К вопросу о торговых путях в восточном Причерноморье в эллинистический период или об одном историческом мифе

ИСТОРИЯ

ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА

Древняя Греция и Рим

Н. В. Ефремов

К ВОПРОСУ О ТОРГОВЫХ ПУТЯХ В ВОСТОЧНОМ ПРИЧЕРНОМОРЬЕ В ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД, ИЛИ ОБ ОДНОМ ИСТОРИЧЕСКОМ МИФЕ1

В статье анализируется тема торговых путей из Закавказья в Индию. На основании анализа письменных источников — Страбона и Плиния Старшего — автор приходит к выводу, что идея этого торгового пути никогда не приобретала реального воплощения. Вопрос о его использовании вставал вместе с изменением политической ситуации в регионе, когда последний попадал в поле зрения «мировых держав». Препятствием к его осуществлению служили недостаточные географические представления, трудности этнического и социально-политического порядка. Письменные и археологические данные позволяют утверждать, что товары с Востока поступали по суше по Великому шёлковому пути, откуда через Армению они направлялись в Закавказье. Одновременно функционировал «северный путь» из Мидии через Дербенские ворота на север и в обратном направлении. Закавказье хотя отчасти и являлось перевалочным пунктом в торговле Востока с Западом, но никогда не играло в ней ведущей роли.

«В эпоху эллинизма через Колхиду (и другие области Закавказья) проходил один из больших торгово-транзитных путей, связывавших страны Востока с Западом. Сведения Страбона, восходящие через Эратосфена и Аристобула к Патро-клу, Плиния, который заимствовал их у Марка Теренция Варрона, анонимного перипла V в., а также ряд археологических материалов свидетельствуют о том, что этот путь шёл из Индии до Каспийского моря и дальше через Закавказье (по р. Кура — через Сурамский перевал — по р. Фасису), достигал берегов Чёрного моря у г. Фасиса»2. Эта, разработанная патриархом грузинского антиковедения О. Д. Лордкипанидзе более полувека назад, концепция взаимоотношений Колхиды с эллинистическим миром не стала за прошедший период объектом научной

Ефремов Николай Васильевич — PhD, доцент Университета им. Эрнста Морица Арндта, (г. Грайфсвальд). E-mail: nikolai.jefremow@gmx.de

ревизии3, но принималась как аксиома. Вместо объективного анализа письменных источников в подкрепление приведённого тезиса приводились лишь возрастающие год от года данные археологии4. На основании некоторых малоинформативных, порой противоречивых сообщений античных авторов, прежде всего «этнографических» свидетельств Страбона постулировался тезис о превращении черноморских (колхидских! — Н.Е.) городов в крупные торгово-промышленные центры5. Наконец усилиями ряда учёных сам процесс торговой активности Колхиды приобрел всеобъемлющий характер, что нашло выражение в тесисе того же О. Д. Лордкипанидзе: «В эллинистический период в процесс международного товарообмена были вовлечены широкие слои населения Колхиды как её низменных, так и горных районов. Интенсивность внешних торговых связей способствовала дальнейшему росту товарного производства» (Strab. XI. 2.16. (497))6, приобретя черты теории об «особой роли» Колхиды в экономике и торговле античного мира. В аспекте торговых контактов между Востоком и Западом рассматривался также Великий шёлковый путь, северное ответвление которого вело от Кашгара к Каспию, а затем через Закавказье к Фасису7. По мнению О. Д. Лордкипанидзе, кавказский отрезок этого пути интенсивно функционировал уже в предэллини-стический период8. Таким образом Колхида превратилась в один из основных перевалочных пунктов торговли античности и была безаппеляционно занесена в число эллинистических государств9. Стоит отметить, что такой подход ничем не обоснован и означает либо незнание, либо полное игнорирование работ коллег, где Колхида если и играла какую-либо роль в «международной торговле», то далеко не первостепенную10; либо, действительно, горячее желание выдать желаемое за действительное и доказать какую-то исключительность страны «золотого руна». При этом для Колхиды не всегда в должной мере учитывается влияние мифологии с популярностью Прометея, Диоскуров, аргонавтов co своего рода паломничеством греков и римлян к «святым местам» (Strab. XI. 2.17. (498))11.

