«Король Руси» в битве на Лейте

Александр МАйоРов

«король руси» в битве на лейте

Битва на Лейте (Литаве) 15 июня 1246 г. между войсками венгерского короля Белы IV и австрийского герцога Фридриха II Воинственного, закончившаяся гибелью последнего, известна по многочисленным упоминаниям австрийских хроник. Большинство из них отмечает участие в сражении русских и половецких войск. В ряде источников указывается также, что в бою принимал участие некий «король Руси», выступивший на стороне венгров1.

данные австрийских и русских источников

По сведениям наиболее информированного источника - Ламбах-ского продолжателя Мелькских анналов, в 1246 г. герцог Фридрих «померился силами с тремя королями, а именно королем Венгрии, королем куманов и королем Руси, и в итоге одержал верх. Тогда же огромное множество [рыцарей] из страны венгерского короля он убил и потопил. Тот же самый Фридрих, получив триумф в битве, погиб странным образом»2.

О загадочной гибели Фридриха при невыясненных обстоятельствах в ходе битвы с венгерским королем и его союзниками говорится также в анналах монастыря св. Руперта в Зальцбурге: «Сам герцог Австрии, однако, либо своими, либо врагами, точно неизвестно, был убит»3.

Некоторые средневековые авторы пытались пролить более яркий свет на обстоятельства гибели Фридриха, выясняя, кто именно мог быть причастен к его смерти. Версия убийства получила развитие у продолжателя Хроники пресвитера Магнуса, согласно которому австрийский герцог пал от руки одного из своих приближенных: «в сумятице боя [Фридрих] был убит своими людьми, как говорят, [своим] стольником, графом из Хассбаха, по имени Генрих»4.

Иная версия представлена в анналах кельнского монастыря Св. Пантелеймона, где виновником убийства назван участвовавший в битве «король Руси», с которым Фридрих Бабенберг сошелся в поединке. «1246. Упомянутый герцог (Фридрих Воинственный. - А.М.) около месяца июня сошелся на поле битвы с королем Венгрии. В схватке [Фридрих] сразился с неким королем Руси, которого убил, но и сам получил от него смертельную рану и [после] прожил лишь два дня. Его войско, однако, добилось победы»5.

Как видим, смерть Фридриха Бабенберга вызвала самые противоречивые толки уже у современников битвы на Лейте. Столь же противоречивое отношение свидетельства средневековых источников вызывают и у современных исследователей. Тем не менее, определенное предпочтение новейшие авторы отдают сведениям кельнского хрониста как наиболее нейтрального к описываемому событию. Неясным, правда, остается, кто из русских князей упомянут в его сообщении.

Некоторые историки допускают, что в битве на Лейте на стороне венгерского короля мог участвовать галицко-волынский князь Даниил Романович, незадолго перед тем помирившийся с Белой IV6. Однако большинство авторов уверены, что герцог Фридрих Воинственный пал от руки другого русского князя, и таковым мог быть состоявший на службе у Белы Ростислав Михайлович (сын погибшего в Орде Михаила Черниговского)7.

Впрочем, иногда подобный вывод основывается на не вполне корректном понимании выражения quodem ^є Ruscie кельнского анналиста, которое переводится как «бывший король Руси»8. Ростислав Михайлович, некогда княживший в Галиче и изгнанный оттуда Романовичами, действительно, мог восприниматься в качестве бывшего русского короля. Однако термин quodem в данном контексте выступает в значении неопределенно-личного местоимения и, следовательно, не может восприниматься как специальное указание на Ростислава. В нашем случае этот термин подразумевает скорее действующего, а не бывшего правителя.

Версию об участии в битве на Лейте Даниила Романовича и его непосредственной причастности к убийству герцога Фридриха поддерживали некоторые русские летописцы. Под 1246 г. в Густынской летописи помещено сообщение, не находящее параллелей в других русских источниках: «Беля, король Угорский, имея рать со Фридрихомъ, Ракускимъ княземъ, призва себе Данила въ помощь; Данило же прийде со рускими и татарскими полки, крепко бияшеся со немци, донеле же победи ихъ и Фридриха уби»9.

Галицко-Волынская летопись обходит молчанием участие Даниила в этой битве. Вместе с тем, в источнике содержатся прямые указания, предполагающие такую возможность. Король Бела прямо предлагает Даниилу включиться в борьбу за «австрийское наследство»: «Присла король Оугорьскыи кь Данилоу, прося его на помощь, бе бо име рать на бои с немци»10.

