Спросить
Войти
НАЦИОНАЛИЗМ И ГЕОПОЛИТИКА
Александр Стыкмин
ВОПРОСЫ НАЦИОНАЛИЗМА 2014 № 3 (19)
ДунАйские проекты ОсКАрА Яси
Памяти Тофика Муслимовича Исламова, выдающегося знатока межнациональных отношений в странах Средней Европы в Новое и Новейшее время
Для осмысления сегодняшних процессов, происходящих в сфере межнациональных отношений как на постсоветском пространстве, так и в странах Центральной и Юго-Восточной Европы, весьма полезно, на наш взгляд, обращение (если даже и критическое) к богатому, многообразному опыту монархии Габсбургов, спектр оценок которой в исторической литературе всегда был чрезвычайно широк — от «европейской необходимости» и гаранта стабильности в Средней Европе до «тюрьмы народов». И речь идет не только о реально воплощенных, зачастую неудачных или по крайней мере не оправдавших себя в длительной перспективе (как не оправдала себя и сама конструкция австро-венгерского дуализма образца 1867 г.) проектов урегулирования отношений между имперским центром и национальными движениями. Но и о тех идеях и планах, которые в силу конкретных исторических обстоятельств так и не были реализованы, но все же определенным образом повлияли как на общественную мысль в странах Дунайско-Карпатского региона, так и на политическую практику в них в некалендарном XX веке (1914-1989). К последним можно отнести дунайские федеративные и конфедеративные проекты венгерского, а позже американского политического мыслителя Оскара Яси (1875-1957). При всем утопизме взятой им на себя сверхзадачи (предложить жизнеспособную федералистскую альтернативу развитому национализму в странах Средней Европы в условиях, в частности, Версальской системы), они и сегодня могут представить некоторый интерес при выработке конкретных планов регионального сотрудничества.
Попытки нового правительства сохранить Венгрию в исторически сложившихся границах ее «коронных» 189 земель, включавших в себя Трансильванию, Словакию, Воеводину, Закарпатскую Украину и др., с самого начала терпели неудачу. Подписанная Венгрией как побежденной страной 13 ноября конвенция предусматривала вывод войск с обширных территорий, ранее управлявшихся из Будапешта.
Правительство Каройи сразу признало право земель, заселенных словаками, на автономию в составе Венгрии. Однако контроль над этими землями был утрачен. Новая администрация формировалась там с чешской помощью. Венгерское правительство, не отказавшись от претензий на словацкие земли, инициировало наступление своих войск. Их столкновение с чешскими легионерами было чревато перерастанием в серьезную войну. Конфликт не могли разрешить ни обмен нотами, ни переговоры. Неудача на переговорах по вопросам размежевания с Румынией, проходивших перед этим в Араде1, только придавала венгерской стороне решимости отстаивать свои позиции в споре с молодым чехословацким государством. Между тем чехословацкая дипломатия нашла себе мощного союзника в лице Франции. С подачи министра иностранных дел Э. Бенеша представитель Антанты в Будапеште французский подполковник Ф. Викс вручил венгерскому правительству ноту, определявшую венгеро-чехословацкую границу по достаточно произвольной линии, не совпадавшей с этнической границей. Согласно позиции венгерского правительства, вопрос о границах могла решить только мирная конференция, а до тех пор речь должна была идти лишь о демаркационной линии, установить которую можно в ходе двусторонних переговоров. Однако фактически первая «нота Викса» предвос190
хитила будущие границы двух государств.
