Спросить
Войти
УДК 94(4/9)
ГВЕЛЬФИЗМ КАК ОСНОВА КОММУНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ (на примере Флоренции XIV-XV веков)
И. А. Краснова
Краснова Ирина Александровна, доктор исторических наук, профессор кафедры зарубежной истории, политологии и международных отношений, Северо-Кавказский федеральный университет, Ставрополь, gorward_@mail.ru
Статья посвящена проблеме значения гвельфизма как элемента идеологии в коммунальном обществе Флоренции XIV-XV вв. Гвельфизм рассматривается как комплекс коллективных установок флорентийских граждан, выражающих их идентичность с церковью и католическим правоверием, с одной стороны, а также с коммуной Флоренции, с другой. На примере аутентичных высказываний представителей городского социума показано значение гвельфизма как важнейшего регулятора внутри- и внешнеполитических процессов в сознании горожан, как основного принципа единства и сплоченности флорентийской коммуны: «Мы - гвельфы!». В статье ставится проблема отсутствия тождества между партией гвельфов как властным институтом города-государства и гвельфизмом, формирующим на повседневном уровне совокупность представлений о коммунальной идентичности, включая и устойчивые образы исторической памяти. Ключевые слова: гвельфизм, гибеллинизм, партия гвельфов, флорентийское общество, город-коммуна.
Guelphism as the Basis of Communal Identity (on the Example of Florence of XIV-XV Centuries)
I. A. Krasnova
Irina A. Krasnova, https://orcid.org/0000-0003-4951-6609, North-Caucasus Federal University, 1, Pushkin Str., Stavropol, 355009, Russia, gorward_@mail.ru
The article is devoted to the problem of importance of Guelphism as an element of ideology in the communal society of Florence in the 14th-15th centuries. Guelphism is viewed upon as a complex of collective attitudes of Florentine citizens, expressing their identity with the church and Catholic faith, on the one hand, and with the commune of Florence, on the other. On the example of authentic statements of the urban society representatives, the value of Guelphism as the most important regulator of internal and external political processes in the minds of the citizens as the main principle of unity and cohesion of the Florentine commune is shown: "We are the Guelphs!" The article poses the problem of the lack of identity between the Guelph party as the authoritative institution of the city-state and Guelphism, which formed on a daily basis a set of representations about communal identity, including stable images of historical memory. Key words: guelphism, ghibellinism, Guelph party, Florentine society, city-commune.
DOI: https://doi.org/10.18500/1819-4907-2018-18-4-451 -457
Флорентийская республика в отличие, например, от Милана, где ориентация часто менялась в зависимости от сменяющей одну за другой партийности правящих фамилий или лиц, с 1267 г. твердо придерживалась гвельфской идеи, а партия гвельфов, переставшая существовать в городе на Арно только в 1768 г., оказалась самой долговечной из всех коммунальных структур. Однако следует сразу в некоторой степени развести понятия «гвельфская партия» и «гвельфизм». Партия гвельфов переживала разные этапы за время своего господства в городе на Арно. С 1267 по 1358 г. постоянно возрастали ее могущество и авторитет, достигнув апогея в 1358 г., когда капитаны партии добились принятия закона о том, что партийные руководящие структуры могут автономно, без вмешательства коммунальных органов управления любого гражданина заподозрить или обвинить в гибеллинизме. Диктаторские тенденции в деятельности партии продолжались и усиливались до 1378 г., но вместе с этим крепла оппозиция в отношении «архигвельфов», заправил в руководстве партии, которых более всего обвиняли в репрессивных санкциях против граждан. Противостояние архигвельфов и общества привело к социальным потрясениям, известным как «восстание чомпи», и установлению режима «тощего народа» (1378-1382), а лидеры партии были высланы или казнены. В 1382 г. вследствие нового государственного переворота оставшиеся архигвельфы вернулись в город, но партия больше не добилась того объема политической власти, какой имела с 1358 по 1378 г., хотя по-прежнему оставалась одной из важнейших и влиятельных структур во Флоренции. Столь пространная вводная часть понадобилась, чтобы констатировать, что на всех этапах граждане всегда считали себя гвельфами, и неизменно оставались преданны идеям гвельфизма.