При рассмотрении имеющихся источников необходимо, во-первых, дифференцировать их хронологически, а во-вторых, по-возможности точно увязывать с геополитической ситуацией конкретного отрезка времени. Большое количество находок импортных, прежде всего греческих, вещей в Колхиде является неоспоримым. Целый ряд предметов поражает высоким уровнем художественного

оформления12. Но присутствие импорта само по себе не обязательно должно свидетельствовать о наличии торговых контактов, тем более постоянных и напрямую. Как известно, вещи могли попадать в чужую среду в результате даров, миграций, разбоя, войн и т.д.13 Именно в варварскую среду направлялся поток художественных изделий в обмен на сырьё, рабов и т.д., где эти артефакты тезаврировались как знак состояния, высокого положения в обществе (Strab. XI. 2.3. (493); 2.10 (495); Polyb. IV. 38.4)14. Особенной популярностью пользовались металлическая посуда и ювелирные изделия15. Колхида не составляла здесь никакого исключения. Несмотря на «общепризнаную высокую степень эллинизации», именно «варварский подход» к оценке продукции «цивилизованного мира» свидетельствует об обратном. В этом нет никакой особой исключительности «античной Грузии». Тогдашние «нефтяные шейхи» ни в коей мере не останавливались перед возможностью обмена соплеменников на художественную керамику, оружие, изделия из драгоценных металлов. Именно такой подход Демосфен охарактеризовал как торговлю «мелкими изделиями» (XXXIV. 36)16. Если сравнить с Колхидой, к примеру, импорты в варварскую среду Фракии, то сходство ассортимента неоспоримо, а сам регион можно без всяких ограничений также записать в один из перевалочных центров античной торговли17. Кроме того, не стоит забывать, что вещи могли перевозиться на большие расстояния и поступать окольными путями через разного рода посредников18. Упоминаемый периодически, прежде всего в географических трудах, «путь к Фасису», который, по мнению О. Д. Лордкипанидзе должен свидетельствовать об особенно оживлённых торговых контактах с Кол-хидой19, являлся прежде всего ориентиром крайней точки на восточной стороне Понта20. Греческий импорт, обильно представленный среди находок в регионе, несмотря на некоторые спорные вопросы о его интенсивности и характере, роли отдельных производственных центров, адресате в местной среде и т.д. не вызывает никаких трудностей касательно маршрутов его поступления, ибо доставлялся морем. Сложности появляются, как только речь заходит о сухопутных торговых путях. Как раз здесь особенно очевидна модернисткая тенденция, когда сложившиеся в течение многих веков инфраструктуры без должного критического под-

хода экстраполируются в античный период. Уже беглый просмотр источников, на которые обычно опираются для доказательства означенного тезиса, показывает искусственность выдвинутых предположений. Совершенно очевидна была труд-нодоступность Колхиды с континента, что делало её частью понтийского мира, в отличие от Иберии, открытой на восток (Plin. NH. VI. 4 (418); Procop. BP. I. 12.2; 13-16; Agath. II. 19; IV. 31)21. Это членение нашло отражение в административном устройстве в римское время с подчинением Колхиды Каппадокии, а Иберии

Сирии22.

Но обратимся ad fontes. До похода 10000 греки вообще не имели никакого представления о внутренних регионах Персии23. Их «информация» на этот счёт ограничивалась, как правило, мифическими или полумифическими рассказами. Характерно замечание Страбона (о восточных регионах: «Но ни те, кто писал об этих землях в более поздние времена, ни те, кто отправляется туда сейчас на кораблях, не сообщают ничего достоверного» (Strab. XV. 1.3 (686))24. Поход Александра не принёс существенных изменений в исследование Каспия. Его цели и задачи в этот период имели иную направленность. Оценивая познания о Каспийском море и впадающих в него реках после возвращения Александра из Индии, Арриан отмечает, что они были весьма и весьма поверхностны (Arr. Anab. V. 3.3; VII 16.2-4; Strab. II. 1.6 (69); XI. 7.3. (509)), и это, несомненно, соответствует действительности. Ещё категоричнее Страбон, именующий историков Александра «явными баснописцами» (Strab. XI. 6.3 (507)), которым нельзя верить, «ибо они также легко принимают всё на веру, частично из-за славы Александра, частично потому, что поход его достиг пределов Азии, удалённых от нас, а удалённое трудно опровергнуть» (Strab. XI. 6.4 (508)).