Масарик, вернувшись на родину 20 декабря, через день выступил в Национальном собрании, изложив свои представления о послевоенном устройстве Центральной Европы и месте Чехословакии в нем. Его речь имела особый отклик в Венгрии, чья новая политическая элита, продолжая воспринимать страну в границах «королевства Св. Стефана» (включавших в себя словацкие территории), была весьма неравнодушна к постановке Прагой словацкого вопроса. В первой же программной декларации президента Чехословакии было заявлено жесткое отношение к трехмиллионному немецкому меньшинству — немцам сразу же было указано, что в чешских землях они воспринимаются не как коренное население, а как потомки иммигрантов и переселенцев. Масарик выразил и свое отношение к австро-венгерской государственности эпохи дуализма. Австро-Венгерская монархия, образованная в 1867 г., как и обе ее составные части, были, на его взгляд, искусственными конструкциями, сразу же развалившимися при поражении Германии и ее союзников в войне. Президент напомнил и о политике дискриминации национальных меньшинств в Венгрии. Страны-союзницы, говорил он как бы от имени всех победоносных держав, ясно видят, что у венгров есть право только на национальное государство в границах проживания мадьярского этноса.
Возможные со стороны венгров обвинения чехов в экспансионизме Масарик отверг: правительство молодой республики не претендует на чужие земли, однако претензии на Словакию обоснованны в силу того, что речь идет о землях, на которых проживает одна из ветвей единой (согласно выношенным убеждениям Масарика) чехословацкой нации. Как и венгерские политики, он исходил из принципа исторических границ. В случае с Богемией и
Моравией проблем не было, ибо сложившиеся еще в Средневековье границы этих государственных образований номинально продолжали существовать и в условиях габсбургского господства. Сложнее дело обстояло с чешской Силезией (на часть которой претендовала Польша) и особенно со словацкими землями. С севера естественной границей Словакии должны были стать северные границы прежнего Венгерского королевства, в самых верхних комитатах которого словаки составляли абсолютное большинство. Спорным, по мнению Масарика, мог быть только вопрос о южных границах Словакии, а значит, и о венгеро-чехословацких границах. Границы, обозначенные французской нотой, президент назвал исторически обоснованными, но никаких исторических аргументов не привел. К этнической аргументации он также не прибегал, она не могла работать в его пользу: в Южной Словакии, вблизи новых границ, проживало более полумиллиона венгров.
В те же дни в интервью венгерской газете президент не мог уйти от вопроса о правомерности присоединения к Чехословакии ряда земель, где преобладали венгры. В качестве контраргумента Масарик заметил, что и в Венгрии осталось словацкое меньшинство (он при этом не вдавался в подробности относительно его численности — если не считать ассимилированных, омадья-рившихся в эпоху австро-венгерского дуализма словаков, то весьма незначительной). Обязавшись гарантировать соблюдение прав венгров в Словакии, президент в то же время отклонил идею плебисцита на спорных территориях. Более надежным инструментом закрепления этих земель в составе Чехословакии он считал гарантии западных держав. Масарик говорил и о правомерности присоединения к Чехословакии земель, заселенных преимущественно русинами — речь идет о Под-карпатской Руси (Закарпатской Украине). Венгерского министра по делам национальностей Оскара Яси сильно задело недоверие к венгерскому демократическому правительству, поскольку 23 декабря оно провозгласило автономию этой области и там было начато строительство новых властных институтов.
Программные заявления Масарика тем сильнее задевали венгерского политика, что чешский лидер воспринимался им как старый соратник в борьбе с отжившей себя дуалистической системой. М. Каройи и О. Яси (оба родившиеся в 1875 г.), хотя и относились совсем к другому поколению, чем Масарик (1850 г.р.), играли в политической жизни довоенной Венгрии роль, сходную с той, что играл Масарик в чешских землях. Они были виднейшими фигурами того лагеря, который выступал за далеко идущие системные реформы (хотя, конечно, ситуации различались. Если в Чехии на повестке дня стояло достижение национального суверенитета, то в Венгрии — задачи коренной демократизации существующей политической системы2, и в том числе решения остро стоявшего национального вопроса). Роль Яси в движении за реформы была настолько велика, что относящийся к его поколению великий поэт Эндре Ади назвал его ни много ни мало «венгерским мессией», открывшим ранее неизвестные пути к национальному возрождению3.
