Восстание удельных крестьян Уренской волости (1829-1831)

12. Ницше Ф. Малое собрание сочинений / Фридрих Ницше; [пер. с нем. Ю. Антоновского и др.]. - СПб: Азбука-классика, 2010.

УДК 347 (076.6) Канд. ист. наук. Ю.Н. КРАСНИКОВА

(СПбГАУ, julia2404@mail.ru)

ВОССТАНИЕ УДЕЛЬНЫХ КРЕСТЬЯН УРЕНСКОЙ ВОЛОСТИ (1829-1831)

Чувство Родины нужно заботливо взращивать, прививать духовную оседлость. Если не будет корней в ...родной стороне - будет много людей, похожих на иссушенное растение перекати-поле.

Д. С. Лихачев

Департамент уделов, удельные крестьяне, Уренская волость, местное управление в XIX веке, крепостное право, имущество

Сегодня все большее значение приобретают вопросы патриотического воспитания через изучение своей малой родины. Это отчасти связано с государственной линией и стремлением популяризировать краеведческие знания с целью воспитания гражданственности, любви к Родине. К сожалению, для современной демократической России характерна низкая гражданская позиция, абсентеизм, отсутствие политической ответственности - все это снижает политическую конкуренцию российской демократии. Советская историография представляла нам крестьянство как аполитичную, не способную к отстаиванию своих прав, социальную группу. Изучая архивные документы, мы столкнулись с несоответствием реальных фактов и теории. Тем интереснее становится изучение проявлений активной гражданской позиции в имперский период, когда казалось, что основная часть населения безучастна к судьбе России, да и к своим собственным правам. Конечно, в данном контексте мы будем говорить о проявлении гражданских прав, в современном его понимании, лишь условно. Но очень важно отметить, что согласно последним исследованиям, детальному анализу комплекса обычно-правовых норм, определявших жизнь русской деревни, можно сделать вывод о достаточно высоком уровне правового развития крестьян в рассматриваемый период. В крестьянской среде, несмотря на условия существовавшего крепостного права, формируется гражданское самосознание. Конечно, мы отметим ниже, в какой определённой среде и при каких конкретных обстоятельствах. Но все же представлять крестьян как бесправную, аполитичную массу нельзя. В этой статье мы хотели бы рассмотреть историю восстания уренских крестьян, которая очень показательна. Это не только пример активной борьбы, пусть за очень ограниченные, но все же права, это прекрасный пример взаимопомощи и взаимовыручки, которая была характерной особенностью крестьянской общинности, которой восхищались многие общественные деятели.

В XVIII веке в рамках политики по заселению Заволжских земель началось интенсивное освоение этих территорий. Особенностью переселения явился разнородный религиозный состав.

Кроме православных, сюда переселялись и представители других религиозных течений. Среди них можно выделить старообрядцев различного толка. Село Урены возникло в XVIII веке. В 1778 году Уренская волость в составе Варнавинского уезда вошла в состав вновь образованного Костромского воеводства. В результате проведенной императором Павлом I территориально-административной реформы Костромское воеводство было преобразовано в Костромскую губернию, в составе которой и осталась волость \

Кроме изменений в территориально-административном подчинении волости, изменилась и его ведомственная принадлежность. 5 апреля 1797 года, в день своей коронации, Павел I издал закон «Учреждение об императорской фамилии». В печати «Учреждение» вышло в урезанном виде [1], была напечатана лишь та часть, которая говорила об изменении порядка наследования престола. Но кроме изложенных там статей о престолонаследии, новый закон вводил целый ряд положений, устанавливавших источники, размеры и средства, которые должны были обеспечивать содержание младших членов императорской семьи денежными средствами в полном объеме. Для этого «в удел из государственных владений на составление удельных имений» передавались административные территории [2]. Удельные имения исключались из числа государственных, принадлежали императорской фамилии на правах условной собственности (без права отчуждения). Вместе с имениями передавались и крестьяне, приписанные к этим землям, их стали называть удельными. Для управления имуществом было создано специальное ведомство - Департамент уделов, и местные территориальные единицы - Экспедиции, с 1808 г. - Конторы. Так, в 1797 году волость Урень была передана в ведение Департамента уделов в составе Костромской удельной экспедиции.