Весьма показательно, что не ислючалась возможность того, что Каспий является океанским заливом, незначительно удалённым от Чёрного моря (Strab. X. I 6.1 (507); Arr. Anab. VII 16:2; 4)25. Далее предполагалось, что из Бактрии в него впадают Окс и Яксарт (Eratosth. apud Strab. XI. 6.1 (507); Arr. Anab. VII 16.2), причём apriori постулировалась возможность его соединения с Азовским морем. Поэтому незадолго до своей смерти Селевк, якобы, даже намеревался соединить каналом Меотийской море с Гирканским (Plin. NH. VI. 12 (426))26. Весьма распространена была, кроме того, идея о круглом мире, где колхи — это индийские скифы, скифы

вторгаются в Индию через Кавказ и через него же течёт река Ганг27. На этом основании выводились родственные и религиозные связи египтян с колхами, а также последних со спартанцами, из мифа же обосновывалось поселение колхов в Иллирии, на Коркире, основание ими Пантикапея28.

Попытка найти мифический короткий путь в Индию была предпринята в последние годы жизни Селевка Никатора между 285 и 281 гг., для чего на Восток был отправлен адмирал (praefectus classis eorum) Патрокл29. Вся скудная информация об этом сохранилась только у Страбона. Экспедиция не была научной, но носила чисто прагматический характер30. Объединив под своей властью огромные территории на востоке царства Александра, Селевк стремился интегрировать периферию, а исходя из неверных географических представленией своего времени — сделать это кратчайшим путём через Закавказье в Индию. Результаты миссии Патрокла неизвестны. Но незадолго до своей смерти вскоре после возвра-щения31 он изложил их в докладной записке, адресованной обоим царям соправителям, в которой разъяснял возможность ведения торговли с Индией и Бактрией этим путём32. Немаловажен тот факт, что до данного отрезка времени всяческая информация об этом торговом пути отсутствует. Лишь когда регион попал в поле зрения «мировых держав», встал вопрос о целесообразности его эксплуатации.

Страбон (Strab. II. 1.5 (69); XI. 6.1 (507)) отмечал, что не следует точно воспринимать сообщения об этом регионе и о настолько удалённых землях в целом, особенно касательно расстояний, а В. В. Тарн, основываясь на современных ему данных геологии, считал, что Окс (Аму-Дарья) никогда не впадал в Каспийское море, в чём с ним соглашаются и современные исследователи33. Неизвестно, насколько далеко добрался Патрокл, исследуя Среднюю Азии. Однако неоспорим факт, что он никогда не видел устья Окса34. Его доклад был скорее всего квинтэссенцией информации предшественников и расспросов на местах, приправленных личными домыслами. Если действительно верно мнение учёных, что Узбой — рукав, по которому Аму-Дарья могла соединяться с Каспием, — пересох уже в V в. до н.э.35, то, кроме прочего, Патрокл в своём докладе отразил гидрографическую ситуацию столетней давности.