С самого начала своей карьеры публициста, политика и ученого (одного из основоположников венгерской социологии) Яси (уроженец Трансиль-вании, выросший в полиэтнической среде) проявлял чувствительность к национальному вопросу, который
справедливо считал важнейшим для дальнейшего существования исторически сложившейся венгерской государственности. Один из пороков системы он видел в том, что либеральный закон 1868 г. барона Й. Этвёша, предусматривавший развитие национальных школ, использование в суде и комитат-ских органах языков этнических меньшинств, назначение их представителей на ответственные должности, не был проведен в жизнь. Вместо того чтобы решать национальный вопрос, венгерская элита использовала его в корыстных целях: если бы не было нацменьшинств, их бы придумали — ведь для того, чтобы канализировать недовольство венгров жизненным положением, нужно было найти общего для всех независимо от социальных различий врага. Выступая за ликвидацию всякой дискриминации, за широкое представительство выходцев из меньшинств в органах власти, Яси писал, что содействие немадьярским культурам только обогатит хозяйственные и духовные силы многонациональной страны и даже призывал венгерскую интеллигенцию осваивать языки живущих в стране народов.
Вместе с тем позиция Яси обозначила непреодолимую пропасть между максимумом уступок, на которые готовы были пойти самые радикальные венгерские политики, и минимумом, который считали приемлемым для себя лидеры румынских, словацких, хорватских, сербских движений монархии. Мнение Яси о том, что национальный вопрос сам собой постепенно разрешится вследствие общей демократизации, вестернизации страны, было неубедительным для представителей национальностей, требовавших (как и во время революции 1848-1849 гг.) не только личных свобод, но и коллективных национальных прав. Критикуя политику мадьяризации, Яси и сам не был чужд иллюзиям относительно возможности снять существующие межэтнические противоречия, опираясь на идею единой венгерской политической нации, которая как аксиома присутствовала во всех межпартийных спорах4. Критерием нации, отличающим ее от национальности, Яси считал способность к образованию государства. В проживающих в Венгрии национальных меньшинствах он видел главным образом национальности, которые могут и не иметь предпосылок для создания собственной государственности, их устремления должны быть направлены на развитие своего языка, культуры и хозяйства в рамках инонационального (или многонационального) государства. Его представления о культурной автономии, близкие австромарксистским, не исключали, а напротив, предполагали в отдаленной перспективе ассимиляцию меньшинств.
Правда, Яси выступал за медленную, постепенную, безболезненную ассимиляцию, в которой видел естественный исторический процесс. Вместо близорукой политики насильственной мадьяризации, ведущей к консервации отсталости, необходимо, считал он, предоставить дело ассимиляции великим историческим силам экономического прогресса, создавшим унитарные западные государства, в которых (как, например, во Франции, где Яси провел около года в университетской среде) в целом решен национальный вопрос. Индустриализация, развитая городская культура, всеобщее избирательное право и более высокие жизненные стандарты решат задачи ассимиляции куда эффективнее силовой политики. Приоритетной задачей он считал не всеобщую языковую ма-дьяризацию, но усиление у разноязыких жителей страны венгерского государственного самосознания. С другой стороны, подлинная демократия, по его мнению, поведет к усилению доми-нации венгерской культуры в Дунай4 См.: КонтлерЛ. История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы. М., 2002. Глава VI.
ском бассейне, поскольку для представителей национальностей откроются широкие возможности преуспеяния на экономическом, административном и любых других поприщах, и они с большей охотой будут учить венгерский язык. Залогом сохранения «исторической Венгрии» является ее демократическая трансформация, ведь только общими усилиями всех проживающих народов можно превратить Венгрию в современную, отвечающую европейским стандартам страну, предотвратить распад всей Австро-Венгерской монархии и сохранить экономическую целостность ее венгерской половины.
