Спросить
Войти

Разгром Военного совета (1937 г. )

Автор: указан в статье

ИСТОРИЯ

УДК 94(470)"1937"

А. А. Печенкин

Разгром Военного совета (1937 г.)*

На основе уникальных документов рассматривается деятельность Военного совета при народном комиссаре обороны СССР. Основное внимание уделено заседаниям Военного совета, проходившим c 1 по 4 июня и с 21 по 27 ноября 1937 г. На них обсуждались вопросы о «военном заговоре» и о ходе чистки в Красной армии.

On the basis of unique documents considered activities Military Council of the People&s Commissars of the USSR Defense. Focuses on the meeting of the military council that took place c 1 to 4 June and from 21 to 27 November 1937. They discussed about the "military conspiracy" and of course cleaning in the Red ату.

21 июня 1934 г. Постановлением ЦИК и СНК Союза СССР создан Народный комиссариат обороны СССР (НКО), а 22 ноября утверждено Положение «О Военном совете при Народном комиссаре обороны Союза ССР». Народный комиссариат обороны СССР в период с 1934 по 1946 г. являлся центральным органом военного управления в нашей стране, на который возлагалась разработка планов развития, строительства и вооружения Рабоче-Крестьянской Красной армии (РККА), руководство боевой и политической подготовкой Советских Вооруженных Сил и использование их в мирное и военное время. К числу руководителей НКО следует отнести самого наркома обороны, его заместителей. В предвоенный период (1937-1938 гг.) в этом звене военного управления произошли большие кадровые перемены: погибли многие заместители наркома и командующие военными округами. В первый состав ВС при НКО (ноябрь 1934 г.) вошли 80 человек, в январе 1935 г. их число увеличилось до 85 членов. Членами ВС при НКО были наиболее авторитетные военачальники Красной армии и Военно-Морского флота: Нарком обороны К. Е. Ворошилов, его первый заместитель Я. Б. Гамарник, второй заместитель М. Н. Тухачевский, а также начальники главных управлений НКО, руководители военных академий, командующие войсками военных округов, некоторые командиры корпусов и дивизий, ряд других работников центрального и окружного аппарата.

В августе-сентябре 1936 г. произошли важные события: на должность наркома внутренних дел вместо Г. Г. Ягоды был назначен Н. И. Ежов. Скоропостижно скончался видный военачальник, командарм 1-го ранга С. С. Каменев и были проведены аресты среди военных. Раньше других арестовали членов ВС НКО комкоров В. М. Примакова, С. А. Туровского и советского военного атташе в Англии В. К. Путну. Этим троим героям Гражданской войны предъявили обвинение в участии в «боевой группе троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организации». Свыше девяти месяцев они провели в тюрьме, где от них требовали сознаться в подготовке военного переворота и назвать сообщников из числа высших военачальников. Но до мая 1937 г. следователям НКВД не удалось этого добиться.

* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ «Элита Красной армии (1935-1945 гг.): численность, персональный состав, социально-демографические и профессиональные характеристики», проект № 14-01-00402

© Печенкин А. А., 2014

Первые аресты трех комкоров не рассматривались военачальниками как начало крупномасштабной чистки армии. Лишившись трех своих членов, ВС НКО продолжал функционировать. К началу июня 1937 г. застрелился снятый с должности начальника Политуправления РККА Гамарник и были арестованы маршал Тухачевский, командармы и комкоры И. Э. Якир, И. П. Уборевич, А. И. Корк, Р. П. Эйдеман, И. И. Гарькавый, некоторые другие видные военачальники. На 1 июня 1937 г. было назначено открытие внеочередного пленума Военного совета при наркоме обороны СССР. Надо отметить, что в период, предшествующий пленуму, Военсовет потерял в результате репрессий почти четверть своего первоначального состава. В соответствующей справке отмечалось:

Было членов Военного совета - 85 чел.

Осталось членов Военного совета на 1 июня 1937 г. - 60 чел.

Исключено участников заговора - 20 чел.

Исключено как освобожденных от своих должностей - 2 чел.

Ушли из армии - 3 чел.

В Москву были срочно вызваны члены совета, из 60 чел. на заседание смогли прибыть 53 члена совета, кроме них были приглашены 116 военнослужащих, не входивших в его состав. Таким образом, члены ВС НКО составили менее одной трети из 169 присутствующих на пленуме. По военным званиям они распределялись следующим образом:

Маршалы Советского Союза - 4

Командармы 1-го и 2-го ранга, флагманы флота 1-го и 2-го ранга - 12.

Армейские комиссары (армвоенюристы) - 12.

Комкоры (коринтенданты) - 20.

Корпусные комиссары - 19.

Прочие - 102 [1].