Такая верность гвельфским традициям -притом, что отношение к партии, несомненно, менялось в представлениях граждан, но лозунг «Мы - гвельфы!» оставался постоянным на протяжении, по крайней мере, 200 лет, - сама по себе заслуживает пристального внимания историков.
С начала XIX в. до нашего времени исследователи высказывали и обосновывали множество предпосылок столь явного партийного постоянства флорентийцев. Они указывали на социально-экономическое значение партии, являющейся автономным финансовым институтом за счет права распоряжаться конфискованных имуществом гибеллинов1. Отмечалась и
политическая сила этой мощной структуры, обладающей самостоятельными органами управления и установившей собственные внешние связи с папским двором, Анжуйской династией и суверенами-гвельфами. В сфере политической мысли в первой половине XIV в. заметна тенденция к формированию образа короля-гвельфа как надежного союзника, справедливого арбитра и гаранта флорентийской свободы. В частности, доминиканский проповедник Ре-миджо Джиролами (ум. 1319/1320) на рубеже ХШ-Х^ вв. старался придать идеологическое обоснование тому почтению к Анжуйским суверенам, особенно к «корлю-гвельфу» Роберту I (1309-1343), которое должны были испытывать флорентийцы. Он презентовал их как добрых монархов, а не тиранов, друзей Флоренции, опору всех гвельфов Италии, наконец, идеальных синьоров Флоренции, уподобляя Роберта I Христу как истинному правителю Вселенной2. Все вышеизложенное доказывает, что в первой половине XIV в. автономный статус гвельфской корпорации был прочным и общепризнанным, а привилегии ее - обширными и прочно удерживаемыми.
Вопрос об идеологической функции гвель-фской партии в городском социуме был поставлен еще в середине XIV в. знаменитым юристом Бартоло Сассоферрато. Он демистифицировал противоречие между гвельфами и гибеллинами в своем труде «Тгас1а1и de §ие1рЫ8 е! §еЪеШш8» (1355), объявляя, что эти партии в реальности «не имели отношения ни к Церкви, ни к империи, но только к тем фракциям, которые находились в какой-либо провинции или городе»3. Дискуссия о том, можно ли считать гвельфизм идеологией флорентийского общества или же он выражал лишь противоречия между семейными кланами, продолжается и по сей день4.
Поневоле напрашивается вывод о том, что гвельфская партия во Флоренции представляла собой идеологическую «пустышку». Но будет ли он правомерным? Идеологическими постулатами гвельфизма относительно флорентийской коммуны можно считать два положения: идентичность партийной ориентации с истинным правоверием и тенденцию к тождеству между принадлежностью к гвельфской партии и, следовательно, к коммунальному сообществу Флоренции.
Не углубляясь в суть дебатов об идеологическом значении гвельфизма, в рамках данной статьи хотелось бы поставить целью освещение той роли, какую он играл в ментальных установках обыденного сознания флорентийских граждан.
По мере того как после 1267 г. гвельфизм окончательно победил во Флоренции, а гибел-линские семьи были изгнаны, принадлежность к гвельфской партии, дающая право считаться гвельфом, стала важнейшим символом социальной эскалации. Например, представители незнатного и безвестного, но стремящегося возвыситься в первой половине XIV в. рода Кастеллани5, хотели сблизиться с видными функционерами и капитанами партии, начиная с 1329-1330 гг. И хотя в списках капитанов партии 1354-1363 гг. фамилия Кастеллани не фигурировала, матримониальные акты этой семьи начиная с 60-х гг. не оставляли сомнения в том, что представители рода целенаправленно действовали в целях укрепления связей с партийной олигархией посредством брачных союзов6. Со второй половины XIV в. представители этой фамилии стали занимать высшие посты в партийном руководстве: Микеле де Кастеллани стал гонфалоньером партии, но особенно прославился на этом поприще его сын Ванни ди Микеле Кастеллани7. С 80-х гг. XIV в. носители этой фамилии играли почетную роль в торжественных церемониях партии: им постоянно доверяли носить партийное знамя во время торжественных церемоний8.
