Институт «Золотой урны» в Тибете: китайское вмешательство в религиозную традицию

© Е.Л. Беспрозванных, 2006

ИНСТИТУТ «ЗОЛОТОЙ УРНЫ» В ТИБЕТЕ: КИТАЙСКОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО В РЕЛИГИОЗНУЮ ТРАДИЦИЮ

Е.Л. Беспрозванных

В начале 90-х гг. XVIII в. правительство Цинской империи решило провести ряд реформ, связанных с изменением внутреннего управления Тибета, его международных связей, обороноспособностью и т. п. Необходимость в реформах, по мнению китайского правительства, была вызвана тем, что Тибет не справлялся с двумя главными задачами, отведенными ему в рамках Цинской империи. Тибет, имевший статус «внешнего владения», то есть некитайской территории, интегрированной в состав Цинской империи, должен был, как и другие подобные территории, служить буфером на пути любой агрессии, которая теоретически могла угрожать Китаю из-за Гималаев. Тибето-непальские войны конца 80-х - начала 90-х гг. XVIII в. показали, что эту обязанность Тибет выполнить не смог. Другая задача Тибета, возлагавшаяся на тибетских церковных иерархов, состояла в распространении идеологического (религиозного) влияния буддийской церкви на монголоязычное население империи с целью его «умиротворения» и «успокоения». Эта задача тибетской церковью в целом выполнялась, но сама Тибетская Церковь, обязанная, по мысли Цинов, играть роль послушного инструмента в руках императора, была далека от этого идеала. Внутри Тибетской Церкви в 70-80-х гг. XVIII в. постепенно стала складываться оппозиция цинской власти в Стране снегов.

Оппозиция стала складываться в провинции Цзан, в резиденции Панчен-лам - монастыре Ташилунпо. Провинция Цзан, являвшаяся южной пограничной провинцией, находилась под менее пристальным контролем китайских резидентов, постоянно проживавших в Лхасе. К тому же Панчен-ламы, занимавшие второе место в церковной иерархии, традиционно пользовались значительной автономией. Панчен-лама III (1738-80) в 70-х гг. XVIII в. вступил в несанкционированную Пекином связь с английской Ост-Индской ком-

панией, а в 1780 г. пытался склонить императора Хун Ли к предоставлению Тибету большей самостоятельности; его младший брат Шамарба убедил непальцев напасть на Тибет; его старший брат Чжунба тайно от императора обратился за помощью против Непала к английской администрации в Индии.

Китайский император Хун Ли ( 1736-95) сумел постепенно расправиться с лидерами этой скрытой оппозиции: Панчен-лама III внезапно скончался в Пекине в 1780 г.; Шамарба покончил с собой в Непале; Чжунба был отдан под суд после второй тибето-непальской войны. Самые крупные иерархи Тибета конца 80-х - начала 90-х гг. XVIII в. - Далай-лама VIII и Панчен-лама IV - лично не проявляли каких-либо антицинских настроений, но в Пекине прекрасно знали, что все крупные религиозные деятели Тибета были тесно связаны между собой:

«Мать великого Панчена Римпоче Бал-дан-Ешея была близкой родственницей раджи Ладака; два его брата были хутухтами, один - в Желтой церкви, другой - в Красной (Чжунба и Шамарба. - Е. Б.), в то время как его сводная сестра была женским перерождением Дорчже-Пхагмо. Один из его братьев стал регентом Внешнего Тибета по его смерти. Этот Панчен-лама избрал Далай-ламу VIII Чжампала Чжамцо, из выдающейся семьи Внешнего Тибета, а последний, в свою очередь, сделал его первого кузена Панчен-ламой по смерти Балдана-Ешея»1.

В этих условиях, когда почти все иерархи Тибета были связаны родственными или иными узами, любые антикитайские тенденции в этой среде могли стать весьма опасными для Цинов.

В связи с этим в Пекине было решено поставить под свой контроль процедуру избрания перерожденцев, введя в Тибете институт «золотой урны».

В исторической литературе введение этого института однозначно оценивается как установление цинского контроля над избранием высших перерожденцев Тибета и Монголии. Однако авторы, отмечая этот факт, мало внимания уделяют деталям, связанным с введением «золотой урны», равно как и последствиям этого введения.

Целью данной статьи является выяснение вопроса о том, насколько серьезно изменилась традиционная тибетская система отыскания и избрания перерожденцев, была ли воспринята «золотая урна» как непременный атрибут процедуры избрания.