Некоторых членов ВС НКО арестовывали по пути в Москву или сразу по прибытии в столицу. Так, комкора Сангурского схватили на вокзале в г. Кирове. Комкор Е. И. Ковтюх - знаменитый герой «Железного потока» Серафимовича - в Москву приехал, но не был допущен в зал заседаний, потому что кто-то из арестованных врагов народа дал на него показания. Епифан Иович написал письмо Сталину: «Заявляю, что никогда ни в каких заговорах, группировках не участвовал, всегда поддерживал и настойчиво проводил в жизнь генеральную линию нашей партии... Мне хочется дожить до этой войны и продолжить историю "Железного потока". Еще раз заявляю: за Вас, за партию, за советскую власть, за социалистическую родину готов умереть в любую минуту» [2]. Герою «Железного потока» не довелось участвовать в будущей войне с фашизмом. Ответа от вождя он не получил, а вскоре был арестован и расстрелян.

Прибывшие на заседание ВС НКО были собраны в секретариате наркома, где они были ознакомлены с показаниями арестованных военачальников. На участников Военного совета обрушилась лавина страшных новостей: самоубийство Я. Б. Гамарника, аресты большого числа боевых друзей и соратников, обвиненных в заговоре и шпионаже. Все это произвело ошеломляющее впечатление. В протоколах допросов упоминались фамилии многих командиров, еще находившихся на свободе. Можно представить тот ужас, который испытали люди, увидевшие свою фамилию в числе участников заговора и осознавшие полную свою беспомощность перед произволом НКВД. Обстановка в зале была «могильная». И. В. Сталин как опытный интриган еще до первого заседания нанес военным сильнейший психологический удар, обеспечив полную покорность военной элиты.

Заседание открылось не в Доме Красной армии, как бывало раньше, а в Свердловском зале Кремля. В полной тишине без обычных шуток и разговоров генералы заняли места в зале. В президиуме появились члены Политбюро Ворошилов, Калинин, Молотов, Жданов, позднее подошел Каганович. Вожди партии выглядели озабоченно, даже угрюмо. Сталин, занявший место рядом с Ворошиловым, выглядел постаревшим, но в отличие от своих соратников имел уверенный и даже веселый вид. «Он с заинтересованностью оглядывал зал, искал знакомые лица и останавливал на некоторых продолжительный взгляд. Что касается Ворошилова, то на нем, что называется, лица не было. Казалось, он стал ростом меньше, поседел еще больше, появились морщины, а голос, обычно глуховатый, стал совсем хриплым», - вспоминал начальник Военной академии дивинженер К. Е. Полищук [3].

Ворошилов открыл заседание словами: «Товарищи, органами Наркомвнудела раскрыта в армии долго существовавшая и безнаказанно орудовавшая, строго законспирированная,

контрреволюционная фашистская организация, возглавлявшаяся людьми, которые стояли во главе армии...» [4] Ворошилов заявлял, что враги пробрались в самую верхушку Вооруженных Сил, продвинули своих людей в авиацию, морфлот, мотомеханизированные части, в кадровые органы, политаппарат, то есть повсюду. Даже оба первых заместителя наркома оказались предателями, заговорщиками и шпионами. По мнению Ворошилова, военные заговорщики готовились свергнуть советское правительство [5]. Ворошилов возмущался коварством врагов народа: «Товарищи, как могло все это произойти? Как могло случиться, что мы, работники РККА, проморгали у себя такое огромное количество врагов? ...Вот вчера, вы знаете, застрелился мой первый заместитель. Почему он застрелился, он не сказал. Его отстранили от должности за тесную и чрезмерно близкую связь с группой Якира... Он, получив приказ, тут же не задумываясь, застрелился. Что это значит? Это наводит, у нас нет пока данных, но это наводит на очень печальные размышления» [6].

В прениях по докладу наркома выступили 42 военачальника. Многие выступавшие каялись, что долго работая рядом с врагами, не сумели их разоблачить, признавались в своей политической слепоте. Однако были и другие выступления. Так, командующий войсками Приволжского военного округа (ПриВО) командарм 2-го ранга П. Е. Дыбенко заявил, что никогда не доверял Тухачевскому и еще в 20-е гг. боролся за его смещение с руководящих постов в РККА. «Я тогда называл Тухачевского сволочью. Лично ему в глаза говорил» [7]. Командующий войсками Московского военного округа (МВО) командарм 1-го ранга И. П. Белов и комдив Е. И. Горячев со злобой и ненавистью говорили о своих давних разногласиях с Уборевичем по вопросам организации боевой учебы и строительства укрепленных районов и многим другим проблемам.