Патрокл не был первопроходцем. Незадолго до него военные операции в Средней Азии до Сыр-Дарьи вёл селевкидский стратег Бактрии-Согдианы Де-

модам36. Его сообщения наряду с докладами бематистов Александра могли быть использованы Патроклом при подготовке экспедиции37, а также для написания «отчёта». По апологетическому мнению В. В. Тарна, Патрокл никогда не сообщал о морском пути из Каспия в Индию, а его данные были просто неверно истолкованы. Патрокл был послан разведать возможность торговли с Индией в обход Аравии, где пути были монополизированы египтянами. Ситуация оставалась неизменной ещё и в VI в., хотя к тому времени поменялись хозяева пути: «Эфиопам покупать шёлк у индов было невозможно, т.к. персидские купцы, населяя соседнюю с индами страну, всегда оказываются у тех самых пристаней, куда индийские корабли причаливают прежде всего, и обычно покупают у них все грузы» (Procop. BP I 20.12). Даже если бы корабли заходили в Персидский залив, то транспорт товаров караванами был всё равно значительно дороже, чем морем в Красное море и Нил. Поэтому доклад Патрокла обнадёживал и открывал новые перспективы: «По Гиркании текут Ох и Окс... Аристобул называет Окс самой большой после Инда рекой Азии. Он также сообщает (опираясь как и Эратосфен на Патрокла), что по нему нетрудно плыть на корабле и по нему перевозится много индийских товаров в Гирканское море, откуда их переправляют в Албанию и по Киру и по соседним с ним областям в Понт Эвксинский» (Strab. XI 7.3 (509))38. Если Патрокл постулировал возможность торгового пути, то Лордкипа-нидзе именно после этой экспедиции датирует время начала его функционирова-ния39. Принципиально возможность торгового пути существовала. Однако это не был прямой водный путь, а наряду с морскими и речными отрезками необходимо было везти товары по суше через пустыни и горы, через территории различных племён и народностей. Всё это означало многочисленных посредников и увеличивало конечную стоимость товара (Agath. II. 19; V. 1)40. Если даже допустить, что Патрокл и доставил товары по указанному пути до Чёрного моря, то сомнительно, чтобы это повторил кто-то другой41. В конечном итоге практические результаты экспедиции сводились к нулю. Александр не основал ни одного города в устье Окса, дабы обезопасить торговлю по нему42. Селевкиды также не предприняли или не успели предпринять никаких шагов для дальнейших исследований в этом направлении, а гибель Селевка Никатора в 280 г. и последовавшая за этим война за его наследство привели к переориентации внешней политики Антиоха I с отказом от большинства восточных владений.

Прочие нарративные свидетельства относятся к более позднему времени, чем информация Страбона. Кроме того, в них нет полного указаний на сухопутный путь из Индии, а лишь намёки на него в связи с описанием Колхиды. Самым ран-

ним из них является сочиненеие Псевдо-Скимна, датируемое II в. до н.э. После характеристики страны гениохов и регионов до Каспийского моря он переходит к описанию региона Фасиса, выводя его истоки ошибочно из Армении: «Если войти (на судне) в реку, то по левую сторону Фасиса расположен (930) эллинский полис милетян, называемый Фасис. Говорят, что в него сходятся из внутренних регионов 40 народов, говорящие на разных языках. И среди них, говорят, приходят некоторые варвары из Индии и Бактрианы» (Ps.-Skymn. F 20 (925-937)).

Практически аналогично, лишь с разницей в количестве племён, сообщение Анонимного перипла V в. н.э.: «При входе в реку на левой стороне Фасиса лежит основанный милетянами греческмй город, называемый Фасисом, в который как говорят, сходятся 60 племён, говорящих на разных языках; в их числе, говорят, приезжают варвары из Индии и Бактрианы» (Anon. PPE 44. 25-26).