Прежде чем непосредственно вмешаться в традиционную тибетскую процедуру отыскания и избрания перерожденцев, император Хун Ли решил дискредитировать в глазах буддистов некоторые моменты этой традиции. Не решаясь прямо заменить избрание перерожденцев назначением из Пекина, император обрушился с резкой критикой на лам-прорицате-лей (оракулов), чья помощь при отыскании перерожденцев считалась необходимой. Он заявил, что ламы-прорицатели обычно подкупаются теми семьями, которые желают, чтобы их ребенок был признан в качестве перерожденца. Ламы-прорицатели отнюдь не являются святыми людьми, получающими во время вхождения в транс откровение свыше:

«Ламо-чосгьоны в Тибете похожи на чародеев во внутренних районах. Те и другие дурачат людей магией. Поскольку чосгьоны якобы невосприимчивы даже к ударам мечом, когда они входят в транс, следует потребовать от каждого из них подтверждения - правда ли это. Это простонародное колдовство. Даже если это и эффектная магия, это все же дело низкого вкуса. Как мы можем верить в подобные смехотворные вещи?»2

Далее император отмечал, что поскольку в тот момент в Тибете находился китайский генерал Фу Канъань со своими людьми, который как раз и занимался вопросом о реформах в Тибете, то они и должны выяснить вопрос о ламах-прорицателях:

«Фу Канъань должен приказать ламо-чосгьонам продемонстрировать свою магию в его присутствии. В случае, если магия сработает, мы можем оставить это дело, так как в Тибете существует давняя традиция. В про-

тивном случае, Фу Канъань может убедить публику - как духовенство, так и мирян - не верить более в столь откровенный обман»3.

Генерал Фу Канъань, несколько месяцев находившийся в Тибете и хорошо понимавший религиозную ситуацию в стране, дважды обращался к императору, настаивая на сохранении традиции обращения к ла-мам-прорицателям в тех случаях, когда тру-буется получить сведения о местонахождении перерожденца. Однако император настаивал на «проверке» лам-прорицателей, и Фу Канъань был вынужден исполнить приказ. Непосредственным исполнителем этого мероприятия стал Хэ Линь - брат знаменитого временщика Хэ Шэня. Хэ Линь, посланный в Тибет в 1792 г. в связи со второй тибето-непальской войной, был в том же году назначен главой Палаты общественных работ, но одновременно должен был некоторое время провести в Тибете в качестве имперского резидента (амбаня)4.

По сообщению Хэ Линя, в главном лхасском храме Чжоканг было организовано собрание высшего духовенства Тибета во главе с Далай-ламой VIII. Вначале выступил Хэ Линь, заявивший ламам-прорицателям:

«Во внутренних землях есть люди, которые похожи на вас и которые также заявляют, что умеют спускать духов и (в этом состоянии) могут предсказывать людям счастье. Они умеют глотать мечи, режут (свое) тело и тем демонстрируют (присутствие в них) духов. Но все это - низкое искусство надувательства. Поэтому власти его запрещают»5.

Затем Хэ Линь передал ламам-прорица-телям настоящий боевой меч (тогда как в религиозных обрядах использовался лишь макет меча) и предложил им доказать, что они способны использовать меч против себя, но при этом не пораниться. Ламы-прорицатели отказались сделать это, заявляя, что в прошлом действительно были такие оракулы-чудотворцы, но они, нынешние ламы, на такое не способны. По словам Хэ Линя, отказ лам-прорицателей вызвал у собравшихся смех, а Далай-лама VIII объявил, что, убедившись в обмане со стороны лам-прорицателей, он с благодарностью примет золотую урну, дарованную императором. Именно этого и хотел император. Сами по себе ламы-прорицатели

мало интересовали цинского монарха: когда Хэ Линь, проявляя служебное рвение, предложил в своем докладе запретить, чтобы тибетцы консультировались у лам-прорицателей по любым вопросам, Хун Ли приказал «народный обычай сразу не запрещать»6.