Очень многие командиры пытались дистанцироваться от арестованных военачальников, вспоминая о совершенных ими ошибках, заявляли, что Тухачевский, Гамарник, Уборевич и Якир никаким авторитетом в Красной армии не пользовались, а комсостав их всегда не уважал и не любил. Комдив Е. И. Горячев, ранее восхвалявший Уборевича, теперь стал утверждать обратное: «Товарищ Сталин, я заявляю и вам, товарищ Народный комиссар, что командный состав органически не мог выносить Уборевича, он его просто ненавидел». Сталин насмешливо переспросил: «Все ли его ненавидели?» Горячев, не стыдясь явной лжи, ответил: «Только единицы могли ему сочувствовать». Его слова опровергли выкрики из зала: «Это не так. В рот ему смотрели» [8].

Маршал В. К. Блюхер не согласился с теми выступавшими, которые пытались доказать, что Гамарник и Уборевич не пользовались авторитетом в армии. «Все тут выходят и хотят обязательно найти у Гамарника что-нибудь контрреволюционное. Не выйдет это. Скажите прямо Центральному Комитету, скажите прямо т. Сталину, что в армии Гамарник пользовался авторитетом. (Голоса: Правильно) ...Совершенно иное отношение было к Уборевичу. Напрасно болтают, товарищи, что не признавали за ним тактического авторитета. Чепуху городят. В рот смотрели ему и не разбирали, когда он пичкает ерунду. Признавали его авторитет в военных играх... Культивировалось это сверху. Возьмите заседания Военного совета. Всюду они вершили военные дела и руководили военной подготовкой» [9].

Выступивший на утреннем заседании ВС НКО 2 июня командующий Харьковским военным округом командарм 2-го ранга И. Н. Дубовой рассказал о своей многолетней работе под руководством Якира: «Я должен откровенно сказать, ничего абсолютно не замечал. Мы все считали его, и в том числе я, лучшим представителем партии, партийным командующим. Все же мы его называли нашим лучшим партийным командующим».

Сталин подтвердил: «Он считался одним из лучших командующих» [10].

Участники заседания часто пытались уязвить друг друга, обвинив в близких отношениях с врагами народа. И вновь был поднят вопрос о том, что Якир и Уборевич занимали среди других командующих военными округами совершенно особое положение, имели влияние на решение важнейших военных проблем и позволяли себе слишком много. Дубовой рассказывал: «Якир приезжает из Москвы, Якир в курсе всех организационных вопросов, он докладывает. И теперь, когда приезжаешь в Киев по любому организационному мероприятию, он говорит, что с ним советуется т. Сталин, что с ним советуется т. Молотов, что с ним советуется т. Ворошилов. А мы не могли этого проверить. А теперь понятно, для чего он это говорил. Здесь украинские командиры сидят, они могут подтвердить, что Якир рассказывал, что в любой приезд в Москву он бывает у т. Сталина два-три раза, разговаривает с ним... у меня не было ни малейшего сомнения в этом человеке, который оказался шпионом.

У нас тоже не было сомнения, - сказал Сталин» [11].

В конце своего выступления Дубовой призвал ликвидировать остатки вредительства в армии и выдвинуть на место арестованных врагов молодые кадры.

4 июня выступил начальник Академии Генерального штаба Д. А. Кучинский, много лет проработавший с Якиром. В то время как все выступавшие ругали арестованных командиров, он не поддался общему настроению и не захотел чернить своего бывшего командира: «Я видел его личную жизнь. Он был очень скромным человеком. и скажу прямо, что он был хорошим человеком». Кучинский пытался дать своему бывшему командующему объективную характеристику: «Якира я считал хорошим тактическим, грамотным командиром, очень хорошим методистом, высококультурным в оперативном отношении. Мы его методы, методы проведения военных игр, методы проведения полевых поездок, авиационных поездок, методы учения с войсками считали наиболее новыми, совершенными после того, как он поучился в Германии. Товарищи, мы видели, какое он имеет большое влияние на дела Наркомата обороны. Он часто говорил, что целый ряд крупнейших вопросов, вопросы вооруженных сил, вопросы оперативных планов решаются только тогда, когда посоветуются с Уборевичем и Якиром» [12].

В разговор вмешался Сталин и процитировал показания арестованных о том, что комдивы Кучинский и Мерецков являются активными заговорщиками. Оба тут же резко отвергли вздорные обвинения. Мерецков воскликнул: «Это ложь. Я заявляю со всей ответственностью, что это ложь». Сталин спокойно произнес: «Может быть. Дай бог, чтобы это было ложью. Может быть, он оклеветал вас» [13].