Требуя строгого соблюдения автономии хорватских земель, предусмотренной законом 1868 г., Яси и его партия в то же время исходили из принципов унитаризма, полагая, что федеративное устройство страны помешало бы делу демократии и развитию культуры. Реформированную Венгрию он по возможности хотел видеть в тех же исторических границах. Сохранение целостности венгерского государства он считал тем более важным для обеспечения стабильности в Дунайском бассейне, что этнические границы в этом регионе достаточно размыты и условны. Предвидя ситуацию, действительно сложившуюся в условиях Версальской системы, Яси еще до Первой мировой войны писал, что проблема нацменьшинств сохранится и в государствах, образованных вследствие развала Австро-Венгрии.
Между тем надежды на то, что программа культурной автономии сделает нацменьшинства лояльными Венгрии, оказывались несостоятельными в условиях, когда вдоль венгерских границ существовали самостоятельные румынское и сербское государства, а в чешских землях — мощное национальное движение, притягательное для словаков. Ни один из этносов Венгрии, исключая разве что закарпатских русинов, в начале XX в. уже не мог удовлетвориться этой программой, а тем
более принять ассимиляторские установки. Чем далее, тем более лидеры национальных движений связывали пути разрешения своих проблем с созданием и укреплением собственных национальных государств.
С началом Первой мировой войны с ее сомнительными при любом исходе перспективами для Австро-Венгрии (успех Германии усилил бы ее домина-цию в регионе за счет ослабления союзной ей Дунайской монархии) Яси, резко не принявший войну, признал, что выполнение его прежней национальной программы отнюдь не гарантирует сохранения целостности венгерского государства. Под влиянием идей позднего Л. Кошута он выступает с проектами преобразования Австро-Венгерской монархии в Дунайскую федерацию (конфедерацию), Дунайские Соединенные Штаты5. В условиях угрозы со стороны соседних мощных держав — Германии и России — венгерское государство, по его мнению, могло бы сохраниться как жизнеспособное образование только в тесном союзе с соседними государствами (польским, чешским, австро-немецким, югославянским). Только объединившись во внешнеполитическом и военном плане и создав единое таможенное пространство, они могли бы стать серьезной державой, способной противостоять любой экспансии как с Запада, так и с Востока, — очевидна идейная перекличка с эмигрантской публицистикой Л. Кошута.
При том, что осуществление Дунайского проекта Яси предполагало далеко идущую демократизацию политической жизни в каждой из составных частей нового государственного образования, лидеры национальных дви5 На идейные построения О. Яси оказала
известное влияние и концепция «Срединной Европы» Ф. Науманна, хотя венгерский публицист наполнял ее иным, более демократическим содержанием, нежели идеолог германского экспансионизма.
жений народов Австро-Венгрии воспринимали этот проект как форму сохранения венгерской гегемонии в регионе и даже как проявление венгерского экспансионизма, ибо речь могла идти о претензиях Венгрии на ведущую роль в федерации, даже превышающей по размерам монархию Габ-сбургов6. Для такого отношения были основания, ведь Трансильвания и словацкие земли должны были остаться неотъемлемыми частями унитарного венгерского государства в составе Дунайской конфедерации. Там, где дело касалось Трансильвании, это был шаг назад в сравнении с проектом Л. Кошу-та, видевшего в Трансильвании самостоятельный государствообразующий компонент.
Только в октябре 1918 г., в самый канун революции, Яси признал правомерность федерализации Венгрии, превращения ее в своего рода «восточную Швейцарию», однако эти идеи не были поддержаны его соратниками по радикальной партии, которые продолжали делать акцент на целостности будущей демократической Венгрии, ограничившись обещаниями удовлетворить притязания других народов в сфере языка и культуры. Между тем к осени 1918 г. уже и программа федерализации Венгрии казалась лидерам национальных движений недостаточной, на повестку дня весомо и зримо вышли лозунги на194
ционального самоопределения вне рамок венгерского государства. В ноябре 1918 г., в совершенно новых условиях, создавшихся в результате падения Австро-Венгерской монархии, Яси на венгеро-румынских переговорах исходил из принципа федерализации демократической Венгрии в границах, максимально приближенных к границам раннесредневекового «королевства Святого Стефана». Но его миссия, как уже отмечалось, закончилась полным провалом, натолкнувшись на жесткую позицию румынской делегации во главе с Ю. Маниу7. Не только в практической политике и на дипломатическом поприще, но и как теоретик Яси потерпел осенью 1918 г. серьезную неудачу: его надежды на поддержку идей Дунайской конфедерации со стороны Великобритании и США, примирение этих проектов с провозглашенными принципами вильсонизма оказались иллюзорными, а любые планы по удержанию национальных меньшинств в лоне исторической Венгрии — мертворожденными.
