Неизвестные герои: попытка минского восстания военнопленных в январе 1942 г.

Надтачаев В.Н.

Неизвестные герои: попытка минского восстания военнопленных в январе 1942 г.

Одна из самых мрачных и кровавых страниц в истории Германии периода Второй мировой войны связана с оказавшимися в немецком плену советскими военнослужащими. С ними не просто жестоко обращались. Презрев все нормы международного права, их целенаправленно уничтожали: расстреливали, подвергали нечеловеческим пыткам, морили голодом, холодом и непосильным трудом.

Уделом советских военнопленных была мучительная, зачастую растянутая по времени смерть. Однако и в ужасающих условиях концлагерей находились люди, которые боролись до последнего. В этом ряду особняком стоит минский лагерь военнопленных — «Шталаг-352». Именно там уже в ноябре — декабре 1941 г. пленные приступили к подготовке вооруженного восстания. К сожалению, оно не увенчалось успехом, так как на заключительной стадии подготовки было раскрыто германскими спецслужбами1 и разгромлено, но оно показало силу духа людей, поневоле оказавшихся за колючей проволокой.

О попытке восстания в «Шталаге-352» стало известно после войны из трофейных немецких документов, в частности из приказов коменданта охраняемых областей Белоруссии (командира 707-й охранной дивизии). Это приказы № 33 от 05.01.1942, № 34 от 8.01.1942 и № 35 от 15.01.1942. Несмотря на сенсационный характер материала, эта тема не стала поводом для широкого обсуждения. В сборнике документов и материалов «В непокоренном Минске» приведена выдержка из приказа № 33, где о восстании сообщается без связи с лагерем. Содержится лишь намек на то, что после освобождения военнопленных число восставших возросло бы на 10 тысяч человек. В сносках со ссылкой на документы полиции безопасности написано, что «восстание должно было начаться 4 января 1942 г. одновременным выступлением военнопленных, заключенных в концлагерях и лазаретах». Там же упоминается о врачах и медперсонале как об активных участниках восстания. По всей видимости, они, имевшие разрешение на свободное посещение лагерей и лазаретов, выступали в роли связующих звеньев между военнопленными и подпольщиками в городе.

Составители указанного сборника обращают внимание на факт отсутствия в советских документальных источниках прямых данных о подготовке вооруженного восстания в Минске в 1941 г. [В непокоренном Минске..., с. 217].

Как правило, основанием для подобного рода приказов (№№ 33-35) служат данные, предоставленные спецслужбами, органами дознания и следствия. С точки зрения оккупантов, военнопленные и горожане совершили уголовно наказуемое, причем по законам военного времени, преступление. Расследованием занималось управление полиции

безопасности и СД генерального округа «Белоруссия». Подразделение немецкой военной контрразведки — Аб-вернебенштелле «Минск», имевшее своих осведомителей в лагере и его филиалах, проводило, выражаясь современным языком, оперативно-розыскную работу.

Приказ № 33 интересен тем, что позволяет составить представление об объеме информации, полученной полицией от агентуры и арестованных подпольщиков и военнопленных. Мы также имеем возможность проверить на предмет достоверности как отдельные фрагменты, так и в целом весь документ. Начнем с раздела о противнике.

«Согласно полученным донесениям маршал Советской России Кулик — организатор партизанского движения в настоящее время находится в 8 км южнее Мединово — Червеня.

Восточнее Минска в направлении Борисов — Чер-вень — Осиповичи — Пуховичи находится по нашим расчетам около 700 партизан в состоянии боевой готовности.

В конце декабря в Минске удалось арестовать руководство абсолютно готового к выступлению восстания. Среди них были 15 человек руководящего состава и штурмовая группа в составе 300 человек. В настоящее время аресты продолжаются, и надо полагать, что предстоят еще большие аресты.

На основании найденного материала было установлено, что руководителям восстания был дан приказ атаковать здания: комендатуры охраняемых областей Белоруссии, охранной полиции, Окружного комиссариата, казармы танковых войск, аэродром «Восток», 1-й военный лазарет, политехникум, все лагеря военнопленных и завод Ворошилова.

Найдено большое количество оружия: свыше 400 винтовок, много пулеметов, ручных гранат и т.д. — все это было умело спрятано в подземных отопительных каналах.