Кучинский являлся опытнейшим штабистом, поэтому нарком предложил ему перейти на службу в Генеральный штаб, но он отказался, считая, что в качестве начальника штаба Киевского округа он сделает больше, нежели в Генеральном штабе. Кучинский невысоко оценивал способности начальника Генерального штаба маршала А. И. Егорова, поэтому не хотел работать под его руководством.

Маршал Егоров напомнил некоторым конармейцам, что они раньше восхищались военными талантами Тухачевского: «И нечего скрывать, товарищ Григорий Иванович Кулик, что на последнем Военном совете в кулуарах, после речи Тухачевского о боевой подготовке, вы говорили: гениальная речь! (общий смех) А тут об этом умалчиваете. Нужно иметь смелость большевика, Григорий Иванович, чтобы называть вещи своими именами. Вот сидит Щаденко, он может подтвердить» [14].

Комдив Л. Г. Петровский самокритично признал, что упреки наркома справедливы: «Мы не давали ему достаточных сигналов. Мы имели все же достаточные данные для того, чтобы твердо ставить эти вопросы».

«Безусловно», - согласился Буденный.

2 июня 1937 г. на заседании ВС НКО выступил Сталин. Он заявил, что «несомненно здесь имеет место военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами» [15]. Так как во многих выступлениях причина предательства объяснялась непролетарским происхождением некоторых обвиняемых и их давними связями с троцкистской оппозицией, Сталин счел нужным высказаться по этому поводу: «Говорят, Тухачевский помещик, кто-то другой попович. Такой подход, товарищи, ничего не решает, абсолютно не решает. Это не марксистский подход. Это, я бы сказал, биологический подход. Я не с этой стороны буду анализировать этих людей». Сказав, что если человек 15 лет назад голосовал за троцкистскую платформу, это не значит, что ему сегодня нельзя доверять, генсек призвал судить о людях по их сегодняшней практической работе. Сталин обвинил арестованных в том, что они бывали в Германии, встречались с немецкими представителями, это, по его мнению, было достаточной уликой для обвинения в шпионаже. «Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера. Шпион? Шпион» [16]. Можно подумать, что советские военачальники по собственной инициативе тайком ездили в Германию и вели там секретные переговоры с гитлеровцами. Ведь дело обстояло совсем иначе. В 20-е гг. между советским и немецким правительством существовали соглашения о военном сотрудничестве. В Липецке и Казани обучались немецкие летчики и танкисты, а в Берлин для обучения в военной академии и для наблюдения за маневрами рейхсвера ездили И. П. Белов, А. И. Егоров, П. Е. Дыбенко, И. П. Уборевич, Р. П. Эйдеман, И. Э. Якир и другие красные полководцы. Военное сотрудничество СССР и Веймарской Германии, принесшее пользу обеим сторонам, было свернуто в 1933 г. с приходом к власти Гитлера. Сталин, сам посылавший своих генералов на учебу и переговоры в Германию, теперь им же поставил это в вину.

Надо было как-то объяснить причины появления заговора. Сталин сказал, что эти люди во время пребывания в Германии были завербованы, получили деньги от врага, а затем под угрозой разоблачения были вынуждены выполнять все указания своих зарубежных хозяев и требования Троцкого. В объяснениях Сталина и немецкие хозяева, и сами «заговорщики» выглядят очень глупыми людьми. Если бы немецкая разведка имела в СССР таких высокопоставленных агентов, то она должна была бы их беречь как зеницу ока, а не толкать их на нелепые авантюры: отравление солдатской пищи, поджоги казарм, организацию крушения поездов и теракты против отдельных руководителей. Подобное поведение неизбежно привело бы к разоблачению агентуры и потере ценнейших источников информации. Руководители абвера, разумеется, не были глупцами и не стали бы губить своих информаторов, находящихся в высших эшелонах армии будущего противника. Выступая перед военачальниками, Сталин был уверен, что ни один из них не посмеет открыто выступить с разоблачением его нелепой версии. Для расправы с генералами Сталину вовсе не требовались документальные подтверждения их виновности. Вполне достаточно было их собственных признаний, полученных на допросах с пристрастием в НКВД. Располагая многочисленными доносами и протоколами допросов, в которых содержался компромат на весь высший командный состав Красной армии, Сталин по мере необходимости давал ход этим материалам, уничтожая одну группу военачальников за другой.

В ходе заседания Сталин неоднократно говорил тому или иному из присутствующих, что на него тоже есть показания врагов народа, но беспокоиться по этому поводу не следует, мол, НКВД во всем разберется. Однако некоторые из ораторов предлагали упомянутым в протоколах допросов выйти на трибуну и покаяться.