Программные выступления Масарика оказались еще одним ударом (после неудачи «на румынском направлении») по формирующейся венгерской демократии, тем более сильным, что нанесен он был европейски известным политиком и мыслителем демократического склада. Яси подверг резкой критике в прессе заявления чехословацкого президента. Задетый утверждением о том, что многонациональное венгерское государство было искусственной кон7 После неудачных арадских переговоров Яси писал о том удручающем положении, в котором оказалась молодая венгерская демократия в своем стремлении решить национальный вопрос: теперь уже невозможно удовлетворить национальности теми мерами, которые они с удовольствием приняли бы несколько лет, а может быть и несколько месяцев назад. У нас уже ничего не осталось, кроме демократических принципов, которые мы последовательно соблюдаем, заметил он.
струкцией, закономерно распавшейся, он писал, что совсем не в интересах победы демократии в Дунайском бассейне было бы ущемлять 10-миллионный народ несправедливым решением, нанося ему плохо заживающие душевные раны. Было бы более правильным воздать должное искренним демократическим стремлениям нации, которая сбросила виновников своего вовлечения в войну и со всей решимостью приступила к демократическим реформам. Яси считал, что победоносная Антанта, игнорируя венгерскую позицию о границах с Чехословакией, совершает серьезную ошибку, которая будет иметь негативные последствия для безопасности в регионе. В более широком плане, соглашаясь с необходимостью принятия мер в целях нейтрализации на будущее германской угрозы для народов Дунайского бассейна, Яси видел ключевую проблему послевоенной системы безопасности все же не в формировании защитных механизмов против пангерманизма, а в том, чтобы для всех наций региона были созданы условия для демократического развития — без ущемления национальных чувств. Воспрепятствовать германскому реваншизму может только союз жизнеспособных демократических государств, умеющих обеспечить полноценное развитие своих народов и находящихся при этом в состоянии тесного экономического сотрудничества.
Требование Масарика отказаться от плебисцитов при подготовке мирного договора с Венгрией вызвало серьезные возражения Яси. Раздраженный недоверием к венгерскому демократическому правительству и его искренним обещаниям навсегда отказаться от прежней шовинистической политики, он решительно отверг обвинение в том, что оно будет в случае проведения плебисцита путем насилия добиваться выгодного для себя результата. Действительно, речь шла о территориях, контролируемых чехословацкими войсками, и подобного рода обвинения
были бессмысленны. Венгерское правительство не имело механизмов, способных повлиять на исход плебисцита, именно в этом безнадежном положении Яси и предлагал прибегнуть к плебисциту как наиболее демократичному способу выявления народного волеизъявления. Что касается Масарика, его позиция не была здесь последовательна. Лидер Чехословакии неоднократно высказывался в пользу проведения плебисцита как метода разрешения спорных территориальных вопросов, но только если не видел в том или ином конкретном случае прямой угрозы чехословацким интересам.
В свою очередь Яси был весьма последователен в скептическом отношении к проекту чехословакизма. Еще в условиях Первой мировой войны он высказывал раздражение по поводу чрезмерного, по его мнению, радикализма чешского национального движения: чехи уже не удовлетворяются исторической территорией «земель короны св. Вацлава», они вошли в азарт и требуют для себя также земли венгерской «короны св. Стефана (Иштвана)», заселенные словаками. Споря с Масариком в конце 1918 г., Яси уже не ссылался на принцип исторического права, говорил лишь о требовании справедливости в отношении Венгрии и соображениях экономической целесообразности. В то же время он высказал сомнение в том, что культурная, образованная часть словацкого общества пожертвует своим языком и правом на самоопределение ради объединения с чехами на искусственной платформе чехословакизма. Ход истории чешско-словацких взаимоотношений в XX в. доказал обоснованность его скептицизма.