«Ратью» и «боем» с «немцами» могла быть только кампания венгерского короля против австрийского герцога, проведенная в

сец упоминает post factum, отмечая победу в ней герцога Фридриха, достигнутую ценой собственной жизни: «[Герцог Фридрих] бився, одоле королеви Оугорьскомоу, и оубьень бысть от своих бояръ во брани»11.

Таким объяснением летописец Даниила Галицкого повторяет версию смерти Фридриха некоторых австрийских источников. Но так же, как и эти последние, галицко-волынский летописец представляет одну из сторон описываемых событий и поэтому не может быть объективным источником. Версия об убийстве Фридриха «королем Руси» более нейтрального кельнского анналиста нам представляется предпочтительной.

Важно отметить, что эта версия приведена в той части анналов монастыря Св. Пантелеймона, составление которой было завершено в 1249 г. Таким образом, перед нами свидетельство, отстоящее всего на три года от описываемого события, что особо выделяет его среди других подобных известий12.

Битва на лейте и возвращение даниила из орды

Со времен М.С. Грушевского большинство историков скептически относятся к возможности участия Даниила в трагических событиях 15 июня 1246 г. Несмотря на прямое указание Галицко-Волынской летописи на то, что переговоры о военном союзе венгерского короля Белы IV с князем Даниилом Романовичем начались сразу после возвращения последнего из Орды (весна 1246 г.), Грушевский относил начало этих переговоров ко времени после 15 июня, а заключение союзного договора - на вторую половину 1246-го или начало 1247 г.13

Опираясь на мнение Грушевского как на доказанный факт, новейшие исследователи полностью исключают возможность участия русского князя в битве на Лейте, поскольку эта битва состоялась до заключения союза между Белой и Даниилом14.

Нам уже приходилось высказывать свое несогласие с подобными представлениями, основанными на не вполне корректных предпосылках15. В ответ нашими оппонентами были приведены дополнительные доводы, доказывающие невозможность участия Даниила в битве на Лейте. Впрочем, эти доводы базируются на тех же основаниях, что и расчеты Грушевского.

Так, у Л.В. Войтовича, считающего, что участвовавшим в битве «королем Руси» мог быть только Ростислав Михайлович, читаем: «О. Майоров вважає, що “королем Русі” був сам Данило Романович, який до того часу вже отримав королівський титул від імператора Фрідріха ІІ. Однак Данило Романович до червня 1246 р. навряд чи

встиг би повернутися зі ставки Бату на Волзі, зібрати військо і вирушити на допомогу угорському королеві, зважаючи на непрохідність Дикого поля у зимову пору. Тим більше, що переговори між руськими та угорськими представниками в замку Зволен розпочалися тільки влітку 1246 р.»16. В другой работе Войтович прибавляет еще один аргумент: «Зимою дорога з Києва в Орду пролягала через Чернігів та Рязань в обхід Дикого поля, топто займала значно більше часу»17. Возвращаясь по этой окружной дороге Даниил, по мысли историка, потратил бы слишком много времени и не успел бы договориться с королем Белой о совместных военных действиях в июне 1246 г.

Какими же данными пользовался в своих хронологических расчетах Грушевский (а вслед за ним и новейшие авторы)? Сопоставив рассказ Галицко-Волынской летописи с записками папского посла к монголам Джованни дель Плано Карпини, ехавшего в Орду вслед за Даниилом Романовичем и по тому же маршруту, Грушевский установил: «У Бату Данило пробув по словам літописця 25 днЇв. В середині& десь марта 1246 р. стрів його КарпінЇ над Доном, коли Данило вертав ся вже. Пляно-КарпінЇ Їхав від КиЇва до Бату рівно два місяцЇ; Данило міг би зробити сю подоріж де що скорше, але з поданих дат того не видко». Исходя из этих расчетов, на Волынь Даниил вернулся не ранее начала или даже середины мая 1246 г. «Угорський король, - читаем далее у Грушевского, - прочувши про поворот Данила з Орди, навязує з ним зносини (значить, найранЇше - лЇтом 1246 р.) [...] Данило з Львом і Курилом Їдуть на Угорщину, укладають союз

і женять Льва. Се остатнє мусЇло мати місце вже мабуть в 1247 р.»18.

Проверим, насколько основательны подобные выкладки.

Плано Карпини, перечисляя свидетелей, которые могут подтвердить его пребывание у татар, говорит о встрече с Даниилом Романовичем: «Король Даниил Русский со всеми воинами и людьми, именно с теми, которые прибыли с ним, нашел нас вблизи ставок Картана, женатого на сестре Бату»19. В другом месте, описывая свой путь в ставку Батыя через земли половцев (команов), папский посол говорит, что «некий князь по имени Кортан» кочует у Дона20.