«Мне кажется, надо потребовать, чтобы они рассказали, почему враг называет их имена, почему он делает на них ставку», - предложил командарм 2-го ранга М. К. Левандовский. Сталин возразил, что попытки самооправдания в ходе заседания решающей роли не сыграют. Сталин заявил, что Тухачевский и другие действовали по прямому указанию немецкой военщины. «Эти люди являются марионетками и куклами в руках рейхсвера. Хотели из СССР сделать вторую Испанию и нашли себе, и завербовали шпиков, орудовавших в этом деле. Вот обстановка» [17]. Слова о второй Испании прозвучали не случайно. С лета 1936 г. республиканское правительство этой страны вело войну против франкистов, заявлявших, что у них есть мощная агентура в рядах республиканцев, так называемая «пятая колонна». В республиканской армии и в органах власти активно действовали анархисты, троцкисты, социалисты и коммунисты. Политический разброд и отсутствие твердой дисциплины пагубно влияли на ход войны. Сталин был крайне обеспокоен этим и стремился не допустить повторения подобной ситуации в СССР.

«Плохо сигнализируете, - упрекнул вождь слушателей, - а без ваших сигналов ни военком, ни ЦК ничего не могут знать... Ваша обязанность проверять людей на деле, на работе, и если неувязки будут, вы сообщайте... Если будет, правда, хотя бы на 5%, то и это хлеб. Обязаны посылать письма своему Наркому, копию в ЦК. Поскольку вы отказываетесь писать в ЦК и даже наркому не пишете о делах, которые оказываются плохими, то вы продолжаете старую троцкистскую линию» [18]. Сталин требовал, чтобы высшие командиры писали доносы друг на друга. Его вполне устраивало, если в них будет 95% лжи и лишь 5% правды. При таком подходе злоупотребления карательных органов, аресты невиновных стали неизбежны.

Объявив, что по военной линии уже арестовано 300-400 человек, Сталин заявил, что это не подорвет нашу обороноспособность, ибо в нашей армии много талантов. Надо лишь смелее выдвигать их снизу. Сталин рассказал, что Тухачевский с Уборевичем просили послать их воевать в Испанию, но Политбюро решило иначе, послало людей неизвестных, которые в Испании показали себя блестяще. В качестве примера были названы командир механизированной бригады комбриг Д. Г. Павлов, заместитель командующего ОКДВА корпусный комиссар Я. К. Берзин и офицер для поручений наркома обороны Г. М. Штерн. «.вот где наша сила - люди без имен. Вот из этих людей смелее выдвигайте, все перекроят, камня на камне не оставят. Выдвигайте людей смелее снизу. Смелее - не бойтесь» [19]. Этими бодрыми словами Сталин закончил свое выступление на Военном совете. Самое интересное, что названные им люди действительно храбро сражались в Испании, за что получили высокие звания и награды, но впоследствии все трое были расстреляны: Берзин - 29 июля 1938 г., Павлов - 22 июля 1941 г., а Штерн - 28 октября 1941 г. Так трагически закончилось смелое выдвижение новых военачальников.

Выступая с заключительным словом, Ворошилов напомнил, что армия у нас очень большая, за последние пять лет ее численность выросла вдвое. Одних только офицеров стало свыше 200 тысяч. «Мы за последние пять лет около 50 с лишним тысяч вычистили из армии всякого хлама негодного. За последние годы мы тысячи людей выбросили, в том числе и троцкистов, - тем не менее, в этом конгломерате человеческом осталось много всяких людей» [20]. Таким образом, было объявлено, что чистка офицерского состава еще только начинается и будет проводиться с большим размахом.

Сталин возмущался, что партия направила в армию своих лучших членов, чтобы они заняли командные должности в самых современных родах войск, а наркомат на эти посты назначил не партийных выдвиженцев, а других людей. Нарком пытался втолковать вождю, что даже самым лучшим коммунистам, не знающим военного дела, нельзя доверять командование. Анализ стенограммы показывает, что в тот период Сталин довольно слабо разбирался в сугубо армейских проблемах, не был знаком с военной терминологией, лично знал лишь небольшую часть высшего командного состава Вооруженных Сил, допускал ошибки в трактовке функций тех или иных военных структур. Со временем Сталин ликвидировал этот пробел, лучше изучил советский генералитет, освоил основы военной стратегии и со знанием дела высказывался по вопросам строительства Вооруженных Сил. Но все это будет позже, в начале сороковых годов, а в 1937 г. Сталин пытался решать военные вопросы наскоком, опираясь на свой довольно ограниченный опыт периода Гражданской войны.