Партийное членство играло существенную роль в XIV в., если учесть, что большая часть горожан, занимающих коммунальные посты, была членами гвельфской партии. Практически во всех мемуарах и семейных хрониках второй половины XIV-XV вв. авторы обязательно подчеркивали партийную принадлежность своих предков, гордясь гвельфскими корнями. Бонак-корсо Питти, хотя и весьма сдержанно, однако не преминул указать, касаясь истоков рода, что «мы, Питти, являясь гвельфами, были изгнаны из Симифонте гибеллинами, которые там правили»9.
Его современник Джованни Морелли с гордостью писал, что его прадед Морелло был изгнан за верность гвельфской партии, на защиту которой он выступил с оружием в руках, как полагалось «истинному и честному гвельфу». Он был осужден и выслан в Ареццо. В середине XIV в. один из главных функционеров партии Лапо ди Кастильонкьо, «великий гражданин, очень любимый всеми гвельфами», в память подвигов прадеда поспособствовал возобновлению членства семьи Морелли в рядах гвельфов, публично огласив полученные из Ареццо подтверждающие свидетельства перед коллегией капитанов партии, которые проголосовали за вступление «Морелли» в ряды партии. С этим фактом Джованни связывает прозвание рода: Морелли по имени доблестного предка-гвельфа Морелло, а кроме того, по принадлежности фамилии к победившей во Флоренции в 1302 г. партии черных гвельфов.
Партия стремилась выступать хранительницей католического правоверия, «под покровительством и охраной святой католической Церкви» ведя последовательную пропаганду. Почти все жители города на Арно желали идентифицировать себя, как «верных и благочестивых в отношении Святой Церкви, любящих народ, ком -муну, свободу города Флоренции и гвельфскую партию»10. Это подчеркивается во всех законодательных документах, касающихся партии. Преамбула к партийным статутам 1335 г. напоминает, что партия и все гвельфы - приверженцы Св. Церкви, чтящие ее и уважающие, истинные последователи святейшего отца и его братьев-кардиналов: «Почитаемому и милосердному Господу и его блаженной Матери, всем Святым и святой Римской Церкви и самому святейшему отцу и господину папе Бенедикту XII и его преемникам и его кардиналам. С восторгом и славой пречестнейшему принцу Роберту, королю Иерусалимскому и Сицилийскому, величия и процветания пополанам и коммуне Флоренции и ее магистратам; сохранения и роста гвельфской партии, и тем, кто предан Святой Церкви и ее друзьям, и крушения всех их врагов»11. В партийной пропаганде постоянно акцентировалась роль гвельфской фракции как медиатора между истинной Св. Церковью и ее главами, с одной стороны, и Флорентийской коммуной - с другой, поскольку «действия партии направлены к доброму состоянию и покою Коммуны и народа Флоренции, ибо партия составляет одно целое с Коммуной и народом Флоренции»12. Как влияли эти официально пропагандируемые постулаты на флорентийских граждан?
Уже упомянутый Джованни Морелли даже несколько назойливо повторял о своей лояльности в отношении партии, отождествляя ее с верностью католической церкви: «Особенно с великим благоговением я жажду обнять святую католическую Партию гвельфов, которую поддерживает Господь, которой покровительствует Святая Церковь». В дальнейшем тексте хроники Джованни Морелли гордился тем, что его родственники роднятся с древними и благородными гвельфскими родами» (например, Ба-ньези)13.
