны общественного здоровья. Следуя руководящим идеям IX Пироговского съезда (1904), делегаты признавали необходимым продолжать свою традиционную работу, не обращая внимания на вновь принятые холерные законы. Воронежский съезд врачей призвал коллег бойкотировать работу ненавистных санитарно-исполнительных комиссий26. Самарское губернское совещание врачей и представителей земств осудило политику правительства, санитарно-исполнительные комиссии и разгул бюрократии, препятствующей работе медицинских организаций27. Наиболее же сильно политические заявления российских врачей прозвучали на Чрезвычайном противохолерном Пироговском съезде, состоявшемся в Москве 21-23 марта 1905 г.

Однако прежде чем сказать о нем, следует обратить внимание еще на один момент, способствовавший радикализации настроений российских медиков.

Революция 1905 г. взорвала российское общество. Представители различных групп либеральной интеллигенции развернули агитацию против царизма, требуя изменения политического устройства страны. Но при этом проснулась ото сна и сельская Россия. Призрак холерных бунтов и погромов, затаившийся со времен Великой холеры 1892-1893 гг., заявил о себе вновь. В.Г. Короленко описал страшные картины нападений разъяренной толпы на интеллигенцию и учащихся гимназий28. «Журнал общества русских врачей памяти Пи-

рогова» сообщал о трагических событиях в селе Елань Саратовской губернии, где пьяная толпа угрожала сельскому учителю и земскому врачу29. Из Самарской губернии поступали сведения, что среди народа ходят «нелепые слухи об отравлении больных медперсоналом, подкупленным, якобы, японцами»30. «Русский врач» писал о постоянных угрозах для жизни медиков, которые рискуют умереть не только от холеры, но и погибнуть от рук невежественной толпы, то подстрекаемой священниками, то взбешенной произволом по-лиции31.

Таким образом, политическая атмосфера была накалена до крайности. Врачи сознавали свою уязвимость со всех сторон. Их работа по охране общественного здоровья столкнулась, с одной стороны, с бюрократическим произволом правительства, а с другой - с «нелепостями русской жизни», характерными для народных низов. В этих условиях врачи-общественники были склонны подчеркивать, что погромные настроения, бурлящие среди простого народа, инициированы все той же политикой правительства. В марте 1905 г. самарские врачи заявляли, «что ввиду холеры необходимо, чтобы высшие органы, административные и духовные, приняли все меры к тому, чтобы не вселять населению никакой вражды, недоверия и подозрения к интеллигентным силам и в том числе к медицинским работникам»32.

Чрезвычайный противохолерный съезд Пироговского общества врачей стал ареной для самых резких политических заявлений. Как верно замечает Л.А. Булгакова, на нем «политика заняла не меньше места, чем холера». При этом «намеки и благие пожелания врачей остались в прошлом». В ходе съезда в зале звучали лозунги «Долой самодержавие!» и «Да здравствует республика!»33. В резолюциях съезда звучали открытые обвинения в адрес правительства, не способного ни покончить с холерой, ни улучшить условия общественной жизни. В резолюции, предложенной Д.Я. Дорфом и принятой съездом, говорилось: «Пироговский съезд заявляет о необходимости врачам организоваться для энергичной борьбы рука об руку с трудящимися массами против бюрократического строя для полного его устранения и за созыв Учредительного собрания... Лишь при осуществлении этих предварительных условий можно организовать плодотворную и планомерную борьбу с народными бедствиями и эпидемиями»34. На съезде также был образован Всероссийский союз медицинского персонала, призванный решать прежде всего политические задачи.

Эффект, вызванный работой съезда, был огромным. По всей стране после его завершения развернулись собрания с участием вернувшихся со съезда делегатов. Состоялся 1-й съезд Всероссийского союза медицинского персонала, в работе которого приняли участие 2500 человек. Врачи-пироговцы включились в работу вновь созданного Союза Союзов35.

Результаты работы Пироговского съезда освещались в либеральной печати. Особую поддержку пироговцам оказал журнал прогрессивных юристов «Право». На его страницах публиковались резолюции съезда, анализировалось холерное законодательство, и обсуждалась реакция врачей на него. Отказ врачей-общественников участвовать в работе санитарно-исполнительных комиссий трактовался не как акт гражданского неповиновения, а как подлинное исполнение своего профессионального и гражданского долга36.