Об обстановке, царившей в зале заседания, можно узнать из воспоминаний К. Е. Полищука: «Сталин внимательно слушал оратора, пристально смотрел на выступавшего, изредка попыхивая трубкой, а иногда вставал и прохаживался возле стола. Никаких бумаг перед ним не было, и я не замечал, чтобы он записывал что-либо. Реплики он давал редко. Замечания его были краткими. Так, во время выступления Мерецкова, когда тот клялся, что он ни в чем не виновен, Сталин сказал: "Это мы проверим", а на его заявление доказать на любой работе преданность Родине, Сталину, заметил: "Посмотрим". Все время заседаний Сталина не покидала уверенность, приподнятость настроения и даже ироничная усмешка» [21]. По ходу заседания то один, то другой участник исчезал из зала. Все понимали, что это значит, в кулуарах фамилии исчезнувших шепотом передавали друг другу, но в зале все молчали, с ужасом ожидая, кто станет следующим.

На заседании Военного совета большое внимание уделили положению дел на Дальнем Востоке. Сталин рассказывал, как группа Тухачевского и Гамарника пыталась сместить маршала Блюхера с должности командующего Особой Краснознаменной Дальневосточной армией (ОКДВА). Выступившие на заседании командующий ОКДВА маршал В. К. Блюхер, его бывший начальник штаба комдив К. А. Мерецков и командующий Приморской группы войск командарм 2-го ранга И. Ф. Федько говорили об ожесточенных спорах, интригах, борьбе группировок среди комсостава Особой Краснознаменной Дальневосточной армии. Так как Блюхер много болел и по несколько месяцев отсутствовал, он не мог осуществлять повседневное руководство войсками Дальнего Востока. Тухачевский и Гамарник считали, что нужно назначить нового командарма. Эту же точку зрения высказывали и некоторые высшие командиры-дальневосточники. На Военном совете разгорелся жаркий спор между двумя военачальниками - Блюхером и Федько. Оба они были героями Гражданской войны, удостоенными за свои подвиги четырех орденов Красного Знамени! В 1937 г. группа войск под командованием Федько входила в состав армии Блюхера. Между этими двумя героями существовали большие разногласия по поводу структуры военного управления на Дальнем Востоке. Блюхер предлагал создать на этом театре военных действий управления стрелковых корпусов, а Федько видел в этом предложении намерение маршала упразднить Приморскую группу войск и оставить его без должности.

«Товарищи, - говорил Федько, - нашими врагами подготовлялось поражение не только здесь, на Западе, в Белорусском ВО, в Украинском ВО и в других округах, велась соответствующая шпионская работа. Эта шпионская работа ни в какой степени не могла не вестись и на Дальнем Востоке, и несомненно, что на Дальнем Востоке подготовлялось такое же поражение, какое подготовляли Якир, Уборевич и Тухачевский здесь на западе. Я хочу доложить о той обстановке, которая складывалась в течение ряда лет на Дальнем Востоке и о той группе шпионов-вредителей, врагов народа, которая подготовляла поражение на Дальнем Востоке. Теперь становится совершенно ясным, почему я, будучи присланным Народным комиссаром

обороны, Центральным комитетом и т. Сталиным на Дальний Восток, был буквально встречен в штыки со стороны Лапина, Аронштама, Сангурского... Этой же группе принадлежит травля т. Блюхера, дискредитирование командующего ОКДВА - т. Блюхера. Как т. Блюхер к этой сволочи прислушивался, и как эта группа травила меня» [22].

Сталин поправил Федько: «Главную атаку Аронштам вел не против Вас, а против Блюхера» [23].

Блюхер, разумеется, не стал отмалчиваться и изложил свою версию событий в Забайкалье и на Дальнем Востоке.

«Тут скрывать нечего. Японцы знают наш оперативный план на 100%, нашу подготовку знают, наше расположение армии знают. У т. Федько во время войны будет не менее четырех самостоятельных оперативных направлений ответственных. Я считал, что при всей талантливости Федько, при всей его талантливости браться управлять на четырех оперативных направлениях, причем в каждом из них два-три соединения, - это значит надо быть немножко больше Наполеона. Ведь я тогда так Вам и говорил» [24].

Далее Блюхер напомнил о тяжелой обстановке, царившей в штабе ОКДВА и Приморской группе: «Я предлагал вам быть моим заместителем и два раза я с вами разговаривал по этому поводу. Я чувствовал, что нас с вами стравливают, и что работа в армии идет плохо. Я вам говорил тогда, что на наших личных взаимоотношениях люди расталкивают двери, создают щели, в которые лезут все мыши - мыши недостатков и неполадков. Я вам говорил это?

Федько: Говорили.

Блюхер: Я исходил из объективных условий. Почему Вы усматривали в этом предложении мое желание вас угробить, я не знаю. К чему фактически привело бы такое сотрудничество. Оно привело бы к тому, что шесть месяцев вы бы командовали армией, так как я очень часто уезжаю, шесть месяцев я бы командовал армией. Мы, кстати сказать, неплохо друг друга дополняем. Я бы ему был полезен в вопросах политических, теоретических и партийных, как он сам мне давал характеристику, он бы мне был полезен в вопросах обучения полка (смех). Вы прошли очень хорошую школу у Тухачевского в Ленинграде.