Восстание было назначено на 4.01.1942 на 4 часа утра. Существует мнение, насколько можно судить, что восстание удалось бы на 100 %. Руководители восстания в течение 23 дней имели радиосвязь с Москвой и Ленинградом, откуда получали руководящие указания. В районе восточнее Минска стояла наготове партизанская бригада численностью в 700 человек для нападения на казарму танковых войск. Кроме того, им была обещана Москвой поддержка десантными войсками. Общее число восставших исчислялось в 2500 человек, число которых должно было увеличиться до 10 000 за счет освобожденных военнопленных из других лагерей.

В районе юго- и юго-западнее Минска действуют еще партизанские части, разбитые на группы. Эти группы не должны превышать количества 80 человек.

Объявляется усиленная боевая готовность для отдельных воинских частей, размещающихся в расположении охраняемых областей» [ДА КГБ РБ. Д. 9941. Т. 15., л. 117-118].

Отметим, что в указанное в немецком документе время Маршал Советского Союза Г.И. Кулик находился в другом месте. К тому же он не являлся организатором партизанского движения. Вызывает сомнение, что восточнее Минска находилась партизанская бригада численностью в 700 человек. Согласно сборнику «Партизанские формирования...» в конце декабря 1941 г. в Минской области действовало только 18 отдельных отрядов [Партизанские формирования..., с. 404].

В следующем приказе, № 34 от 8.01.1942, сообщалось об аресте свыше 400 человек, подозреваемых в подготовке восстания. Спустя неделю комендант охраняемых областей Белоруссии приказом № 35 от 15.01.1942 отменил действие приказа № 33. К этому времени, как отмечалось в документе, «вражеская организация» была разгромлена [ДА КГБ РБ. Д. 9941. Т. 15., , л. 119-120].

В приказах не упоминаются фамилии руководителей восстания, что вполне объяснимо: приказы адресовались в первую очередь военнослужащим вермахта.

О подготовке восстания также упоминается в отчете оперативной группы «А» полиции безопасности «О положении в Прибалтике, Белоруссии, Ленинградской области за период с 16 октября 1941 г. по 31 января 1942 г.». В нем перечислены места, где должно было вспыхнуть восстание, — это «русские» военные лазареты, лагеря военнопленных и трудовые лагеря. Упомянут один из пятнадцати руководителей восстания по фамилии Озоров. Какие-либо другие данные об этом человеке в отчете отсутствуют. Для сравнения, в документах полиции безопасности и СД, касающихся разгрома Минского подпольного горкома партии и Военного совета партизанского движения, указаны более полные данные о руководящем звене: имена, фамилии, клички, псевдонимы, воинские звания, зоны ответственности и так далее. Достаточно ознакомиться с хорошо известными историкам сообщениями германских спецслужб. Прежде всего это «Сообщения из занятых восточных областей» от 08.05.1942 № 2 начальника полиции безопасности и СД о Минском подпольном комитете КП(б)Б и Военном совете [НАРБ. Ф. 1346. Оп. 1. Д. 97, л. 1-2].

За участие в подготовке восстания арестовали и казнили больше человек, чем в ходе весеннего 1942 г. разгрома минского подполья. Масштаб также несопоставим. Впечатляет захваченный в ходе обысков арсенал: 400 полуавтоматических винтовок, пулеметы, пистолеты, ручные гранаты и 3000 единиц боеприпасов. По плану восставшие должны были встретиться с группой партизан в 20 километрах от Минска, захватить аэродром и принять парашютистов. Затем освободить всех военнопленных в Минске. В дальнейшем общими силами, немцы полагали, что около 10 000 человек, планировалось прорываться через линию фронта (выд. авт.).

Нельзя обойти вниманием указанную цифру — 10 000 человек. Из отчета можно сделать вывод, что большая часть их — это военнопленные, содержавшиеся в лагерях на территории оккупированного Минска. Точнее, оставшиеся в живых к этому времени. В начале июля 1941 г. в фильтрационном лагере в Дроздах находилось 140 тысяч военнопленных и гражданского мужского населения Минска [Беларусь в годы., с. 156].

По мнению командования оперативной группы «А», военнопленные имели связь с партизанами, частями русской армии и местными коммунистами. Противник также вполне обоснованно опасался, что в «случае успеха восстания к нему присоединилось бы большинство гражданского населения. Благодаря быстрому и энергичному вмешательству полиции безопасности и СД восстание было подавлено». В отчете сообщается о расстреле 27 предводителей восстания и планируемых казнях остальных после завершения расследования. Далее следует признание врага, что

«участников, несмотря на многодневные строжайшие допросы, было невозможно склонить к даче признательных показаний» (выд. авт.) [Рассекреченная война...].