Среда, в которой возникнет недовольство политикой Департамента уделов, была специфической. Крестьян Костромской удельной конторы Уренской волости объединяло не только совместное проживание, но система религиозных взглядов и традиции. Крестьяне принадлежали раскольнической поморской секте, которая относилась к беспоповскому толку в старообрядчестве [3]. Управляющий Костромской удельной конторой в специальном рапорте отмечал, что большая часть крестьян принадлежала поморской секте, «по его мнению, вредной». В рапорте отмечено, что крестьяне исправляют «богомоление по древним старообрядческим книгам в своих домах, знаменуются двумя перстами, кланяются древним иконам. Умерших погребают, а рождающихся крестят, а равно и пожелавших в оную секту перекрещивают сами через избранных и среди себя начальствующих, или старейшин, не призвав священноцерковно служителей к исправлению никаких церковных таинств, которые не признают вовсе» [4]. Нужно отметить, что настроения уренских крестьян местные власти знали, свое недовольство нарушением традиции они показывали неоднократно. Так, крестьяне были недовольны учреждением Солеваренного завода в Костромской удельной конторе, да и вообще самим открытием соляного источника, когда-то засыпанного их предками. С целью предотвращения недовольства при открытии завода был приглашен местный священник Иоанн Красовский, который произнес весьма назидательное слово, он «понятным и убедительным языком объяснил им пользу сего заведения и христианскую обязанность поселянина безмолвно покорятся властям, поставленным от Бога». За это священник получил из Кабинета золотые часы с цепочкой стоимостью 300 руб. [5].

Не религиозные противоречия послужили поводом к неповиновению крестьян, но мы должны учитывать ту среду, в которой развился конфликт интересов. Спорным вопросом между крестьянами и ведомством стал вопрос землепользования. Согласно закону «Учреждение об императорской фамилии» планировалось наделить удельных крестьян 15-десятинными наделами [6]. Именно такое количество земли было необходимо для оздоровления экономики России, это просчитали еще екатерининские экономисты. Но размежевание проводилось крайне медленно, да и обеспечить удельных крестьян таким количеством земли оказалось на практике делом нелегким. Поэтому удельные крестьяне, чтобы восполнить недостаток в земле, нередко самостоятельно расчищали непригодные до этого территории под пашню или сенокос. В первой четверти XIX века уренские

крестьяне расчистили достаточно большое количество земли, которой и пользовались, считая ее своей.

В 1829 году Департамент уделов перевел эти земли в оброчные статьи, то есть ими теперь было возможно пользоваться только при уплате арендных денег. Были установлены тарифы за пользование землей. Так плата за использование пахотной земли была определена в 1 рубль 50 коп. за участок площадью в 1-1,5 десятины, а за сенокосы - по 75 коп. Крестьяне платить отказались и продолжали пользоваться расчищенными землями и сенокосами самовольно и даже сдавали их в аренду другим крестьянам, «а некоторые продавали как свою собственность» [5].

Департамент уделов воспринял это как покушение на свою собственность. Удельные чиновники попросили помощи в восстановлении «законного порядка» среди уренских крестьян. Кроме того, эти же крестьяне уже неоднократно оказывали неповиновение властям и раньше, а также в судопроизводстве находилось дело о фальшивомонетчиках в их среде.

По приказу местных властей в уренскую волость были отправлены военные команды для приведения крестьян в повиновение. Под давлением команд и при увещевании местных духовных лиц крестьяне согласились платить арендную плату за земли. Для примера другим крестьянам часть зачинщиков беспорядков были арестованы и ожидали суда. Несмотря на то, что внешне крестьяне согласились с действиями удельных властей, они решили искать правды у императора и отправили ходоков в Петербург.

Тут мы хотели бы сделать небольшое отступление. Отправлять ходоков для решения вопросов было в ментальности русского крестьянина. Человек, не имея прямого общения с царем, но каждый день сталкиваясь с местным чиновничеством, именно в них видели причину своей тяжелой доли. Крестьяне были уверены, что местная власть не дает узнать царю правду о крестьянской жизни. «Только недруги наши, большие господа, помещики и министры не дают нашему голосу дойти до его ушей» [7]. Между царем и народом представлялась лишь сплошная масса чиновников и помещиков, стремящихся как обмануть царя, так и обездолить народ. Образ царя - образ защитника и заступника русского народа, именно он может навести порядок в соответствии с божественной правдой. Особа императора четко отделялась от чиновников, правительственного аппарата. Великий государь - это, прежде всего, враг наличного государства, враг баринов и чиновников, он находился с ними в постоянной борьбе. Именно поэтому шли к императору ходоки со всей страны.