Федько: Причем тут Тухачевский?

Блюхер: Вот о чем я говорил. Сейчас это же можно установить по документам. Я думаю, и т. Сталин скажет, какую я оценку давал Федько, когда разбирался мой личный вопрос. Я же ничего плохого тогда о нем не говорил, говорил только хорошее. Я говорил о том, что тактически он знает дело лучше, чем я, войска обучать тактике умеет лучше меня, а в оперативной подготовке вы были человеком отсталым. Почему? Потому ли, что у вас так сложена голова, или потому, что вам не приходилось над этими вопросами работать. Ясно, что вам не приходилось заниматься ими, будучи в Приволжском округе. Тут же я заявил, что через два года Федько в этих вопросах будет неузнаваем» [25].

Сталин, упомянув о закулисной борьбе на Дальнем Востоке, заявил, что эти действия инспирированы зарубежными врагами (японцами и немцами) с целью ослабления нашей армии: «И вот начинается кампания, очень серьезная кампания. Хотят Блюхера снять. И там же есть кандидатура. Ну уж, конечно, Тухачевский. Если не он, так кого же. Почему снять? Агитацию ведет Гамарник, ведет Аронштам. Так они ловко ведут, что подняли почти все окружение Блюхера против него. Более того, они убедили руководящий состав военного центра, что надо снять. Почему, спрашивается, объясните, в чем дело? Вот он выпивает. Ну хорошо. Ну еще что? Вот он рано утром не встает, не ходит по войскам. Еще что? Устарел, новых методов работы не понимает. Ну сегодня не понимает, завтра поймет, опыт старого бойца не пропадает. Он, конечно, разумнее, опытнее, чем любой Тухачевский, чем любой Уборевич, который является паникером, и чем любой Якир, который в военном деле ничем не отличается» [26]. Командующий ОКДВА с большим беспокойством говорил о вредительстве, о поджогах, пожарах, приведших к гибели многих людей, о широко распространившемся пьянстве. Чрезвычайных происшествий стало так много, что на них перестали обращать внимание, не доискивались до причин такого безобразного положения [27].

Блюхер нарисовал мрачную картину положения на Дальнем Востоке: «Я должен доложить Народному комиссару, тов. Сталину и т. Молотову, что наши оперативные планы на Дальнем Востоке вскрыты, что вся ваша работа, т. Берзин, при помощи ваших же работников вскрыта и обнаружена, и что ваш аппарат расконспирировал сам себя, что численный состав армии японцам прекрасно известен, они прекрасно знают всю нашу дислокацию войск, что

они даже знают пункты переправы. Дальний Восток раскрыт» [28]. Сталин охотно прощал военачальникам склонность к выпивке и даже недостаточный профессионализм, лишь бы они не сплотились в какие-либо группировки, опасные для него. А поскольку за маршалом Блюхером подобного стремления не замечалось, Сталин сквозь пальцы смотрел на его просчеты в боевой подготовке. В июне 1937 г. генсек расхваливал маршала, а через 13 месяцев, когда войска ОКДВА у озера Хасан понесли серьезные потери, то есть оправдались негативные оценки, данные Блюхеру Тухачевским и Гамарником, Сталин резко изменил свое мнение, припомнил Блюхеру и морально-бытовые, и профессиональные недостатки, а главное, заподозрил его в связях с японцами. Парадоксально: в июне 1937 г. Сталин говорил, что Блюхера пытались выжить с Дальнего Востока Тухачевский и Гамарник, действовавшие по указке японцев, а через год он же самого Блюхера назвал давним японским агентом. В октябре 1938 г. маршал был арестован, а 9 ноября погиб в тюрьме.

Сталин высказал предположение, что среди честных командиров и политработников есть люди, которые оказались случайно задеты врагами, а сами ничего плохого еще не сделали. Таких людей, если они придут сами и все расскажут о заговорщиках, по его мнению, не следует наказывать. «Простить надо, даем слово простить, честное слово даем», - сказал Сталин. А Щаденко тут же подсказал, где искать таких людей: «С Военного Совета надо начинать. Ку-чинский и другие». Д. А. Кучинский с возмущением отверг эти намеки: «Товарищ Ворошилов, я к этой группе не принадлежу, к той группе, о которой говорил т. Сталин. Я честный до конца». Ворошилов выругался: «Вот и Мерецков. Этот пролетарий, черт возьми». «Это ложь, - возразил Мерецков, - тем более что я никогда с Уборевичем не работал и в Сочи не виделся» [29]. Через несколько дней наркомы обороны и внутренних дел издали совместный приказ, в котором гарантировали прощение всем, кто добровольно явится и расскажет о деятельности врагов народа. Однако этим обещаниям мало кто поверил. Из 42 выступивших в прениях по докладу Ворошилова 34 человека (т. е. 80%) впоследствии были арестованы и расстреляны.