В разных губернских городах России вернувшихся делегатов съезда встречали по-разному. Во Владивостоке городская дума устроила им торжественную встречу и высказала одобрение результатов их работы, в частности отказ участвовать в работе санитарно-исполнительных комиссий. В Минске, Орле и Тамбове земские чиновники, напротив, препятствовали проведению таких встреч и запрещали публичные чтения резолюций съезда. В Одессе полиция закрыла предполагавшееся собрание местного медицинского общества. В Воронеже земство поддержало своих врачей, а в Саратове земская управа уволила местного санитарного врача И.С. Вегера за отказ работать в санитарно-исполнительной комиссии37.

В Саратовской губернии, возглавляемой непреклонным губернатором П.А. Столыпиным, реакция властей на деятельность врачей была наиболее жесткой. Еще до проведения Чрезвычайного Пироговского съезда местные земские власти под влиянием губернатора подвергли травле прежнего санитарного врача-пироговца Н.И. Тезякова. Когда в губернии поползли слухи о врачах-отравителях, губернатор ничего не сделал для их предотвращения, а напротив, уволив некоторых земских сотрудников, лишь способствовал подогреванию этих слухов. В марте полиция разогнала публичную лекцию по гигиене в городском театре, после чего в давке пострадало много людей38. Но самые трагические события произошли в уездном городе Балашове.

На 21 июля 1905 г. там был запланирован съезд местной врачебной организации. Атмосфера, окружавшая его, была враждебной. В течение всех предыдущих месяцев местное духовенство распространяло слухи о том, что врачи продались японцам и шпионят в их пользу. В день съезда к зданию, где должен был состояться съезд, подступила толпа, несущая царские портреты и распевающая «Боже, царя храни». Местные черносотенцы были готовы сорвать съезд и расправиться с врачами. Зная о готовящейся расправе, врачи заранее обратились к губернатору с просьбой защитить их и их семьи. Губернатор в ответ пообещал им безопасность и направил казачий эскорт для поддержания порядка. Однако обещание не было исполнено. Во время следования врачей к железнодорожной станции на них набросились черносотенцы, из толпы полетели камни, началась

драка. Подоспевшие конные казаки вмешались в свалку, и в ход пошли казачьи нагайки. Полилась кровь. Балашовский погром вызвал реакцию возмущения по всей стране. Особенно возмутительным было последующее за ним заявление П.А. Столыпина о том, что несколько ударов кнутом никому не принесло вреда39.

Погром в Балашове сопровождался репрессиями и в других местах. По некоторым данным, во время первой русской революции были репрессированы 1640 медиков. Одни получили выговоры начальства, другие подверглись обыскам, увольнениям, избиениям, арестам и ссылкам. Врачи преследовались за организацию публичных собраний, политическую агитацию, антиправительственные высказывания, отказ выйти из политической партии, «вредное влияние» на местное население40.

Балашовские события показали полную незащищенность врачей как перед властями, так и перед невежественной толпой. Преследования врачей по всей стране стали общей частью процесса расправы с либеральной интеллигенцией, которая в условиях террора со всех сторон все же оказалась способной занять активную позицию. Вместе с тем один из главных аргументов, к которому повсеместно прибегали врачи-общественники - неизбежность холеры, не сработал. Начавшаяся в 1904 г. холерная эпидемия в 1905-м неожиданно пошла на спад. В восьми губерниях было зарегистрировано всего 598 случаев заболеваний, из которых смертельным исходом закончилось 28641. На фоне предыдущего года это было крайне мало.

Таким образом, предсказываемая врачами холера так и не разразилась. Можно только догадываться, как бы изменился ход событий в 1905 г., если бы это все же произошло. Тем не менее активная подготовка врачей к грядущей холерной эпидемии имела важные исторические последствия. Холерное законодательство 1903 г. и правительственные меры 1904 г. по унификации системы здравоохранения вызвали острое возмущение со стороны медицинской общественности и привели значительную ее часть в антиправительственный лагерь. События начавшейся вскоре Первой русской революции еще более убедили врачей во враждебной позиции правящего режима. Кредит доверия к нему был исчерпан.

В конце XIX в. возникшая на Западе новая наука о микробах - бактериология (позже микробиология) - была слабо связана с медициной. Многие ее представители работали в рамках университетских научных школ, тяготеющих к фундаментальному естествознанию, прежде всего ботанике. Первой аудиторией бактериологов повсюду были сельскохозяйственные производите-

ли, с которыми ученым удалось наладить хороший контакт. Пастеровское научное предприятие во Франции получило поддержку со сторо?