Отчет взят из интернет-источника. В основном его содержание не противоречит вышеупомянутым приказам немецкого командования. Однако возникают вопросы, связанные с планом восставших прорываться через линию фронта. Что дало повод немецкому командованию предположить такое развитие событий в случае успеха восстания? Нам известно, что восставшие планировали атаковать ряд объектов в Минске, захватить аэродром, принять советских парашютистов, освободить военнопленных. Зачем после всего этого прорываться через линию фронта, до которой надо было в условиях суровой зимы с боями пройти не менее 500-600 км по территории, насыщенной немецкими войсками? Из десятитысячной массы вооруженных людей в одночасье не сделать слаженное воинское соединение. К тому же их предстояло обеспечить теплой одеждой и питанием, организовать медицинское сопровождение и тому подобное. Логичнее было бы перейти к партизанской борьбе. Именно с таким призывом еще 15 июля 1941 г. Главное политическое управление Красной Армии обратилось к военнослужащим, не сумевшим выйти из окружения. Соответствующего рода листовки-обращения были разбросаны с самолетов над всей оккупированной территорией [Партизанское движение., с. 36]. Хотя и этот шаг в условиях зимы и при отсутствии заблаговременно подготовленных лагерей и баз также представляется слабореализуемым.

В немецких документах рефреном повторяется тезис о наличии у восставших большого количества оружия, но

нигде нет ни строчки об оказании вооруженного сопротивления, хотя бы во время арестов. Возможно, потому, что у восставших его (оружия) попросту не было, как не было и такого количества участников. Конечно же, это всего лишь предположение, но командование охраняемых областей Белоруссии, не зная, как будет развиваться советское наступление, и желая подстраховаться, могло просто зачистить свои тылы. Для этого выявленные спецслужбами разрозненные подпольные группы в городе и лагерях «объединили» на бумаге и «вооружили» их оставленным частями Красной Армии при отходе из города оружием. Зимой 1941-1942 гг. немцы еще не были озабочены проблемой замещения рабочих рук на территории Рейха, поэтому военнопленных при каждом удобном случае уничтожали. При этом не брезговали откровенными провокациями.

Накануне 24-й годовщины Октябрьской революции (до 7 ноября 1941 г.) в Бобруйском лагере для военнопленных была организована провокация с целью вызвать беспорядки и тем самым обосновать необходимость применения суровых карательных мер. На чердаке казармы в лагере № 1 была заложена взрывчатка. Взрыв и пожар вызвали панику среди пленных, которые бросились во двор. Охранникам это дало повод расстрелять их из пулеметов якобы за попытку побега. По свидетельствам очевидцев таким образом было уничтожено более 4 тысяч человек [Беларусь в годы., с. 158].

Случаи побегов из лагерного лазарета для советских военнопленных в Минске имели место летом и осенью 1941 г. Достаточно вспомнить группу Ольги Щербацевич, члены которой оказывали содействие раненым в получе-

нии фиктивных документов и гражданской одежды, выводу их из города. Выдал их один из офицеров, которому не только помогли бежать, но и рискуя жизнью укрывали на квартире и лечили. Животное желание выжить любой ценой перевесило и человеческую благодарность, и воинскую присягу. Речь о Борисе Рудзянко, ставшем агентом Абвера.

В конце 1941 г. побеги из лазарета всерьез обеспокоили немецкое командование. В целях выявления каналов побегов в лазарет под видом раненого советского офицера был направлен абверовский агент...

Кратко процитирую несколько немецких документов, проливающих свет на подготовку восстания и позволяющих, хоть и с некоторым допущением, восстановить драматические события тех дней.

Из отчета о работе Абверштелле (АСТ) «Остланд» за период с 1 октября по 31 декабря 1941 г.: «В Минске был выявлен и уничтожен центр по изготовлению фальшивых удостоверений личности, который находился в лазарете для советских военнопленных» [ДА КГБ РБ. Д. 9941. Т. 2., л. 58].