Полемизируя с Масариком, Яси в то же время подчеркивал единство целей либеральных элит соседних стран. Он считал разрешение венгеро-чехословацкого конфликта реальным и насущным делом и весьма наивно надеялся на то, что его оппонент, принеся в жертву часть обретенного чехословацкого суверенитета, осознает преимущества преобразования габсбургского пространства в демократическую конфедерацию, в рамках которой можно легче разрешить межэтнические противоречия. Чешская элита, обретшая долгожданную власть, не только с враждебностью воспринимала любые призывы ограничить ее суверенитет. Ставя своей задачей интеграцию словацких земель в единое чехословацкое государство, она вообще в тот момент не была особенно заинтересована в демократической Венгрии, привлекательной для словаков, как не могла быть, конечно, заинтересована и в агрессивном режиме в соседней стране, который угрожал бы региональной стабильности и безопасности. Венгрия в любом случае оставалась для Чехословакии наиболее проблематичным соседом.
Трагедия венгерского демократического правительства заключалась в том, что оно, оказавшись в состоянии внешнеполитической изоляции, не смогло даже в минимальной степени отстоять свои позиции в территориальных спорах с соседями, и это лишило его внутренней поддержки. Уже в январе 1919 г. О. Яси, подвергавшийся сильным нападкам с правого фланга за неспособность сохранить целостность венгерского государства, ушел в отставку с поста министра по делам национальностей. Граф М. Каройи, столкнувшись с новыми требованиями Антанты, 21 марта передал власть правительству коммунистов и левых социал-демократов. Продолжавшийся 133 дня коммунистический эксперимент, предпринятый в расчете на мировую революцию и сопровождавшийся левацкими эксцессами, завершился в начале августа падением Венгерской Советской республики под натиском превосходящих сил противника (решающую роль в ее разгроме сыграла румынская армия). На смену советской власти в Венгрии в скором времени
пришел правоавторитарный хортист-ский режим.
Как Каройи, так и Яси покинули Венгрию еще в период коммунистической диктатуры 1919 г. Живя в эмиграции, оба политика в своей борьбе против хортистского режима стремились заручиться поддержкой наиболее влиятельных политических кругов в странах Дунайского бассейна. Встречаясь с Масариком и Бенешем, они пытались прозондировать почву: готово ли либеральное чехословацкое правительство полуофициально признать венгерскую демократическую эмиграцию в качестве представителя интересов Венгрии на международной арене и поддерживать с ней постоянные связи. В Венгрии в первые месяцы 1920 г. бушевал белый террор, преследованиям подвергались не только коммунисты, но и либералы, по мнению правых радикалов, подготовившие национальное унижение, выразившееся в Трианонском мирном договоре, передавшем соседним государствам около двух третей территории, до войны управлявшейся из Будапешта.
В ходе беседы с Яси Бенеш охотно согласился с его мнением о том, что режим Хорти представляет собой не только угрозу для соседей, но и препятствие для торжества демократии в Дунайском бассейне (ни его, ни других лидеров соседних с Венгрией государств в этом никогда не надо было убеждать). Он согласился также с необходимостью поддержания искреннего и активного диалога между демократическими силами соседних наций. Хотя Бенеш и заверил Яси в под-держке8, едва завязавшийся диалог не получил, однако, серьезного продолжения. С одной стороны, руководство молодой Чехословацкой респу8 См.: Wilson S.J. Oszkar Jaszi and the Hungarian democratic emigration // Hungarian Studies. Vol. 7. №1-2. Bp., 1991/1992.