О времени встречи Даниила с Плано Карпини на Дону можно судить лишь по косвенным данным. Последний так описывает свое путешествие «через всю страну команов» - от Днепра до ставки Батыя: «В понедельник же после первого воскресенья Четыредесят-ницы (26 февраля. - А.М.) мы поспешно отправились в путь к нему (Батыю. - А.М.), и, проезжая столько, сколько лошади могли пройти вскачь, так как обыкновенно у нас бывали свежие лошади три или четыре раза всякий день, мы ехали с утра до ночи, а, кроме того, весьма часто и ночью, но не могли добраться до него ранее среды Страстной Недели (4 апреля. - А. М.)»21.

Высчитывая время, затраченное Плано Карпини на путешествие в Орду, исследователи в качестве исходной расчетной величины принимают указанную в его записках дату отъезда из Киева - «на второй день после праздника Очищения Нашей Владычицы (4 февраля. - А.М.)»22. Получается, что дорога из Киева до ставки Батыя заняла ровно два месяца.

Однако при таком расчете не учитывается, что по дороге к Батыю Плано Карпини и его спутники значительную часть времени должны были потратить на посещение Куремсы (Коренцы) - татарского «вождя», являвшегося «господином всех, которые поставлены на заставе против всех народов Запада». Найдя его где-то в низовьях Днепра после многодневного перехода по льду реки («на Днепре же мы в течение многих дней ехали по льду»), долгих переговоров и многочисленных подношений различным татарским военачальникам и самому Куремсе, папские послы наконец получили разрешение продолжить путь в Батыю: «После этого нам дали лошадей и трех татар, которые были десятниками, а один - человек Бату, чтобы отвезти нас с возможною поспешностью к вышеназванному вож-

дю»23.

Дорога к Куремсе и хлопоты по получению разрешения и провожатых для дальнейшего следования к Батыю заняли у Плано Карпини почти целый месяц - с 4 по 26 февраля - из его двухмесячного путешествия из Киева до ставки правителя Золотой Орды.

Есть еще одно важное обстоятельство, требующее учета при определении времени, необходимого для поездки в Орду. Если не привыкшие к верховой езде францисканские монахи передвигались на подводах (о чем Карпини неоднократно упоминает в своих записках), то русский князь со своей дружиной, несомненно, ездил верхом.

Скорость движения при езде верхом и на подводах значительно различается. Об этой разнице говорит сам Плано Карпини. Несмотря на всю «возможную поспешность», с которой папских послов везли от Куремсы к Батыю, их опередили верховые гонцы, отправленные вместе с ними: «Но, прежде чем нам попасть к Бату, двое из наших татар поехали вперед, чтобы передать ему все слова, которые мы сказали у Коренцы»24.

Таким образом, для вычисления времени, затраченного Даниилом Романовичем на обратный путь из Орды и, следовательно, определения даты его возвращения на Волынь, ключевое значение будут иметь следующие параметры: протяженность предполагаемого маршрута, а также исторические данные о средней суточной (дневной) скорости всадника, преодолевающего длительные расстояния.

Суточная скорость всадника в средние века

Начнем с последнего. Расстояние от Холма до низовьев Дона (через Владимир-Волынский, Киев и Переяславль) составляет около 1000 км. Сколько времени могло понадобиться всадникам, ехавшим на хороших верховых лошадях, чтобы преодолеть этот путь? И если Даниил Романович мог встретить Плано Карпини на Нижнем Дону в середине марта 1246 г., то через какое время после этого князь мог оказаться в своем стольном Холме?

Если, направляясь в Орду, Даниил, надо думать, был обременен грузом подарков для татар, то в обратный путь он отправился, скорее всего, налегке. Князь не имел никаких причин задерживаться в степи и, следовательно, должен был возвращаться домой со всей возможной скоростью.

Относительно величины дневного пробега верховой лошади при длительных многодневных переходах мы располагаем более или менее точными данными, относящимися к концу XIX в. В это время в русской армии были распространены соревнования по испытанию боевых лошадей. В 1890 г. казачий сотник Пешков на мерине Серко проехал 8283 версты (8862 км) от Благовещенска-на-Амуре до Петербурга за 193 дня. В 1895 г. другой казачий офицер в пробеге из Петербурга в Читу 6569 верст (7009 км) преодолел за 112 дней. В 1899 г. корнет Асеев проехал верхом из Лубен (Полтавской губернии) в Париж. Для пробега он использовал двух кобыл - англодонскую Диану и черноморскую Влагу, на которых ехал поочередно. Часть дистанции была пройдена в неблагоприятное время года по грязной весенней дороге, и тем не менее он показал отличный результат, пройдя 2457 верст (2633 км) за 30 дней - в среднем около 88 км в сутки, причем в последнем переходе непосредственно перед Парижем было пройдено 110 км. После пробега Диана и Влага демонстрировались на проходившей в то время в Париже Всемирной выставке, где получили высокую оценку специалистов25.