В отчете АСТ «Остланд» за первый квартал 1942 г. упоминается агент Е-2027, который сообщил о подготовке восстания в лазарете для военнопленных. Указано там и общее количество: 412 человек, арестованных в течение января — февраля 1942 г. за участие в подготовке восстания. «Восстание планировалось 4 января 1942 года. Военнопленные должны были вооружиться и соединиться с действующим неподалеку от Минска партизанским отрядом.» Там же упоминается о другой попытке восстания: «Несмотря на

проведенные аресты, один советский районный прокурор1 попытался вновь организовать подготовку к восстанию, но эта попытка была также сорвана 12.02.1942 г., в результате чего было арестовано 84 человека» [ДА КГБ РБ. Д. 9941. Т. 2., л. 60].

По данным Министерства государственной безопасности Германской Демократической Республики (МГБ ГДР), основанных на материалах о деятельности айнзатцкоманды 1Б, военнопленные в Минском лазарете готовили вооруженное восстание. Информацию об этом немцы получили 29 декабря 1941 г. от своего агента. «В результате принятых осторожных мер был изъят передатчик, обнаружены карты и планы». Далее сообщалось об аресте 500 человек, которые должны были участвовать в первой половине восстания и расстреле 60 советских военнопленных [ДА КГБ РБ. Д. 9941. Т. 15., л. 123].

Кто скрывался под номером Е-2027? Бывший сотрудник Абвернебенштелле (АНСТ) «Минск» Ганзен прямо указывал на Рудзянко. Последнего под видом больного разместили в лазарете. За две недели он сумел войти в доверие и выявить каналы побега и лиц, изготавливавших фальшивые документы. Часть арестованных военнопленных была расстреляна. Большое количество раненых военнопленных было заживо сожжено гитлеровцами.

По славам Ганзена, инициатором такого жестокого наказания выступил начальник АНСТ «Минск» майор Кри-битц. Предложение с небольшой корректировкой было принято. Но сам приказ на ликвидацию военнопленных

отдал комендант оберфельдкомендатуры (главной военной комендатуры № 392) фо н Бертольдсхайм1.

Под каким-то предлогом часть больных и раненых военнопленных переместили в большой двухэтажный дом примерно в 400 м от лазарета. Дали время привыкнуть к новой обстановке, а затем в одну из ночей дом подожгли. Шансов спастись у военнопленных практически не было. Вместе с ними в огне погибли лечившие их медработники, в том числе и вольнонаемные [ЦА КГБ РБ. Д. 9941. Т. 2, л. 49].

Информация Ганзена подтверждается воспоминаниями выжившего узника и медработника лагеря. Младший лейтенант артиллерист Степан Ведерников под Смоленском попал в немецкий плен. Вскоре он оказался в «Штала-ге-352», а точнее, в его филиале в Пушкинских казармах2. После войны он вспоминал, что в лагере действовала подпольная группа, в состав которой входили старший врач лагеря по фамилии Корнеев или Корнейчук (руководил группой), его жена, медработник лагеря, фельдшер Василий Васильевич Вазиров и другие. С ними была связана сестра Вазирова, проживавшая в Минске. У сестры скрывались два офицера-танкиста Красной Армии — лейтенант и капитан, у них был радиоприемник. В начале 1942 г. Вазиров успел сообщить Ведерникову, что их предали. В предательстве он подозревал фельдшера Михаила из Смоленской области и повара-военнопленного, украинца по национальности. В конце февраля 1942 г. Вазиров, его сестра и другие

участники подпольной лагерной группы были арестованы и расстреляны на территории лагеря. Фактов сожжения людей заживо в этом лагере Ведерников не наблюдал и об этом не слышал. После побега из лагеря 26 июня 1942 г. он ушел в партизанский отряд им. Лазо.

Однако, по его словам, он слышал от военнопленных, что в лагере, находившемся около Института физкультуры, немцы также разоблачили подпольную организацию. Большую часть пленных они расстреляли, а часть загнали в помещение и сожгли заживо. Экзекуции в лагерях прошли почти одновременно [ДА КГБ РБ. Д. 9941. Т. 15, л. 105-109].