блики не сбрасывало со счетов возможность использования Яси и венгерской демократической эмиграции как орудия против Хорти (прежде всего в пропагандистском плане). С другой стороны, оно понимало, что пришедший к власти в Венгрии режим имеет глубокие корни в полуфеодальной социально-экономической структуре страны, и с этим нельзя не считаться; обладает он и достаточной общественной поддержкой в условиях тотального сдвига вправо, охватившего венгерское общество после провала коммунистического эксперимента и внешнеполитического поражения в Версале. Знали чехословацкие лидеры и о том, что Яси, напротив, не имеет необходимой опоры в обществе и не пользуется поддержкой крупных держав, чтобы в обозримом будущем оказаться во главе Венгрии.
Не внушала энтузиазма в Праге и персона самого Яси. Там хорошо знали о его скептической позиции в отношении перспектив чешскословацкой общности. Кроме того, пропагандируемые им проекты установления таможенного союза дунайских государств предполагали ключевую роль демократической Венгрии в таком союзе, что не было в интересах чешской экономической элиты. Наконец, Яси не скрывал своего отрицательного отношения к условиям Трианонского договора, вполне устраивавшего чехословацкую сторону. Во время встречи с венгерскими эмигрантскими лидерами Бе-неш явно уклонился от предпринятой его собеседниками попытки навязать обсуждение несправедливостей договора. Масарик, принимая Яси, проявил несколько большее понимание венгерской позиции. Он сказал, что, если бы был лидером демократической Венгрии, добивался бы двух вещей: 1) создания международных гарантий для того, чтобы были обеспечены права венгерского меньшинства в соседних странах; 2) в ходе мирных переговоров он стал бы добиваться пересмотра границы в целях присоединения к Венгрии тех пограничных территорий, где венгры составляли очевидное большинство. На словах признавая правомерность постановки с венгерской стороны вопроса о более справедливых границах, президент Чехословакии, конечно, не собирался идти здесь ни на малейшие уступки. Что же касается Бенеша, то он в ходе беседы с Каройи откровенно заметил: учитывая венгерские политические традиции и влияние поправевшего общественного мнения, сомнительно, чтобы тот, оказавшись в Венгрии у власти, проводил принципиально иную внешнюю политику, нежели Хорти и его окружение9.
В конце концов в Пражском Граде предпочли обсуждать и решать вопросы двусторонних отношений в диалоге не с демократической эмиграцией, находящейся не у дел, а с самими хортистами, чему способствовали начавшаяся консолидация режима Хорти, провал попытки реставрировать правление Габсбургов в Венгрии и приход к власти в этой стране более умеренных и реалистически настроенных консерваторов во главе с графом Иштваном Бетленом, хотя и не поступившихся ревизионистскими требованиями, но отдававших предпочтение мирному способу решения территориальных проблем в ожидании благоприятной для этого внешнеполитической конъюнктуры. Уже в марте 1921 г. Бенеш принял министра иностранных дел хортистской Венгрии Г. Граца. Интерес к венгерской демократической эмиграции как к орудию борьбы против Хорти к этому времени фактически пропал. В Праге осознали, что есть другие, куда более эф9 Подробнее см.: Стыкалин А.С. К истории взаимоотношений лидеров первой Чехословацкой республики с венгерскими лево-либеральными деятелями (1918 — начало 1920-х гг.) // Славянский альманах. 2007 / Отв. ред. М.А. Робинсон. М.: Индрик, 2008. С. 133-152.
фективные и реальные способы обуздать ревизионистские территориальные притязания Венгрии — Малая Антанта (союз Чехословакии, Румынии и Королевства сербов, хорватов и словенцев — КСХС, т.е. будущей Югославии) и поддержка Франции, гарантирующей неприкосновенность границ, установленных в рамках Версальской системы. Установки на диалог с хор-тистами находили поддержку Запада. В 1923 г. режим Хорти получает заем от Лиги наций. Вопреки мнению либеральной эмиграции, требовавшей обусловить предоставление такого займа глубокой внутренней либерализацией Венгрии, от Хорти потребовали только более сдержанной политики в отношении соседей. Сам регент и его премьер-министр граф И. Бетлен были склонны принять это правило игры.