Нам могут возразить, что в XIII в. на Руси еще не было тех пород верховых скакунов, какими располагала русская армия в конце XIX в. Бесспорно. Однако в нашем распоряжении есть факты, доказывающие, что и в средние века русская конница могла совершать длительные и быстрые переходы, сопоставимые с результатами кавалерийских офицеров конца XIX в.

В известиях летописей о походах русских конных дружин против татар можно найти несколько интересующих нас примеров. Так, 5 августа 1380 г., когда все войска, выступившие с Дмитрием Донским против Мамая, подошли к Твери, сюда же прибыла новгородская рать. Причем новгородцы проделали путь до Твери очень быстро

(«вскоре приидоша, в четыре или в пять днеи»26), преодолев расстояние в 300-350 км, т. е. делая в день минимум по 70 км.

Проанализировав летописные данные о походах конных дружин, относящиеся к домонгольскому периоду, А. Н. Кирпичников сделал вывод: «Быстрота передвижения конных масс являлась условием не только военного, но и политического успеха соперничающих феодалов. В ХМ-ХШ вв. дневной переход конной дружины составлял примерно 50-60 км (иногда и значительно больше)»27.

Первоочередной интерес для нас, разумеется, представляют сведения, демонстрирующие быстроту передвижения конной дружины Даниила Романовича, приведенные его летописцем. Именно Даниила в данном отношении можно считать своего рода рекордсменом среди других русских князей.

В летописи находим следующие свидетельства. Получив весть об отъезде из Галича боярина Судислава, своего главного врага, Даниил поспешил захватить город врасплох и «иде в мале дроужине к Галичю изо Оугровьска, во третии день вывшоу емоу на ночь во Галичь»28. За один день войско Даниила, снаряженное тяжелыми стенобитными орудиями, преодолело путь от Холма до Люблина29. Преследуя ятвягов от Владимира-Волынского, дружина Василька Романовича на третий день достигла Дрогичина30.

На эти примечательные факты обратил внимание Б.А. Рыбаков: «Летопись, писанная воином, сохранила интересные данные о скорости марша. В 1230 г. князь Даниил и брат его Василько выехали с “воями” (конными) из Холма (точнее, из Угровска, располагавшегося недалеко от Холма. - А. М.) и оказались в Галиче на третий день. Расстояние между Галичем и Холмом по прямой - 235 км, если разделить его на три, то получится суточный переход в 78 км. Принимая во внимание сильно пересеченную местность в районе Холма, мы должны признать темп марша очень быстрым. Князь Даниил в 1245 г. совершил переход из Холма в Люблин (форсировав р. Вепрь) с воинами и метательными машинами; "единого дне быста под градом из Холма со всими вои и пращами" (65 км). Подобная скорость марша не была исключительной, приведу еще один пример: в 1248 г., преследуя ятвягов, "гна же по них Василко из Володимеря, угони е и бывшу ему третий день из Володимеря в Дорогычине". Расстояние от Владимира Волынского до Дорогичина равно 205 км, то есть 68 км для суточного перехода»31.

Расчеты Рыбакова не вызывают сомнения32. По сведениям Галиц-ко-Волынской летописи за 1230-1240-е гг. конное воинство Даниила и Василька Романовичей, даже обремененное обозом и тяжелой военной техникой (камнеметными машинами), двигаясь по сильно

пересеченной местности, могло совершать многодневные рейды со скоростью 68-78 км за день.

Если взять даже минимальное из приведенных здесь значений, то преодолеть путь в 1000 км от устья Дона до Холма Даниил Романович мог за 14-16 дней. Правда, по современным автомобильным трассам Польши, Украины и России этот путь оказывается более протяженным. Так, минимальное расстояние между современными городами Хелм и Ростов-на-Дону по автодорогам составляет 1463 км33. Для преодоления такого расстояния Даниилу понадобился бы как минимум 21 день.