Расплывчитое выражение Tive^ A,e6YOi)aiv может означать какие угодно «источники» вплоть до мифических слухов, хотя вероятно заимствование из Патрок-ла-Эратосфена и т.д. Если даже принять это мнение за достоверное, то присутствие индийцев и бактрийцев преподносится как нечто удивительное и редкое. Не столько сообщаямая информация, сколько аналогичная лексика говорят о том, что здесь был использован один общий источник, причём в редакции Анонима, видимо, через третьи руки. Идентичную информацию даёт Тимосфен (FGrHist 2051 F 11), помещая, однако, само торжище в Диоскуриаду. в чём ему следует Плиний при перечислении народностей побережья Колхиды: (Plin. NH. VI. 5.15 (420)): «...кораксы в сегодня заброшенном городе Диоскуриаде на реке Антемус. Этот город был когда-то настолько знаменит, что, как рассказывает Тимосфен, в него спускались (с гор) 300 народностей с разными языками, а позднее там велись дела 130 нашими переводчиками». Плиний однозначно говорит о соседних с Диоскуриадой народностях. Более подробно это изложено у Страбона (XI 1.16 (498)), который здесь также ни словом не упоминает торговцев из Индии: «Именно Диоскурида является также началом перешейка между Каспийским морем и Понтом и совместным рынком для живущих над ним и соседних народностей. Якобы туда сходятся 70 (по другим иисточникам, которые не заботятся о достоверности, даже 300) народностей, с различными языками, ибо живут поодиночке по причине самодостаточности, нелюдимости и дикости. В большинстве своём это сарматы, но все кавказцы»). В то время как авторы периплов пишут о многочисленных языках, на которых изьясняются представители этих народностей, упоминая в этой связи далекие страны, чтобы придать занимательности рассказу и «создать впечатление международного торгового и транспортного центра», Страбон и Плиний относят это известие за счёт кавказских народов и локальной торговли, что звучит убедительнее, так как ни Диоскуриада, ни Фасис не являлись торговыми метрополиями «первой категории», а многочисленные языки используются на Кавказе на узком пространстве и до сих пор43. Кроме того, не стоит забывать, что после сомнительной по своим результатам экспедиции Патрокла не было предпринято никаких усилий для дальнейших географических исследований в регионе. Особенно важно, что в описании восточного маршрута от Гиераполя на Евфрате Клавдий Птолемей ни словом не обмолвился о водном

пути, что он не преминул бы сделать, если бы такой путь активно использовался (Ptol. Geogr. I. 11, 2)44.

Интерес к Закавказью вновь пробудился в период кавкаских походов Помпея. До этого момента римляне не имели ни малейшего представления о нём45. Стра-бон не преминул отметить, что «власть римлян и парфян немного больше расставила вещи по своим местам, чем прежняя традиция. Писатели теперь излагают правдивее, чем их предшественники, ибо они сами исследовали эти регионы» (Strab. XI. 6.4 (508))46. Несмотря на то, что знания «немного» расширились, отчего выиграла их «достоверность», существенные «пробелы» ввсё же остались. После рассказа о свойствах воды в Каспийском море Плиний пишет: «он же (Вар-рон) добавляет, что в результате похода Помпея стало известно, что из Индии можно за семь дней добраться до реки Бактр, которая впадает в Окс, а оттуда по Каспию войти в Куру и в течении пяти следующих дней сухопутного пути доставить привезённые индийские товары к Фасису на Понте» (рис. 2) (Plin. VI. 19 (434))47. В этом свидетельстве нет никакого указания на существующий ранее торговый путь из Индии. Единственное, что сообщает Плиний, — это вероятность налаживания подобного пути48. В отличие от Патрокла «экспедиция» Помпея не носила такого размаха, не достигнув ни Каспийского моря, ни Гиркании, ни тем более закаспийской Средней Азии49. Тем более нет никаких оснований относить к «результатам» похода Помпея данные о торговом пути с востока. Наряду с личными, скорее всего весьма ограниченными впечатлениями, Варрон черпал свою информацию у Эратосфена, а соответственно, опосредственно из того же Патрокла50, чем и объясняется сходство его известий с данными Страбона. Несмотря на неоднократно высказанное мнение об интересе Помпея, а следовательно a priori уже Митридата51, к этому «торговому пути» их цели в Закавказье носили геополитический характер, концентрируясь на гегемониальном аспекте52. Добившись серьёзных успехов в борьбе с Митридатом и продвинувшись в Закавказье вплоть до Каспийских ворот, Помпей не удержался от честолюбивых планов хотя

бы в миниатюре повторить достижения своих предшественников. Но это не был колумбов поиск пути в Индию. В то время как Митридат стремился к созданию Черноморской державы, Помпей руководствовался идеей «империя без границ»53. Laudator temporis Помпея Варрон своим рассказами, очевидно, лишь попытался придать больше веса мнимым и действительным достижениям патрона. Весьма сомнительные успехи в Закавказье, трудно контролируемом и существенно удалённом от мест дислокации римских легионов и провинций, делали необходимым доказать их целесообразность.