От уренских крестьян в Петербург были отправлены двое представителей - Назар Федоров-Софьин и Петр Дорофеев-Петухов. Они подготовили жалобу от общества крестьян «о претерпеваемом... ими отягощении», которую подали 30.11.1829 года через комиссию прошений Его Императорского Величества. Этим крестьянам было выдано в Комиссии свидетельство, в котором говорилось, что решение по жалобе будет им объявлено через Костромского Гражданского губернатора, что было обычной процедурой.

Но крестьяне поняли, что выданное свидетельство - это документ, который говорил, что уренские крестьяне больше уделам не принадлежат. Ходоки стали объезжать деревни Уренской волости и показывать полученный в Петербурге документ, призывая выйти из подчинения удельного начальства. Недовольство местными властями, отъем земли, пропаганда неподчинения - все это вызвало массовое крестьянское неповиновение. Толпа «с буйством» потребовала от удельного начальства прекращения следствия о зачинщиках и освобождении взятых под стражу «и даже простерли дерзость до того, что грозили связать и заковать Трунова (помощник управляющего), а приказных старшин побить». Чиновники припугнули крестьян ссылкой и наказанием, на что восставшие ответили: «Ну, вырода, всех разобьем, человека не останется. Сибирь так Сибирь: и там люди живут!» [8].

В такой ситуации требовались незамедлительные действия. Внутренних ресурсов для подавления массового восстания не хватило. В местном гарнизонном батальоне не хватало людей даже на две смены караула. Необходимое военное подкрепление можно было получить только с разрешения Департамента уделов. Местными удельными властями было отправлено в Петербург донесение, где подробно описывались все произошедшие события [9]. Департамент уделов подготовил в свою очередь рапорт для императора, предлагая передать виновных (т.е., по мнению министра, ходоков) военному суду на основании указа от 10.08.1826. Но резолюция Николая I на документе гласила: передать виновных гражданскому уголовному суду [5].

Пока велась ведомственная переписка, крестьяне от наказания скрылись. Поиск беглецов управляющий Костромской удельной конторой поручил своему помощнику, надворному советнику Трунову, так как сам вынужден был отлучиться в командировку. Беглецов спрятало у себя крестьянское общество и отказывалось отдавать властям, выставив для их охраны 60 человек. Трунов, узнав, где находятся беглецы, «увлекаясь усердием», решил действовать хитростью: «он секретно приказал чиновнику конторы Жохову, назваться чиновником Канцелярии Вашего императорского Величества, князем Голицыным, приехавшим будто бы для производства следствия по упомянутой жалобе. Но хитрость сия не удалась». Крестьяне не выдали беглецов и продолжали укрывать их. Император воспринял этот поступок местного чиновника как оскорбление дворянского звания и приказал Трунова «за сей поступок предать суду»[5].

Уренские крестьяне в то самое время подали вторую жалобу в Комиссию и получили повторный ответ, что нужно ожидать решения. Неграмотные крестьяне приняли выданную бумагу как «указ в их пользу», что еще больше усилило повсеместное неповиновение удельных крестьян в Уренской волости.

Для разъяснения удельным крестьянам создавшегося положения Костромское губернское правление отправило в приказ частного пристава Попова и исправника Жданова с удельными начальниками, им в помощь были определены 20 человек инвалидной команды. Чиновники объезжали деревни Уренской волости, собирали крестьянское общество на встречи для разъяснений. Крестьяне села Карпова вместо явки по приказу пристава на мирской сход после полевых работ скрылись верхом на лошадях. В тот же вечер около 2000 человек из разных селений «вооруженные кольями, дубинками, баграми, пиками и ружьями» стекались в село Карпово. Они окружили дом, где находились чиновники «осыпали их ругательствами, грозили умертвить их и всю команду; наконец потребовали, чтобы чиновники вышли к ним на улицу». Под угрозой расправы восставшие крестьяне принудили исправника и пристава написать и отправить предписание уренскому приказу об освобождении прежних зачинщиков из-под стражи. Крестьяне потребовали дать подписку, что чиновники «ни по каким делам, кроме следственных», не будут ездить в Уренскую волость. Кроме того, опасаясь наказания, крестьяне потребовали, чтобы местные власти отчитались в своих учреждениях, что уренские крестьяне не оказали «никакого буйства, а выслушали указ спокойно». Только после этого чиновникам было разрешено выехать в сопровождении 100 конных и вооруженных крестьян.