Итак, если встреча Даниила с Плано Карпини в низовьях Дона произошла в середине марта, то вернуться домой галицко-волын-ский князь, проезжая по степи кратчайшим маршрутом, должен был еще до конца марта, а если бы он ехал вдоль современных автомобильных трасс, его путешествие завершилось бы в конце первой недели апреля.

путь даниила в орду и возвращение на волынь

Против этого нашего вывода свидетельствует, как будто, то обстоятельство, что на дорогу в Орду Даниил затратил значительно больше времени.

По словам летописи, князь отправился в путь в день памяти св. Дмитрия: «изииде же на праздник святаго Дмитрея»34. Очевидно, здесь имеется в виду св. Дмитрий Солунский, чья память совершается 26 октября. Следовательно, Даниил выехал из Холма 26 октября 1245 г.35

Если учитывать, что примерно в середине марта 1246 г. возвращавшегося из Орды Даниила встретило посольство Плано Карпини в низовьях Дона, а в ставке Батыя князь, по словам летописи, провел 25 дней («бывшоу же князю оу них днии 20 и 5»)36, то,можно думать, что Даниил прибыл к хану не ранее середины или даже конца января 1246 г. Выходит, что на дорогу от Холма до ставки Батыя Даниил затратил более двух месяцев.

Совершенно очевидно, однако, что далеко не все это время Даниил был в пути. Несколько дней князь провел в Киеве, где, по словам летописца, «созва калоугеры и мнискии чинъ» и устроил всеобщий молебен о благополучии своей миссии в храме Архистратига Михаила Выдубицкого монастыря. После этого Даниил по воде («въ ло-дьи») прибыл в Переяславль, возможно, намереваясь следовать далее в Орду прямым путем через степь. Однако в Переяславле князя встретили татары и заставили его изменить маршрут. Даниилу, как вскоре после него и Плано Карпини, пришлось сперва отправиться

на поклон к Куремсе37, т. е. повернуть от Переяславля на юг и ехать в ставку последнего, располагавшуюся в низовьях Днепра.

Плано Карпини, как мы видели, на поездку к Куремсе, переговоры и подношения ему и его многочисленным подручным, а также на получение разрешения и провожатых для дальнейшего следования в Орду, потратил около месяца. Надо думать, что у Даниила Романовича ушло на все это не меньше времени. О его долгом пребывании у Куремсы и пережитых при этом унижениях прямо свидетельствует княжеский летописец, когда говорит, что за время ожидания аудиенции Даниил видел многих прибывающих к Куремсе на поклон правителей - царей, князей и вельмож («приходящая цари, и князи, и велможе»)38.

Надо думать, что, возвращаясь от Батыя домой, Даниил воспользовался прямой дорогой через степь. Во всяком случае, в источниках нет никаких сведений о том, что князю пришлось искать какие-то обходные пути или согласовывать свой маршрут с кем-то из степных правителей. Ставшему непосредственным вассалом Батыя и получившему от него подтверждение своих княжеских прав, Даниилу более не нужно было ехать на поклон к Куремсе и просить у него разрешения на проезд.

Ничем не подтверждено и предположение Л. В. Войтовича о том, что Даниил ехал в Орду в обход Дикого поля - через Чернигов и Рязань. Более того, это предположение прямо опровергается свидетельством летописца, согласно которому, доехав до Переяславля, князь повернул на юг и проследовал в ставку Куремсы, располагавшуюся на Нижнем Днепре. На обратном пути для таких отклонений от прямого маршрута у Даниила, как нам кажется, не было причин.

Итак, преодолев путь от низовьев Дона до Холма напрямую через степь до Переяславля, а далее через Киев и Владимир-Волынский, Даниил Романович, передвигаясь с обычной для него среднесуточной скоростью (около 70 км), затратил не более 14-16 дней и должен был прибыть на Волынь еще до конца марта 1246 г.

Этот наш вывод согласуется с важным хронологическим указанием Галицко-Волынской летописи, имеющим прямое отношение к возвращению Даниила из Орды. Рассказ о поездке князя к Батыю в самом конце прерывает небольшая вставка - сообщение о не-удавшемся походе на ятвягов Василька Романовича и польского князя Конрада: поход был прекращен из-за обильного снегопада, и войска вернулись домой с полдороги. Сообщение об этом походе летописец начинает словами: «Тое же зимы Кондрать присла посоль по Василка»39.

По мнению М. С. Грушевского, выражение «Тое же зимы» относится ко времени, когда «Данило подорожував в Орду». Конрад при-

гласил Василька в поход на ятвягов, скорее всего, в начале 1246 г. Далее Грушевский делает важное замечание о совпадении по времени похода на ятвягов и возвращения из Орды Даниила: «Зауважу, що ся записка - вставка, що розбиває оповіданнє про поворот Данила з Орди ("Бысть же ведомо странамь приходь его" - себто Данила, тим часом як літописець говорив про Василька)»40.

