ОБРАЗ ДОНСКОГО КАЗАЧЕСТВА В РУССКОЙ ПЕРИОДИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ НАЧ. 60-ХХ гг. XIX ВЕКА

психологических тестов можно найти у F.L. Goodenough (1949), J. Peterson (1926). Вопросы общеисторического контекста развития тестирования рассматривают E.G. Boring (1950), G. Murphy and J.R. Kovach (1972), более современное изложение истории психологического тестирования дано P.H. DuBois (1970) и P. McReynolds (1975, 1986).

В работах А.Анастази, посвящённых проблемам тестирования, можно встретить много примеров из истории становления и развития тестовых методов в психологии, образовании, профессиональном отборе. К настоящему времени на русском языке опубликованы три крупные работы А. Анастази (одна в соавторстве с С. Урбиной), в которых представлен огромный фактический материал о создании и применении тестов за рубежом [2, 3, 4].

Тестология сегодня - это вполне зрелая прикладная наука, которая ставит перед исследователями широкий спектр теоретических проблем, предлагает практикам многочисленные подходы, модели и методы, прошедшие экспериментальную проверку, знакомит общественность с результатами широкомасштабного внедрения тестологических разработок - научнометодологических, информационно-вычислительных и организационнопрактических - в общенациональные программы объективного оценивания в образовании. Однако путь к этому занял несколько десятилетий и сопровождался непрекращающейся полемикой между сторонниками и противниками педагогического измерения методом тестов. Универсализм тестов, широта их применения, высокая степень объективности получаемых результатов позволяют говорить о них как о феномене человеческой цивилизации [7]. А для постижения этого, как и всякого другого, феномена необходимо внимательно изучить его истоки.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

«Народное образование», 2000, 352 с.

А.А. Волвенко

ОБРАЗ ДОНСКОГО КАЗАЧЕСТВА В РУССКОЙ ПЕРИОДИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ НАЧ. 60-ХХ гг. XIX ВЕКА

В 1800 г. шотландский доктор Э.Д. Кларк совершил путешествие по России, во время которого посетил землю донских казаков. Кларк был буквально очарован казаками. Так он описывал жителей Черкасской станицы: «С вежливыми манерами, с развитым умом, гостеприимные, щедрые, с бескорыстным сердцем,

человечные и нежные в отношении бедных, добрые мужья и добрые отцы, нежные супруги и добрые женщины, целомудренные дочери и почтительные сыновья, таковы жители Черкасской. В обычной жизни казак выказывает отличный характер, ибо он образован, свободен от предрассудков, доверчив, искренен и справедлив». И далее Кларк добавляет: «Поставьте казака рядом с русским. Какой контраст!... Один - это буквально свинья на двух ногах, обладающая всем скотством этого грязного животного, только с добавкою мошенничества; другой (казак - В.А.) это - разумный член общества, столь же почтенный, сколь и достойный уважения»1. Такой лестной для казачества характеристики, вероятно, не знал войсковой атаман А.К. Денисов, когда писал в нач. 1820-х гг. собственные «Наставления господам войска Донского офицерам», из которых следует, что «.всякому достигшему до звания офицера непременно надобно знать хорошо читать и писать. всегда и везде быть опрятным в одежде, дабы ничего из его платья и обуви не было замарано, разодрано, не застегнуто; волосы всегда порядочно подрезывать; стараться выправлять свой вид; стоять свободно и прямо, ходить не сгибая коленей и не волоча ног, садиться прямо, не на край стула, .ногу на ногу не закладывать, особо высоко, как нередко я вижу, что закладывают одну на другую выше колена. рук на стол не класть, не сопеть, крепко не хлебать, что противно бывает другим, не рыгать, что также весьма дурно и отвратительно; скатерть и салфетки стараться сколь можно меньше марать»2.