Неудачами завершились попытки Яси обрести весомых политических партнеров и в двух других соседних с Венгрией государствах — КСХС, а также в Румынии. В Белграде помнили о том, что в годы Первой мировой войны венгерский политик отрицательно относился к объединению югославянских земель вокруг Сербии. Он мотивировал это тем, что в этом случае вся Средняя Европа (как регион) утратила бы выход к Средиземному морю, а западные культурные влияния были бы отданы на произвол восточных. В Белграде Яси натолкнулся на стену отчуждения. Не помог и сомнительный в этическом плане компромисс, дававший все основания соотечественникам упрекать его в национальном предательстве: Яси предлагал югославам в целях сохранения рычагов давления на Хорти не спешить с выводом своих войск из г. Печ и его окрестностей, хотя вопрос о принадлежности этих земель был решен державами-победительницами в пользу Венгрии (войска были выведены в 1921 г.).
В Румынии Яси был принят более радушно, однако его идеи экономического и культурного сближения Дунайских стран нашли понимание и поддержку только самого узкого круга интеллектуалов, но отнюдь не политической элиты. В письме Каройи он писал, что румынские, как и чехословацкие лидеры, предпочитают иметь дело не с ним, а с хортистами, у которых реальная власть; при всем внешне проявленном радушии к человеку, уступившему в свое время Румынии Трансиль-ванию, интерес к его идеям невелик. В самом деле, идеи федерации с участием демократической Венгрии могли в 1921-1923 гг. проходить только по ведомству «журавлей в небе», тогда как для обуздания реально существовавших ревизионистских притязаний хортистской Венгрии на земли соседей уже были найдены к тому времени достаточно эффективные средства, включая Малую Антанту.
Будучи в Румынии, Яси посетил родную Трансильванию и вынес впечатление о притеснении румынскими властями полуторамиллионного венгерского населения. В своей последующей публицистике и лекциях, отмечая недостатки Версальской системы, он писал не только о неразрешенной проблеме национальных меньшинств, но и о нарушении издавна сложившихся экономических связей (между Венгрией и Трансильванией, венгерскими и словацкими землями), здесь его аргументация парадоксально перекликалась с аргументами хортистских идеологов. Проведенное в Версале размежевание, разъезд по национальным «квартирам» Яси считал в лучшем случае только промежуточным этапом в деле среднеевропейского урегулирования. Он пытался обратить внимание международного общественного мнения на опасность балканизации стран Дунайского бассейна, писал о том, что вакуум, образовавшийся вследствие распада монархии, должно заполнить большое государственное образование, которым могла бы стать демократическая федерация дунайских народов. Ведь только в ее рамках можно разрешить национально-территориальные споры, а с другой стороны, только сильное во внешнеполитическом плане государство будет способно отстоять интересы народов региона в условиях диктата соседних держав. В противном случае Дунайский бассейн станет ареной кровавых междоусобиц.
Призывая к поискам новых форм сотрудничества и кооперации, Яси находил, однако, мало понимания, в том числе и на Западе. В его планах конфедерации и там видели не механизм разрешения застарелых территориальных споров, а хитроумный способ сохранения венгерской доминации в регионе. Играло роль и общее предубеждение против Венгрии, сильное в 1920-е гг. в среде европейских интеллектуалов, особенно во Франции. Живучий образ венгров как угнетателей соседних этносов (не только славян, но и румын) дополнился новыми негативными стереотипами вследствие прогерманской ориентации венгерской правящей элиты во время Первой мировой войны. Сказались и коммунистический эксперимент 1919 г., и ревизионистские устремления хортистского режима, которым противостояли, защищая при поддержке Франции свои новые границы, страны Малой Антанты. Причем незавидный политический имидж Венгрии в межвоенной Европе в известной мере способствовал предубеждению против венгерской культуры и даже языка, само существование которого в иноязычном среднеевропейском окружении иногда рассматривалось как нечто иррациональное, мешающее взаимопониманию народов.
В самой крайней, провокативной и ци