«Восстанавливая в памяти ход всего этого заседания, - писал Полищук, - я убежден теперь, что поведение Сталина на этом заседании явно указывало, что в его лице мы имеем дело с автором сценария и режиссером всей этой постановки. Он ее задумал и разработал давно и ко времени осуществления уже имел полный подбор действующих лиц, подготовил их действия и все мизансцены и рассчитал ожидаемый эффект игрового действия» [30].

О том, какое значение Сталин придавал работе Военного совета 1-4 июня 1937 г., говорит тот факт, что в эти дни он отложил в сторону все другие дела. В обычные дни он ежедневно принимал в своем кремлевском кабинете от пяти до 30 человек, а в эти четверо суток лишь однажды, 1 июня, и то ненадолго к нему пришли Молотов (на 1 час), Ежов (на 40 мин) и Ворошилов (10 мин) [31]. Видимо, они обсуждали, как провести вечернее заседание Военного совета. В 17 час 15 мин все четверо вышли из кабинета и пошли на заседание ВС НКО. Только вечером 5 июня Сталин возобновил прием посетителей.

Следующая после заседания ВС НКО неделя прошла в заботах о подготовке процесса над военачальниками. Сталин лично провел отбор как судей, так и подсудимых, одобрил представленное Прокурором СССР А. Я. Вышинским обвинительное заключение и выслушал информацию Председателя Военной коллегии Верховного суда СССР (ВКВС) армвоенюриста В. В. Ульриха. Из большого числа арестованных военных Сталин решил вывести на первый процесс самых знаменитых, известных всей армии лиц: заместителя наркома обороны (М. Н. Тухачевский), двух лучших командующих войсками военных округов (И. П. Уборевич и И. Э. Якир), начальника военной академии (А. И. Корк), бывшего главного кадровика армии (Б. М. Фельдман), руководителя ОСОАВИАХИМА (Р. П. Эйдеман) и для придания всей группе троцкистской окраски - двух комкоров, В. М. Примакова и В. К. Путну, которые в 20-х гг. были троцкистами. В бумагах Ворошилова сохранились черновики, в которых предлагались и другие кандидатуры, в частности комкор Сангурский, но его было решено не включать в эту группу. Таких людей, по мнению Сталина, должны были судить столь же известные военачальники, чтобы поднять в глазах публики авторитет приговора. Членами Специального судебного присутствия Верховного суда СССР были назначены маршалы В. К. Блюхер и С. М. Буденный, командармы 1-го ранга И. П. Белов и Б. М. Шапошников, командармы 2-го ранга Я. И. Алкснис, П. Е. Дыбенко, Н. Д. Каширин и комдив Е. И. Горячев [32]. Таким образом, в зале суда лицом к лицу и на скамье подсудимых, и за судейским столом сидели члены Военного совета при наркоме обороны (кроме Горячева).

Еще в ходе заседания Военного совета 1-4 июня Сталин взял на заметку наиболее яростных критиканов (Буденного, Белова, Дыбенко, Горячева) и впоследствии включил их в состав Специального судебного присутствия, которое должно было оформить приговор группе арестованных военачальников. Кроме них в состав суда был введен маршал В. К. Блюхер, у которого были сложные отношения с Тухачевским, Уборевичем и Якиром. Разумеется, любой состав суда в той обстановке вынес бы решение, которое им продиктовал Сталин. Но в то же время генсек хотел показать военной элите, что суд составлен не из одних только давних врагов подсудимых, но и людей нейтральных, а следовательно, объективных. Назначив членами этого суда Я. И. Алксниса и Б. М. Шапошникова, Сталин хотел показать, что процесс будет беспристрастным. Эти люди, выступая на заседании ВС НКО, вели себя достойно, не злобствовали, не клеветали на арестованных. Новый начальник Генштаба Б. М. Шапошников, бывший полковник царской армии, был известен своей образованностью и порядочностью. Во время выступления на заседании Военного совета Борис Михайлович самокритично говорил о собственных упущениях и своей политической близорукости, но не стал порочить подчиненных, хотя его к этому побуждали провокационными выкриками из зал?

КРАСНАЯ АРМИЯ ВОЕННАЯ ЭЛИТА СТАЛИН РЕПРЕССИИ red army military elite stalin repressions
Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты