Радимичи (локализация, происхождение, социально-политическая история)

УДК 94(367)

РАДИМИЧИ (ЛОКАЛИЗАЦИЯ, ПРОИСХОЖДЕНИЕ, СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ)

М.И. Жих

Российско-немецкий исторический семинар (Санкт-Петербург, Россия) e-mail: max-mors@mail.ru Scopus Author ID: 55358941500 Researcher ID: F-3154-2014 http://orcid.org/0000-0003-2212-6416 SPIN-код: 6149-3974

Авторское резюме

В работе рассматриваются: (1) негативные стереотипы о радимичах, сложившиеся в историографической традиции, и аргументируется позиция, что они не имеют под собой достаточных оснований; (2) проблема локализации радимичей, поставленная недавно А.С. Щавелевым, и аргументируется позиция, что мнение данного автора, попытавшегося оспорить их традиционное размещение на Соже, основано на ошибке и является следствием поверхностной работы с летописным материалом; (3) проблема происхождения радимичей, проводится подробный обзор историографии и аргументируется гипотеза, согласно которой миграция радимичей с территории современной Польши могла произойти в VII-VIII в. в рамках славянской миграционной волны из Средней Европы и Дунайского региона на север и восток; (4) проблема атрибуции Л£\&Са\&п\Ю1/Л£\&С£\&1\>01 (лендзян), упоминаемых Константином Багрянородным, и аргументируется гипотеза об их тождественности радимичам, происходящим согласно летописной традиции «от ляхов» (лендзяне - вариант этнонима ляхи).

THE RADIMICHI: THEIR HABITAT, ORIGIN, AND SOCIO-POLITICAL HISTORY

Maksim Zhikh

The Public and Scientific Project «Russian-German Historical Seminar»

(Saint Petersburg, Russia) e-mail: max-mors@mail.ru

Abstract

The author discusses 1) a negative stereotype of the Radimichi, persisting in the historiographical tradition without sufficient grounds; 2) difficulty of identifying their habitat, raised recently by A. S. Shchavelev, who apparently misinterpreted chronicle material and mistakenly tried to challenge the traditional view on the Sozh River area as the Radimichi&s homeland; 3) the hypothesis based on the review of historiographical works that the Radimichi originally migrated from the territories of modern Poland as a

part of the Slavic migration wave from Central Europe and the Danube region to the north and east in the 7th-8th centuries; and 4) the hypothesis that the Lendians mentioned by Constantine Porphyrogenitus may have been the Radimichi, who originated, according to the chronicle tradition, from the Lechites/Lachy (Lendians is a version of the Lachy ethnonym).

ethnography, seven-pointed temple rings, Slavic migration, Rus&, Kiev, Poland

I. Историографические стереотипы о радимичах и реалии социально-политической истории

Рис. 1. Реконструкция облика радимичанки 25-30 лет из д. Каласы (Рогачевский р-н Гомельской обл.), Х1-Х11 вв. Головной убор с семилучевыми височными кольцами

Восточнославянскому этнополитическому объединению радимичей в исторической традиции не повезло. Древнерусские книжники дали им резко-негативные («Радимичи и Вятичи и Северъ одинъ обычаи имяху: живяху в лесе, якоже [и] всякии зверь, ядуще все нечисто...»), либо насмешливо-пренебрежительные («Русь корятся Радимичемъ, глаголюще: &&Пищаньци волъчья хвоста бегають&&») характеристики.

Словно продолжая намеченную летописцами линию, весьма уничижительно характеризовало радимичей и большинство историков нового времени. Так, Л. Нидерле писал о них как об «одном из слабых и зависимых племён», поскольку они, согласно летописи, «без сопротивления подчинились Киеву и уже в 885 году платили Киеву дань, которую раньше выплачивали хазарам» (Нидерле 1956: 161).

Аналогично рассуждал и Н.П. Барсов, по словам которого «эта ветвь восточного славянства (радимичи - М.Ж.) занимает в ряду других ветвей, по степени самостоятельности, с какою они являются в эпоху образования Русского государства, едва ли не последнее место. Нет сомнения, что они, как и соседи их вятичи, выделились из среды славянства позднее других. Весьма вероятно, что союз родов в этих землях, особенно же у радимичей, по самой недавности образования, не успел ещё окрепнуть к эпохе заложения Русского государства, - и что в этом надо искать причин незначительности роли, которую занимала земля радимичей в период, обнимаемый Начальною летописью»; радимичам была свойственна «крайняя слабость» (Барсов 1873: 132, 133).

Е.Ф. Карский считал, что «радимичи никогда не составляли самостоятельного княжества. Вероятно, уже во время летописца радимичи служили предметом, насмешек, со стороны их соседей» (Карский 1903: 74).

По мнению В.В. Мавродина «радимичи были небольшим, малочисленным, слабым племенем» (Мавродин 1945: 95).

Если, однако, внимательно вглядеться в посвящённые радимичам скупые летописные строки, легко убедиться сколь легковесны подобные нигилистические суждения. Радимичи, чьи земли располагались относительно недалеко от Киева, выходили к Днепру, и соседствовали «русской землёй в узком смысле», бывшей ядром Древнерусского государства (Насонов 1951: 28-68; Рыбаков 1982: 55-90; Седов 1999: 50-82; 2002: 255-295), а потому рано должны были оказаться в сфере интересов и военной активности киевских князей, сохраняют свою самостоятельность дольше всех прочих восточнославянских этнополитических союзов (за исключением вятичей). Соответственно, неизбежен вывод, что их борьба с Киевом за свою независимость носила долгий и упорный характер.

Сложные процессы этно-политогенеза, проходившие в VIII - начале XI вв. в Восточной Европе принято рассматривать сквозь своеобразную «киевскую призму», преимущественно в рамках становления Древнерусского государства с центром в Киеве и во главе с династией Рюриковичей (Мавродин 1945; Рыбаков 1982; Свердлов 2003), в то время как они носили сложный разнонаправленный характер. В разных

частях восточнославянской ойкумены шли процессы становления оригинальных политий, искусственно прерванные экспансией Киева1, шла конкуренция разных центров и разных «политических проектов», из которых история выбрала один.

Уцелеть и продолжить своё развитие, пусть и в условиях непрерывного давления, смогли только вятичи. Пошедшие своим особым путём балтийские славяне и вятичи как бы обрамляли славянский мир с запада и с востока.

Большинству славиний2 история не дала шанса реализовать потенциал своего оригинального развития, но вряд ли мы поймём исторический процесс становления Руси и образования древнерусской народности во всей полноте, если будем смотреть на него лишь с точки зрения конечного результата. С таким подходом надо совмещать и другой: взглянуть на происходящее в Восточной Европе в четвёртой четверти I - начале II тыс. с другого конца, как бы с точки зрения самих славиний. Увидеть в них не только «предысторию» Древней Руси, но исторический феномен, имеющий самоценность и посмотреть на происходящее не только со стороны Киева, но и, на сколько это возможно, со стороны кривичей, древлян, вятичей, радимичей и т.д., попытаться понять не только «правду Киева», но и их «правду»3.

Решающую успешную операцию по покорению радимичей Русью летописи фиксируют только при Владимире в 6492/984 году (ПСРЛ. I: 83-84; ПСРЛ. II: 71; ПСРЛ. III: 131, 530), значит до этого все попытки киевских князей покорить радимичей или проваливались, или приводили лишь к временным спорадическим успехам, после которых радимичи какое-то время выплачивали Киеву дань (как при Олеге: ПСРЛ. I: 24; ПСРЛ. II: 17), сохраняя при этом собственную социально-политическую и военную организацию, неподконтрольную напрямую киевским правителям.

Вчитаемся в само летописное известие о победе киевских войск над радимичскими: «Иде Володимеръ на Радимичи. Бе у него воевода Волъчии Хвостъ.

И посла и Володимеръ передъ собою Волъчья Хвоста. Сърете е на реце Пищане и победи Радимиче Волъчии Хвостъ. Темь и Русь корятся Радимичемъ, глаголюще: &&Пищаньци волъчья хвоста бегають&&. Быша же Радимичи отъ рода Ляховъ. Прешедъше ту ся вселиша и платять дань Руси, повозъ везуть и до сего дне» (ПСРЛ. I: 83-84; ПСРЛ. II: 71; ПСРЛ. III: 131, 530).