Факт сожжения пленных подтвердила М.Ф. Долгалантье-ва. До и после войны она работала в прачечной на дезинфекционной станции и проживала в Минске. Она сообщила, что раненые советские военнопленные лежали, в том числе и в помещении дезинфекционной станции. Обращались с ними безжалостно. Она подтвердила, что зимой 1942 г. в лагере возле парка Челюскинцев немцы заживо сожгли пленных в большом дощатом бараке. Там было 3 или 4 барака. Со слов жителей ей стало известно, что таким образом немцы уничтожили больных тифом. Позже она ходила на пепелище. Она также рассказала, что в зимнее время трупы погибших пленных штабелировались на территории лагеря, хоронили их весной, когда земля оттаивала [ДА КГБ РБ. Д. 9941. Т. 15, л. 110-116]. Добавлю, что Ведерников и Долгалантьева допрашивались в качестве свидетелей по уголовному делу и в соответствии со статьями 178 и 177 УК БССР предупреждались об ответственности, в том числе за дачу ложных показаний

Повторю, несмотря на то, что о подготовке восстания военнопленных в Минске стало известно в конце 1940-х, никакого расследования по этому направлению (разве что секретного, а потому не известного никому) не проводилось. К сожалению, получилось как всегда, и, как поется в одной песне: «от героев былых времен не осталось порой имен». Между тем, вдумайтесь, в течение 11 суток, с 5 по 15 января 1942 г., немецкий гарнизон Минска находился в состоянии повышенной боевой готовности. И заставили немцев сделать это загнанные за колючую проволоку военнопленные, приравненные Советской властью к изменникам Родины. Как заявляли высокие чины из комендатуры охраняемых областей Белоруссии, если бы агентура не смогла своевременно раскрыть заговор, то восстание удалось бы на 100%.

Немцы прямо указывали, что восставшие вели радиопереговоры в течение 23 дней. Исходя из этого, мы можем приблизительно определить временные рамки, когда они установили связь с Москвой (или Ленинградом). О подготовке к восстанию Рудзянко сообщил 28-29 декабря 1941 г. Можно предположить, что радиосвязь была налажена накануне контрнаступления советских войск под Москвой.

При этом возникает вопрос: зачем восставшим вести радиопереговоры с двумя центрами, обозначенными как Ленинград и Москва? В Ленинграде находилось командование Ленинградского фронта и Балтийского флота. Теоретически, если отбросить в сторону здравый смысл, подчиненные им разведорганы могли забросить разведгруппы в Минск. Однако на практике каждый работал в полосе своей ответственности.

Советскому наступлению предшествовало усиление разведывательной и диверсионной работы на направлении ударов наших войск. Так поступали обе воюющие стороны в ходе всей войны. К примеру, в январе — феврале 1942 г. в район Минска были заброшены две разведгруппы по линии 2-го отдела (с 18.01.1942 — 4-го управления) НКВД СССР, руководимого П.А. Судоплатовым. Одна из них — под командованием капитана Гвоздева [О партийном подполье...., с. 57-58].

Таким образом, упоминание советских парашютистов в немецких источниках вполне обоснованно. О них вспомнили и 29 января 1942 г. на совещании руководящего состава генерального комиссариата «Белоруссия»: «.В начале января угрожало Минску восстание военнопленных, которое, по плану русских, должно было быть поддержано парашютистами. Эта опасность сейчас устранена, но сейчас естественно недоверие к военнопленным, среди них особенно должна быть искоренена интеллигенция.» [ДА КГБ РБ. Д. 9941. Т. 15, л. 121-122].

В период подготовки и разгрома восстания в Минске, что подтверждено рядом источником, уже был создан и работал подпольный городской комитет партии. Военный совет

партизанского движения начал свою деятельность в сентябре 1941 г. Отсюда вопрос: была ли между восставшими и горкомом или ВСПД хоть какая-нибудь связь, не говоря уже о взаимодействии? В одних источниках наличие такой связи подтверждается, в других — нет.

Так, в 1961 г. вышла брошюра «О партийном подполье в Минске в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944 года), подготовленная Институтом истории партии при ЦК КП Белоруссии совместно с Институтом истории Академии наук БССР [О партийном подполье.]. В ней ничего о восстании военнопленных не сообщается.

Напротив, В.С. Давыдова в работе «В битве за Отечество» подводит читателя к убеждению, что связь и взаимодействие имели место. С одной стороны, упрекнуть автора не в чем, прямое утверждение отсутствует, но текст скомпонован таким образом, что другое просто не приходит в голову. «Вдохновленные разгромом немецко-фашистских войск под Москвой и последующим наступлением Красной Армии, подпольщики планировали значительное расширение своей боевой деятельности. Уже на первом заседании городского партийного комитета 15 декабря 1941 года И.П. Казинец говорил: «В основном наша задача сводится к тому, чтобы город Минск и его окрестности в нужный момент были освобождены от немецкой оккупации еще до прихода Красной Армии. Желательно работу построить так, чтобы Красная Армия прошла путь от Борисова до Минска без сопротивления...

