Правовые регуляторы советских послевоенных кампаний в прессе по борьбе с космополитизмом

ЭКОНОМИКА, ПОЛИТИКА, ПРАВО И СМИ

УДК 070

Л. Г. Александров

УЧелябинский государственный университет, Челябинск

ПРАВОВЫЕ РЕГУЛЯТОРЫ СОВЕТСКИХ ПОСЛЕВОЕННЫХ КАМПАНИЙ В ПРЕССЕ ПО БОРЬБЕ С КОСМОПОЛИТИЗМОМ

Статья посвящена юридическим механизмам и общественным мерам воздействия, которые применялись в послевоенную эпоху в ходе публичных кампаний по борьбе с космополитизмом. Автор сравнивает эти правовые регуляторы с теми мерами, которые использовались в довоенный период в борьбе с «врагами народа», выводит градацию степени воздействия и меры наказания для послевоенных космополитов и более поздних кампаний против диссидентов и антисоветчиков. В результате обнаруживается динамика ослабления правового регулирования общественных отношений данного типа к концу советской эпохи.

Диалектика патриотизма и космополитизма чрезвычайно разнообразно проявлялась в правосознании советского гражданина разных исторических периодов, и каждый раз в журналистском лексиконе вырабатывался комплекс понятий и выражений, критически оценивающих действия тех деятелей культуры, которых причисляли к космополитам или диссидентам. Кампании по борьбе с космополитизмом оказали определенное влияние на формирование преимущественно официально-патриотического характера советской прессы, отголоски которого можно услышать и в постсоветской журналистике.

Сегодня в журналистском обиходе нередко можно встретить такие понятия, как «иностранный агент», «промышленный шпион», «нелегальный мигрант» и др. Государство в полную силу ведет непримиримую борьбу с экстремизмом и международным терроризмом, против которых принимаются специальные законодательные акты и конкретные правительственные решения. Но история, как мы знаем, имеет тенденцию к повторению, и в этой связи уместно вспомнить те газетно-журнальные кампании по борьбе с космополитизмом, которые развертывались в СССР в послевоенные годы.

Задачи данной статьи - выяснить, что стояло в ту сложную эпоху за термином «космополитизм», какие правовые и иные механизмы использовались государством в идеологических кампаниях против космополитов. Данной проблематике посвящены работы таких отечественных авторов, как Г. Батыгин [3], В. Локосов [14], С. Лурье [15], А. Малинкин [16], Г. Миненков [19], О. Попов [22], А. Сонин [25] и др. Различные аспекты этого направления представлены у таких зарубежных исследователей, как К. Манхейм [18], Р. Сиверц ван Рейзема [24], Ю. Хабермас [27], М. Шелер [28], Б. Як [30] и др.

Быть патриотом или космополитом само по себе еще не является законным или незаконным действием. Можно любить и ненавидеть родину одновременно или же любить ее за одно и ненавидеть за другое - и то, и другое неподсудно и дело личной совести человека. Возможно также являться патриотом и космополитом попеременно, как это эффектно демонстрировал пушкинский Евгений Онегин. Можно так же быть одновременно провинциалом и космополитом, и в этом отношении типичным примером был знаменитый И. Кант. Для него равно значимы были вселенский и нравственный закон: «Демократизировав стоическое понимание человечности, он сделал космополитизм гораздо привлекательнее для эгалитариев, поскольку настаивал, что наша человечность воплощается именно в доброжелательности рядового морального лица, а не в рафинированном интеллекте философа» [30].

Но в стране победившего марксизма кантианство подвергалось серьезной критике, а советские идеологи внимательно следили за любыми попытками ревизии учения, отделяя имя основателя

I Интернационала и вождя мировой революции от всех иных течений немецкой классической философии, которые по-своему трактовали вопросы гражданской принадлежности и особенности межнациональных отношений.

В молодом государстве СССР Конституция защищала приоритеты, лежавшие в основе коммунистической власти, а руководство «генеральной линией» осуществлялось по решениям партийных съездов. Газетно-журнальные кампании с самого начала были необходимы для того, чтобы эффективно осуществлять политические репрессии против недовольных существующей властью. В эпоху первых советских пятилеток государство еще лелеяло космополитические (и геополитические) надежды на то, что в СССР могут вступить прибалтийские государства, а также финны, поляки или монголы, проникшись идеями пролетарского интернационализма. Но эта открытость СССР к международному диалогу особого успеха не имела, а кроме того, подобную объединительную миссию декларировала после Первой мировой войны и Лига наций, в которую охотно вступали развитые и развивающиеся страны, освобождаясь от колониальной зависимости.

Как бы то ни было, в эпоху разгула государственного террора 1930-х годов термин «космополит» еще не был в ходу, более удобно было использовать в качестве правового регулятора понятие «враг народа». При этом категория «советский патриотизм», использующаяся в идеологических спекуляциях, еще не была весомым аргументом, поскольку было очевидно, что советский народ как историческая общность, своеобразная многомиллионная коммуна, за столь малый, по глобальным историческим меркам, срок сложиться не способен, и решение отказаться от национальной принадлежности было трудным для новоиспеченного «советского человека». Государство испытывало значительные трудности в решениях национального вопроса на местах, а мера массового патриотизма оценивалась исключительно по степени лояльности к советской власти.

Развитое правосознание не было свойственно среднему советскому человеку довоенной эпохи, а в правоохранительной системе еще были сильны пережитки времен гражданской войны, допускавшей приговоры «без суда и следствия». Чаще всего на практике была в ходу статья 58 УК РСФСР, предполагающая серьезную ответственность за антисоветскую деятельность.

В спектре такого рода деяний числились государственные преступления, некоторые из которых в модифицированном виде присутствуют и в современном законодательстве - нанесение ущерба военной мощи и территориальной целостности страны, посягательство на государственную тайну, экономический саботаж и промышленный шпионаж в пользу врага, бегство за границу и измена родине, контакты с представителями иностранных государств и оказание помощи «международной буржуазии» в ее враждебных действиях против СССР, подготовка террористических актов и нанесение материального ущерба, антисоветская пропаганда и агитация, в том числе с использованием религиозных или национальных предрассудков масс.

С 1922 по 1953 год по данной статье было осуждено, по скромным подсчетам, более 3,5 миллионов человек, в том числе приговорены к высшей мере более 600 тысяч «врагов народа», среди них - инженеры-вредители и врачи-отравители, попутчики революции и партийные уклонисты, прихвостни капитализма и троцкисты-предатели, лингвисты-эсперантисты и анархисты-биокос-мисты.

Увлечение конструктивизмом, формализмом и иными чересчур смелыми течениями в искусстве было чревато зачислением в категорию «симпатизирующих Западу»: «Строитель небоскребов, - писал И. Эренбург, - раболепствует перед жестокой и требовательной трудностью, под которой человеческая фантазия задыхается, как улитка под тяжелой скорлупой... Двадцатый век не шутит. Известные идеи требуют внешних форм...» [29]. Даже такая идеализация американской архитектуры могла соотноситься с образом «антисоветчика» в глазах общественного мнения.

В правовом регулировании и судопроизводстве активно эксплуатировались элементы революционной идеологии, оставшиеся в мировоззрении людей. [6] Возможными были серьезные наказания и для членов семьи врага народа, и для «третьих лиц» за не информирование о готовящейся измене. Даже после освобождения политзаключенные, осужденные по этой статье, не имели права жить ближе 100 км от крупных городов.

В довоенный период врагов народа, условно относящихся к «космополитам», могли ждать разные, но чаще всего достаточно суровые меры наказания. Высылка российской интеллигенции в Европу на «философских пароходах» в 1920-х годах была наиболее мягким решением советской власти относительно инакомыслящих, но чем дальше, тем более суровее становилось правовое регулирование вопроса, и в связях с «белогвардейской эмиграцией» могли быть заподозрены многие из тех, кто остался в Советской России.

Обвинения в ложном, вульгарном, мелкобуржуазном интернационализме могли коснуться объекта любой публикации в советской газете, если они не совпадали с генеральной линией партии. Не вполне лояльный власти деятель культуры мог быть назван «антантофилом» или «интервенционистом», и такие ярлыки наклеивались журналистами довольно часто. В обсуждении латинизированного эсперанто, который предлагался в качестве общего языка для народов СССР скептики замечали, что «революционным» предлагается считать алфавит, который «до сих пор в разных местах служит колонизаторской политике европейских государств» [31].

В довоенный период избежали репрессий, например, выдающиеся биологи - В. Вернадский, Н. Холодный, В. Купревич, А. Тимирязев, - хотя многие их смелые идеи, явно не соответствовавшие официальной советской идеологии, не доходили ни до широких масс, ни до научного сообщества [24]. Очень скоро сошло на нет популярное в 20-х годах движение биокосмистов, выступавшее за «овладение стихийными силами природы и разработку проблемы межпланетных сообщений» [10] - одноименный журнал движения был закрыт, а многие члены редакционной коллегии арестованы.

Правовые регуляторы довоенного периода были вариативны, хотя точная статистика по данному вопросу не представляется нам доступной. Как враги народа были приговорены к высшей мере наказания Э. Дрезен, Г. Зиновьев, Н. Бухарин, Л. Левин, И. Казаков, Ю. Олсуфьев, П. Гидулянов и др. Умерли в тюрьме и ссылке после сурового приговора В. Перетц, Д. Плетнев, П. Флоренский, В. Муравьев, Н. Сетницкий, А. Горский и др. К пяти годам заключения были приговорены по подозрению в причастности к антисоветской деятельности А. Костерин, Д. Штурман, Ю. Гастев, П. Абовин-Егидес, Н. Вильямс и др. Отбыли более длительные сроки в сталинских лагерях Л. Гумилев, А. Чижевский, П. Якир, В. Фрид, Д. Андреев и др. Доказательная база на политических процессах - как до войны, так и во время войны - была минимальной, а субъективные и предвзятые приговоры закрытых судов не являлись предметом публичного обсуждения.

После Великой Отечественной войны, в которой советский народ окончательно победил внешнего врага, необходима была иная терминология для обозначения «внутреннего врага». Поэтому в обиход широких газетных кампаний и попадает слово «космополит», обозначающее человека с недостаточно развитым патриотическими чувствами. Международное право на тот момент находилось в ведении молодой организации ООН, которая, в свою очередь, оказалась под идеологическим контролем со стороны США. Международные наблюдатели внимательно следили за всеми либеральными и демократическими тенденциями в послевоенной Европе и планировали разделить ее на «зоны влияния».

В то же время было очевидно, что идея пролетарского интернационализма потеряла актуальность, поскольку была серьезно дискредитирована в ходе второй мировой войны. Для стран социализма, находящихся в зоне влияния СССР, были приемлемы специфические взгляды на социальные институты, которые должны формировать эгалитарную волю и систему тотального управления обществом разделенного труда [27]. Основой такой социальной модели может быть только патриотизм, представляющий «фундамент коллективизма и основа для сплочения нации, стремящейся взять свою судьбу в собственные руки» [20. С. 108].

После войны юридических оснований для преследования инакомыслия для государства было недостаточно, и проведение кампаний в прессе, возбуждающих общественное мнение, было просто необходимо. Публичная сфера была способна как минимум отслеживать колебания интерсубъективных патриотических настроений и переживаний, оставляя за государством право оценки степени патриотичности объектов публичного обсуждения и вынесения окончательного вердикта в виде административного или судебного решения.

Развитие социологических методов интерпретации явлений в советскую эпоху было не очень интенсивным, и идеология в этом качестве как бы подменяла собой социологию. На западе социологическая «теория элиты» была апробирована именно в XX веке - именно социологи отслеживали изменения массового сознания в странах Европы на периодах высвобождающейся социальной активности масс и периодах тоталитарных государств, кульминация которых приходится на эпоху мировых войн. Именно социологи обозначили возможные методы манипуляции общественным мнением и такие свойства массового сознания, как единообразие, конформизм и некритичность. Отчасти поэтому в СССР и сама социология долгое время попадала в «черные списки» буржуазных наук.

В истории немало примеров, когда антипатриотическая позиция привлекала внимание общественности к острым, злободневным проблемам. А тот патриотизм, который мыслился идеологами как единственно возможный, на самом деле был одной из его разновидностей - государственным патриотизмом. Между тем, существовал целый спектр форм патриотического сознания, в том числе искаженных, деформирующих душевную организацию личности. Среди них социологами выделяются фанатичный и агрессивный патриотизм, индифферентизм и нигилизм, псевдопатриотизм, казенный патриотизм и др. [16].

В многонациональном Советском Союзе апелляция к патриотическим чувствам была сопряжена с классовой теорией. Между тем, интернациональная идея, взращенная на историческом опыте межэтнических коммуникаций, ведет к этико-культурному сверх-национализму, и СССР оказался как бы косвенным следствием таких процессов. В этом контексте закономерно, что советское воспитание, вопреки поставленным перед ним задачам, приводило к пренебрежению родиной, усиливало космополитические и эмигрантские настроения в среде интеллигенции [14].

Очевидна и неслучайная «привязка» кампаний по борьбе с космополитизмом к периоду после Великой Отечественной войны, которая была отделена в массовом сознании советского человека от Второй мировой войны. Идеологи учитывали, что параметры нормального общества изменились -прямая угроза родине нарушила привычное течение жизни в стране и совершила аксиологический переворот в обыденных понятиях. При этом в ходе проведения вышеназванных кампаний умалчивалось, что военная интервенция на чужую территорию не является актом космополитизма: ведь «гражданин мира» - это субъект, путешествующий свободно и исповедующий идеологию ненасилия [2].

Космополит осознает различия между своей и чужой родиной, но чужие не становятся для него врагами, а территория обитания разных народов воспринимается как «общая», таким образом, СССР и сам изначально был феноменом космополитическим. Но теория вопроса была малоинтересна большинству участников этих общественных кампаний. Самые любознательные могли обратиться за разъяснением сути понятия к сталинской Большой Советской Энциклопедии, где, в частности, упоминались биологические космополиты - виды растений и животных с высокой степенью приспособляемости, широким ареалом распространения и значительным видовым многообразием. Примеры крапивы или собаки добавляли в массовое сознание советского гражданина ряд негативных ассоциаций и подспудно обосновывали такие методы судебного решения этой «биосоциальной проблемы», как ссылка в лагеря или высылка из страны.

Количество советских граждан, несправедливо обвиненных в предательстве, пособничестве, измене родине и шпионаже во время войны, было весьма велико, а их реабилитация в правозащитной системе растянулась на долгие десятилетия. Здесь уместно вспомнить, что в послевоенных обывательских представлениях, например, понятия «немец» и «фашист» еще были совмещены друг с другом, и понадобилось время для их разделения. Именно на этой волне распространения «неразделенных понятий» состоялись суды трибунала над Н. Тимофеевым-Ресовским и К. Уль-манисом, полная публичная реабилитация которых состоялась только на исходе советской эпохи.

Характерно, что понятия военного периода «англичанин» и «американец», отождествленные в едином образе «союзника», с началом «холодной войны» также претерпели смену акцентов. Уже в 1945 году советское государство начало строить новые идеологические «перегородки» внутри страны, и первые компании против космополитов уже были связаны с размежеванием бывших союзников по борьбе с фашизмом. Запад рассчитывал на сближение СССР с Европой, Сталин же стремился использовать Победу над фашизмом для расширения лагеря социализма, но для этого было важно оградить советских людей от «лишних» источников информации о жизни за границей. В 1946 году правительство сокращает количество поездок советских делегаций общественности на Запад и начинает проводить специальный отбор сотрудников для работы в «зоне ответственности» СССР. В это же время начинается и русскоязычное вещание на западных радиостанциях BBC и «Голос Америки».

Кампании по борьбе с «раболепием перед Западом» использовали космополитизм как удобный «ярлык», а идея широкого международного общения в изложении советской пропаганды

превратилась в орудие экспансии империализма, представляющее угрозу для советского государства. Видные деятели культуры, никак не замеченные в симпатиях к ненавистному фашизму, подверглись гонениям. Объекты борьбы с космополитизмом должны были попеременно чередоваться, тем самым охватывались все сферы жизни.

Что касается научного познания, то оно было предметом особо острых дискуссий: «Рассуждения об абстрактной вненациональной мировой науке, - писал А. Зворыкин, - особенно вредны сейчас, поскольку они используются реакционными силами для умаления и отрицания вклада в науку тех наций, которые избраны англо-американскими империалистами в качестве объектов агрессии» [9].

Сталин был кровь от крови, плоть от плоти сын грузинского народа и не скрывал своей национальной принадлежности, но когда он стал «отцом народов», очевидно в этом «статусе» он имел любимых и нелюбимых сыновей (и дочерей) в большой семье под названием СССР. В связи с этим мы должны отметить такой важный элемент собирательного портрета послевоенного космополита, как его частая принадлежность к еврейской национальности.

Еврейский вопрос решался в Советском Союзе с момента образования Еврейской автономной области в составе РСФСР. Косвенно это несколько «дискриминационное» решение способствовало спасению во время войны почти половины еврейского населения СССР - уничтожено же было полтора миллиона обрусевших советских евреев, живших в бывшей «черте оседлости» Российской империи, и полмиллиона человек на территориях, присоединенных в 1939 году. Как бы то ни было, после войны в ходе кампаний по борьбе с космополитизмом повсеместно запрещались еврейские общественные и культурные организации, набирали силу антисемитские тенденции в СМИ [3].

Нездоровый ажиотаж вызывали публикации в прессе, в которых раскрывались имена еврейских авторов, работавших под псевдонимами. «Эти критики, - писала главная газета СССР, - утратили свою ответственность перед народом; являются носителями глубоко отвратительного для советского человека, враждебного ему безродного космополитизма; они мешают развитию советской литературы, тормозят ее движение вперед. Им чуждо чувство национальной советской гордости» [21].

В 1946 году председатель Совинформбюро А. Лозовский, параллельно возглавлявший Еврейский антифашистский комитет, был обвинен комиссией ЦК в безответственном расходовании бюджетных средств и «подборе кадров по личным и семейным связям». После специальной резолюции Сталина по этому делу было введено негласное правило о «недопустимой концентрации евреев» в административных государственных органах. По этому инциденту министр госбезопасности В. Абакумов составил сценарий американо-сионистского заговора, по подозрению в причастности к которому были арестованы и приговорены к расстрелу З. Гринберг, С. Михоэлс, А. Гольдштейн и др. Основной фигурант в последнем слове на суде заявил: «Я сказал все и не прошу никаких скидок. Мне нужна полная реабилитация или смерть... Но если когда-нибудь выяснится, что я был невиновен, то прошу посмертно восстановить меня в рядах партии и опубликовать в газетах сообщение о моей реабилитации» [17].

Социологическая обработка данных о мерах пресечения, примененных к самым публичным «космополитам» послевоенного периода, представляет нам следующую примерную статистику. В поздний сталинский период наименее пострадавшей категорией интеллигенции были композиторы, чья репутация была «подмочена» после известного Постановления об опере В. Мурадели «Великая дружба». Чистка в Союзе композиторов СССР поставила многие имена под запрет в советских репертуарах и надолго, вплоть до смерти вождя народов, лишила авторов возможности получать государственные должности и премии.

Под запретом длительное время находилось творчество таких деятелей культуры, как А. Ахматова, З. Цейтлин, С. Перов, А. Фельдман и др. В тюрьмы и лагеря на разные сроки власти отправили М. Зощенко, М. Вовси, М. Когана, Я. Этингера, А. Лондона, В. Красина, Ю. Давыдова и др. Активно защищали свою позицию в ходе кампаний против космополитов, в том числе и посредством публикаций в прессе, П. Кудрявцев, Б. Кедров, А. Гринштейн, В. Купревич и др. Последний из этих ученых впоследствии стал одним из основателей отечественной философской иммортологии, сформировавшейся на заре «космической эры» человечества: «Смертный человек бросает вызов времени и пространству, - писал он, - он выходит один против бесконечной Вселенной, чтобы обрести тайну вечной жизни и подарить ее потомкам» [11].

Многие из этих деятелей культуры были реабилитированы почти сразу же после смерти Сталина в 1953 году. Тогда же посмертно были реабилитированы проходивший по «делу врачей» Б. Шимелиович и получившие «вышку» по делу о «еврейском заговоре» в Чехословакии Р. Слан-ский, В. Клементис, Й. Франк.

В это смутное время зарождалась система противостояния между идеологами и диссидентами. Понятие диссидент (инакомыслящий) более широкого спектра действия, чем термин «космополит», но общее направление претензий к тем и другим сходятся друг с другом. Развивалась в прессе и соответствующая терминология, в публикациях фигурант кампании мог быть обвинен в «симпатиях к иностранщине», «раболепии перед Западом», «приверженности к идеологии загнивающего капитализма» и пр. [13]. В контексте проблематики данной статьи интересно то, что к диссидентам могли быть отнесены как космополиты, так и патриоты, чей патриотизм кардинально расходился с государственной позицией по этому вопросу, а следовательно, мог быть квалифицирован идеологами как «национализм», «лжепатриотизм» и пр.

Меры правового воздействия на инакомыслие оставались достаточно широкими и разнообразными, как при Сталине, так и при Хрущеве. Новому руководству к тому же было принципиально представлять СССР как демократическое и правовое государство в глазах ООН и мирового сообщества. На самом деле и избирательная система, и многие другие юридические инстанции в Союзе существовали, но демократия была не прямая, а представительная, а решения, например, Верховного Совета или Верховного Суда не были окончательными, поскольку высшей инстанцией для важнейших государственных решений считались решения партийных съездов. На Западе эти обстоятельства трактовали как недостаток прав и свобод в советском обществе.

Диссидентская идеология была направлена на защиту прав личности, ставшей жертвой либо социальной среды, либо классовой идеологии. Этот новый для посттоталитарной стадии советского общества юридический механизм сформировался как раз в ходе кампаний по борьбе с космополитизмом. В социологическом плане это также означало выявление того «инакомыслящего» меньшинства, которое не было солидарно с «лояльным» большинством. В эпоху хрущевской «оттепели» право отстаивать свое мнение в печати, как и право защищать свою позицию в суде, были широко обсуждаемыми темами в кругах молодой и образованной столичной интеллигенции.

При Хрущеве были приняты новые Основы уголовного законодательства СССР, и в частности, в УК РСФСР, вступившем в силу в 1961 году, глава «Государственные преступления» делилась на две части: «Особо опасные государственные преступления» (измена Родине, шпионаж, террористический акт и др.) и «Иные государственные преступления» (нарушение национального и расового равноправия, разглашение государственной тайны и др.). Меры наказания по этим двум юридическим позициям существенно различались, соответственно, были разными и риски оказаться под судом по обвинению в космополитизме за воровство государственной тайны или за рассказанный в узком кругу анекдот на антисоветскую или национальную тему.

Такая градация асоциального поведения гражданина в отношении государства сохраняется и в современном российском законодательстве, с поправкой на изменения в самом государственном устройстве. Ведь после распада СССР основные изменения в правовом регулировании коснулись прежде всего конституционного устройства и избирательного права, а основы гражданского и уголовного законодательства РСФСР не были переписаны «от корки до корки», они при переиздании документов в 1990-х годах лишь меняли, где это было необходимо, прилагательное «советский» на прилагательные «российский» или «государственный» [23].

Отставка Хрущева привела к смене общественных тенденций по интересующему нас вопросу. Возобновились кампании против космополитов в монополизированных государством газетах и журналах, усилились преследования и гонения диссидентов, при этом у фигурантов этих процессов редко была «площадка» в СМИ, на которой были бы возможны публичное изложение и защита своей позиции. Единственным печатным органом в СССР, который позволял себе высказывать иную точку зрения по вопросам государственной важности, была «Хроника» - самиздатовская газета зарождающегося правозащитного движения. Корреспонденты редакции посещали открытые судебные процессы, в связи с чем и сами подвергались широким репрессиям.

На основе информации, полученной из этого издания, организовывались движения в поддержку фигурантов, учреждались на местах комиссии и комитеты, ставящие целью проведение в жизнь международных Хельсинкских Конвенций, отстаивали свои суверенные права нации и национальности, образующие соответствующие региональные культурные центры. Игнорирование такого рода деятельности стало уже невозможным, и не случайно в 1970-е годы на высоком партийном уровне была принята идеологическая формула «мирного сосуществования» государств с различным политическим строем.

Наблюдаются изменения и в методах правового регулирования прецедентов инакомыслия, а в градациях меры наказания за «космополитизм» все более распространенной становится самая логичная из них для этого вида «преступления» - репатриация, высылка из страны и лишение гражданства. Направления же эмиграции менялись с изменением международной обстановки.

Международные события и межнациональные отношения не были прерогативой только официальной советской прессы. До массового сознания они могли доходить, например, и через воистину народные песни В. Высоцкого, в которых могли быть озвучены в пародийной форме и антисемитские настроения, сопровождавшие кампании по борьбе с космополитизмом: «Зачем мне считаться шпаной и бандитом, / Не лучше ль податься мне в антисемиты? / На их стороне, хоть и нету законов, / Поддержка и энтузиазм миллионов» [7].

После создания государства Израиль у СССР сложились сложные и неоднозначные взаимоотношения с его руководством, тем не менее, по инициативе МИД и КГБ было принято решение ЦК КПСС о возможности целенаправленной эмиграции советских евреев, и с 1969 по 1975 годы в Израиль перемещается около 100 тысяч репатриантов из СССР, среди них - А. Якобсон, Д. Штурман и др. Позже основное направление эмиграции представителей этой национальности меняется, и их наиболее частым предпочтением в выборе гражданства становятся США.

Многие эмигранты этого периода свою внутреннюю мировоззренческую проблему, в сущности, не решили. Они часто испытывали ностальгические чувства, а порой происходило отторжение от новой родины. В результате у многих космополитов вырабатывалось умонастроение космической, экзистенциальной бездомности, они везде ощущали себя забытыми и брошенными [5]. А диссиденты, оставшиеся на родине, испытывали другие психологические перегрузки, они были захвачены чувством «контр-патриотизма» - таким термином можно назвать любовь к идеальной родине и неприязнь к ее социальным реалиям или к официальным представителям государства, которые выступают и говорят от ее имени [16].

В диссидентских кругах на определенном этапе произошло идейное размежевание на «европеистов» и «американистов» [22]. Сообразно этому те, кто был выпровожен за пределы СССР или стал нелегальным «невозвращенцем» в 1960-1980-х годах, получили новое гражданство. Среди оставшихся в Европе - А. Галич, А. Синявский, М. Розанова А. Амальрик, Л. Плющ и Т. Ходоро-вич (Франция), К. Любарский и Г. Суперфин (ФРГ), Н. Горбаневская (Франция, Польша). Среди эмигрировавших в Америку - В. Чалидзе, П. Литвинов, Э. Лимонов, В. Красин, Н. Вильямс, Э. Неизвестный, П. Григоренко, Л. Алексеева, А. Твердохлебов и др. В некоторых случаях в местах концентрации советских эмигрантов возникали идейные разногласия и творческие конфликты, по причине которых иногда диссиденты меняли место жительства, например, А. Солженицын (Швейцария, США), Ю. Гастев (Франция, США), А. Мурженко (Израиль, США). Статистика о местах дислокации «космополитов» и информация о взаимоотношения в этой среде анализировалась органами госбезопасности.

В сложившейся правовой системе СССР был достаточно широкий разброс наказаний, вплоть до высшей меры, и в интеллигентской среде нередкими были опасения относительно того, что недостаток патриотизма будет приравнен к измене родине. Но применение этой формулировки в официальном судопроизводстве становилось все более редким. Кроме того, судебные процессы, касающиеся разглашения государственной тайны, не были открытыми, поскольку в ходе судебных слушаний неизбежно использовалась секретная, закрытая информация.

В позднюю советскую эпоху широкими темпами развивались неформальные молодежные движения, акцентировавшие свой интерес к западной культуре, умножалось число самиздатовских изданий, серьезно «выпадающих» за рамки советской идеологии. Однако рудименты сталинской репрессивной системы по-прежнему находились в распоряжении государства. В ходе кампаний по борьбе с инакомыслием наиболее публичными были суды над В. Синявским и Ю. Даниэлем, П. Якиром и В. Красиным, завершившиеся относительно мягкими приговорами, в связи с тем, что современные юристы назвали бы «сделкой со следствием». Впоследствии Красин издал за рубежом мемуары «Суд», в которых он покаялся за то, что был слишком откровенным на допросах в КГБ.

Основной задачей общественных защитников на этих и ряде других открытых процессах было доказать, что деятельность «космополитов» не подпадала под уголовную статью об антисоветской пропаганде и измене родине. В ходе кампаний избежали сурового наказания такие «подозрительные», с точки зрения государства, деятели культуры, как Б. Пастернак, Ю. Соостер, С. Нарьньяни, А. Манеев, В. Аксенов, Ю. Мориц, А. Добровольский, Д. Затонский, Л. Вуль, Ю. Ким, В. Бережков, Н. Кравченко, Г. Лубяницкий, Б. Смушкевич, А. Подрабинек, С. Кара-Мурза, которые все же попали под секретный надзор спецслужб и административный прессинг властей, каждый в своей профессиональной деятельности.