Рис. 2. Битва на реке Пищане. Миниатюра из Радзивиловской летописи

За насмешливым тоном на деле сквозят не очень приятные для киевского взгляда факты: и после 984 г. в Радимичской земле не оказалось киевских наместников, радимичи лишь стали регулярно платить дань Руси, «везя повоз», то есть свозя её в установленные для этого пункты (подобный порядок сбора тарифицированной дани, исключающий произвол, пришёл после древлянского восстания и «реформы Ольги» на смену более архаичному объезду-полюдью: Свердлов 2003: 182-194; Жих 2013).

Таким образом, даже после поражения на реке Пищане радимичский этносоциум отнюдь ещё не лишился полностью своей автономии и политической структуры, сохраняя определённые договорные отношения с Киевом, причём такая ситуация продолжалась ещё какое-то время («до сего дня» как говорит летописец, скорее всего эти слова написаны автором времён Ярослава Мудрого: Насонов 1951: 61).

В «Памяти и похвале князю русскому Владимиру» мниха Иакова сказано кратко, что он «радимице победи и дань на нихъ положи» (Память 2004: 322).

Итак, видим, что:

Из этого с неизбежностью следует, что радимичи обладали выраженным самосознанием и имели как достаточно развитую социально-политическую организацию, так и военную силу, вполне достаточные для длительной борьбы с киевскими русами, что заставляет видеть в них, наряду с вятичами и древлянами, один из наиболее развитых в общественно-политическом отношении восточнославянских этносоциумов, активно боровшихся с наступлением Киева.

Интересно и то, что в земле радимичей (также как у вятичей) не появилось в ХКХП вв. собственного княжеского стола Рюриковичей, что может указывать на то, что степень их контроля над радимичским регионом, особенно над его внутренними районами, ещё была относительной.

В качестве обозначения территории имя «радимичи» дожило как минимум до середины XII в. Под 6677 (1169) г. Ипатьевская летопись упоминает путь «на Радимиче», которым от реки Горыни проследовал в Суздаль князь Владимир Мстиславич (ПСРЛ. II: 537).

В отношении вятичей современная наука успешно преодолела негативный стереотип, заданный киевскими книжниками. Там, где летописцы видели в ХКХП вв. диких варваров-язычников, неподчиняющихся законным князьям и убивающих христианских миссионеров3, там современные учёные находят развитую земледельческую традицию, самобытные политические институты, оригинальную

материальную и духовную культуру, развивающуюся городскую жизнь, ремесленную традицию, успешную торговлю с востоком и т.д. (Никольская 1981; 1987; Рыбаков 1982: 258-284; Седов 1982: 143-151; Трубачев 2000: 4-11; Зайцева, Сарачева 2011). По сути в земле вятичей существовало особое славянское предгосударственное или раннегосударственное образование, неподвластное Рюриковичам.

Сама эта ситуация (глухой медвежий угол по летописи и вполне развитый регион Древней Руси по данным современной науки, переживающий в XI-XII вв. свой расцвет) указывает на то, сколь ненадёжно прямое следование летописной традиции о славиниях Восточной Европы. Ведь эта традиция исходила из двух посылок:

(1) Законности и неизбежности установления над всеми восточнославянскими землями власти правящей в Киеве династии Рюриковичей, соответственно, все кто с ней боролся, все династии, правившие в славиниях, в глазах летописцев автоматически были беззаконными мятежниками;

(2) Превосходства Христианства над язычеством. Соответственно, все славянские этнополитические союзы, связанные временем своего расцвета с языческой эпохой или упорно державшиеся за веру предков (а борьба с экспансией Киева и борьба с христианизацией зачастую сливались, поскольку само Христианство рассматривалось киевской общиной в качестве действенного инструмента унификации религиозной, а за ней и политической жизни подчинённых славянских территорий: Фроянов 2003), получают у него резко отрицательную оценку. Характерно, что понятие поганые (то есть «язычники») -обобщающий термин, которым автор Повести временных лет (далее - ПВЛ) маркирует восточнославянские этнополитические союзы, завершив рассказ об их обычаях («погании, не ведуще закона Божия, но творяще сами собе законъ»: ПСРЛ. I: 14; ПСРЛ. II: 10).

В Ипатьевской летописи употребляется и понятие «наши вятичи» (ПСРЛ. II: 374), аналогичное обозначению находившихся на службе русских князей кочевников «свои поганые». То есть в целом неподконтрольная Рюриковичам языческая полития вятичей мыслилась древнерусской административной и интеллектуальной элитой как «не наша»/«чужая», не являющаяся частью Руси.

Соответственно, никакой объективности от киевских летописцев в оценке славиний Восточной Европы ожидать не приходится. Только о полянах, к которым автор ПВЛ принадлежал сам, он написал «мужи мудри и смыслени» (ПСРЛ. I: 9; ПСРЛ. II: 7) и дал только их обычаям положительную характеристику, как бы подчёркивая тем, что поляне были приготовлены к принятию Христианства: «Поляне бо своих отець обычаи имуть кротокъ и тихъ и стыденье къ снохамъ своимъ и къ сестрамъ, къ матеремъ и к родителемъ своимъ, къ свекровемъ и къ деверемъ велико стыденье имеху. Брачныи обычаи имяху: не хожеше зять по невесту, но

приводяху вечеръ, а завътра приношаху по неи, что вдадуче» (ПСРЛ. I: 13; ПСРЛ. II: 10)1.

В тоже время его описание обычаев их главных врагов, древлян, пронизано настоящим антидревлянским пафосом: «Древляне живяху звериньскимъ образомъ, жиоуще скотьски: оубиваху другъ друга, ядяху вся нечисто, и брака оу нихъ не бываше, но оумыкиваху оу воды девиця» (ПСРЛ. I: 13; ПСРЛ. II: 10). Древляне как враги полян, враждебны и Христианству; насколько близки к христианской практике обычаи полян, настолько же далеки от неё обычаи древлян, удел которых с точки зрения историософии ПВЛ - подчинение Киеву и исчезновение из истории.

Совсем иначе взглянули на древлян современные учёные. М.Б. Свердлов, обобщая наблюдения своих предшественников, заключил: «древляне, действительно, преуспевали в правление своих независимых от Киева князей. Судя по распространению древлянских археологических памятников, они ограничили расселение полян в К-Х вв. на запад узкой полосой, 25-30 км, &&гор&& по берегу Днепра. К концу IX в. древляне подчинили, вероятно, дреговичей и волынян. После подчинения власти киевских князей они неоднократно пытались от неё освободиться. Да и в составе Русского государства Древлянская земля (позднее в составе Туровского княжества) имела большое значение в качестве обширного западного княжения в правление Олега Святославича, Святополка Ярополковича и Святослава Владимировича» (Свердлов 2003: 88)2.

В Древлянской земле развивались процессы урбанизации (Звiздецкий 2008), знаменитые каменные пряслица из овручского шифера, производившиеся с середины X в. древлянскими мастерами, расходились по всей Руси и соседним странам. В.Л. Янин высказал вполне убедительную гипотезу, что помимо утилитарных функций овручские пряслица, которые нередко находят в городах в количествах, явно превышающих хозяйственные потребности в них (иногда пряслица находят в кладах вместе с серебряными слитками; при раскопках в Пскове пряслица были найдены в кошельке рядом с западноевропейскими монетами), с момента своего появления выполняли также роль платёжного средства, т.е. были своеобразными деньгами («товаро-деньгами») для мелких платежей у восточных славян (Янин 2009: 212-213).

Если «историческая реабилитация» вятичей и древлян стала историографическим фактом, то применительно к радимичам оценки, представляющие их социум как достаточно примитивный, продолжают даваться и ныне. Так, Е.А. Шинаков полагает, что «в их (радимичей - М.Ж.) земле не было городов. При упоминании присоединения радимичей и ликвидации позднее их

&&мятежа&& не говорится ни о каких князьях... Ни одного княжеского стола на собственно территории радимичей образовано не было, что косвенно свидетельствует об отсутствии у них и додревнерусских &&вождеско&&-княжеских традиций. В силу этого у радимичей. можно предположить только одну форму потестарной организации - религиозно-общинную» (Шинаков 2012: 49-50). Аналогично рассуждают А.А. Фетисов и А.С. Щавелев: «Можно предполагать относительную неразвитость у радимичей &&вождеско&&-княжеских потестарных традиций, вообще, некую специфичность социально-политических механизмов управления» (Фетисов, Щавелев 2012: 125).

В приведённых цитатах видим прямолинейное следование за текстом летописи (которая, кстати, не говорит ни о каком «мятеже» радимичей, и представляет поход на них Владимира как завоевание до того самостоятельно социума). Выше на примере вятичей уже было подчёркнуто, сколь ненадёжным является подобный подход, ведь летописцы отнюдь не ставили целью описать внутреннее устройство славиний. Упоминания об их общественно-политических институтах в летописях носят разрозненный случайный характер.

Так в собственно летописных текстах ничего не говорится и о вятических князьях. Они упомянуты только в поучении Владимира Мономаха, который говорит о том, что «в Вятичи ходихомъ по две зиме на Ходоту и на сына его и ко Корьдну ходихъ» (ПСРЛ. I: 248). Не сохранись это уникальное известие, современные авторы строили бы догадки об «отсутствии княжеских традиций» и «особом характере механизма управления» у вятичей.

В Ипатьевской летописи сохранился и рассказ о народном собрании у вятичей. В 1147 г. в ходе борьбы Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича против Изяслава и Владимира Давыдовичей «Она (Давыдовичи - М.Ж.) же слышавша, оже Гюрги прислал к немоу (Святославу - М.Ж.) в помочь, и не сместа по немъ ити, но съзваша вятиче и реша имъ: &&Се есть ворогъ нама и вамъ, а ловите его на полъ вама (в Хлебниковском и Погодинском списках читается «на полон вам» - М.Ж.)&&, и тако възратистася ис Дедославля» (ПСРЛ. II: 338).

Как видим, и в середине XII в. вятическое общество сохраняет свою политическую субъектность, своё социальное единство и общинную организацию с народными собраниями, на которых принимались важные решения.

В рассказе ПВЛ о строительстве Владимиром городов на границе со Степью находим упоминание и о вятической знати - лучших мужах: «Рече Володимеръ: "се не добро, еже малъ городъ около Киева" и нача ставити городы по Десне, и по Востри, и по Трубешеви, и по Суле, и по Стугне и поча нарубати муже лучшие от словень и от кривичь, и от чуди, и от вятич и от сихъ насели грады» (ПСРЛ. I: 121; ПСРЛ. II: 106; ПСРЛ. III: 159).

Больше всего у нас информации о внутреннем устройстве древлян - в летописном рассказе об антикиевском восстании древлян и подавлении его Ольгой оно описано относительно подробно (ПСРЛ. I: 54-60; ПСРЛ. II: 42-48; ПСРЛ. III: 110113). У древлян видим классическую тернарную структуру управления (Фроянов 1980: 126-127; Свердлов 2003: 88-91; Жих 2012: 155-156; 2015: 13-14): (1) княжеская власть, (2) знать/совет знати (старейшины города, лучшие мужи, мужи нарочитые); (3) народное собрание, представлявшее собой фактически вооруженный народ (древляне совещаются со своим князем Малом и тут же выступают в поход на Игоря).

Все эти три института (князь, знать, народное собрание) описанные у древлян в одном рассказе ПВЛ разрозненно упомянуты в источниках и применительно к вятичам. Едва ли в социально-политическом устройстве вятичей и радимичей, живших по соседству и сближенных в ПВЛ, существовали серьёзные отличия. У радимичей мы вправе предполагать точно такую же трёхступенчатую структуру управления как у древлян и вятичей с князем, знатью/советом знати и народным собранием/вечем, ведь археологически социальная структура вятичей и радимичей демонстрирует значительное сходство - и там и там отчётливо выделяются отдельные локальные группы населения, в совокупности составляющие союзы радимичей и вятичей.

