Спросить
Войти
включавших элементы прежней оборонительной системы, по мнению исследователей, дает основания думать, что владельцы этих усадеб как раз и были теми изгнанниками, о которых упоминает «Присяга» (с. 99-100).
В 70-60-х годах III в. до н.э. чайкинские усадьбы, как и все остальные греческие сельскохозяйственные усадьбы и поселения Северо-Западного Крыма, подвергаются разгрому в результате массового переселения на полуостров теснимых сарматами скифских племен. В середине III в. до н.э. жизнь на поселении возрождается, но, как показывают археологические материалы, уже не в прежних масштабах.
Во второй половине II в. до н. э. на покинутом греками городище появляется новое население, которое создает новое укрепленное поселение. Ко второй четверти I в. до н.э. оно расширяется за пределы укреплений, где возникает так называемое «предместье», что свидетельствует об отсутствии военной опасности. Но уже в 30-е годы I в. н.э. и «предместье», и основное поселение приходят в окончательное запустение в результате, как полагают авторы, войны боспорского царя Аспурга против скифов (с. 93, 100).
А.Е. Медовичев
Реферируемое издание открывает полную публикацию грунтовых могильников скифского времени у аула Уляп (Республика Адыгея), исследованных в 80-х годах XX в. Кавказской археологической экспедицией Государственного музея искусства народов Востока. На основе анализа материалов более 230 могильных комплексов рассматриваются погребальные традиции и материальная культура меотов, обосновывается хронология погребений, реконструируется социальная структура.
В интерпретации меотской культуры, как отмечают во введении авторы, существуют две противоположные точки зрения. Согласно одной из них, меоты рассматриваются в качестве единого этноса. Локальные же варианты меотской культуры трактуются как особенности отдельных меотских племен, известных по письменным источникам. Против этой концепции, по мнению авторов, свидетельствует «наличие в Закубанье синхронных курганных могильников, содержащих материал, аналогичный тому, что встречается в грунтовых могильниках, и одновременно составляющих общность с культурами раннескифской эпохи Северного Кавказа и Украинской Лесостепи» (с. 5). Примером могут служить знаменитые Ульские курганы, расположенные всего лишь в километре от Уляпского грунтового могильника. И если одна часть исследователей склонна считать большие кубанские курганы меот-скими, то другая часть видит в них проявление скифского присутствия в меотской среде.
С точки зрения авторов данной работы, все противоречия снимаются в рамках другой концепции, которая в настоящее время завоевывает все большее число сторонников, особенно среди лингвистов. Она состоит в понимании «меотов» не как единого этноса, а как термина, используемого античными писателями для обозначения населения, обитавшего вокруг Меотиды (Азовского моря). «Меоты», таким образом, не этникон, а собирательное понятие, объединяющее самые разные народы как иранского, так и кавказского происхождения (там же).
Впрочем, полагают исследователи, все это не дает оснований отметать уже утвердившееся в науке понятие «меотская археологическая культура» со своим, только ей присущим набором признаков. При этом в качестве ее компонентов следует рассматривать как грунтовые, так и курганные погребальные комплексы, различия между которыми, по их мнению, носят скорее социальный, чем этнический характер (с. 6).
Основная часть книги (с. 7-68) посвящена общей характеристике могильника, представлявшего собой группы грунтовых захоронений, сделанных на невысоких курганах эпохи бронзы, которые воспринимались в раннем железном веке как естественные всхолмления. Соответственно, описание материалов меотского могильника дается по курганам. Поскольку погребения курганов образуют
две компактные группы - восточную и западную, они условно обозначаются в данной работе как «Грунтовый могильник Уляп I (восточный)» и «Грунтовый могильник Уляп II (западный)». Первый из них, более поздний, функционировал в IV - начале III в. до н.э. Второй, более ранний, датируется серединой VI - рубежом ^ГУ вв. до н.э. (с. 7).
Ранний могильник Уляп II насчитывает 169 человеческих захоронений и 6 конских. На могильнике Уляп I исследовано 60 погребений людей и 6 захоронений коней. В особый пласт (в хронологическом и обрядовом отношении) погребальных комплексов авторы выделяют четыре богатых захоронения кургана 11, которые являются наиболее поздними и датируются концом IV - началом III в. до н.э.
Общими чертами погребального обряда раннего и позднего могильников являются захоронения в простых грунтовых ямах глубиной 0,8-2,8 м; положение костяков в одной из трех поз: скорченной на боку, на спине с согнутыми ногами, вытянутой на спине; устойчивое направление ориентировок погребенных в южный или юго-восточный сектор; наличие напутственной пищи и культовых атрибутов; устойчивая схема расположения основных категорий погребального инвентаря: мелкие сосуды справа от тела, крупные в ногах, копья рядом с черепом, кинжалы или мечи у бедра, зеркала в области груди, украшения в соответствии с назначением. Общей чертой обоих могильников является также выделение особой социальной группы - воинов с конем.
Вместе с тем имеются и определенные различия. Так, для раннего могильника характерно почти абсолютное преобладание одиночных захоронений, тогда как парные захоронения единичны. В позднем некрополе одиночные захоронения хотя и доминируют, но процент парных погребений заметно повышается и появляются тройные захоронения. Значительно увеличивается также количество круговой импортной посуды из античных центров. Меняется и набор вооружения. В погребениях могильника Уляп II наиболее часто встречаемой категорией оружия ближнего боя являются акинаки, а в колчанных наборах железные наконечники стрел соседствуют с бронзовыми и костяными. На некрополе Уляп I акинаки полностью отсутствуют; их место занимают длинные меотские мечи. Колчанные же наборы представлены исключительно железными наконечниками. Специфика наиболее поздней группы погребений кургана 11 определяется появлением «склеповых» захоронений, ряда новых форм меотской керамики (например, канфары - подражания античным), а также впервые -«горгонейонов» (с. 75-76).
А.Е. Медовичев
ЭТНОЛОГИЯ И ФИЗИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
В 2003-2005 гг. Президиум и Отделение историко-филологических наук РАН координировали проект «Этнокультурное взаимодействие в Евразии» - беспрецедентную по российским масштабам программу, объединившую 120 научных проектов с участием сотрудников 36 академических учреждений. Итогом трехлетних усилий стало около 250 коллективных трудов, монографических исследований и сборников статей, полный список которых представлен в конце второй книги.
Авторы введения к двухтомнику В.И. Молодин и В. А. Тишков называют издание «Этнокультурное взаимодействие в Евразии» «коллективной» или «итоговой монографией» (1, с. 5, 20). Весь материал издания сгруппирован по шести большим разделам, каждый из которых предваряет вступительная статья координаторов проектов. Не считая общего введения к двухтомнику и этих вступительных статей, издание содержит 66 оригинальных исследовательских текстов.
Статьи первого раздела «Антропогенез и проблемы становления человечества. Освоение Евразии» охватывают огромную эпоху ранней истории до конца каменного века. В обзоре А.П. Деревянко на основе новых археологических и антропологических открытий реконструируется сложная картина древних популяций гоминид и культу-рогенеза, часть явлений которого автор определяет как результат не миграций, а конвергентного развития.