Грегорио Дати, современник Морелли, явно идентифицировал гвельфизм с преданностью «святой матери нашей Церкви» и коммунальной свободе: «... Я скажу тебе, что названия «гвельф» и «гибеллин» точно неизвестно откуда взялись; есть много мнений, которые кажутся баснями. Смысл же состоит в том, что гибеллины по духу служат императорам и синьорам, а гвельфы по духу привержены к Святой Церкви и свободе. Поэтому флорентийцы принадлежат к гвельфской партии». Он также объединял в одно целое верность церкви, гвельфизм и коммунальную идентичность, олицетворявшую свободу и единство сообщества: «Флорентийцы усиливались с помощью Святой Церкви. и всегда помогали защищать свободу Святой Церкви против тех императоров и королей, которые желали ее узурпировать; пастыри Святой Церкви и ее правоверные всегда получали помощь от флорентийцев в деле защиты ее свободы. флорентийские фамилии едины, все они рождались и жили с гвельфским духом более, чем в каком-либо городе., из тех, которые сегодня имеются в Италии»14. Флорентийского купца и хрониста в данном случае уже не интересует точный смысл названия «гвельфы» и «гибеллины», противостояние универсалистских начал он явно проецирует только на Флоренцию.
Таким образом, видно, насколько органично сознание флорентийских граждан отождествляло Коммуну Флоренции и святую католическую церковь с партией гвельфов.
Идентичность с партией гвельфов выражалась и на уровне семейных кланов. Если члены одного клана придерживались гвельфской ориентации, то они обязательно отражали это в уставе своей консортерии. Примером может послужить устав консортерии Строцци, принятый в 1350 г.: «.Все мы объединены, как родственники, соседи и друзья единым духом, являясь правоверными членами Святой Церкви, сторонниками народа, Коммуны, свободы Флоренции и Партии гвельфов»15. Но были и другие не менее важные обстоятельства, приводящие к преобладанию этой структуры не только в политической жизни республики на Арно, но и в выражении коллективной и индивидуальной идентичности граждан16.
Флорентийцы в своем обыденном сознании демонстрировали преданность партии и гвельфизму особенно в установках, связанных с оценками проводимой республикой политики. Джованни Виллани неизменно осуждал правление гибеллинов и подчеркивал, что при гвельфах Флоренция быстро достигала процветания. В его представлении гвельфская партия выглядела как оплот флорентийской свободы и предпосылка формирования системы коммунального народовластия, а первое народное правление в 1250 г. возникло как попытка противостояния тирании гибеллинов. Поскольку «народ Флоренции в душе склонялся более к гвельфам, нежели к гибеллинам», в целях сопротивления гибеллинам в 1266 г. появились цеховые структуры, осуществляющие коммунальное правление, -институт цеховых консулов, затем были избраны «12 добрых людей» и Совет 100, в которых усилилось представительство цехов. С гвельфизмом хронист связывал и создание второго народного правления в 1282 г.: «Из-за того, что гвельфы косо смотрели на гибеллинов, состоящих в комиссии 14», они распустили ее и основали во Флоренции приорат: «зачинщиками этого нововведения были граждане, которые являлись. преданными сторонниками гвельфской партии и Святой Церкви»17. Так закладывались в сознание идеи о том, что гвельфизм - оплот и исток флорентийского народовластия.
Донато Веллути, младший современник знаменитого хрониста, имел должности в партии и объявлял себя истинным гвельфом. Даже борясь
в 60-е гг. XIV в. против засилья капитанов гвель-фской партии, он был убежден в том, что определение курса флорентийской политики - внутреннее дело гвельфов, и безоговорочно осуждал гибеллинизм во всех его проявлениях18. Хронист Маттео Виллани, выражая свою позицию по отношению к гвельфизму и не уставая бичевать «архигвельфов», брал более широкий масштаб и рассматривал партию гвельфов и гвельфизм как оплот свободы всей Италии: «И на самом деле партия гвельфов является фундаментом и надежной основой свободы Италии, противостоит тиранам... Большое благо нашей коммуны прирастало и поддерживалось благодаря гвельфской партии»19. Гвельфизм в сознании граждан представлялся гарантом коммунальной свободы.
Около двухсот лет республике на Арно действительно приходилось отстаивать свою независимость от агрессий воинственного и разбойного гибеллинского рода Убальдини. Джованни Морелли не случайно разражался славословиями в адрес партии, когда речь заходила о «проклятом семени Убальдини»20. Ему вторил более поздний хронист (вторая половина XV в.) Барто-ломео Черретани21.