На существование у радимичей института княжеской власти указывает наличие у них преданий о легендарном предке, по сути, первом князе. Сравним летописные выражения о Радиме и радимичах с одной стороны и Кие и полянах с другой: «пришедъша, седоста Радимъ на Съжю [и] прозв[а]шася Радимичи» (ПСРЛ. I: 12; ПСРЛ. II: 9); «бяху мужи мудри и смыслени [и] нарицахуся Поляне. Отъ нихже есть Поляне в Киеве и до сего дне. Но се Кии княжаше в роде своемь... И по сихъ братьи держати почаша родъ ихъ княженье в Поляхъ» (ПСРЛ. I: 9-10; ПСРЛ. II: 7-8).

Летописцы называют кривичей, вятичей, радимичей, полян, древлян и прочие восточнославянские этнополитические объединения в одном ряду с лютичами, а про них по источникам хорошо известно, что они представляли собой союз ряда небольших «племён»: брежан, стодорян, чрезпенян, доленчан и т.д. Аналогична ситуация с ободритами, включавшими в себя древан, глинян, вагров и т.д. и лужицкими сербами, делившимися на сусельцев, жирмунтов, галомачей и т.д. Одним словом, там, где у нас есть источники, описывающие более детально внутреннюю жизнь славян, мы видим, что большие славянские этнополитические объединения, уровня тех, что попали на страницы древнерусских летописей, делились на ряд небольших объединений.

В анонимном «Баварском географе» (памятнике, созданном в швабском монастыре Райхенау в 70-е гг. IX в.: Назаренко 2001: 51-70) перечислено множество славянских «племён», не известных по другим источникам и, соответственно, с трудом поддающихся идентификации или не поддающихся ей вовсе. По всей видимости, это именно те небольшие «племена», из которых состояли крупные славянские этнополитические союза типа вислян, мазовшан, лютичей, кривичей и т.д.

Названия восточнославянских локальных объединений в источниках почти не отразились (исключение - полоцкая группа кривичей, полочане: Жих 2015а)1, но здесь на помощь приходит археология, позволяющая выделить такие объединения.

Судя по археологическим данным население как Радимичской земли, так и Вятической было сгруппировано в отдельные локальные единицы, соответствующие небольшим локальным объединениям, «малым» славиниям (или «малым племенам» как их традиционно называли в историографии), в совокупности составляющим, соответственно радимичское и вятическое этнополитические объединения. В земле вятичей выделяется шесть таких курганных групп (Соловьёва 1956: 161-165).

В Радимчской земле Г.Ф. Соловьёва выделила восемь археологически фиксируемых локальных групп (рис. 3):

(1) Между Днепром и Сожем;

(2) В бассейне реки Сож;

(3) В бассейне реки Ипути;

(4) В бассейнах рек Ипути и Снова;

(5) В бассейне реки Снова;

(6) В междуречье рек Ипути и Снова в нижнем течении Ипути;

(7) В среднем течении Днепра (примерно от Рогачева до устья Сожа);

(8) В междуречье рек Сожа и Беседи (Соловьёва 1956: 156-160)2.

Таким образом, судя по археологическим данным, радимичский этнополити-ческий союз представлял собой объединение как минимум восьми локальных групп славянского населения. Цифра условна, скорее всего маленьких славиний в Радими-чской земле было больше, поскольку какие-то объединения могут не фиксироваться археологически - относительно шести выделенных Г.Ф. Соловьёвой в земле вятичей локальных групп Б.А. Рыбаков заметил: «они выявлены лишь в северной части Вятичей. Таких районов-племён удалось обнаружить шесть, но, исходя из их размера, во всей земле Вятичей их должно быть не менее десяти» (Рыбаков 1982: 264)3.

Для каждого из «малых племён» можно предполагать наличие «града» -административного, религиозного и организационного центра, каковые летописи отметили у древлян (ПСРЛ. I: 58; ПСРЛ. II: 47) и вятичей (ПСРЛ. II: 697).