Масштаб волнения выходил за рамки внутриведомственного решения и потребовал вмешательства других ведомственных учреждений Российской Империи. Министерство внутренних дел, получив донесение Костромского Гражданского губернатора об этом происшествии, немедленно отправило донесение управляющему Главным штабом о командировании военной команды. Министр Департамента уделов снова подготовил рапорт о происшедших событиях в Уренской волости, с резолюцией передать виновных военному суду. Интересна пометка в документе, министр напомнил Императору «о чем я уже имел счастье передавать 22 февраля, но Вашему Величеству не угодно было сие утвердить, а повелено было предать виновных уголовному суду». На этот раз Николай I утвердил решение министра Департамента уделов [5].

Для подавления восстания по решению Главного штаба Министерства внутренних дел в удельные деревни был направлен батальон Суздальского пехотного полка под командованием командира подполковника Юферова, численностью 748 человек. Маршрут батальона пролегал из Москвы через Владимирскую губернию в Костромскую. На преодоление такого расстояния потребовался почти месяц, войска должны были выйти 5 июня 1830 года, а подойти к месту 4 июля [8]. При помощи батальона восстание удалось подавить. Управляющий Костромской удельной конторой уже 29 июля доложил, что крестьяне «приведены ныне в безусловное повиновение». Скрывавшиеся в лесах были найдены и возвращены в селение, главные возмутители переданы суду.

присутствовавших в Комиссии, были замечены в предвзятости к подсудимым. Так, Варнавинский уездный судья Ильин, родственник предместника Ратькова, замешанного по делу о возмущении уренских крестьян; заседатель Потехин «также замечен в пристрастии к подсудимым». «Даже дошло до сведения Департамента о не позволительных в пользу Комиссии по уренскому приказу сборах». Генерал Бенкендорф сообщил, что для продовольствия чиновников Комиссии и других участников процесса производились по уренскому приказу денежные сборы до 5857 рублей. «Дальнейшее промедление в наказании виновных препятствует восстановлению между крестьянами совершенного спокойствия». Дело искусственно затягивалось Комиссией, которая, по мнению Департамента, вместо того, чтобы искать виновных и определить им наказание, начала переписку с удельной конторой и Департаментом уделов «о доставлении ей сведений вовсе не подлежащих ее разбирательству и не относящихся к главному предмету ее занятий». Министр ходатайствовал в донесении об ускорении процесса вынесения решения.

Дело продвинулось только после личного вмешательства Императора, который поинтересовался причиной задержки. По решению Управляющего генеральным штабом и Управляющего министерством внутренних дел были заменены чиновники, входившие в Комиссию [9]. Несмотря на это, окончательное решение по делу было вынесено только 7 сентября 1831 года, т.е. через год с начала работы Комиссии.

Согласно решению суда все восставшие были поделены на 14 разрядов. От разряда осужденного зависел размер наказания, соизмеримый его вине. Виновных первого разряда, 12 человек, приговорили к смертной казни, которую на основании указа от 27 сентября 1754 года заменили наказанием плетьми и ссылкой на каторжные работы. Приговоренных по второму разряду, 14 человек, годных к военной службе, отдали в солдаты, а негодных - сослали в Сибирь на поселение. Перед этим их подвергли телесному наказанию, шпицрутенами, прогнав через 400 человек солдат. 22 человека крестьян, причисленных к третьему разряду, наказали ссылкой в Сибирь. Нужно отметить, что позже 16 человек из них освободили от ссылки из-за почтенного возраста. Хотя всех наказали шпицрутенами, прогнав через 300 человек. По четвертому разряду, 14 человек, наказали кнутом и сослали на 3 месяца на работы в Нерчинск. Начиная с пятого разряда, виновные приговаривались к различным телесным наказаниям, общественным работам или штрафам, но оставались на своем месте жительства [8].

Все помогавшие следствию и отличившиеся по этому делу были награждены. Филат Соболев, удельный крестьянин, исполняющий должность казенного заседателя Уренского приказа, был награжден серебряной медалью на Анненской ленте. Вместе с ним был награжден кафтаном удельный крестьянин Ефим Рехалов, за то что, они «не только не преклонились на убеждения и угрозы», но и преследовали восставших крестьян [5]. Награды также получили приказчик Аксень Иванов и сборщик Иван Кузнецов, которые первыми «открыли и донесли местному начальству о буйных сборищах мятежников и способствовали раскрытию истины при следствии». За такое усердие служащие получили суконные кафтаны с позументами на воротнике и обшлагах. По 100 рублей получили крестьяне Костромской удельной конторы Алексей Петров и Максим Иванов, находившиеся по делам в Нижнем Новгороде и поймавшие трех беглых мятежников. Казенный заседатель Филат Андреев, который также содействовал поимке пяти беглых, награжден кафтаном с позументом на воротнике и обшлагах [5].