Сделав попытку дискредитировать лам-прорицателей в глазах тибетского населения, император выступал не в роли монарха, который в принципе мог отдать приказ без всяких разъяснений, а в роли светского покровителя буддийской религии («милостынедателя»), возмущенного злоупотреблениями. Ярким примером «неправильной» деятельности лам-прори-цателей стали события в Халхе, когда, в связи со смертью Халхского первосвященника Чжэб-цзун-Дамба, хутухты, тибетские оракулы объявили, что его перерожденцем будет ребенок, которого должна была родить жена Тушету-хана. Но, ко всеобщему конфузу, родилась де-вочка7. Воспользовавшись этим инцидентом, Хун Ли писал с возмущением:

«Они более всего ориентируются на личные пристрастия и бессмысленно избирают (чтобы заполнить вакансии на эти посты) либо детей женского пола, либо членов семей монгольских ханов, князей или герцогов, так что эти посты стали выглядеть не чем иным, как наследственной привилегией монгольских князей, герцогов или знаменных. Но ведь буддийский закон не признает такого принципа!»8

Император, решив отстранить лам-про-рицателей от процедуры избрания перерожденцев, в то же время ввел в эту процедуру новых участников - китайских амбаней в Лхасе. В указе, извещающем о введении института «золотой урны» (1792 г.), говорится:

«Я послал золотую урну в храм Чжоканг для реинкарнаций Далай-ламы, Панчена Эр-дэни, Чжэбцзун-Дамбы, Галдана-ширету, Дэмо, Киронга и старших хутухт, которые служат в Пекине и в Тибете. Консультация у ора-кула-чосгьона по поводу отыскания перерожденцев впредь запрещается. Я приказываю амбаням и Далай-ламе с Панченом Эрдэни помещать имена кандидатов на жребиях, извлекаемых из золотой урны. Только умный и имеющий благоприятный вид ребенок может быть избран в качестве перерожденца. Только этот путь может соответствовать буддизму. Дело слишком серьезно даже для моего

единоличного решения, а не только для решения чосгьонов. Их мошенническая практика не может быть разрешена»9.

По приказу императора были изготовлены две золотые урны: одна - для Тибета, другая - для Пекинского буддийского центра. Одна из золотых урн была отправлена в Лхасу в сопровождении дворцовых гвардейцев Хуй Луня и Альташи. В конце 1792 г. генерал Фу Канъань, совместно с Далай-ламой VIII и Панчен-ламой IV, калонами и другими официальными лицами, получили золотую урну и торжественно отнесли ее в храм Чжоканг, где возложили перед изображением Цзонхавы.

Другая золотая урна, предназначенная для избрания перерожденцев Южной и Северной Монголии, была помещена в буддийском храме Юнхэгун в Пекине. Какие же изменения были внесены цинскими властями в традиционную процедуру отыскания и избрания перерожденцев?

«Писать на жеребьях, нарочно для сего приготовленных, имена младенчествующих кандидатов, на должность хубилгань, которые класть потом в чашу, находящуюся в большом золотом духовном сосуде Бумба, стоящем в храме Чжоо, если дело сие будет происходить в Тибете; а если Пекине, то находящуюся же в сосуде Бумба, посвященном божествам в великом храме Хуалясунь Хуаляка гурунь. Вынимать оные жеребьи в Тибете Далай-ламе вместе с тамошним нашим генералом, а в Пекине членам Палаты с главным пекинским кутуктою; счастливый жребий должен решить сие дело, которое

потом приводится в исполнение вышеозначенными властями»11.

Таким образом, вместо авторитетного для тибетцев мнения ламы-прорицателя (обычно это был государственный оракул Найчун), тибетская религиозно-политическая верхушка получила «золотую урну», то есть возможность выбирать перерожденца из нескольких кандидатов. Китайский автор Я Ханьчжан резюмирует:

«В политическом плане “институт золотой урны” означал изъятие у оракула, ламы-чосгьона, власти определять перерожденца и передачу ее “институту золотой урны”, основанному императором Гаоцзуном. Фактически власть была изъята центральным правительством Цинской династии у местной тибетской аристократии. Институт представлял собой высшую точку цинского контроля за назначением Далаев и Панченов, высших религиозных и политических правителей в Тибете, ясно показывая подчиненный статус Тибета по отношению к центральному правительству Цинской династии»13.

Возникает вопрос: давал ли новый порядок избрания перерожденцев гарантию от обмана или злоупотреблений?