Более обстоятельно этот вопрос обсуждался на расширенном заседании городского партийного комитета

Далее Давыдова детализирует планы восставших, ссылаясь на немецкие документы: «Как видно из «Сообщения полиции безопасности и СД № 9» за январь 1942 года и приказов комендатуры охраняемых областей Белоруссии от 5, 8 и 15 января 1942 года, советские военнопленные с помощью минских подпольщиков готовили восстание в лазаретах №№ 1, 2, 3, расположенных в клиническом городке, Политехническом институте и Институте физкультуры, а также в лагерях, находившихся на территории бывшей сельскохозяйственной выставки и на заводе имени Октябрьской революции.

По этому смелому и дерзкому плану намечалось вывести из строя телефонную связь, атаковать комендатуру охраняемых областей Белоруссии, здания охранной полиции, окружного комиссариата, штаба танковых войск, аэродром

«Восток», 1-й лазарет, все лагеря военнопленных, завод имени Октябрьской революции. Заранее были составлены карты города и его окрестностей, на которых указывались военные объекты врага. В ряде пунктов было собрано оружие, которое хранилось в канализационных трубах. Была подготовлена ударная группа из 300 человек, установлена связь с партизанами, которые должны были поддержать восставших...» [Давыдова 2013].

Судя по тексту брошюры Давыдовой, основанием для «утверждения», что Минский горком готовил восстание, послужили два выступления от 15 декабря 1941 г. и 5 января 1942 г. секретаря подпольного горкома Исая Казинца. Они нашли отражение в протоколах заседаний Минского подпольного горкома партии. Всего известно 5 протоколов: № 1 от 15.12.1941, № 2 от 23.12.1941, № 3 от 5.01.1942, № 4 от 21.01.1942, № 5 от 28.01.1942.

Восстание готовилось на 4 января 1942 г. Из протоколов нам известно, о чем говорил Казинец на заседании 15 декабря 1941 г., то есть за 20 дней до начала выступления. Ознакомимся с повесткой дня собрания. Итак, пункт № 1 — о создании партийных звеньев и комсомольских групп; пункт № 2 — обеспечение связей с партизанскими отрядами; пункт № 3 — о массовой работе среди населения. Далее подпольщики выслушали сообщение товарища «Победита» (Казинец).

«Слушали информацию тов. Победит о связи с партизанскими отрядами. В настоящее время имеется ряд партизанских отрядов, которые действуют по личному усмотрению, без центрального руководства. Отсутствует связь между отрядами, а также и городом. Из существующих мы

имели связь только с одним отрядом, но и данная связь далеко не обеспечивает требованиям сегодняшнего дня

(выд. авт.).

Пополнение отряда производится не планово, без надлежащего отбора людей (такой отряд является тов. В-а)1. Отбор людей должен производиться исключительно через парткомитет. Отряды должны иметь единую цель, а поэтому следует разработать общий план действий.

В основном наша задача сводится к тому, чтобы гор. Минск и его окрестности в нужный момент были освобождены от немецкой оккупации еще до прихода Красной Армии. Желательно работу построить так, чтобы Красная Армия прошла путь от Борисова до Минска без сопротивления. Для этой цели следует увязать работу партизанских отрядов, расположенных в пределах от гор. Борисова до гор. Минска. При необходимости следует заниматься созданием новых отрядов» [Доморад 1992].

Как видите, связь между городом и отрядами отсутствует. Ее еще предстоит наладить. Без этого невозможно организовать взаимодействие. Общий план действий еще только предстоит разработать. А до начала восстания остается 20 дней!

Посмотрим повестку дня заседания горкома 5 января 1942 г. В ней всего один пункт — доклад о работе городского партийного комитета и стоящая перед ним задача. «Основной задачей городского партийного комитета г. Минска является подготовка всей массы города и его окрестностей,

чтобы в соответствующее время захватить власть в городе Минске и дать возможность свободного входа Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В связи с этим вытекает необходимость расширения рядов партзвеньев за счет хорошо проверенных и преданных коммунистов» [Доморад 1992].