Грегорио Дати в начале XV в. представлял гвельфизм как одну из добродетелей флорентийских граждан, как великую историческую миссию защиты церкви и Италии от бремени императорской власти22. Для этого хрониста гвельфизм являлся основным принципом разделения на «своих» и «чужих», посредством которого он обосновывал территориальную экспансию Флоренции в конце XIV - начале XV в., в частности, оправдывал захват Ареццо коммуной Флоренцией в 1384 г.23 Тот же самый аргумент санкционировал завоевание Пизы, главного врага Флоренции: «великую ненависть», которую пизанцы питали к флорентийцам, этот горожанин объяснял не только завистью в отношении экономического процветания Флоренции, но и тем, что пизанцы «держались противной нам партии: флорентийцы были главой партии гвельфов в Италии и следовали под знаком Святой Церкви, тогда как пизанцы являлись главой ги-беллинской партии в Италии, сторонниками имперской власти, и всегда следовали за Империей против Святой Церкви»24.
Все вышеназванные граждане являлись представителями высших и средних слоев городского населения. Однако «тощий народ» имел такую же партийную ориентацию, насколько можно реконструировать их восприятие гвельфизма и гвельфской партии по косвенным данным нарративных источников. Члены младших цехов, считая себя «истинными гвельфами», неизменно поддерживали любое анти-гибеллинское законодательство25. Большинство флорентийцев принимало точку зрения партии, состоящую в том, что именно она являлась для города главным жизненным нервом, связующим со славным прошлым, и рассматривалась как хранительница Флорентийской коммуны. Некий анонимный хронист, условно обозначаемый «Сквиттинаторе», близкий к чомпи, выходец из городских низов, явно не имеющий за плечами никакой консортерии с гвельфской или гибеллинской ориентацией, демонстрировал эмоции, связанные с партийной принадлежностью. Считая себя истинным гвельфом, он был крайне возмущен тем, что Синьория сентября -октября 1378 г. сделала гвельфами гибеллин-ский род грандов Азини, которые, опасаясь за себя и свое имущество, стремились сблизиться с народным режимом. На страницах своего Diario (Дневника) Сквиттинаторе изливал свои чувства: «Азини всегда были гибеллинами... Когда шел германский император в Сен Сальви с гибеллинскими силами, то они везли на своих ослах много припасов для него, и за это прозваны были «ослы - враги гвельфов» (ит. asino -осел). А теперь их сделали гвельфами и они получили все должности, как гвельфы! Как мог Господь допустить, чтобы нами правили гибеллины!»26
Гвельфизм оставался воплощением коммунального патриотизма и единства в исторической памяти флорентийских граждан. Бартоло-мео Черретани во второй половине XV в. писал о том, что даже в первой половине 70-х гг. XIV в. в разгар репрессий, творимых «архигвельфами», «в большом количестве душ оставалась любовь к партии из страха перед сектами граждан»27, то есть в партии, по его мнению, видели оплот единства флорентийского общества, гарант целостности, способный противостоять постоянной вражде семейных кланов. Проявления антагонизма между гвельфской партией и обществом, как видим, налицо, как и беспокойство флорентийского гражданина о чистоте партийной крови.
Образы героической борьбы гвельфов против гибеллинов формировали историческую память флорентийцев. Хронисты прославляли мессера Якопо дель Накка, «мужа великой доблести из флорентийского рода Пацци»28, который предводительствовал отрядом ополчения в битве при Монтеаперти (1260) и нес знамя народа Флоренции. Джованни Виллани передавал этот эпизод весьма лаконично: «Изменник мессер Бокка дельи Абати29, стоявший рядом с. Якопо дель Накка, напал на него и мечом отсек руку, в которой тот держал штандарт»30.
Далее начался процесс конструирования образа героя-гвельфа: при переходе из одного исторического повествования в другое добавлялись некоторые усиливающие его детали31. В 40-е гг. XV в. хронист Джованни Кавальканти, мало считаясь с правдоподобием, еще больше сгустил краски, усиливающие героизацию и трагизм образа Якопо де Пацци: «... Указанный рыцарь храбро защищал знамя.» Когда «мессер Бокка отрубил руку, держащую знамя», мессер Якопо перехватил знамя другой рукой, которую «Бокка также отрубил почти по плечо,, и он умер, зажав знамя своими обрубками так крепко, что после смерти никак невозможно было вытащить знамя из его рук. Не только живым, но и мертвым защищал его отважный ры-царь»32.