Разумеется, теперь лама-прорицатель не мог оказать давление в пользу одного из кандидатов в перерожденцы (если допустить, что оракул был подкуплен). Но обман вполне мог

иметь место на низшем уровне. Так, брат Далай-ламы XIV Т.Дж. Норбу приводит пример, когда соседняя семья пыталась обмануть поисковую комиссию и выдать своего сына за перерожденца:

«...Рядом, однако, была семья, в которой, как мне было известно, имелся мальчик нужного возраста, и родители выдвигали его в качестве кандидата, заявляя, что он проявил все виды признаков и совершил все виды чудес. Каждое такое заявление, пусть даже сомнительное, подлежало расследованию, и миссия посетила эту семью. Родители тщательно подготовили ребенка - не ради него, а ради того, что желали получить сами. Он вроде бы хорошо выучил свой урок, но, когда миссия стала задавать ему вопросы, ударился в слезы и выбежал вон. Вместо того чтобы тянуться к миссии, как это полагалось, он в ужасе уклонялся от нее, и каждый посмеялся над семьей, показавшей свою глупость»14.

Другой пример, приводимый тем же автором, - попытка знатного столичного семейства сфабриковать «знамение»: они делали так, что лошади покойного Далай-ламы направлялись не в свою конюшню, где они должны были находиться, а в конюшню этого семейства, у которого имелся ребенок в возрасте, подходящем для кандидата в перерожденцы 15.

Вероятно, цинские амбани знали о подобных случаях, но их интересовало другое: новым перерожденцем не должен был стать кандидат из семьи, оппозиционной цинской власти. Для этого было достаточно запретить конкретному кандидату участвовать в жеребьевке. С другой стороны, наличие нескольких кандидатов означало, что вся система предварительных тестов, которая неизбежно выявляла наиболее достойного, ставится в зависимость от игры случая. Разумеется, церковная иерархия Тибета и правительство страны были заинтересованы в том, чтобы прошел именно угодный им кандидат; и вот здесь, учитывая корыстолюбие китайских чиновников, открывались определенные возможности для подкупа. Если же речь шла не об избрании двух высших иерархов страны - Далай-ламы и Панчен-ламы, а о выборе двух крупных перерожденцев, - например, из великих монастырей Лхасы, - то возможность сговора была еще шире. Цинское пра-

вительство, утверждавшее избрание крупных перерожденцев, доверяло мнению своих резидентов в Тибете; если же коррупция в Тибете приводила к скандалу или волнениям, то амбани смещались с их постов и заменялись новыми.

Итак, Цинам удалось навязать Тибетской Церкви институт «золотой урны»; но прошло почти 30 лет, прежде чем этот институт стал действовать.

Причина этого промедления крылась в постепенном ухудшении тибето-китайских отношений после второй тибето-непальской войны. В период правления императора Юн Яня (девиз годов правления Цзяцин, 1796-1820) в Тибете начались антикитайские выступления. Население было недовольно присутствием в стране китайских гарнизонов и амбаней и требовало их удаления; поездки цинских чиновников из Восточного Тибета в Центральный стали небезопасными.

Император Юн Янь направил в Тибет двух чиновников для ознакомления с ситуацией и принятия соответствующих мер. В результате этой поездки лхасский гарнизон был уменьшен до 250 солдат, а несколько цинских чиновников были отозваны из Тибета.

Но и после этого волнения в Стране снегов не прекратились. Особенное возмущение тибетцев вызывало криминальное сотрудничество тибетских чиновников с китайцами; такие обвинения, в частности, выдвигались в адрес экс-министра Доринга Тензина Пальч-жора. В Лхасе прошли демонстрации, в ходе которых Доринга обвиняли в том, что он, действуя совместно с китайскими амбанями, расхищал государственную казну, протолкнул своего несовершеннолетнего сына в Совет министров (Кашаг) и т. п. Как пишет В.Д. Ша-кабпа, «народ отказывался признавать императора Китая своим покровителем, заявляя, что лучше в случае надобности обратиться за помощью к гуркам»16. Регент Тенпай Гон-по Кбыл вынужден послать правительственные войска для защиты резиденции унделинг амбаней, арестовал зачинщиков беспорядков -монаха Нгавана Сопу и чиновника Тэнпу Цэ-рина. В то же время ему пришлось посадить под домашний арест и тех людей, кого обвиняла толпа (экс-министра Доринга, его сына Доринга Сонама Пальчжора, министра-ламу Гандена Шарпу). После тщательного рассле-

дования два арестованных министра были отправлены в отставку, а зачинщики выступлений высланы из столицы.

Со своей стороны, Цинский двор также провел расследование в связи с обвинением амбаней в злоупотреблении властью. В 1805 г. китайская комиссия признала лхасских амба-ней виновными; один из амбаней был отправлен в Китай в кандалах, другой выслан в Синьцзян. Как полагает В.Д. Шакабпа, «маньчжуры утрачивали свое влияние на политику Тибета из-за слабой подготовки чиновников и неумелости амбаней, назначаемых в Лхасу»17.