Вот, собственно, и все. Много общих слов, но мало конкретики. Надо сказать, что упомянутые протоколы ряд исследователей считают фальшивками, написанными через какое-то время. В частности, К.И. Доморад отмечал: «Как ни парадоксально, эта фальшивка на протяжении десятков лет преподносилась читателю в публикациях Института истории партии при ЦК КПСС, историка В.С. Давыдовой и некоторых документальных повестях писателя И.Г. Новикова в качестве подлинных протоколов заседаний Минского подпольного горкома КП(б)Б» [Доморад 1992, с. 140].

Но даже сфабрикованные документы могут быть полезными при их внимательном прочтении. Поясню. Как правило, документ, содержащий лживую, искаженную информацию, не состоит на все 100% из таковой, а содержит еще и достоверные сведения, например, названия населенных пунктов, фамилии и клички реально действовавших людей и т.п. К тому же в сфабрикованном документе могут быть отражены факты, которые мы легко можем проверить.

Ссылка Давыдовой на протокол № 3 заседания от 5 января 1942 г. кажется вовсе неуместной в свете событий того дня. Напомню, в этот день немцы ввели режим повышенной боевой готовности, продолжились аресты подпольщиков из числа военнопленных и горожан. С точки зрения формальной логики, на въезде (выезде) в город

должен был быть усилен контрольно-пропускной режим, а в самом городе — патрулирование. Но, если судить по брошюре Давыдовой, минские подпольщики об этом ничего не знают и спокойно себе собираются и обсуждают, что вы думаете, доклад Казинца о работе городского партийного комитета и стоящих перед ним задачах. И ни слова о провале восстания. Между тем, как следует из приказа № 33, уже в конце декабря немцы арестовали свыше 300 человек — руководство восстанием (15 человек) и членов штурмовой группы. Несмотря на это, выступавший на том же заседании 5 января некто «Пижон» рассказывает, что «занимается вопросом изъятия вредных элементов среди военнопленных» и одновременно проводит среди них массово-политическую работу». Как говорится, без комментариев.

На заседаниях от 15 и 23 декабря присутствовали только трое членов горкома — «Победит» (Казинец), «Катай» (Григорьев) и «Жук» (Семенов). Из них уцелел только Григорьев. Летом 1942 г. он, между прочим один из создателей Минского подпольного горкома, под впечатлением от разгрома подполья отошел от борьбы и остался жить в Минске. После освобождения столицы был арестован советскими органами госбезопасности и осужден. В 1964 г. он написал и отправил в партийный архив ЦК КПБ свои воспоминания о восстании в январе 1942 г.1

«Планируя восстание, подпольщики предполагали, что примерно через месяц (т.е. 7-10 января) фронт прибли1 Документы партархива сегодня хранятся в фондах Национального архива Республики Беларусь.

зится к Минску. Подготовку к восстанию планировалось завершить к 4 января.

Оказалось, что винтовками можно вооружить до 500 человек. В наличии имелись 6 станковых и 5 ручных пулеметов, 11 пистолетов, около 10 ящиков патронов, около 1300 гранат, некоторые из них сомнительного действия.

На совещании был выбран главный повстанческий штаб в количестве 11 человек. В него входило бюро ГПК и штаб ВСПД. Дополнительно [были] довыбраны т.т. Короткевич, Бортник, Зубковский.

Кроме того, были согласованы и утверждены местные повстанческие комитеты на таких предприятиях, как: деревообделочный завод, паровая мельница, нефтебаза, молочный завод, завод Мясникова, гетто, 4 лагеря военнопленных, ж/д Лабазы — Заготзерно, железнодорожный. Последний [комитет] возглавлялялся т.т. Кузнецовым, Балашовым, Степуро, Латышевым.

Ко дню восстания планировалось как можно ближе подвести к городу партизанские отряды (Воронянского и Ничипоровича).

В ратомские партизанские отряды для поднятия морального состояния и боевой дисциплины был послан командиром бывший черноморский моряк Иончиков и комиссаром — бывший сормовский рабочий.

При главном штабе было организовано 6 штурмовых отрядов специального назначения. Эти отряды состояли из 5-6 человек и могли действовать только по указанию ГПК. Командирами этих отрядов были Белановский, На-воковский, Глухов, Каленик, Лавров, Благоразумов.