Действительно, вставка в конце рассказа о поездке Даниила в Орду краткого сообщения о малозначительном и никак не связанном с самой этой поездкой событии могла иметь целью обозначить хронологически возвращение Даниила, произошедшее сразу после окончания неудавшегося похода на ятвягов, предпринятого в конце зимы, т. е. в конце февраля - начале марта 1246 г. Таким образом, летописный рассказ о поездке Даниила в Орду, отражающий важнейшее для судеб Галицко-Волынской Руси событие, отмечен в летописи сразу двумя хронологическими вехами, относящимися к началу поездки (память св. Дмитрия Солунского - 26 октября 1245 г.) и к ее завершению (окончание неудавшегося похода на ятвягов Василька и Конрада - начало марта 1246 г.).

Наш вывод о возвращении Даниила из Орды на Волынь еще до конца марта 1246 г. подтверждают данные Плано Карпини о том, что старший Романович выехал в Орду, только когда получил разрешение на проезд через степь от хана Батыя, привезенное специальным посланцем князя Василька. Об этом папский легат узнал во время встречи с последним в Кракове: Василько выслал вперед «своих послов, которые вернулись к нему и брату его, Даниилу, с охранной грамотой для проезда к Бату для господина Даниила»41.

Острая необходимость поездки в Орду возникла у Даниила после того, как к нему и его брату Васильку прибыли послы одного из татарских правителей по имени Мауци с требованием отдать Галич (очевидно, под власть самого Мауци или кого-то из его ставленников). Это требование и явилось непосредственной причиной поездки, поскольку Даниил отказался отдавать свою «полуотчину» и поэтому должен был незамедлительно обратиться за защитой и покровительством к хану Батыю42.

Если исходить из последовательности летописного рассказа, послы Мауци прибыли к Романовичам вскоре после победы последних над Ростиславом Михайловичем и его союзниками в битве под Ярославом, произошедшей перед днем памяти свв. Фрола и Лавра («Яви же Богь милость свою и дасть победоу Данилоу на каноунь великоую мученикоу Фрола и Лавра»)43, т. е. 17 августа 1245 г.44

Выходит, что между 17 августа и 26 октября 1245 г. должны были произойти два события, имевшие прямое отношение к поездке Да-

ниила в Орду, - прибытие послов от Мауци и посольство Василька к хану Батыю за разрешением на проезд через степь для Даниила. Если послы Мауци прибыли к Романовичам сразу после Ярославской битвы, то на поездку в Орду и возвращение на Волынь послов Василька остается не более двух месяцев.

Сомнения некоторых новейших авторов в том, что посольство к Батыю князя Василька Романовича могло успеть вернуться на Волынь с ответом хана до 26 октября 1245 г., основаны на неверных представлениях о скорости движения всадника в средние века45. Неверным нам представляется и сделанный на столь шатком основании и к тому же не согласующийся с показаниями летописи вывод об отправке посольства Василька к Батыю еще до Ярославской битвы (в июне - июле 1245 г.)46.

Для вычисления времени пути до Орды обычно используются сведения из описания путешествия Плано Карпини, которому, по его словам, для преодоления расстояния от ставки Куремсы до ставки Батыя (т. е. от низовьев Днепра до низовьев Волги) понадобилось 38 дней (с 26 февраля по 4 апреля). За это время папский легат при максимально быстрой в его понимании езде преодолел расстояние примерно в 1400 км, т. е. ехал со средней скоростью около 35-40 км в день.

Князь Даниил со своей дружиной, как мы видели, в многодневных переходах достигал более высокой среднесуточной скорости

- около 70 км. Есть все основания полагать, что опытный гонец на княжеской службе, специально подготовленный для быстрого исполнения неотложных поручений, мог развивать еще более высокую скорость. Очевидно, такой гонец должен был использовать в пути сменных лошадей, что, как мы видели выше (данные об испытаниях верховых лошадей в русской армии ХІХ в.), существенно увеличивало дистанцию суточного пробега.

Расстояние от Холма до низовьев Волги, где располагалась ставка Батыя, составляет около 1800 км. На преодоление такого пути в оба конца гонцу, ехавшему даже со скоростью 70 км в день, понадобилось бы 52 дня, т. е. менее двух месяцев.