Мнение В.Д. Шакабпы представляется не вполне верным: так, например, в период тибе-то-непальских войн цинские амбани в Тибете тоже были не на высоте положения, за что и были наказаны императором. Независимо от степени виновности цинских резидентов в Тибете, любое выступление местного населения против китайской власти рассматривалось как мятеж, за которым неизбежно следовали меры карательного характера. Почему же император Юн Янь не прибегнул к репрессиям против тибетцев, хотя повод для этого представлялся неоднократно?

Как нам представляется, с окончанием правления императора Хун Ли в 1796 г. Цинс-кая империя прошла пик своего могущества. Завоевательные походы за пределы Цинской империи прекратились полностью, и основной задачей правительственных войск стало подавление народных восстаний в самой Цинской империи. Наиболее опасным для правившей династии стало восстание, организованное тайной буддийской сектой «Белый лотос», длившееся с 1796 по 1804 год. Это восстание охватило провинции Хубэй, Хунань, Шэньси, Ганьсу и Сычуань. Оно было подавлено с огромными финансовыми затратами и благодаря крайнему напряжению всех сил империи. Но и после разгрома «Белого лотоса» антиманьч-журская деятельность тайных обществ отнюдь не прекратилась: уже в 1813 г. «Общество небесного разума» не просто подняло восстание, но и попыталось захватить «Запретный город» - дворцовый комплекс в Пекине, где находилась резиденция Цинской династии 18. Естественно, что на этом фоне мирный протест тибетцев казался в Пекине мелким инцидентом, который можно было разрешить админи-

стративными средствами. Наказание амбаней было призвано успокоить тибетское население; для достижения этой стратегической задачи Цинский двор готов был пойти и на более существенные уступки.

В ноябре 1804 г. умер Далай-лама VIII. Согласно тибетской религиозной традиции, через некоторое время начались поиски его перерожденца. Неизвестно, принимали ли в этом участие ламы-прорицатели, но основные элементы традиционного поиска (молебствия, поиски знамений, посылка специальных комиссий и т. п.), несомненно, сохранились. В самом начале 1808 г. лхасский амбань Юй Нин-чжан сообщал в Пекин:

«Трудности в управлении Тибетом связаны с тем, что существуют сомнения в том, к кому из девяти детей относится совершенное и правильное появление святой личности. Имперский секретарь и (?) хутухту (то есть регент. - Е.Б.) осмотрел этих детей и обнаружил, что трое из них являются удивительными. Среди них - сын тусы Даньцзиня, защитника веры из религиозных кругов Кама, родившийся в первый день второго месяца года Деревянного Быка (1805 г.). Ему сейчас менее четырех лет от роду, но он уже чрезвычайно умен. Он может повторять многие вещи, связанные с религией, и ясно помнит рождение Далай-ламы V (192 года тому назад!); он опознал скипетр-ваджру и колокольчик этого Далай-ламы, так что люди всех классов, высоких и низких, в Китае и в Тибете пребывают в удивлении. Панчен Эрдэни также посетил Лхасу и, получив доказательства, находится в восторге и верит ему.

Я, Юй Нинчжан, также проверил его и обнаружил, что у него нет никакой потребности в могуществе и власти, а также что он обладает всей мудростью, какую имел Его Высокопреосвященство прошлый Далай-лама; и для меня очевидно, что он унаследовал ее. Обман в данном случае невозможен, так как этот кандидат в перерожденцы в состоянии ясно сообщить о своей смерти, равно как и признать свое королевство. Хутухта неизменно тверд в своем заключении, что это - истинный перерожденец. Поэтому и весь народ будет верить, что этот перерожденец должен быть подлинным»19.

Избрание перерожденца, в соответствии с указом императора Хун Ли от 1793 г., должно было происходить с использованием «золотой урны». Однако духовенство Тибета: Панчен-лама IV, регент Тенпай Гонпо Кунделинг, представители великих монастырей - вместе с министрами Кашага подали императору Юн Яню совместный мемориал, в котором заявляли, что, поскольку нет никаких сомнений в истинности перерожденца (мальчика из Кама), процедура жеребьевки является совершенно излишней. Амбань Юй Нинчжан присоединился к этой просьбе; в цитированном выше докладе амбань для успокоения двора писал о том, что у кандидата в перерожденцы (иначе говоря, у его родителей) «нет никакой потребности в могуществе и власти».