Нужно отметить, что также трудно шло следствие и по делу о фальшивомонетчиках в уренской волости, которых открыли в это же время. Костромская Палата Уголовного суда потребовала от управляющего удельной конторой копии документов по делу, т.к. расследованием и обнаружением преступников контора занималась самостоятельно. Без этих документов Палата отказывалась выносить судебное решение. Костромская удельная контора отказалась представить документы, т.к. на это требовалось разрешение министра, а поскольку преступники были уже открыты и пойманы, «то изъясненное палатой препятствие к решению сего дела не заслуживает уважения». Такую формулировку ответа Палата посчитала оскорбительной для себя и составила, в свою очередь, докладную записку в Сенат. Палата обвиняла управляющего конторой за то, что тот самовольно назначил сыщиков из крестьян для поиска фальшивомонетчиков и скрыл свои действия от Земской Полиции, что было нарушением закона. Через министра юстиции дело дошло до Департамента. Департамент уделов в свою очередь дал знать, что дело о фальшивомонетчиках закончено указом по 5 Департаменту от 7 мая 1829 года. Но отметил, что по показаниям

преступников некоторые из членов земских судов за деньги и подарки оказывали фальшивомонетчикам послабления и только поэтому в этих двух уездах так долго существовали фальшивомонетчики. Несмотря на дополнение, Департамент уделов строго запретил удельным Конторам производить следствие без Земской полиции[5].

По делу об уренских крестьянах был принят ряд управленческих решений в ведомстве. Во-первых, с 1830 года решения по жалобам от удельных крестьян объявлялись только через удельное начальство, т.к. «жалобы, объявленные через гражданского губернатора мимо удельного начальства, вводит крестьян в заблуждение». Для того чтобы крестьяне правильно понимали суть ответа на жалобу, вводилась специальная делопроизводственная форма [5]. Во-вторых, в 1831 году были учреждены особые отделения для управления большими приказами. В ведение отделений передавались хозяйственные и полицейские функции. Такие отделения учреждались в Вятке, объединяя 6 приказов, и в Костромской удельной конторе, в Уренском приказе. Из удельных сумм на штат для каждой было выделено по 5200 рублей в год [9].

Итак, с одной стороны, сила восстания - это результат несогласованности работы чиновников разных ведомств, их некомпетентность, нежелание (а скорее, боязнь) принимать своевременные решения. А это в свою очередь связано с неповоротливостью бюрократической системы царской империи, но в гораздо большей степени - правовой неразберихой и неопределенностью, отсутствием разграничения полномочий. С другой - можно увидеть, что крестьяне не являлись бесправной, только эксплуатируемой социальной массой. Несмотря на господствовавшее крепостное право, они чувствовали себя активными участниками общественной жизни, желавшими отстаивать, пусть и ограниченные, гражданские права. Для справедливости, мы отметим, что активная гражданская позиция чаще проявлялась в экстремальных ситуациях, при стечении многих обстоятельств.

Л и т е р а т у р а

УДК 34:324 Соискатель П.А. ГОСТЕНКОВ

(p.gostenkov@mail.ru)

ФРАНЦУЗСКАЯ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКАЯ ОРИЕНТАЦИЯ В КОНЦЕ XIX в. ПОЛЬ КАМБОН

Историческое образование. История. Зарубежная история. История Франции в конце XIX в. Дипломатическая деятельность П. Камбона

В истории французской Третьей республики было немало первоклассных дипломатов, к числу которых, несомненно, принадлежит Поль Камбон. Один современный историк даже назвал его «серым преподобием Кэ д&Орсе»[1 ]. В нашу задачу не входит исследование его роли, достаточно общеизвестной, в процессе создания Сердечного согласия с Великобританией, Мы хотим показать генезис его дипломатической концепции, рассмотреть некоторые аспекты его взаимодействия с руководством Кэ д&Орсе, особенно в период ближневосточного кризиса 1890-х гг.