Движение правовых регуляторов «космополитизма» в хронологии поздних публичных процессов было направлено в сторону «смягчения» наказания. Тем не менее, в ссылку или колонию на срок от 5 до 10 лет были отправлены И. Бродский, А. Синявский, Ю. Даниэль, А. Гинзбург, Ю. Галансков, В. Лашкова, С. Глузман, К. Любарский, Ю. Шиханович, Г. Суперфин, Т. Велика-нова, С. Ковалев, П. Литвинов, К. Бабицкий, А. Твердохлебов, Л. Богораз, А. Сахаров, Е. Боннер, А. Лавут и др. Дважды к такому сроку были приговорены С. Григорьянц, М. Джемилев, В. Абрамкин и А. Амальрик, а А. Мурженко наибольший повторный срок (14 лет) получил в связи с отягчающими обстоятельствами - угоном самолета за границу.

На долгий срок принудительного пребывания в специальных лечебницах были приговорены В. Буковский, Н. Горбаневская, П. Григоренко, А. Есенин-Вольпин, В. Севрук, Ю. Шиханович, П. Старчик, Л. Плющ и др. Такие специфические методы обструкционизма и шельмования инакомыслящих считались наиболее щадящими, но психологическое давление выдерживали не все подсудимые. Так, например, после публичного предательства своих «подельников» И. Габай в 1973 году покончил жизнь самоубийством. Лишь газета «Хроника» поместила некролог об этом трагическом событии [26].

Отслеживание правовых регуляторов в публичных процессах над космополитами показывает очевидную смену доминирующих тенденций от более суровых мер сталинской эпохи до более гуманных мер брежневской эпохи. Это означало, что идейная борьба с космополитизмом в СССР сходила на нет по мере того, как государство выходило на широкую международную арену. Серьезных наказаний хватало и для вполне патриотически настроенных граждан, совершавших криминальные деяния в крупном государственном масштабе, а идейные расхождения личности с государством были уже не достаточным основанием для страшного судебного приговора.

Идеологический контроль и давление на литературу и искусство, науку и образование в 19701980-х годах также постепенно ослабевали. Общество обретало все более демократический характер, усиливалась гласность и открытость, бурно развивались увлечения всем тем, что входило в ранее запретные культурные зоны. Массовое сознание переходило от идеологических штампов к объективной оценке окружающей действительности [12]. Постепенно выходила из подполья крамольная для советской идеологии евразийская идея, культивировавшаяся в среде русского зарубежья, параллельно с развитием ядерной физики переосмысливалась довоенная теория ноосферы и идея общей ойкумены человечества [8].

В поздний советский период В. Шенталинский вел в популярном еженедельнике «Огонек» постоянную рубрику, посвященную реабилитации жертв политических репрессий, исследуя рассекреченные архивы полувековой давности, а историки и этнографы бурно обсуждали евразийскую теорию этногенеза, которая морально оправдывала агрессию или несправедливость «пассионариев» по отношению к национальным меньшинствам [4]. В дискуссиях участвовали как марксисты, так и немарксисты, как отечественные, так и зарубежные исследователи.

В 1980-х годах П. Абовин-Егидес выпускал самиздатовские журналы «Поиски» и «Перспективы», в которых вступал в открытый диалог с властью относительно сущности социалистического строя. Он доказывал, что в СССР был симбиоз государственного рабовладения, государственного феодализма с элементами плановой экономики. Важнейшими же чертами социализма должны быть свобода, самоуправление и рыночная демократия: «Социализм можно определить как общество универсального самоуправления. „Убийственный" аргумент тоскующих по капитализму: социализм не способен накормить и одеть народ и „доказательство" тому - пустые полки в магазинах. Но виноват в этом не социализм, а его отсутствие. Самоуправляющиеся же трудовые коллективы, колхозы вырастили в прошлом году огромный урожай (потери которого -вина правительства), - могут накормить и одеть население» [1. С. 395].

Привлечение общественного мнения к правовому регулированию международной политики разрушило «железный занавес» еще до того, как был «разрушен» Советский Союз. А правозащитная деятельность после распада СССР приобрела иные формы, чему немало сп?