Цинский двор оказался в сложном положении: отказать в просьбе тибетскому духовенству в тот момент, когда обстановка в империи отнюдь не стабилизировалась, а в Тибете еще была свежа память об антицинс-ких выступлениях, было бы неразумно. С другой стороны, отменить указ о введении института «золотой урны», изданный отцом правящего императора, тоже было невозможно. Но выход все же был найден: было решено, что отказ от процедуры жеребьевки будет рассматриваться как исключительный случай, вызванный особыми обстоятельствами.

В начале 1808 г. появился интересный указ императора Юн Яня, до предела наполненный буддийской риторикой и призванный утвердить в глазах тибетского и монгольского населения образ императора - покровителя буддизма. После небольшого экскурса в историю буддизма, автор указа рассматривает значение категории «перерожденец» и утверждает, что «император, Отец-Повелитель, сам симпатизирует этой религии и издает эти приказы в соответствии с обычаями этой веры. Поэтому все люди должны придерживаться его приказов»20. Указ о введении института «золотой урны» был издан ради того, чтобы «спасти страну от возможного в будущем обмана, посредством отделения чистого перерождения от того, что является (обычным) нечистым побуждением Желания»21.

В указе в краткой форме описывается порядок отыскания перерожденца, соблюдаемый после смерти крупного буддийского свя-

щеннослужителя: коллективное молебствие клира перед изображением Будды, рассылка поисковых экспедиций, извлечение жребия из «золотой урны». В указе повторно подчеркивается, что смысл проведения жеребьевки заключается только в желании Пекина избежать возможных злоупотреблений при выборе перерожденца:

«Золотая урна была учреждена великим Отцом-Повелителем (императором) по следующим причинам: чтобы доктрина Будды была высоко почитаема и чтобы всякое зло было отвращено»22.

Наконец, после этой долгой прелюдии, Юн Янь сообщает, что мальчик из Кама, который обладает всеми признаками истинного перерожденца, должен быть признан таковым. Император утверждает:

«В те времена, когда наш отец был еще жив, то, если бы такие обстоятельства были ему доложены, он отнесся бы с добротой и не стал бы заявлять о необходимости воспользоваться золотой урной. Поэтому, поскольку этот перерожденец дал абсолютно ясные доказательства своего бытия как истинного перерожденца, и поскольку в этом нет сомнений, то, соответственно, должно быть отправлено письмо, признающее его перерожденцем. Панчен Эрдэни также должен помолиться перед портретом императра и принести свою благодарность»23.

Таким образом, Далай-лама IX Лунгток Чжамцо был избран в соответствии со старой тибетской традицией и без использования «золотой урны». Современная тибетская эмиграция утверждает в этой связи, что «уже в первом случае, когда следовало применить золотую урну для выборов Девятого Далай-ламы в 1808 г., тибетцы отвергли эту проце-дуру»24. Но это утверждение не вполне верное: как уже отмечалось выше, ситуация в империи в тот момент была такова, что тибетцы сумели настоять на своем требовании. В то же время император Юн Янь недвусмысленно предупреждал в своем указе, что разрешение не использовать «золотую урну» при избрании Далай-ламы IX не может рассматриваться как прецедент:

«Отныне (и впредь, однако), чтобы подобные благодеяния Отца-Повелителя, ради пользы всех живых существ, продолжались,

должна использоваться золотая урна, так как она устраняет все сомнения и ошибки и тем самым содержит доктрину Будды в чистоте. В настоящем случае, с одобрения великого Отца-Повелителя (императора), она не была использована, поскольку не имелось сомнений, которые следовало бы устранить. Но в будущем нельзя ожидать таких чудесных законов. Поэтому надо следовать прежнему обычаю с урной, и написанные имена детей должны быть опущены в урну и перемешаны. Если это будет сделано, то не будет никакого обмана»25.