Рже. 8. Ооыг деления на локальные группы территорий «нтичей, раднмичин и северян. I _ плгреГклие и пие; 1 — погреемте га гермояте; 3 — оогреСсике е мсьиц.

Рис. 3. Локальные группы вятичей, радимичей и северян (Соловьёва 1956: рисунок между страницами 156-157)

Один такой «град», Гомель (летописный Гомий, впервые упомянутый под 1142 годом), бывший, видимо, центром посожской группы радимичей (курганная группа 2 по Г.Ф. Соловьёвой), к настоящему времени относительно неплохо изучен. В конце IX - Х вв. Гомель разрастается в размерах и охватывает площадь от 4 до 8 га. Формируется двухчастная структура поселения (детинец - окольный город) с укреплённым городищем площадью около 0,7 га у слияния Сожа и Гомеюка, а также и вторым поясом оборонительных сооружений. Развивается гончарное, кузнечное, ювелирное ремесло. В городе, стоявшем на торговом пути по Сожу, и вокруг него, известны клады арабских дирхемов ^^ вв., свидетельствующие об активней торговле, которую вели его жители. Гомельское городище конца I тыс. н.э. является одним из наиболее значительных в восточнославянском мире (о радимичском периоде в истории Гомеля см.: Макушников 1990: 59-60; 2002: 32-37; 2009: 76).

Предположение Е.А. Шинакова согласно которому «Гомий, Пропуй и Кречют были основаны, скорое всего, княжеской властью как крепости - опорные пункты с разных сторон их (радимичей - М.Ж.) границ» (Шинаков 2012: 49) лишено оснований. Киевским опорным пунктом на южной границе земли радимичей было несущее явные черты древнерусской дружинной культуры Моховское военизированное поселение (конец IX - начало XI вв.) в устье Сожа (о нём см.: Макушников 2009: 76-95), созданное киевскими князьями южнее Гомеля и явно противостоявшее ему. Противостояние двух расположенных напротив друг друга городищ является археологическим отражением политического противостояния Киева и Радимичской земли в ^^ вв. (а возможно и в начале XI в.), в ходе которого обе стороны укрепляли свои границы. После того как Радимичская земля теряет свою независимость, необходимость в содержании Моховского военного центра для Киева отпадает, и он в первой половине XI в. исчезает. Предшествующий период около столетия отмечен противостоянием киевского Мохова и радимичского Гомеля.

По мере накопления археологических материалов по земле радимичей вырисовывается структура их расселения, организация поселенческой сети с определённой иерархией разноуровневых поселений, за которой стоит, очевидно, политико-административная структура радимичей, формирование раннегородских центров типа Гомеля и т.д. (Макушников 2009: 22-77), в общем всё то, что уже известно применительно к лучше изученным восточнославянским этнополити-ческим союзам.

Близ Гомеля, по всей видимости, произошла и трагическая для радимичей битва на реке Пищане/Песчане. Поскольку подобные гидронимы довольно широко распространены в славянском мире, в т.ч. и в ареале радимичей их несколько, вопрос о том, где же именно произошло роковое для радимичей сражение, вызвал в литературе полемику (Макушников 2002: 37-40; Гурьянов, Шинаков 2006: 78-79; Фетисов, Щавелев 2012: 126-127). Наиболее логичное и убедительное отождествление летописной реки с реальным гидрографическим объектом предложил О.А. Макуш-ников.

Радимичскис воины Х-Х1 веков. Рисунок-реконструкция Ю.М. Лупинснко

Рис. 4. Радимичские воины времён битвы на реке Пищане (Макушников 2002:34)

По мнению учёного, с которым мы полностью согласны, войска Владимира должны были наступать на радимичей с юга, из района Киева и Чернигова и двигались, скорее всего, тем самым путём «на радимичи», о котором говорит в середине XII в. Ипатьевская летопись. Едва ли битва произошла в глубине земли радимичей, поскольку радимичские войска должны были попытаться не пустить завоевателей вглубь своей территории, не дать им занять Гомель - свою важнейшую крепость на юге. Соответственно, река Пищана должна быть расположена на пути из киевско-черниговского региона в Радимичскую землю, то есть в районе Гомеля,

контролировавшего Нижнее Посожье, который Волчий Хвост не мог оставить у себя в тылу.