Таким образом, все собранные нами данные подтверждают возможность возвращения Даниила Романовича на Волынь из Орды до конца марта - начала апреля 1246 г. Следовательно, в распоряжении князя было не менее двух месяцев для восстановления союзнических отношений с венгерским королем Белой IV и начала переговоров о браке княжича Льва Даниловича с венгерской принцессой Констанцией.

Мирный договор и бракосочетание в изволине

В течение апреля, мая и первой половины июня 1246 г., как мы думаем, было достаточно времени, чтобы успели произойти следующие описанные в летописи события: переговоры Даниила с высокопоставленным послом венгерского короля («вицьким»)47, привезшим предложения мира и династического союза; получение от короля дополнительных гарантий, доставленных митрополитом Кириллом; поездка Даниила, Льва и Кирилла в город Изволин для личной встречи и переговоров с королем Белой.

Из летописного рассказа явствует, что все эти события происходили быстро, без перерывов, одно за другим, сразу по возвращении Даниила из Орды, поскольку венгерский король «бояша бо ся его, яко былъ бе в татарехъ» и спешил наладить добрые отношения с новым союзником Батыя48.

Современные исследователи верно подмечают еще одну причину, заставлявшую венгерского короля торопиться с заключением союза с Даниилом. Такой причиной, несомненно, был обострившийся конфликт Белы IV с австрийским герцогом Фридрихом II Воинственным. Король стремился обезопасить свои восточные границы и найти союзника в предстоящей войне с герцогом. Для этого Бела готов был употребить свое внешнеполитическое влияние и способствовать утверждению Кирилла в качестве киевского митрополита

- жена Белы Мария была дочерью основателя Никейской империи Феодора I Ласкаря, и именно в Никею для поставления на киевскую митрополию выехал Кирилл в сопровождении венгерского короля49.

Ясно, что союз с Даниилом Беле был необходим до его выступления против герцога Фридриха. Отсюда - настойчивость и стремительность, проявленные королем в переговорах с галицко-волын-ским князем, готовность добиться союза с ним всеми возможными средствами. После битвы на Лейте спешить было уже некуда.

М. С. Грушевский датировал встречу Белы и Даниила в Изволине и бракосочетание Льва Даниловича и венгерской принцессы Констанции 1247 г. Нетрудно заметить, что эта датировка базируется на вполне некорректной интерпретации летописного сообщения о возвращении Кирилла из поездки в Никею (у Грушевского - в Царь-град): эта поездка отнесена Грушевским на осень - зиму 1246 г., и поэтому последовавшая затем поездка Кирилла в Изволин и участие в бракосочетании Льва с Констанцией должны были произойти не ранее весны 1247 г.50

Летописец, на наш взгляд, представляет иную картину. Кирилл выехал в Никею сразу после возвращения Даниила из Орды, по дороге

встретился с королем Белой, получил от него клятвенные заверения в готовности к миру с Даниилом, прервал поездку и вернулся к Даниилу, чтобы передать послание от Белы и затем вместе с Даниилом и Львом выехал в Изволин для заключения мира с Белой и брачного союза. Только после этого Кирилл продолжил свой путь в Никею.

Думать так позволяют условия, которые Бела поставил перед Кириллом во время их первой встречи. По словам летописца, король «оувещова, яко проведоу тя оу грькы с великою честью, аще створить со мною мирь [Даниил]»51. Следовательно, сначала Кирилл должен был помочь склонить Даниила к миру и союзу с Белой, и только после этого венгерский король готов был сопровождать Кирилла на поставление в Никею.

Тем не менее, предложенная Грушевским дата союза Даниила с Белой, а также бракосочетания Льва с Констанцией в Изволине -

Тору Сенга и Золтан Коштольник датируют мирный договор и свадьбу в Изволине сентябрем 1246 г.53 Основанием для этого послужила грамота Белы IV, в которой упоминается некий венгерский воин по имени Белед (Ве1^), освобожденный из русского плена54. Документ не имеет полной даты, но по ряду признаков может быть датирован апрелем 1247 г. Исследователи сопоставляют сведения о Беледе с сообщением Галицко-Волынской летописи об освобождении Даниилом по случаю примирения с Белой венгерских бояр, захваченных в плен в битве под Ярославом («отдасть емоу ятыя бо-яры»)55. Если Белед был в числе отпущенных на свободу в Изволине венгерских бояр, то его освобождение должно было произойти за несколько месяцев до издания грамоты.