Подобных текстов, позволяющих читателям получить представление об определенном объекте, противоречащих или явно отличающихся друг от друга только о донском казачестве можно привести множество. Безусловно, описывая жителей Черкасской станицы, Кларк в первую очередь имел в виду простых казаков, которые, в сравнении с крестьянами, предположим, среднерусской полосы, выглядели в его глазах предпочтительнее (но здесь необходимо помнить, что Черкасск - это тогда еще столица Земли войска Донского, и в ней, как и в других станицах, проживали наряду с простыми казаками казачьи офицеры и генералитет). Денисов же невольно показывает лицо казачьего офицера, явно проигрывающего в манерах русскому дворянину. И Кларк, и Денисов так или иначе рисуют такой образ казака, который изначально субъективен и индивидуален, характерен для разных социальных пластов и поэтому множественен, и только степень его распространенности и приятия в обществе могут создать иллюзии адекватности и обобщенности / стереотипности.

В условиях Российской империи I пол. XIX в. было не так уж и много механизмов трансляции различных образов. Среди известных можно выделить устные рассказы, художественная литература, разнообразные исторические и публицистические сочинения, периодическая печать. В этом ряду приоритет, несомненно, принадлежит периодической печати, вследствие ее большей тиражированности, относительной доступности и силы влияния на общественное мнение.

Цель настоящей статьи заключается в выявлении наиболее типичных образов донского казачества, встречаемых на страницах российских периодических изданий нач. 60-х гг. XIX века. Как нам представляется, именно во время отмены крепостного права власть, нуждающаяся в поддержке, общественное мнение и печатное слово рассматривала в качестве важного

инструмента обоснования своей легитимности, предоставляя этим институтам известную свободу в обсуждении злободневных вопросов, в том числе и проблем казачества. Это обстоятельство способствовало складыванию основных понятий о казачестве, формированию образов казаков (донских, в частности), которые начинают выходить за узкие круги военных, правительственных чиновников и редких писателей на казачьи темы, становясь достоянием большей части общества. Кроме того, в указанный период в создание печатного образа казачества включаются сами казаки, тем самым, участвуя в конструировании собственной идентичности. Значение и последствия этого процесса, отношение к нему власти также станут предметом нашего исследования.

Рост интереса общества к казачеству и завладение последним прочного места в литературе и периодической печати середины - II пол. XIX в. могут быть объяснены следующими факторами.

Приблизительно с начала 30-х годов XIX в. получает развитие русская этнография, уделяющая большое внимание проблеме народности в «надеждинском» смысле этого слова3. Своеобразным откликом на этот процесс стала книга В.Б. Броневского «История Донского войска» (1835)4, которая по содержанию хотя и являлась не совсем удачной компиляцией материалов, собранных известным донским историком В.Д. Сухоруковым5, но все же обозначила основные темы дальнейших исследований по истории донского казачества.

Украинофильское движение 40-50-х годов, благодаря деятельности таких его видных представителей как Т.Г. Шевченко, Н.И. Костомарова, П.А. Кулиша, исторически реабилитирует запорожское казачество, а с ним и все казачество в целом, наделяя его политическим и националистическим смыслами6. Печатные дискуссии Костомарова и Кулиша с «великорусскими» историками и польскими патриотами о значении казачества в истории Украины и России становятся достоянием широкой публики7.

Нельзя не отметить и внимание идеологов радикальных течений общественной мысли 40-60-х годов к социальной сущности казачества, пропитанной, по их мнению, антигосударственным, бунтарским началом. Емельян

В. Д. Сухорукова в изучение истории донского казачества см.: Коршиков Н., Королев В. Историк Дона В.Д. Сухоруков и его «Историческое описание земли Войска Донского //Дон, 1988. № 4.

Пугачев и особенно Степан Разин становятся популярными героями в легальной и подпольной оппозиционной литературе8.

Однако, пожалуй, главным фактором следует признать деятельность Военного министерства в отношении казачьих войск9 накануне и в период отмены крепостного права.

Освобождение крестьян от крепостной зависимости на войсковых территориях ставило перед Военным министерством вопрос об их дальнейшем существовании на казачьих землях. Бывшие крепостные становились собственниками земли с правом ее продажи-покупки, а также участия в деятельности создаваемых в Империи местных органов управления и суда. В этой связи Военному министерству предстояло организовать гражданские институты в казачьих войсках и рассмотреть условия представления интересов казачьего сословия в новых учреждениях. В то же время прежние хозяева крестьян дворяне-казаки владели землей на срочных контрактах из-за формального принципа неотчуждаемости войсковой земельной собственности. Принятое в военном ведомстве принципиальное решение о распространении права покупки и продажи на земли, принадлежащие казачьей верхушке, должно было привести к преодолению известной замкнутости казачьих областей за счет притока иногородних покупателей. Собственных же свободных капиталов у казачьего населения практически не имелось. Обязательная военная служба отвлекала казака от ведения прибыльного хозяйства, вследствие чего, как правило, богатые природными ресурсами казачьи земли использовались нерационально. Наконец, Военное министерство, проводя радикальную модернизацию армии в условиях дефицита бюджета, планировало сократить количество служилых казаков, а остальных «привести к гражданственности», разрешив свободный доступ и выход из казачьего сословия10.

Все вышеупомянутые планы и проекты Военного министерства в первую очередь касались Земли войска Донского (далее - ЗвД), и не только потому, что донское войско, являясь самым многочисленным, считалось главным в казачьей иерархии. С окончанием Кавказской войны территория ЗвД теряла свой

пограничный статус, превращаясь во внутреннюю губернию империи. Опыт войны показал недостаточную военную эффективность донских казаков, по крайней мере на Кавказе11. Таким образом, для руководства Военного министерства в лице министра Д. А. Милютина и начальника Управления иррегулярных войск Н.И. Карлгофа становится очевидным нецелесообразность сохранения донского казачества в прежнем виде12.

Приступив к реализации задуманного через местные комитеты по пересмотру войсковых положений13, Военное министерство вскоре встретило непонимание и даже враждебность со стороны казачества к своим планам. Переломить сложившуюся ситуацию, а также убедить общественное мнение в необходимости и полезности преобразований в казачьих войсках была призвана периодическая печать.

«Донские казаки уже не те, что были в давнопрошедшие времена...»

Эти слова выдают главный тезис статьи г. Повсеместного, помещенной в 28 номере газеты «Современная летопись» за 1862 год. Статья знаковая не только тем, что ее содержание вызвало негодование большей части читающей донской публики и заставило взяться за перо для ответа, но и крайним выражением так называемого «проправительственного» взгляда на донское казачество.

«.другое дело Черноморские или Линейские; - продолжал, далее, г. Повсеместный, - те, по крайней мере, живя на границе с враждебными народами, выполняют свое назначение. А Донские? с 1812 г. они постоянно стали утрачивать свою воинственность. В 4 и 3 округах14, которые прилегают к Тамбовской, Воронежской и Саратовской губерниям, встретите казаков в лаптях, в крестьянском кафтане со всеми ухватками мужичка. Да и 2-ом округе... казака трудно отличить от крестьянина. .не посылайте казака на службу, он

преобразится в мужичка всенепременно. Прежняя наклонность к наездничеству, к стрельбе и вообще к удальству давно миновала. Теперь уже редкость между казаками хороший наездник, а еще реже стрелок, потому что отцы уже не видят

С. 408-410.

надобности учить детей своих. верховой езде, стрельбе в мишень и разным гимнастическим упражнениям на лошадях. Я сам знаю служилых казаков, которые боятся сесть на лошадь, а от ружья бегут как трусливая баба. Итак, этот упадок наследственного удальства уже сам по себе говорит, что пора признать казаков тем, что они есть, т.е. хлебопашцами»15.

Такой в целом негативный образ донского казака, нарисованный г. Повсеместным, тем не менее, принимает определенная группа донских офицеров-землевладельцев, прозванных «прогрессистами». Причины приятия кроются в экономической заинтересованности, а также в желании коренных военных реформ для казачества. Закрепление в общественном мнении образа казака как обыкновенного крестьянина способствовало бы распространению на казачьи территории общепринятых в Империи правил пользования землею, утверждению права собственности дворян на землю и открыло бы дорогу для притока иногородних на Дон (наличие последних увеличило бы арендные платежи за землю и ее общую стоимость). Образ казака как не эффективного воина поставил бы вопрос о положении казака в русской армии, о возможном изменении статуса казачьего офицера в сторону его уравнения в правах с регулярным русским офицерством, чего давно добивался казачий генералитет.

Представители упомянутой группы дополняют образ г. Повсеместного, апеллируя к истории. Так, Усть-Медведицкий дворянин в статье о разрешении иногородним селиться в пределах войска, помещенной в местных «Донских войсковых ведомостях» за 1862 г., приводит рассказ донского штаб-офицера о его встречи с командиром драгунского полка времен русско-турецкой войны 1828-

Образ казака как представителя устаревшего сословия в наиболее выпуклом виде вывел анонимный автор статьи «О казачестве как военной силе» в «Военном сборнике» (1861). Он прямо пишет: «.если обстоятельства, родившие казачество, миновались, казачество должно пасть. и то, что должно пасть, не следует поддерживать искусственными средствами. Донское войско есть аномалия, потому что расположено внутри империи, оно же родилось в необходимости оберегать границы оной.»17.

Вообще тема несоответствия казачества и его офицерства современной войне и регулярной армии имела довольно устойчивую традицию еще со времен

Отечественной войны 1812 года18. Лучше всего ее может проиллюстрировать записка генерала М. Бердяева (кстати, деда известного русского философа Н.А. Бердяева), имевшего возможность наблюдать за казаками как извне, так и изнутри, являвшегося долгое время начальником штаба войска Донского. В конце 30-х - начале 40-х гг. в «Замечаниях о дворянах и вообще о казаках Донского войска» М. Бердяев пишет: «До прибытия моего на Дон случалось нередко слышать о Донских казаках, отзывы, один другому противоположенные, и большая часть их была не в пользу этого племени. Упрек именно заключался в том, что оно утратило прежний воинственный дух и охотно меняло меч предков своих на перо, а отвагу и наездничество на крючкотворство, - сделалось совсем неспособным к ратной службе и прочая». Бердяев затронул и проблему соотношения казачьего и регулярного офицерства: «.. видя себя уравненными с русскими офицерами, казачье дворянство не будет иметь причины ложно считать себя, как ныне, отчужденными от России: обстоятельство весьма важное в политическом отношении. По моему мнению должно всеми способами уничтожать это понятие, которое здесь повсеместно и которое нельзя не считать вредным»19. Наблюдения М. Бердяева косвенно подтверждают записи генерал-лейтенанта из донских казаков И.И. Краснова. Вспоминая в 1865 г. о ситуации начала XIX в., он замечает: «.в армиях наших нерасположение к донским штаб- и обер-офицерам доходило до того, что многие утверждали, будто бы Донцов не следует производить в чины выше урядника и полки донские наполнять офицерами армейскими. Кроме того, чиновники, жившие в станицах, могли поразить приезжих гостей своею наружной не представительностью. Им некогда было усвоить себе светские манеры, потому что они все время проводили в непрерывных трудах и заботах по хозяйству. Отсюда загорелое лицо, зачерствелые руки, угловатое обращение, дурно сшитый мундир, нередко вытертые, безобразные сапоги»20.

Вредное влияние традиционного порядка службы донских казаков на семейный быт и уровень образованности стало предметом описания анонимного корреспондента журнала «Русское слово» (1863): «Кто бывал в наших станицах, тот знает, до какой степени порок развит. В наших судах то и дело производятся дела об убийствах жен!.. Вытравление плода, изнасилование невестки, или даже дочери, такие вещи, с которыми мы сжились, свыклись. Я убежден, что многие из наших, так называемых, аристократов серьезно думают, что земля стоит на трех

китах»21.

Образ казака - костного традиционалиста, по необразованности своей тупо цепляющегося за отжившие привилегии, которые на самом деле стесняют свободное развитие личности и собственности, видимо настолько распространился

в начале 60-х годов в периодических изданиях и общественном мнении, что позволил появиться в правительственной газете «Северная почта» (1862) статьи с характерным названием «Правда ли, что Донское войско не желает грамотности?»22.