Ещё более фантичен пересказ Солина, местами дословно воспроизводящего Плиния. Отмечая пресноводность Каспия, он говорит, что это доказано (probatum est) Александром Великим и затем Помпеем, который якобы, по сообщению Варрона, лично удостоверился в этом. «Не умолчу, что в то же время тому же Великому удалось в восемь дней пройти из Индии в Бактрию до реки Далиера, где она впадает в реку Окс, затем к Каспийскому морю, а оттуда через Каспий проникнуть к течению реки Кира, которая течёт по границе Армении и Иберии. От Кира он не более как в пять дней прибыл к руслу Фасиса сухим путём, волоча с собой суда. Его походами доказано, что к Понту можно проехать из Индии по воде» (Solin. 19, 3-5; Plin. NH. VI. 19 (434)54.

Наступивший вскоре после кавказских побед Помпея период гражданских войн в Риме и воцарившийся следом pax Romana Августа на некоторое время существенно ослабили интерес империи к Закавказью. Он снова появился, что не удивительно, с началом парфянских войн при Нероне. К этому времени относятся римские гарнизоны в Гарни, установление зависимости колхов, гениохов и других племён Закавказья (Joseph. BJ. II. 16, 47; Tac. Ann. XII 44)55. Особая роль отводилась Армении. При этом важнейшим приоритетом были стратегические цели с заходом парфянам во фланг и стремлением держать «открытой Каспийскую дорогу» от Колхиды к южному берегу Каспийского моря56. Однако вплоть до 69 г. н.э. в Закавказье не было постоянных гарнизонов римлян, кои появляются там при Веспасиане, когда была учреждена провинция Каппадокия, в которую вошёл Полемоновский Понт, местоприбывание двух римских гарнизонов57. Не стоит переоценивать римское участие в Колхиде, ибо там они контролировали лишь побережье. Римские владения ограничивались узкими полосками земли с укреплениями Апсар, Фасис и Себастополь, за которыми лежали владения местных царьков (Arr. PPE 7; 12; 14; 26)58. Одной из приоритетных задач в период принципата была борьба с пиратами и охрана путей, по которым могли вторгнуться кочевые племена59. Одной из таких карательных экспедиций, вероятно, против

сармат, явился поход к «Каспийским воротам» (Дербентскому проходу), предположительно в правление Домициана60.

Что же представляла собой географически и геологически транзитная страна — с «колхами, обитающими у обрывистых кавказских скал» (Ant. Pal. XVI 33)? Страбон отмечает четыре пути в Колхиду: 1) через укрепление Сарапана и узкие перевалы к Фасису; 2) сложный горный путь от северных народов, переходящий в речную долину Арагви61 и затем тропой для одного человека и укреплением в конце его; 3) горную тропу из Албании в Алазанскую долину; 4) из Армении через перевалы у Кира и Арага (Strab. XI. 3.4. (5 00))62. Этим последним путем следовали Помпей и Канидий63. Особую трудность представляла собой транспортировка грузов между Колхидой и Иберией через Сурамский перевал (Procop. BG. IV. 3-6; Agath. IV 31)64. Подтверждение этому находим в частности у Прокопия Кесарийского. «Путь из Иверии в Лазику труднопроходим. Две крепости на границе Лазики и Иверии у лазов, охрана которых издревле возложена на местных жителей, хотя они и терпели здесь большой недостаток во всём, ибо нет тут ни зерна, ни вина, ни чего-либо другого, необходимого для жизни. А из иных мест доставить что-либо невозможно из-за горных теснин, разве что люди принесут это на себе» (BP. I. 13-16)65. Вторым серьёзным припятствием являлось наличие многочисленных племён, живших по большей части грабежом. Так, например, достигнув Колхиды и её «соседей», Помпей узнал, что «сухопутная дорога ведёт далее через территорию многочисленных незнакомых и воинственных племён, а морской путь ещё сложнее из-за отсутствия гаваней и обитающего там населения» (Dio. XXXVII. 3.1; Strab. I. 2.1 (14))66. Не иначе было и с гирканским отрезком пути. «По (Каспийскому — Н.Е.) морю не ходят корабли.... по причине того, что суша по соседству полна разбойников, кочевников и пустынь» (Strab. XI. 7.2 (5 09))67. Здесь присутствует явное противоречие с высказанным выше мнением о транспортировке товаров из Индии по Каспию. Более того, ни один из народов по обе стороны Каспийского моря не являлся мореходным. В отношении Албании, например, это подтверждает Страбон: «Реки заболочены и запирают путь