На пути из Чернигова в Гомель обнаруживается ручей Песошенька (ок. 15 км), правый приток реки Терюхи, впадающей в Сож. Раньше он назывался Песочанкой или Песочной и находится примерно в 30 км от Гомеля (Макушников 2002: 37-40). Именно на его берегах, в районе современных сёл Хуторянка и Песочная Буда встретились в 984 году армия воеводы Волчьего Хвоста и защищавшее свою землю войско радимичей.

В связи с замечанием ПВЛ о том, что после битвы киевляне насмешливо называли побеждённых радимичей «пищаньцами», Б.А. Рыбаков высказал предположение, что так могло называться одно из небольших радимичских «племён»: «Потом бытовала поговорка, укорявшая радимичей: &&Пищаньци волъчья хвоста бегаютъ&&. В этом случае хронист расценивает пищаньцев как некую органическую часть радимичей» (Рыбаков 1982: 263-264). Б.А. Рыбакова поддержал А.А. Горский (Горский 2011: 138).

На наш взгляд такая трактовка летописного пассажа неубедительна. Скорее здесь перед нами просто насмешливое прозвище, данное победителями побеждённым. Маловероятно, чтобы «гомельская» группа радимичей называлась по имени небольшого ручья.

Если Гомель был южным форпостом земли радимичей, то на её севере эту роль выполняло городище близ современного агрогородка Радомля (работы экспедиции И.А. Марзалюка). Столица радимичей находилась, вероятно, в центре их земли, в районе современного Славгорода (Пропойск, древнерусский Прапошаск, впервые упоминается в 1136 году в грамоте Ростислава Мстиславича), где на высоком правом берегу Сожа, около устья реки Прони расположено крупное городище.

II. Локализация радимичей

Тенденциозное отношение к радимичам, распространённое, к сожалению, в исторической науке, было доведено до полного нигилизма в недавней работе А.С. Щавелева, который попытался максимально размыть вопрос об их локализации, а соответственно и истории как таковой, поставив под сомнение само существование восточнославянского этнополитического союза с таким именем (Щавелев 2016).

В этногеографическом введении к ПВЛ ареалом проживания радимичей назван бассейн реки Сожа, левого притока Днепра: «Радимичи бо и Вятичи отъ Ляховъ. Бяста бо два брата в Лясех: Радимъ, а другому Вятко и пришедъша, седоста Радимъ на Съжю [и] прозв[а]шася Радимичи, а Вятъко седе съ родомъ своимъ по Оце, отъ негоже прозвашася Вятичи» (ПСРЛ. I: 12; ПСРЛ. II: 9).

Поскольку гидронимов с именем «Пищана» много, а путь «на радимичи» в летописи намечен приблизительно, именно данное известие всегда выступало базовым при определении территории Радимичской земли, являясь единственным

её надёжным ориентиром (Карамзин 1989: 48; Шафарик 1847: 84; Барсов 1873: 132; Соловьёв 1896: 47; Спицын 1899: 333; Карский 1903: 72; Нидерле 1956: 160; Мавродин 1945: 95; Третьяков 1953: 244; Соловьёва 1956: 10; 1968: 352; Седов 1970: 134; 1982: 151; Рыбаков 1932; 1982: 238-239; Tyszkiewicz 1970: 455; Рапов 1998: 320; Богомольников 2004: 109; Макушников 2009: 7), однако А.С. Щавелевым оно было поставлено под сомнение.

Данный автор обратил внимание на то, что в летописях новгородско-софийской группы (далее - НСГ) прародитель «племени» Радим садится не на Соже («на Съжю»), а «на Рсьшю» (что, по мнению А.С. Щавелева, может указывать на реку Рось или на реку Оршу), посчитав данные формы написания гидронима равноценными и сделав из этого далеко идущие выводы (Щавелев 2016: 192-194).

По мнению А.С. Щавелева сделанное им наблюдение делает в