В конце декабря ГПК принял план восстания, согласно которому было организовано 8 атакующих штурмовых отрядов, в каждом по 80-100 человек.

(Каждому отряду был указан свой объект. — В.Н.)

Отряды по ул. Опанского и в Грушевском поселке насчитывали по 60 человек; железнодорожный отряд около 100 человек; разгрузчики деревообделочного завода, проживающие в Студенческих бараках по ул. Вузовской, в количестве 150 человек; разгрузчики вагонов из числа военнопленных, проживающие в бараках около Белорусских казарм вдоль полотна железной дороги, около 150 человек.

После нашего провала в Комаровском лагере, Зайцев и Короткевич установили хорошие взаимоотношения с бараком военнопленных, которые работали в городе на расчистке и сборе трупов и захоронении их в Комаровском парке»[ Доморад 1992].

В июле 1964 г. (на момент отправления письма с воспоминаниями в партархив) К.Д. Григорьеву было 68-69 лет. События, о которых он писал, происходили в декабре 1941 — январе 1942. Можно только порадоваться такой хорошей памяти. Замечу, что упомянутыми протоколами №№ 1-5 они (воспоминания) не подтверждаются.

Воспоминания Григорьева поражают своей детализацией. Деятельность первого Минского подпольного горкома сразу же становится более масштабной, возрастает роль лидеров, правда, не всех. Из их числа «исключены» организаторы Военного совета партизанского движения Рогов, Антохин, Белов и руководитель горкома Ковалев. Они к этому времени уже «зачислены» в предатели. В живых из числа членов горкома остались Григорьев и А.Л. Котиков.

Оба в свое время были осуждены за «сотрудничество» с оккупантами. Правда, Григорьева реабилитировали, а Ко-тикова — нет.

В восстании должны были быть задействованы все подпольные группы, с которыми работал горком, включая организацию в гетто. Один из руководителей еврейского подполья Гирш Смоляр («Скромный») после войны написал воспоминания. Мне известны две его книги. В первой из них — «Мстители гетто» он про восстание не упоминает [Смоляр 1947, с. 34]. А ведь на момент издания книги в 1947 г. прошло 5 лет после тех событий.

Спустя годы Смоляр «вспомнил», что подготовка к восстанию все-таки имела место. В Беларуси его новая книга «Барацьба савецюх габрэяу-партызанау супраць нацыстау» была переведена с английского и вышла на белорусском языке в 2002 г. Интересующий нас отрывок я перевел на русский. «Мы уже знали о случае с 10 000 заключенных, которых немцы гнали куда-то на западную окраину Минска... Никто из заключенных не попытался убежать. Никто из них не бросился на убийц — как тот узденский еврей, — ради того, чтобы посеять панику в рядах конвойных и тем самым дать шанс спастись другим.

От Славика мы узнали, что те люди не были обычными военнопленными. Они готовились к восстанию в концлагере. Славик знал об этом, так как и сам вместе с другими руководителями подполья участвовал в подготовке этого бунта» [Смоляр 2002, с. 68-69].

Оставим на совести автора некорректное, на мой взгляд, противопоставление, причем, по этническому признаку, одного жителя Узды десятитысячной массе замерзших и голодных военнопленных. Обратим внимание на другое. Как следует из текста книги, руководители подполья в гетто, а среди них и Гирш Смоляр, ни о каком восстании не помышляли. Это я к тому, что Смоляр не подтверждает факт подготовки евреев из гетто к восстанию и тем самым не подтверждает воспоминания Григорьева в части, касающейся предмета нашего рассмотрения.

Но был еще один человек. Речь об одном из руководителей Минского подполья А.Л. Котикове. В декабре 1941 г. он был включен в состав Минского подпольного горкома партии. Ему посчастливилось уцелеть во время разгромов подполья весной и осенью 1942 г. Правда, осенью он был арестован полицией безопасности, но сумел убежать из-под стражи, когда его в качестве «живца» водили по городу. Ушел в партизаны. В ноябре 1942 г., находясь в Москве, был арестован органами НКВД и осужден к 15 годам лишения свободы. После возвращения из мест заключения проживал в Минске. Несмотря на его личные усилия, ходатайства за него многих известных и заслуженных минских подпольщиков так и не был реабилитирован.

Так вот, он никогда, ни во время допросов на Лубянке,