Однако из упомянутой королевской грамоты совершенно неясно, когда и при каких обстоятельствах был отпущен Белед. Более того, формулировка документа свидетельствует о том, что из русского плена он был освобожден за выкуп ^е сар^^е Ruthenorum redimendo). Такой способ освобождения, на наш взгляд, предполагает какие-то иные обстоятельства и, скорее всего, не может быть связан со случаем, описанным в летописи. Следовательно, названный документ мало что дает для датировки мира и свадьбы в Изволине.

Марта Фонт и Павел Малиняк датируют заключение русско-венгерского мира и династического союза августом 1247 г.56 Основанием для этого служат грамоты короля Белы IV, изданные им во время

пребывания в Изволине. К 1247 г. относятся три подобных документа, датированные 3 и 12 августа, а также 11 сентября57.

Однако предложенный историками способ датировки вызывает серьезные сомнения. Грамоты, которые могут свидетельствовать о пребывании Белы в Изволине, издавались и ранее: известны, например, акты от 11 и 27 сентября 1246 г.58 Но самое главное - нельзя с полной уверенностью сказать, в каком городе были изданы эти документы: в качестве места издания в одном из них значится Zolum, а в остальных - Zolim. Отождествление этих топонимов с летописным Изволином остается дискуссионным вопросом. Подобные названия в середине XIII в. могли относиться к нескольким замкам и поселениям, находившимся под властью венгерского короля59.

Итак, по нашему мнению, нет оснований переносить дату заключения мира между Белой IV и Даниилом Романовичем на время после возвращения Кирилла из поездки в Никею. Это событие, как и брак Льва Даниловича с Констанцией, должны были произойти ранее, сразу после возвращения Даниила из Орды. Возобновление русско-венгерского союза и скрепление его династическим браком стоят, на наш взгляд, в прямой связи с подготовкой венгерского короля к боевым действиям против его давнего врага, австрийского герцога, с которым у Даниила также были давние счеты60.

В Галицко-Волынской летописи нет упоминания об участии Даниила в битве на Лейте. По словам летописца, после заключения мира с Белой Даниил «воротися в землю свою»61. Однако в данном вопросе составителю княжеского жизнеописания доверять нельзя. В окружении Даниила не принято было вспоминать о его причастности к гибели герцога Фридриха, близкого родственника Романовичей по их матери62.

Тем не менее, некоторый намек на эту причастность все-таки звучит в словах летописца, когда он спустя несколько лет описывает новый эпизод участия Даниила в борьбе за «австрийское наследство».

Как уже отмечалось, перед рассказом о поездке Даниила в Пожг (Прессбург - немецкое название Братиславы) для участия в переговорах о судьбе австрийского престола с представителями германского императора (лето 1248 г.) летописец отмечает, что король Бела обращался к Даниилу, «прося его на помощь, бе бо име рать на бои с немци»63.

О какой рати с немцами короля Белы может идти речь в этом известии?

На основании решения Лионского собора папа Иннокентий IV 17 июля 1245 г. издал специальную буллу, освобождавшую всех под-

данных императора Фридриха II от данной ему присяги верности64. Подобное событие, не имевшее прецедентов, стало кульминацией в истории борьбы императора и папы за верховную власть65. Бела IV одним из первых принял сторону понтифика и уже летом 1245 г. попросил освободить его от обета верности, данного императору66.

Однако об открытом военном конфликте венгерского короля с императором речи тогда не шло. Еще меньше оснований предполагать участие Даниила в противостоянии с императором Фридрихом. Галицко-волынский князь, напротив, искал союза и поддержки со стороны императора и, судя по документам имперской канцелярии, в обмен на оказанные услуги в 1237 г. получил от Фридриха II денежное вознаграждение и королевский титул67.

Как нам представляется, в описании встречи и переговоров в По-жге у летописца Даниила Галицкого звучит отголосок событий недавнего прошлого. Звать русского князя на «рать» и «бой» с «немцами» в описываемое время король Бела мог только, когда собирался в поход против австрийского герцога Фридриха II (кстати сказать, тезки императора), закончившийся битвой на Лейте.

Стоит обратить внимание на еще одну немаловажную, на наш взгляд, деталь. Переговоры о династическом союзе Даниила с Белой, а также бракосочетание Льва с Констанцией происходили в городе Изволин, который, очевидно, следует отождествлять с современным городом Зволен в Банскобыстрицком крае Словакии. Этот город расположен примерно на полпути между Холмом (столицей Даниила) и предполагаемым местом битвы на Лейте, в районе городка Эберфурт (ЕЬеп^г^) в округе Винер-Нойштадт-Ланд (Нижняя Австрия)68.

Заметим, что и на переговоры с представителями германского императора в Пожге Даниил Романович прибывает в сопровождении з