Наряду с вышеперечисленными «образами», в периодической печати всячески муссировалась тема «отчужденности» донского казачества, его «отгороженности» от Империи «китайской стеной» (терминология того

времени)23. Разрушить подобные представления была призвана статья «О народности в Донском войске», авторство которой принадлежит уже упомянутому нами генералу И.И. Краснову24, по сути дела главному идеологу проправительственно настроенного и готового к коренным реформам казачества. Статья была опубликована в журнале «Военный сборник» (1862)25, издании, контролируемом Военным министерством. Она не сопровождалась редакторским вступлением или опровержением, поэтому можно считать, что излагаемые в ней идеи вполне разделялись данным ведомством.

Начиная статью, Краснов категорически утверждает: «После многих споров и противоречий в русской литературе, признано несомненным, что войско донских казаков за исключением немногих татар и других иностранцев составилось первоначально из русских выходцев». После чего он тратит немало страниц, чтобы доказать мысль о последующем постоянном притоке в ряды донцов представителей из разных народов и, особенно русских, о свободном доступе в ряды казачества. Краснов также подчеркивает желание властей видеть казаков на равных приобщенными к общеимперской жизни, апеллируя к высочайшему мнению. Николай I, при посещении в 1837 г. новочеркасской гимназии, сказал воспитанникам: «Учитесь, дети, хорошенько. Мне хотелось бы, чтоб, выучившись, многие из вас дослужились до больших чинов, и были бы у меня начальниками штабов, главнокомандующими, сенаторами, министрами». Краснов не соглашается с мнением, что донские казаки - «анахронизм». Но, «если для России, впоследствии и не будут нужны казаки, то какой превосходный рассадник представят донцы для составления из себя регулярной конницы». Заканчивается статья пафосными словами: «. они (казаки - В.А.) желают одной только награды - чтобы общая матерь наша, Россия, не изобретала для них особенной народности и приняла их как истинных детей своих в родные свои объятия».

Красновский образ донского казака - верного русского подданного, готового поступиться всем, что ему дорого ради Царя и России, надолго закрепится в русской литературе, превратившись в расхожий стереотип.

«Наша история, быт наших предков, выработали много такого, чего другие сословия в Русском государстве не имеют»

В конфиденциальном письме Д.А. Милютина к войсковому наказному атаману П.Х. Граббе от 23 февраля 1863 г. военный министр с тревогой сообщает:

«до сведения Государя дошло, что на Дону издается секретная рукописная газета «Будильник», которая сначала имела направление сатирическое., а потом стала выражением мнения людей, мечтающих о невозможном восстановлении донской старины, восстающих против всяких, очевидно, клонящихся к народному благу нововведений и раздувающих ненависть к Правительству и ко всему Русскому26. Эта же партия людей сделала своим органом и официальную Донскую газету, не допускает в печать никакие мнения, не подходящие к образу ее мыслей, едко нападает на все появляющиеся в других периодических изданиях такие же статьи о Донском войске, искажая смысл их самым недобросовестным образом и вообще стремится к тому, чтобы посредством официальной газеты овладеть общественным мнением на Дону и управлять им по своему произволу и для своих целей»27. Основанием для опасений министра, видимо, послужила статья анонимного корреспондента ведомственной газеты «Русский инвалид» (1863. № 4) «Письма с Дона». В ней говорилось о неких «партизанах замкнутости», которые «наводняют местные ведомости статьями, прославляющими старые порядки, препятствуют помещению в этой же газете статей иного направления»28. Редакция «Войсковых ведомостей» незамедлительно опровергла эту информацию, указывая на то, что она предоставляет всем заинтересованным лицам равные возможности в высказывании своей точки зрения. Действительно, наш анализ местной прессы за 1860-1863 гг. показывает наличие публикаций разной содержательной направленности, но, пожалуй, статьи тех авторов, которые заботятся «о чистокровности казачьей расы» 29, все же преобладают.

Своеобразным ответом на министерское обвинение и упреки идейных противников стала статья «Мысли казака о казачестве, по поводу современных слухов» Х.И. Попова (в будущем видный донской общественный деятель, краевед, первый директор Донского музея)30, помещенная в № 20 «Донских войсковых ведомостей» за 1863 год. Фраза из данной статьи вынесена нами в подзаголовок, т.к. ее содержание является своеобразной квинтэссенцией позиции тех, кого в литературе того времени принято было называть «казакоманами». Статья представляется важной еще и тем, что ее автор, не вдается в подробности споров о земельной собственности, правах иногородних или проблемах самоуправления (центральная и местная пресса были полны заметками на этот счет), он выказывает свое видение истории и жизни донских казаков и желает, чтобы подобный образ сложился и у остальной части общества и, главное, был учтен властью при проведении реформ на Дону.