к морю. Также и прибрежные воды заболочены, а кроме того, они не нуждаются в море.... даже землю, приносящую любой фрукт, даже самый прихотливый и всякие растения они не используют по назначению» (Strab. XI. 4.3 (502). Cp. XI. 4.2 (501)).

Далее важно помнить, что сухопутная торговля в доримский период не играла существенной роли. Прежде всего это было обусловлено её дороговизной, многократно перекрывавшей морские перевозки.68 Вместе с тем не стоит недооценивать того факта, что внутренние перевозки могли осуществляться по речным артериям (рис. 1). Основным условием этого, однако, является наличие подходящих для этого рек. Если Страбон отмечает судоходность Фасиса до Сарапана, то, по всей вероятности, он имеет в виду какое-то торжище во внутренних регионах страны, до которого могли доходить корабли из Понта: «и откуда можно проделать путешествие до р. Кира (Куры) за четыре дня на повозке» (Strab. XI. 2.17 (498); 3.4 (499))69. С другой стороны, этот факт девальвируется тем, что в качестве такого «рынка» назван Фасис. Едва ли «полис» отказался бы от столь прибыльного дела и позволил иноземным купцам самим доставлять товары кавказским аборигенам. Да и «заморским купцам» было проще торговать в прибрежной гавани, чем отправляться в небезопасное путешествие вглубь страны. Страбон называет Фасис «эмпорием колхов» (Strab. XI. 2.17 (498); 2.8 (495))70. В этом сообщении моглa найти отражение его роль для царства колхов в классический период. В любом случае значение порта Фасиса в качестве «ярмарки» неоспоримо. Именно оттуда товары развозились по Колхиде и направлялись далее в горы. Сам термин «эмпорий» был достаточно многозначным. Он мог означать торговую факторию в уже существующем населённом пункте на побережье или в глубине страны71. Понятие суходности Фасиса стоит понимать ограниченно, ибо, как отмечает Плиний, «по нему можно подниматься и далее на мелких судах» (Plin. NH. VI. 4.13 (418)). Особенно «фантастично» в этой связи объяснение Р. В. Путуридзе, что «колхидские» («коричневоглиняные») амфоры изготовлялись для транспортировки товаров по суше, а перехват на тулове сосудов предназначался для вёревки, чтобы нести их на спине72.

Для периода римской империи известны два сухопутных сообщения от черноморского побережья во внутренние районы Малой Азии, Закавказье и в Переднюю Азию: 1) от Трапезунда через Зинган на Байбурт, Эрзурум и далее в Закавказье с ответвлением на Мцхету, через ущелья Арагви и Дарьяли или на юг в Месопотамию; 2) из Амиса на Цезарею в Киликию73. Наличие этих традиционных путей делало излишним транспортировку товаров к средиземноморскому побережью через Закавказье и Колхиду в частности. Важнейшей артерией для всей Азии ахеменидского периода и позднее являлась «Царская дорога» из Экбатан в Сарды со многими ответвлениями по пути74. Но её основное предназначение было военно-административным. Таким образом, если торговый путь и существовал, то им пользовались ?