Далай-лама IX Лунгток Чжамцо в рассмотренном выше императорском указе от 1808 г. назван сыном «тусы Даньцзиня, защитника веры из религиозных кругов Кама». «Тусы», то есть туземный (некитайский) старейшина, в принципе мог быть духовным лицом; но тогда он не мог иметь детей. Этот момент проясняет востоковед Л. Петех: он сообщает,что настоящий отец мальчика умер до его появления на свет, и ребенок был усыновлен братом отца, священнослужителем. По традиции отец Далай-ламы получал несколько поместий от тибетского правительства и аристократический титул от Цинского двора. Однако, поскольку Даньцзинь не был родным отцом Далай-ламы, да к тому же был духовным лицом, он получил не титул «гун», а лишь шарик на головной убор из полудрагоценного камня - знак отличия чиновника

I ранга 26. После смерти своего племянника, Далай-ламы IX, Даньцзинь вернулся в Кам, очевидно, так и не сумев войти в ряды аристократов; его поместья были захвачены крупным феодалом Суркхангом 27.

Жизнь Далай-ламы IX оказалась очень короткой: во время празднования Монлама он сильно простудился и 26 марта 1815 г. умер от пневмонии (в возрасте девяти лет).

Итак, вновь встал вопрос об отыскании перерожденца и, соответственно, вопрос об использовании «золотой урны». Поиски кандидатов в перерожденцы продолжались несколько лет; наиболее подходящими кандидатами оказались три мальчика из Кама, которых в 1819 г. доставили в монастырь Нетанг близ Лхасы. Претенденты были осмотрены и проверены регентом Демо Тхубтеном Чжиг-ме, министрами Кашага, представителями великих монастырей. Наиболее успешно по-

ложенные тесты прошел мальчик из Литана; именно его тибетцы негласно признали истинным перерожденцем.

Получив доклад лхасских амбаней, новый цинский император Мянь Нин (девиз годов правления Даогуан, 1821-50) ответил в

«Это моя инструкция великим министрам государства: ...Вэнь Гань и другие сообщают, что, кроме мальчика из Литана, как это уже докладывал Юй Нин, другие два мальчика были найдены благодаря замечательным знамениям, что и было удостоверено при расследовании. Но для точного выяснения, нет ли в докладах с мест искажения фактов, ам-бань должен приказать, чтобы три мальчика были доставлены в Уй вместе с их родителями и наставниками, для их совместной проверки с Галдан-Ширету, Самади Бакши и другими. Только после того, как доклады будут признаны правдивыми, пусть их имена будут помещены в “золотую урну” для извлечения жребия согласно существующим правилам. В противном же случае нет необходимости поступать так, и следует отдать приказ продолжать поиски самым серьезным образом, пока три других мальчика с действительно чудесными дарованиями не будут найдены для окончательной проверки»28.

В исторической литературе имеются прямо противоположные мнения о том, была ли проведена процедура жеребьевки при избрании Далай-ламы X. Так, тибетский автор В.Д. Шакабпа пишет следующее:

«...амбани хотели ввести процедуру выбора посредством вытягивания жребия, которую учредил император, но жители Лхасы были против этого. И тут регент Демо умер от оспы. Для Тибета это событие оказалось очень неблагоприятным, поскольку регентство было передано Джампэлу Цултиму Цемонлингу, человеку менее проницательному и решительному, чем его предшественник. Под влиянием общественного мнения относительно претендента из Ли-танга родители двух других соперников отказались от своих притязаний. Ради приличия амба-ни пришли испытать всех трех претендентов, прежде чем согласились с тем, что выбор мальчика из Литанга оказался правильным. Они сказали регенту, что он волен принимать собственное решение, но тонко намекнули, что он дол-

жен показать, что не игнорирует процедуры выбора посредством вытягивания жребия, установленной императором. В год Воды-Лошади (1822 г.) об утверждении претендента из Ли-танга Десятым Далай-ламой, заявив, что он был выбран посредством вытягивания жребия, хотя на самом деле этого не было»29.

Л. Петех, напротив, пишет о Далай-ламе X:

«Он был избран посредством извлечения жребия из золотого сосуда, по новой процедуре, предписанной китайским правительством 15Л Воды-Лошади (6-го февраля

Я Ханьчжан, в свою очередь, сообщает:

«Церемония была проведена в 15-й день первого месяца в Потале. На церемонии Вэнь Гань и Бао Чжан извлекли бирку с именем мальчика-кандидата, рожденного в Литане, и так он стал Далай-ламой X. Панчен УП остриг волосы мальчика, надел на него одежду из монашеской ткани, дал ему религиозное имя Нгаван Лоцзан Тензин Цултрим Чжамцо (для краткости - Цултрим Чжамцо) и разъяснил ему обеты мирянина»31.