О том, что гвельфы оставались для Джованни Кавальканти «своими», можно судить и по эпизоду прославления такого героя, как Вьери де Черки, проявившего «несравненную стойкость» в противостоянии «наших гвельфов» силе всей партии гибеллинов не только из Флоренции, но и из других коммун под Чертомондо в 1289 году33. Разумеется, для Джованни Кавальканти во второй половине XV в. гвельфизм в некоторой мере утратил свое значение как идеологическая максима, но остался ценностью, выразившейся в конструировании исторической памяти: носителями доблести для него неизменно оставались гвельфы. Так складывался в городской хрони-стической традиции образ доблестного героя-гвельфа.
Можно с определенной долей достоверности предположить, что гвельфизм признавался универсальной догмой, приобретающей в обыденном сознании значение символа патриотизма и лояльности по отношению к своему государству, отождествлялся с ортодоксальным католицизмом и верностью ценностям коммунального общества. Гибеллинизм же, напротив, приобретал значение чуждого начала, враждебного флорентийскому государству. Какие реальные основы имелись для укоренения в умах флорентийцев ментальных установок преданности и лояльности гвельфской партии?
Учитывая вышесказанное, вряд ли можно расценивать гвельфизм как унаследованное от прошлого столетия, утратившее свою ценность обветшавшее знамя, набор пышных, но пустых риторических формул. Флорентийцы не идентифицировали себя с вождями гвельфов в общеитальянском масштабе. Представления о верности именно апостолическому престолу, не говоря уж об отдельных папах, чужды их сознанию. Война с папским престолом (1375-1378) в период наивысшего господства гвельфской партии в городе - убедительное тому подтверждение. В сознании граждан республики за столетие борьбы против гибеллинов сформировался комплекс устойчивых стереотипов, в которых гвельфизм выступал как гарант единства общества, исток народовластия, символ коммунального патриотизма и католической ортодоксии.
Примечания
del potere politico a Firenze. Firenze, 1978. P. 46-47 ; Tarassi M. Il regime guelfo // Ghibellini, guelfi e popolo grasso. P. 97.
рода, полагает, что само прозвание «Кастеллани» появилось только после 1339 г., когда представитель этой фамилии Ванни ди сер Лотто, активно скупавший дома в приходе Сан Пьеро Скераджо, приобрел среди прочих замок Кастелло д&Альтафронте, давший его роду новую фамилию.
B Diario di anonimo fiorentino (13B2-14G1) / А cura di A. Molho e F. Sznura // Alle bocche della piazza. Firenze, 19B6. P. 16G.
тиранили народ своими вымогательствами, насилиями и несправедливостью», что, по его мнению, привело к восстанию граждан против их власти в 1250 г. и установлению первого народного правления «для зашиты от насилий и злоупотреблений, чинимых гибеллинами» (Там же. С. 158).
сыновей и братьев, внуков и племянников. Этот герой принес, по мнению Кавальканти, победу в сражении, хотя «был очень богат», то есть никакой материальной необходимости служить коммуне не испытывал, кроме того «был стариком и имел кисту на ноге». За эту победу он и его родственники, числом 10 человек, были произведены в рыцари» (Ibid. P. 192-193).
Образец для цитирования:
Краснова И. А. Гвельфизм как основа коммунальной идентичности (на примере Флоренции XIV-XV веков) // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. История. Международные отношения. 2018. Т. 18, вып. 4. С. 451-457. DOI: https://doi. org/10.18500/1819-4907-2018-18-4-451-457
Cite this article as:
Krasnova I. A. Guelphism as the Basis of Communal Identity (on the Example of Florence of 14th - 15th Centuries). Izv. Saratov Univ. (N. S.), Ser. History. International Relations, 2018, vol. 18, iss. 4, рр. 451-457 (in Russian). DOI: https://doi. org/10.18500/1819-4907-2018-18-4-451-457