«Мы не отвергаем того, что казаки-племя Русское, лишь с примесью других элементов; но оно сложилось при других обстоятельствах жизни, имевшей свою особенность против жизни русских крестьян». Так, Х.И. Попов уже в начале статьи обозначает принципиально важную для него и его сторонников позицию в отношении вопроса о «русскости» казаков, решая его положительно, но с подчеркиванием некой

казачьей «особости». Далее, при помощи приема противопоставления Х.И. Попов раскрывает эту особенность. «Станицы наши далеко не то, что бедные русские селения; опрятность одежды простых казаков особенно праздничной резко отличаются от одежды мужиков-селян; самый говор казаков резко отличается от говора поселян соседних губерний; народные песни казаков отличаются своей особенностью - в одних прославляются военные подвиги Донцов - в других наш быт; прислушайтесь к любому кружку свободных казаков, услышите рассказы или из боевой походной жизни, или рассказы из исторического быта войска».

Для того чтобы еще более выразительно и реалистично отразить специфику казачьего уклада Х.И. Попов прибегает к сравнению, при этом, употребляя глагол «видеть». «Казаки наши, при теперешнем долговременном обязательном сроке службы, действительно не имеют возможности свободно заниматься, кроме земледелия и домашнего хозяйства, другими промыслами и торговлей, оттого у нас нет городов и нет фабрик, от того то собственно наш край представляется глазами некоторых пустынным и неразвитым. Но на деле край свой мы находим совсем не таким: мы кругом видим у себя общее благосостояние жителей, в большей или меньшей мере, для всех равное; если мы не слишком богаты, то и не бедны в сравнении с русскими поселянами;. Словам заманчивым, что лучше было бы, если сложили бы с себя звание казака, не верим. Так как на деле видим другое; в Российских губерниях.. есть богатые губернские и частью уездные города, есть фабрики и разные заводы, процветает промышленность и торговля, но процветает только в некоторых исключительных пунктах и богатыми дарами изобилия пользуются немногие счастливцы; а в каком состоянии находится большинство и особенно общее население крестьян?. .почти каждый казак. видел своими глазами и знает, что в России мужичек до того скудно живет, что не имеет у себя не только куска белого хлеба, но и порядочной пищи, и многим мужичкам приходиться откушать нашего «пирога» только на Дону, когда они приходят сюда на заработки».

Заканчивает статью Х.И. Попов перечислением некоторых пожеланий казаков к власти (например, увеличение ассигнований на образование, открытие донского университета и пр.), которые должны быть, по его мнению, учтены при проведении преобразований на Дону.

Публикация Х.И. Попова оказалась фактически последней в печатной полемике «прогрессистов» и «казакоманов». Проблема «вредного» влияния «Войсковых ведомостей» вскоре стала предметом разбирательства не только в Военном министерстве, но и МВД31. Местной администрации пришлось отреагировать на это обстоятельство усилением ответственности цензоров и кадровыми изменениями в редакции газеты. С 28 номера за 1863 г. появляются заметки об отказе авторам в публикации их материалов «по причинам от редакции независящим». Приезд на Дон в августе того же года наследника престола Николая Александровича - атамана всех казачьих войск, а также полученная через несколько недель высочайшая грамота, подтвердившая права и привилегии донских казаков, временно успокоили взбудораженное донское общество32. Все эти

события происходили на фоне польского восстания 1862-1863 гг., которое, как известно, подтолкнуло власть пересмотреть свой излишне либеральный курс в сторону его ужесточения, в том числе, и в отношении прессы33. Возрождение же острых дискуссий в печати о роли казачества в истории и современности, его будущем, несомненно, повлиявших на формирование образа казачества, произойдет только в конце XIX - нач.XX вв.

Нетрудно за?