Избрание Далай-ламы XI (1838-55) состоялось с использованием «золотой урны». Предварительные тесты прошли четыре кандидата, и тогда, согласно мемориалу амбаня Мэн Бао, канцлер предложил провести процедуру жеребьевки. Мэн Бао сообщал в Пекин:

«Ваши слуги согласились с этим предложением; в течение семи дней, предшествовавших намеченной дате, проводились мессы ху-тухтой и ламами горы Потала и различных монастырей; и в назначенный день Панчен Эрдэ-ни, Канцлер и их помощники, сопровождаемые целой толпой лам, провели мессу перед священным изображением выдающегося предка Вашего Величества, Непорочного Императора, вознеся затем молитвы в благоговейном молчании. В 25-й день 5-го месяца ваши слуги почтительно проследовали на гору Потала и поместили золотую вазу с должным почтением на желтый алтарь перед священным изображением. После воскурения фимиама и вознесения почестей с девятью простираниями ниц, они написали на табличках китайскими и тибетскими буквами младенческие имена лиц и имена их отцов, которые они предъявили напоказ соответствующим родственникам и наставникам и собравшимся ламам.

Когда это было сделано, ваш слуга Хай-бу, процитировав главу из Писания в унисон с Панченом Эрдэни и другими [священниками], в присутствии многих и почтительно запечатав надписанные таблички, поместил их в вазу. Таблички были малы, а урна глубока; более нечего было и желать для обеспечения неприкосновенности. После дальнейшего чтения вслух главы Панченом Эрдэни и его помощниками, ваш слуга Мэн Бао протянул руку к алтарю, встряхнул урну с табличками несколько раз и почтительно достал одну из их числа, которую он осмотрел вместе с родственниками детей и их наставниками и собравшимися ламами. На табличке значилось следующее: “Сын Цэвана-Тенчу, тибетец, из монастыря Тайнин. Младенческое имя Наму-кому Доржи. Возраст 4 года”. Оставшиеся таблички были извлечены и проверены публично; Панчен Эрдэни с Канцлером, с большими и меньшими хутухту и все присутствующие ламы объявили единодушно, с непритворным восхищением и радостью, что, «по милости его императорского величества, который способствует успеху Желтой церкви, установленное правление ныне будет в согласии с удостоверенным путем жеребьевки воплощением Далай-ламы; и жребий ныне пал на этого ребенка, который, будучи сыном бедного тибетского торговца топливом, проявил чудесный ум, весьма удовлетворяющий стремления многих; это, без сомнения, свидетельствует, что действительное и истинное воплощение Далай-ламы появилось в мире, а Желтая церковь имеет руководителя для своего управления. Людские умы обрадованы и успокоены; и почтительная благодарность воодушевляет нас, смиренных священников». После этого они исполнили с чрезвычайным почтением обряд из 9 простираний ниц в направлении местопребывания Вашего Величества, выражая искреннюю признательность за священные милости. Ваши слуги наблюдали с пристальным вниманием, чтобы благодарность выказывалась не одним только Панче-ном Эрдэни и его духовными помощниками из самых искренних побуждений, но также и всем населением Лхасы - как Клира, так и мирян, объединившихся в демонстративном поднятии рук над их лбами, во всеобщем чувстве глубокого удовлетворения»32.

При избрании Далай-ламы XII (1856-75) также использовалась «золотая урна». В.Д. Шакабпа сообщает, что большинство тибетцев было настроено признать мальчика, родившегося в Олга в Южном Тибете, истинным перерожденцем, не прибегая к жеребьевке, но тогдашний регент с этим не согласился. По словам В.Д. Шакабпы, чиновники предупреждали регента:

«...[если] жребий будет вытащен в пользу уже выбранного мальчика, то народ не будет иметь возражений; но, если будет выбран другой ребенок, то они не будут отвечать за последствия.

Все три претендента находились недалеко от Лхасы. Приближение праздника Монлам и прибытие монахов из трех больших и других монастырей вызвали у регента боязнь волнений, и он отправил войска для охраны детей. В начале 1858 г. регент рискнул провести жеребьевку в самый разгар монламовского фестиваля. К счастью для всех, озабоченных этой проблемой, имя уже выбранного претендента выпало первым. Напряжение, царившее в Лхасе в связи с этим делом, сразу же спало. Регент назвал мальчика Тинлэем Гьяцо и утвердил его как Двенадцатого Далай-ламу»33.

Итак, избрание Далай-лам, даже с использованием «золотой урны», удивительным образом совпадало с желанием тибетцев. Но наиболее интересной является история с избранием Далай-ламы XII